Поэзия убийства

Глава 11

После ужина Мирослава призналась, что продвинуться в деле ей не удалось и на полшага.

– Правда, я познакомилась с дочерью секретаря Тавиденкова. Сама Нина Владимировна Мурашова лежит в больнице, и её подменяет дочь Дина. Так вот, мне кажется, что этой Дине или её матери известно о Фроле Евгеньевиче то, что неизвестно другим.

– Например?

– Например, перипетии его личной жизни.

– А вы не могли принять желаемое за действительное?

– То есть?

– Возможно, вам только показалось, что Дина что-то скрывает. Девушка расстроена из-за болезни матери и поэтому может вести себя не вполне адекватно.

– В жизни всякое может быть, – согласилась Мирослава, – но моя интуиция…

– Знаю, знаю, – весело перебил он её.

– Хорошо, оставим на время мою интуицию в покое. Рассказывай, всезнайка, где ты был и что делал.

– Помните, я вам сказал, что хочу доказать алиби Костомарова?

– Помню.

– Но вы не поверили мне?

– Отчего же. Просто я не заострила на этом своего внимания.

– А я решил довести задуманное до конца и первым делом отправился в «Берлогу».

Мирослава улыбнулась. Но Морис сделал вид, что не заметил её улыбки, и продолжил:

– Там я показал фотографию Ивана Терентьевича барменше. Её, кстати, зовут Люся. – Морис явно намекал на одинаковость имён барменши и подруги Мирославы Людмилы Стефанович, которую он недолюбливал.

Лицо Мирославы осталось непроницаемым, и Миндаугас проговорил:

– Эта Люся признала Костомарова по фотографии, хотя и сказала, что раньше его никогда не видела.

– Интересно, – обронила Волгина.

– Она также сообщила, что он просидел в «Берлоге» где-то чуть больше часа, выпил две порции водки и ушёл.

– Как полное имя этой Люси, ты узнал?

– Естественно. Людмила Дементьевна Ключникова.

– Имя соответствует занимаемой должности.

– Вы хотите сказать, фамилия.

– Понятливый ты мой. Больше тебе ничего не удалось добиться от этой дамы?

– Скорее девушки.

– Пусть девушки.

– Я её спросил, общался ли Костомаров с кем-то из завсегдатаев «Берлоги». Она сказала, что нет. Но потом вспомнила, что к нему за столик подсел какой-то мужик.

– Какой?

– Она его не помнит. Но сказала, что выглядел он как забулдыга.

– По этой характеристике можно долго искать его, в худшем случае, среди бомжей, а в лучшем – возле всех забегаловок в городе.

– Мне, как и вам, эта перспектива показалась далеко не радужной, поэтому я подсел за столик к сидящей в «Берлоге» компании, заказал за свой счёт выпивку для всех.

– Щедрый поступок!

– И был вознаграждён дружеским расположением всех сидящих за столиком и столь нужными нам откровениями. Оказывается, что Костомарова прежде в «Берлоге» никто никогда не видел. Подсевший к нему забулдыга был не кем иным, как местной достопримечательностью Гошей Энтогоном.

– Кем? Кем? – удивилась Мирослава.

Морис улыбнулся и объяснил:

– Зовут мужика Гошей. И он имеет привычку, подходя к выпивающей компании, спрашивать: «Энто у вас не самогоном пахнет?» За это ему и дали кличку Энтогон.

– А я уж подумала, что он работает на Пентагон, – пошутила Мирослава.

– Так вот, этот Энтогон никакой не бомж, он живёт в хрущёвке, в двухкомнатной квартире с матерью и тёткой. Обе уже старенькие. Они кормят и обстирывают Гошу, но отбирают у него все деньги, чтобы он их не пропил.

– Откуда у него деньги?

– Он получает небольшую пенсию. Так вот, не имея собственных денег, Гоша вынужден выклянчивать выпивку. Подсаживается он обычно не к старожилам, а к новеньким.

– Почему же его не знает Ключникова?

– Она тоже новенькая. Ещё и месяца в «Берлоге» не проработала.

– Могла бы и за месяц запомнить такую примечательную личность.

Морис пожал плечами.

– Что было дальше? Костомаров угостил Энтогона?

– Да. Потом он поднялся и покинул «Берлогу».

– А Гоша?

– Гоша увязался следом за ним.

– Надо бы поговорить с этим Энтогоном.

– Уже! Расчувствовавшиеся мужики дали мне его адрес, и я нанёс Гоше визит, прихватив две бутылки пива. Правда, одну из бутылок сразу же изъяла одна из двух старушек, встретивших меня. Другую они позволили вручить Гоше.

– Он был дома?

– Дрых без задних ног. Но старушки разбудили его. Увидев пиво, Гоша сразу же воспрял духом. А когда я вручил ему ещё и небольшую купюру, он поведал мне, что пошёл в тот вечер за Костомаровым в надежде, что тот зайдёт ещё куда-нибудь.

– Куда?

– Мало ли куда, например в бар. Но Костомаров прошёл по прямой квартал, и они оказались в полузаброшенном парке. Там Иван Терентьевич лёг на скамейку и заснул.

– Ты сказал, что Костомаров выпил две порции?

– Да.

– С чего бы ему тогда засыпать?

– Я тоже так подумал, и у меня возникло подозрение, не подсыпал ли ему чего-нибудь Гоша. Но тот клялся и божился, что не делал ничего подобного. В желании оправдаться в моих глазах он даже признался, что вытащил из кармана спящего Костомарова одну тысячу рублей. Остальные деньги он не тронул, чтобы, проснувшись, Костомаров, как выразился сам Энтогон, не подумал о Гоше чего дурного. Гоша же не знал, что он ничего не сможет вспомнить.

– А телефон у Костомарова был?

– Телефон был, старенький, кнопочный. Его Энтогон не тронул.

– Что было дальше?

– После того как Гоше не удалось разбудить Ивана Терентьевича, он потоптался ещё немного вокруг лавки, потом услышал чей-то смех, голоса и предпочёл скрыться.

– Он вернулся в «Берлогу»?

– Нет, купил водки в «Хмельке» и отправился к дворничихе Аграфене Кузьминичне.

– Ты и с дворничихой успел пообщаться?

– Успел. Она живёт в каморке в этом же доме.

– И подтвердила алиби Гоши?

– Типа того.

– Но алиби Костомарова никто не подтвердил. Если Гоша ушёл, Иван Терентьевич мог проснуться и отправиться на разбой. Если он вообще не притворялся.

– Не спешите вперёд батьки в пекло! Не притворялся он! И никуда не отправился!

Мирослава вопросительно посмотрела на Мориса.

– Помните, Гоша упомянул о смехе и голосах?

– Ну.

– Я разместил в интернете фото Костомарова и попросил откликнуться тех, кто видел его поздним вечером в день убийства.

– И что?

– А то! Я почти мгновенно получил ответ и даже фотографию спящего Костомарова! Оказывается, что на месте, которое Иван Терентьевич выбрал для своего сна, встречается молодёжная компания и, как говорили раньше, культурно отдыхает. Увидев спящего мужика, они решили разбудить его и спровадить. Но не тут-то было! Тогда они оставили его в покое. Ребята шумели вовсю, но Костомаров за всё это время не только не проснулся, но и даже ни разу не пошевелился. Одна из девушек даже пошутила, что мужик стал жертвой клофелинщицы.

– А что, это идея, – обронила Мирослава задумчиво. – Одно плохо – прошло более суток, и весь клофелин, если он там и был, уже вывелся из его организма.

– Да, я знаю, что этот препарат выходит за сутки.

– Во сколько компания покинула парк?

– В первом часу ночи.

– А Костомаров?

– Он ещё спал. Они на всякий случай пощупали у него пульс. Прислушались к его дыханию. Решили, что всё нормально, просто мужик пьян вдупель, и разошлись по домам.

– Получается, что Костомаров никак не мог оказаться за городом в усадьбе Тавиденковых, – задумчиво проговорила Мирослава.

– Не мог, – кивнул Морис, – даже если бы у него был собственный автомобиль. А у Ивана Терентьевича, как известно, машины нет.

– Есть вариант – нанять частника.

– Всё равно не успел бы.

– Вот ты сам завтра и поедешь к Шуре со своими доказательствами. Телефоны кого-нибудь из той компании у тебя есть?

– Да, парня, который позвонил на мой телефон и переслал фото спящего Костомарова, некий Алик Астахов. И остальных найти не проблема.

– Боюсь только, что Шура назовёт твою услугу медвежьей.

– Это ещё почему? – Брови Мориса взлетели вверх.

– Потому что ты оставишь его без подозреваемого.

– Я думаю, что он не слишком огорчится, – в голосе Мориса прозвучал оптимизм.

– Я тоже так думаю, – согласилась Мирослава. – А подозреваемые всегда найдутся…

– У вас есть кто-то на примете?

– В том-то и дело, что нет.

– Но нужно с чего-то начинать.

– У меня возникло желание как можно больше узнать о семье погибшего.

– Но как к ним подступиться? Мы не полиция, и они имеют право не разговаривать с нами. Вы же не рассчитываете на то, что Стелла Эдуардовна захочет сотрудничать с нами после того, как вы её послали. И притом не совсем вежливо.

Мирослава улыбнулась.

– Точно не захочет. И не надо! Я хочу проследить за ней и узнать, куда она чаще всего ездит, с кем общается.

– Она вас знает в лицо и может засечь.

– Ничего, я умею быть незаметной. Машину я возьму другую.

– «БМВ»?

– Шутишь?

– Но у нас нет других машин, – напомнил он.

– Зато у Люси их в избытке.

– У меня как-то вылетело из головы, что ваша подруга – владелица автосервиса.

– Ох, не любишь ты Люси, – с притворной укоризной покачала головой Мирослава.

– За что мне её любить, – огрызнулся Морис.

– Хотя бы за то, что она к тебе неровно дышит, – улыбнулась Волгина.

Миндаугас презрительно фыркнул и отвернулся, давая понять, что разговаривать на эту тему он больше не желает.

– Ладно, – подвела итог Мирослава, – ты завтра едешь к Наполеонову высвобождать узника, а я послежу за Тавиденковой.

– Я бы на вашем месте повременил.

– Почему?

– Потому что никакая нормальная женщина не будет ездить по гостям и на шопинг сразу после похорон.

– Согласна, но только в том, что не станет ездить нормальная. А Стелла Эдуардовна…

– Она же не совсем дура, – стоял на своём Морис.

– Ладно, прислушаюсь к твоему мнению и понаблюдаю за прибытием на работу сотрудников конторы двух компаньонов.

– Офиса, – поправил Морис.

– Контора звучит солиднее, – возразила с улыбкой Мирослава.

Морис повёл плечами, по опыту зная, что спорить с Волгиной бесполезно.

– Кстати, – сказала она, – интересно, доля Фрола Евгеньевича перейдёт вдове?

– Может быть, половина ей, половина – дочери. Если нет других пунктов в завещании.

– Ты прав. А теперь нам лучше немного прогуляться по саду и лечь спать, потому как, если ты хочешь застать Шуру на месте, тебе придётся выехать пораньше.

Миндаугас согласился с ней и предложил вместо прогулки просто посидеть у пруда. Дон отправился с ними и сразу же занял свой наблюдательный пост, забравшись на большой камень, с одной стороны покрытый мхом. Однако лягушки в августе теряют интерес как к вокальному, так и к хоровому пению. Да и кувшинки в это время уже спрятались в воде. Поэтому Дон слез с камня и забрался на лавочку, внедрившись между Мирославой и Морисом. А они привычно стали гладить его в две руки.

Утром Мирославу разбудил аромат, состоящий из смеси лимона и ванили, поднимавшийся снизу.

«Что это может быть такое?» – подумала она сквозь сон, а когда разлепила веки, сообразила, что это Морис что-то печёт.

Она спустилась по лестнице и прошла на кухню. Так и есть! На столе на блюде уже остывала горка лимонных кексов.

– И чего тебе не спится? – спросила она.

– Я подумал, что неудобно ехать к Шуре с пустыми руками, – ответил он.

– Морис! Ты меня умиляешь! Ты что, Наполеонову добрая крёстная, что ли?

– Я не могу быть его крёстной, – ответил Морис серьёзно, – потому что я мужчина.

Мирослава расхохоталась.

– Я даже не могу быть его крёстным, – продолжил Миндаугас, не меняя выражения лица, – потому что я католик, а он православный.

– Ну да, ну да, – покивала Мирослава, она решила не напоминать Морису, что ни она, ни Шура не интересуются религией.

Вместо этого она налила себе чаю, стащила с блюда ещё не остывший кекс и, откусив кусочек, зажмурила глаза.

– Шура растает, – сказала она уверенно.

– Надеюсь, что не совсем, – усмехнулся Морис.

Наполеонов и впрямь пришёл в восторг от одного только запаха кексов и тотчас же сам побежал в приёмную за чаем.

Вернулся он с огромной кружкой и только тут, опомнившись, прокричал:

– Элла, можно тебя на минутку?

Когда секретарь вошла в кабинет, следователь проговорил:

– Смотри, что принёс Морис! Угощайся!

– Спасибо, – Элла кивнула одновременно обоим мужчинам, взяла пару кексов и исчезла.

– Не девушка, а золото, – сказал Шура.

– Так женись! – посоветовал Морис.

– С ума сошёл! – Глаза Наполеонова сделались круглыми, и тут он что-то вспомнил и произнёс радостно: – У Эллы жених имеется.

– Сочувствую.

– Кому?!

– Тебе, такую девушку упустил.

– Да ну тебя, – отмахнулся Наполеонов. – Лучше выкладывай, зачем приехал! Только не говори, что ради того, чтобы побаловать меня кексами.

– А почему нет? – улыбнулся Морис.

– Не верю! – воскликнул Наполеонов.

– Тоже мне Станиславский нашёлся, – проговорил Миндаугас и выложил все собранные факты и вещественные доказательства.

Наполеонов долго смотрел на фотографию спящего в парке на скамеечке Костомарова. Сделал краткие пометки и объявил:

– Я всё перепроверю, переговорю с ребятами, что видели Ивана Терентьевича в ту ночь, и с этим твоим Пентагоном.

– Он не мой, – усмехнулся Морис.

– Ты подозреваешь, что Гоша мог что-то подсыпать в водку Костомарову, чтобы поживиться за его счёт?

– Сомневаюсь, что у Гоши хватило бы на это ума и смелости, – ответил Морис.

– Кто же тогда помог ему заснуть?

– Этого я не знаю. Завсегдатаи «Берлоги» уверяют, что к столику Костомарова никто, кроме Гоши, не подходил.

– Может, Иван Терентьевич сам уснул с непривычки?

– С какой ещё непривычки? – не понял Морис.

– Он говорил мне, что не является любителем залить за воротник.

– И что? – не согласился Миндаугас. – Я тоже не пью водки, но от двух порций точно не усну. Тем более непробудным сном на несколько часов.

– Я, пожалуй, тоже, – сказал Наполеонов.

– Так что, как хочешь, Шура, но дело здесь нечисто. Костомарова тебе придётся отпустить. Тем более что ты и сам этого хочешь. – Морис пристально посмотрел на следователя.

– Хочу-то я хочу, но по закону обязан перепроверить все твои данные.

– Перепроверяй, а я пошёл.

– Спасибо за кексы. Приходи ещё.

Морис улыбнулся, помахал Наполеонову рукой и направился к выходу.

Когда дверь за ним закрылась, Наполеонов вздохнул.

– Опять я остался без подозреваемого.

«И всё-таки у меня гора с плеч. С самого начала я не хотел задерживать Костомарова», – подумал он…

Мирослава в это время уже находилась возле офиса компании двух партнёров. Она видела, как прибыл навороченный джип Кобылкина. К её лёгкому удивлению, из недр автомобиля выкатился только Денис Сергеевич. Эльвира Родионовна прибыла спустя десять минут на «Рено».

Дина Мурашова, по-старушечьи волоча ноги, появилась со стороны автобусной остановки.

«Что-то на девушке совсем лица нет, – с тревогой подумала Мирослава. – Неужели её матери стало хуже?»

На подсознательном уровне Мирослава ждала появления Стеллы Эдуардовны. Было бы логичным, если бы она заняла кабинет мужа. Но, вероятно, Морис был прав, и вдове сейчас не до бизнеса. К тому же может случиться так, что ни вдова, ни дочь Тавиденкова не захотят заниматься предприятием и продадут свою долю в бизнесе Кобылкину.

«Что же тогда у нас выходит, – думала Мирослава. – А выходит то, что в смерти Фрола Евгеньевича может быть заинтересован Денис Сергеевич. Но это только в том случае, что он знал наверняка о нежелании и неспособности Стеллы Эдуардовны и Дарьи продолжать дело мужа и отца. А он этого знать наверняка никак не мог. Или всё-таки мог?!»

Мимо неё прошмыгнули ещё несколько служащих, и все они скрылись за тяжёлыми на вид дверями здания.

Мирослава посмотрела на часы и спросила сама себя: «И чего я тут, интересно, жду?»

Ответа у неё на этот вопрос не было. Поэтому она решила последить за входом до обеда. Авось в обеденный перерыв снова появится Дина Мурашова и отправится навестить мать. По лицу девушки детектив надеялась догадаться об улучшившемся или ухудшившемся самочувствии её матери. Если, к примеру, лицо Дины при выходе из стационара будет сиять, то она изыщет возможность отыскать Мурашову-старшую в больнице и попытаться разговорить её. Хотя, судя по тому, как выглядела девушка на подходе к офису, надеяться на улучшение состояния Нины Владимировны Мурашовой, скорее всего, не приходится.

От раздумий детектива отвлекло появление Эльвиры Родионовны Кобылкиной.

«Куда это она, интересно, собралась в середине рабочего дня?» – подумала Мирослава.

И когда «Рено» вырулил со стоянки, детектив, не колеблясь, устремилась вслед за автомобилем жены партнёра убитого Тавиденкова…

Глава 12

«Рено» выехал на дорогу, движение было оживлённым, и Мирославе не составило труда оставаться незамеченной. Тем более что Эльвире Родионовне мысль о слежке за ней и в голову не приходила.

Но через три квартала Кобылкина свернула на улицу с гораздо меньшим потоком автомобилей. Мирослава сбросила скорость и пропустила вперёд две иномарки.

«Куда она, интересно, направляется?» – подумала детектив.

Вот они въехали в Старый город, Мирославе пришлось ещё больше увеличить расстояние между её «Волгой» и машиной Кобылкиной.

И вот наконец «Рено» свернул с дороги и остановился. Мирослава уже узнала место, куда они приехали. Сквозь стекло витрины на мир смотрела томным взглядом восточная дива – Шамаханская царица. Собственно, так назывался и салон красоты, который представляла эта потрясающая кукла – женщина неописуемой красоты с чёрными, как вороново крыло, волосами, большими, слегка потупленными глазами и ресницами, отбрасывающими тень на полщеки. Она была как живая! Тот, кто видел её впервые, долго не мог оторвать от неё глаз. Создала её собственными руками хозяйка салона Алевтина Самойловна Горшкова. Она же была директором «Шамаханской царицы». Случай свёл Волгину с Горшковой, когда шло расследование дела «Тень другой женщины». Хозяйка салона была бесконечно благодарна детективу за то, что усилиями Мирославы трагедия, разыгравшаяся в салоне, не стала достоянием широкой общественности и имиджу «Шамаханской царицы» был нанесён минимальный ущерб, от которого она уже успела оправиться.

За прошедшее время молодые женщины время от времени обменивались звонками на праздники. Самойлова зазывала Мирославу в салон, предлагая бесплатные абонементы для её родственниц и подруг. Но детектив не хотела злоупотреблять своим служебным, если так можно выразиться, положением. К тому же ни она сама, ни одна из её тёть не были любительницами посещения даже самых престижных заведений такого рода. У подруги Люси был свой косметолог, который давно закрепил свой роскошный автомобиль за автосервисом Стефановичей и, будучи не столь щепетильным, как Мирослава, посылал в него же в случае необходимости своих родственников и знакомых. Люся, довольная услугами косметолога, не возражала. Её отец Павел Степанович смотрел на это дело сквозь пальцы, считая, что от них не убудет.