Душегуб

Пролог

59 год Новых Времён, 20 октября,

16:32

Винчи

Когда-то здесь пролегали километры асфальта, соединяя раздувшиеся мегаполисы. Власть людей кончилась, и лес отвоевал эти земли обратно. Людям нечем было сопротивляться…

Деревья, деревья, деревья… Умники поговаривают, что дремучая империя тянется до самого океана. Недаром лес называют просто Бесконечным. Произносишь, и охватывает трепет.

Осень в разгаре, октябрь, 20-ое число. Среда. Ветер гонит пыль по дорогам, забирается под одежду и хватает холодными пальцами за нутро. Пока дует не во всю силу, но уже намекает, что вскоре всех прижмёт к ногтю.

Деревья готовятся к зимовке – пёстрые наряды долой. Листья гневно шуршат под ногами, словно ворчливые старики. Свист ветра и гомон листвы – унылые причитания осени.

Мягкий красно-жёлтый ковёр покрывает каждый квадратный миллиметр. В нём утопают туфли, в нём укрываются мелкие зверушки… в нём очень удобно что-либо прятать… Или кого-либо…

Гарри Пут, одиннадцать лет. Похищен Душегубом два дня назад. Я нанялся найти его. Рыдающая мать и потерянный отец отчаянно уцепились за предложение и согласились. Сумма их устроила.

Мне удалось найти и всех предыдущих похищенных детей. Правда, находил их уже мёртвыми. Скажу откровенно: у Гарри немного шансов стать исключением.

Душегуб тащит жертвы в лес, где затем прячет в корнях деревьев, в оврагах или просто присыпает листьями. Восхищаюсь его хладнокровием: не так это просто убить ребёнка и оттащить его тело подальше от городка.

А найти маленький трупик сложно… Приходится: всё-таки, мне за это платят. Клятый маньяк подкидывает мне хлеб, как бездомной шавке.

Жизнь пошла такая, что не расслабишься. Борьба с голодом, нищетой, болезнями… Ей богу, проще наложить на себя руки.

Раньше жилось всласть, но потом всё обернулось круто… Подлая судьба нанесла изнеженному человечеству такой удар, что чуть не отправила в нокаут. Выстояли, чтоб его! Животные выстояли, птицы, растения, черви… Людям было бы стыдно просто взять и сгнить…

Вообще, не знаю, как там раньше было. Я-то родился уже в Новые Времена, они же Недобрые Времена. Мне девятнадцать лет, хотя по морде не скажешь.

Так, что тут у нас?

Склонившись, обнаруживаю волчий след. Уже пятый за день. Хищников развелось много: волки, медведи, рыси… В их зловонных пастях ежегодно находят смерть десятки невезучих. Хорошо бы бравые охотнички порешили эту проблему.

Волчаре, кстати, повезло: капкан стоит всего в паре метров. Стальные зубы почти незаметны под листьями и ветками. Слишком далеко для наших звероловов – установили бандиты, зовущиеся лешими.

Лагерь леших должен быть неподалёку. У этих разбойников несколько поселений вокруг Гавары. Тела детей я зачастую нахожу именно рядом с ними. Не исключаю, что Душегуб – один из банды. С кровожадных чертей станется мочить беззащитных…

Возможно, серый хищник как раз доедает поблизости несчастного Гарри. След довольно свежий. Оставив его, бросаюсь со всех ног в том направлении, куда бы мог поплестись матёрый. Со временем отпечатки становятся всё дальше и дальше друг от друга – хищник перешёл на бег.

Заглядевшись под ноги, я поздно заметил ловушку. Еле успел впиться пятками в землю и остановиться. Чуть не улетел в волчью яму. Выругался; а как же иначе… Ноги непокорно скользят по рыхлому настилу, я осторожно подобрался к краю. Медленно кружась, на дно пикируют листья-мотыльки. Их волнорезами рубят деревянные колья… Шестеро таких пронзили тело волка.

Крупная скотина. От носа до кончика хвоста будет никак не меньше полутора метров, зубы похожи на ножи, а когти – на мясницкие крюки. Эта тварь должна была издавать ужасные стоны, когда дохла внизу.

Возможно, его уже находили, но побоялись доставать. Нынешние волки пугающе живучи…

Бросился на запах крови, стоит полагать, да тот так затуманил волчий разум, что отсёк бдительность. Вечная память тебе, матёрый.

А впереди я уже вижу укромное местечко под поваленным стволом. Неплохая такая ниша.

Не сделав ни шага, я в мгновение ока оказался рядом с подозрительным местом. Опускаюсь на корточки и запускаю руки в ворох листьев и веток. Сушняк огрызнулся воплем недовольства. Просто он прячет под собой самого беззащитного из людского рода… Пальцы быстро нащупали то, что однозначно является телом маленького мальчика. Немного раскопав находку, я убедился, что это Гарри.

Мёртвый, разумеется.

Снова не успел… Другой вопрос: были ли шансы; но факт остаётся фактом – не успел. Пятая галочка в списке Душегуба.

Как обычно, задушен. Никаких иных следов насилия. Работает не маньяк, не садист и не педофил. Хладнокровный убийца, который зачем-то мочит детей.

Светловолосый мальчик, к счастью, не достался местным плотоядным. Семья может устроить похороны, придут сострадающие… И все до единой матери Гавары крепче прижмут к себе отпрысков, вероятно, уже примеченных бездушным выродком.

Когда его схватят, Стальной Тим вырвет из него ответ на животрепещущий вопрос: на кой чёрт он это делает?

Взяв остывшее тельце на руки, я телепортировался в Гавару.

Глава 1

Светлая память, Энгриль

20 октября,

13:02

Кейт

Сегодня особенно холодно – ветер усиливается, продувает Карнбёрдж, поднимает с дорог пыль и швыряет в лицо. Приходится спасаться от его ледяных объятий под мешковатым свитером. Волосы без конца лезут в лицо, сколько их не заталкивай под шапку.

После очередного визита к чете Хаунс сапоги по щиколотку в грязи. Уже больше сотни метров шаркаю по асфальту, а от налипших комков не избавиться.

Дорога пошла под уклон – вот уже и конец посёлка. Карнбёрдж расположен на холме, всего три длинных улицы, домов не больше полутора сотен, чуть больше четырёхсот жителей.

Я сворачиваю на узкую дорожку – весельчак Нэт состряпал её из сворованных со склада плит. Нет, все воровали: жить-то надо.

Положил, правда, Нэт плиты небрежно: так и ходят ходуном.

Во дворе треклятого пьяницы валяются какие-то детали, куски железа, поражённые тяжёлым недугом – ржавчиной. Нэт, вроде как, пытается сколотить из бурого металлолома собственный автомобиль. Многие мечтатели пытаются…

В первые годы после Недоброго Утра кто-то ещё пользовался уцелевшими автомобилями. В одночасье роскошные авто с десятками подушек безопасности и бортовыми компьютерами сравнялись с дешёвыми драндулетами. Многие сгорели, многие смяло в блины взрывными волнами, многие вышли из строя, сражённые электромагнитными импульсами бомб.

Те, что пережили бомбардировку, моментально сожрали последние капли бензина. Теперь машин на ходу единицы.

Одноэтажный домик Нэта рассыпается, как песчаный замок. Прогнившее крыльцо, готова спорить, развалится, стоит чихнуть. Зато дверь хорошая: её хозяин дома спёр аж из соседнего населённого пункта. Помню, как тащил на горбу, весь красный и потный.

Тупой подонок.

Я постучалась. Неповоротливый Нэт возился больше минуты, но, судя по тому, что всё же открыл, сегодня он трезв. Широкая морда с настороженностью выглянула через щель, после чего дверь резко распахнулась, и на пороге оказался он:

– Кейт! – раскинул руки в стороны Нэт и ринулся на меня, намереваясь обнять.

Пришлось привычным манёвром отступать и отмахиваться заготовленной газетой.

– Нэт! Пьяница ты мерзкий! Я тебе обещала пальцы сломать?

– Обещала, – толстяк самодовольно осклабился и облокотился о дверной косяк.

Только не хватало голову лечить этому придурку. Швырнула ему в область живота свежую газету. Криволапый нелепо замахал руками в попытке поймать скрученную в трубку прессу.

Я уже уходила, когда мне в спину прилетел радостный голос Нэта:

– Спасибо, Кейт!

– Да подавись.

И чего я вообще стучусь к нему? Бросила бы газету под дверь…

В Карнбёрдже я работаю почтальоном. После Недоброго Утра смогли восстановить небольшое издательство с типографией – печатают тоненькую газетёнку да рассылают по Европе. Приходится ходить распространять по посёлку – еженедельно встречаюсь со всякими нелицеприятными мордами зато получаю какие-никакие деньги.

Работа – первая проблема на территории Единой Европы. Даже такие могучие бичи, как нехватка пищи, воды, отсутствие электричества и кочующие тучи радиации – ничто по сравнению с отсутствием работы. Когда мир рухнул, никто и не подумал всё делить, никто и не подумал отказываться от манящего звона денег.

Кто-то попытался выжить на мародёрстве, вот только конкуренция была чересчур высока. Буквально за десять лет всё ничейное порастаскали. Теперь те, кому не досталось рабочего места, выживают за счёт огородов, садов, скотины и торговли.

В ушах зашелестел еле различимый цокот. С холма видно, как к посту на границе Карнбёрджа подъехало транспортное средство Новых Времён – лошадь. Статная гнедая с седоком на спине приблизилась к часовым, мужчины перекинулись парой фраз, и всадник устремился в мою сторону.

Я застыла посреди улицы и дождалась, пока чужак доскачет до меня. Заинтересовавшись моей персоной, закутанной в старую кожаную куртку, он остановился в паре метров и хмуро пригляделся. Точно чужак: впервые вижу этого усача.

Больно долго он на меня пялится. Сложив руки на груди, я с вызовом прикусила губу. Сей красноречивый жест заставил всадника открыть рот:

– Я ищу Кейт Бри, – выкрикнул усач. – Знаете её?

– Это я. И зачем искал?

– Послание из Гавары. Энгриль Хасс умер этой ночью.

Дядя? Больше пятнадцати лет от него не было вестей, а тут вдруг… Не то чтобы мне безразлично, но особых чувств по поводу кончины старины Энгриля не испытала. Немного грустно, скорее, из приличия…

– И как он умер? – уткнулась я взглядом в копыта лошади.

– Его убили.

– Кто убил?

– Неизвестно. Убийца скрылся, тело нашли утром.

Всадник терпеливо подождал, пока я безразлично кивну, раскачиваясь из стороны в сторону. Как-то тошно от собственного спокойствия: родственника убили, а мне всё равно… Совсем очерствела в окружении местных грубиянов.

Если сейчас просто махну рукой, буду потом жалеть…

– Подкинешь до Гавары?

Всадник окинул взглядом круп лошади:

– Так уж и быть, подкину.

– Мне только надо ещё девять домов обойти, разнести почту…

– Подожду, – недовольно буркнул усач под нос и развернул гнедую.

Я же направилась к Перешам. Впервые сделала это чуть ли не бегом.

16:14

Пока доскакали до Гавары, небо заволокло тучами. Седые клубы сомкнулись над городком, словно зубы заглотавшей его рыбины. Краски небосвода плавно перетекают в грязную палитру Гавары. Не думала, что есть на Единой Европе места ещё более унылые, чем Карнбёрдж.

С бугра можно рассмотреть весь городок. Довольно крупное поселение раскинулось на двух берегах реки Скрапьярд. Всё самое интересное расположено на противоположном: у самой воды гниют руины армейских складов, далеко впереди проплешиной зияет Центральная площадь. На холме по правую руку видна лесопилка. Всё ещё работает, судя по всему.

Миновав сторожевую вышку, с которой нас недобро оглядел часовой, мы въехали в Гавару. Кругом полно одноэтажных домишек, убранные огороды, где-то торчат кривыми корягами маленькие деревца, валяются ленивые собаки.

Ничто в Гаваре не изменилось с тех пор, как я покинула это место. Если напрячь ту часть извилин, что отвечает за память, можно даже вспомнить имена косящихся на меня прохожих. А вот и дети – те, кого я уж точно знать не могу. Два пацана фехтуют деревянными мечами под присмотром грозного отца. Нервный папаша ухватился за топор, стоило нам приблизиться.

Копыта прогромыхали по свежему деревянному мосту, внизу всё так же неторопливо течёт Скарпьярд. Один наивный рыболов даже пытается выудить из её вод захудалую рыбёшку.

Распугивая прохожих пронзительным свистом, усач погнал лошадь на север к Центральной площади. Меня ждёт встреча с Тимом: как я уже успела выяснить, он всё ещё заправляет здесь шерифом.

Проехали мимо столба. Давно с них за ненадобностью сняли провода, а вот самих исполинов оставили. Теперь что-то вроде памятников былой цивилизации. Их в нынешнем мире полно: вот, например, у меня дома стоит самодельный диван из заднего сиденья дорогого автомобиля – подарил бывший… Эгоистичная скотина!

Нет, плохая примета – вспоминать этих бывших.

Лошадь выскочила на просторную площадь. Первое, что бросилось в глаза, – виселица. Пока пустая, зловещая петля покачивается на ветру, дожидаясь, пока ей на растерзание отдадут шею какого-нибудь подонка. По своим делам спешат жители Гавары, в небе кружат вороны. Чёрные соглядатаи ждут, когда человечество, наконец-то, загнётся, чтобы глаза можно было выклевать.

Мы остановились у большого здания – полицейского участка Гавары. Я ловко спрыгнула на асфальт – ноги и седалище затекли жутко. Всё же скакать верхом приходится редко. Больше люблю пешком.

– Заходи внутрь – тебя должны ждать. Ещё раз прими мои соболезнования, – коснулся козырька кепки всадник и отправился восвояси.

Местный полицейский, как я узнала из разговора. Дарнс или Данерс… честное слово, имя как-то вылетело из головы.

Возле ступеней участка валяется громадный чёрный пёс, грызущий кость. Слюнявая морда на секунду обратилась ко мне, но тут же интерес растворился. Хорош сторож…

Ступени местами подлатаны свежим раствором – борются со временем, не то, что у нас, в Карнбёрдже. Там всё медленно гниёт и разваливается, а все только махают руками. Над дверью величаво выпячивается самодельный деревянный герб, на котором чья-то рука изобразила щит со звездой и надпись «На страже порядка». Судя по хорошему состоянию, сделан недавно.

Я толкнула тяжёлую тёмную дверь и вошла в участок. Пол устлан жёлтым и красным кафелем в шахматном порядке, краски плиток ещё не до конца выцвели. Бледно-голубые стены местами вымазаны штукатуркой – словно карта неведомых островов в дальнем море. Под потолком висит перекошенная люстра, вдоль стены справа стоят разношёрстные стулья, слева на полстены раскинулся стенд с правилами городка – такие же расположены в магазине, у бара и в сторожке на северном въезде в город.

На одном подоконнике цепляется за жизнь небольшой цветочек в горшке.

В стене напротив три двери: одна ведёт в комнату для допросов, которой почти не пользуются, вторая ведёт к кабинетам, которые переоборудовали в жилые комнаты для сотрудников. Последняя дверь, обшитая ржавыми стальными листами, ведёт к камерам. Местная маленькая тюрьма.

За невысокой стойкой сидит шериф Гавары – Тим Симонс, он же Стальной Тим, он же Тим-четыре-колеса. Последним прозвищем пользуются редкие недоброжелатели, которым шериф оперативно вправляет мозги.

Тиму ему уже за семьдесят, он родился незадолго до Недоброго Утра. Правда, если не смотреть на морщины, седину и сухую кожу, других признаков преклонного возраста обнаружить не удастся. Тим человек волевой, в здравом уме, уверенный в себе, физически силён, напорист и строг. Другие шерифами не становятся.

Одет в лёгкую клетчатую рубашку и кожаный жилетку. На груди приколота большая звезда, начищенная до блеска. Раньше это был какой-то военный орден, но теперь Тим использует его как шерифский значок.

Квадратная челюсть, худые щёки, кривой нос, глубоко посаженные глаза почти не видны под кустистыми бровями. Суровое лицо Тима обрамляют длинные седые волосы. На голове – шляпа… как их там называют… ковбойская что ли…

Тим активно спорит с каким-то высоким грузным мужчиной в длинном бежевом пальто. Вглядевшись в лицо, я узнала старого знакомого – Марка Феррана. Он тоже полицейский, один из шести подручных Тима. До смерти Энгриля их было семеро…

Марк высотой почти два метра, широк в плечах, сутул и косолап. Может показаться, что он неуклюж, что ж, так и есть. Одет в своё древнее-древнее пальто, серый свитер, чёрные брюки и, разумеется, громадные ботинки. С его размером ноги подобрать подходящую обувь трудно, так что приходится изнашивать до дыр то, что есть.

У Марка круглое лицо, большой нос, полные губы, над верхней распустились веером густые усы, волосы совсем короткие и какие-то жидкие. Крошечные ушки и глуповатые глаза создают образ этакого увальня, вот только Ферран, напротив, довольно умён, да ещё и фантазия у него в порядке. Правда вот, болтун жуткий.

Навалившись могучими ладонями на стойку, Марк общается на повышенных с начальником. Тот злобно колотит правой рукой по столу, а левой нервно сжимает подлокотник инвалидной коляски.

– И кому ты поручишь дело? Максимилиану? Сэму? – яростнее налетел на Тима Марк. – У тебя не так много людей, да и то все неопытные!

– Они хотя бы полицейские!

– Тим! Не заставляй меня повторно вдалбливать доводы в твою упрямую башку!

– Это ещё неизвестно, у кого башка упрямее! – ткнул шериф узловатым пальцем в собеседника.

В бессильной злобе Марк опустил глаза и шумно выдохнул. Затем их дрожащие взгляды вновь сцепились, как два диких барса. По лбу Феррана от напряжения потёк пот.

– Признайся, что ты просто упёрся в принципы, – уже спокойнее продолжил непростой разговор Марк. – Я же сказал, что все материалы лягут тебе на стол – делай с ними, что хочешь! И какая тебе разница: буду работать над этим делом я или другой?

– Ты подашь дурной пример безмозглым, – прокряхтел Тим. – У меня и так город на ушах стоит, а тут ещё ты! Герой выискался…

Задумчиво почесав подбородок, шериф небрежно глянул на меня и долго рассматривал, пока не выдал в пустоту:

– Ладно, Марк, будь по-твоему. Людей не хватает, так что можешь поработать на полицию. Справишься – подумаю над тем, стоит ли возвращать тебе значок. А кто это здесь?

Лениво повернув голову в мою сторону, Стальной Тим дал понять, что адресует вопрос именно мне. Моментально обернулся и Марк, черты лица его расслабились и расцвели. Он, в отличие от начальника, быстро меня узнал, и его глаза неопределённо дёрнулись.

– Я Кейт, – громко ответила я, не сходя с места, – Кейт Бри. Мне передали, что мой дядя был убит…

– И, к сожалению, это правда, – угрюмо склонился над бумагами Тим. – Тело нашли утром.

Шериф достал из ящика маленькую звёздочку, задумчиво повертел руках, после чего принялся что-то писать на клочке бумаги:

– Ты ведь хочешь знать, что произошло, Кейт? – прогудел он, споро орудуя карандашом.

– Вроде того.

– А об этом тебе поведает Марк. Вот, – протянул инвалид здоровяку записку и звёздочку, – ты на испытательном сроке, что-то вроде стажёра. Если распутаешь дело, может быть, я тебя восстановлю. А теперь иди расскажи всё нашей гостье. Каждый вечер приходишь с отчётом!

Молча выслушав наставления, Марк сгрёб значок с запиской, отвесил сдержанный кивок и побрёл к выходу.

– Идём, – сказал он мне.

Оставив усталого и несколько озлобленного шерифа, мы покинули участок. Псина на улице вновь на секунду заинтересовалась нами, чтобы с безразличием проурчать и продолжить бороться с костью.

Стоило отойти пару шагов, как Марк криво улыбнулся и мощно приложил громадной ладонью по плечу:

– Ну, рад тебя видеть, Кейт! Сколько прошло? Лет двенадцать?

– Пятнадцать, вообще-то – проворчала я в ответ, потирая ушибленное плечо.

– Пятнадцать… Долгий срок.

– Ага, не короткий.

– Ты сильно изменилась. Я помню тебя ещё совсем девчонкой. Во сколько ты уехала?

– Мне четырнадцать было.

– Энгриль после этого сильно сник…

Или сделал вид. За всю сознательную жизнь я никогда не чувствовала, что была нужна дяде. Скорее была обузой, на которую Энгриль смотрел и думал: «Что же с тобой делать?». Когда я уехала, он должен был вздохнуть спокойно.

Разве что пришлось учиться готовить.

– Как доехала?

– Нормально. Зачем вообще присылали гонца?

– Ну, – задумчиво прищурился Марк, отводя взгляд, – думали, тебе будет небезразлично. И вот ты решила приехать.

– Сама не знаю, зачем, – пришлось поправить съехавшую сумку.

Мы миновали дом Грэма и свернули на улицу Маргрете. А Грэм продолжает разводить голубей: с чердака, где устроена голубятня, слышны их оживлённые беседы. Энтузиаст решил наладить голубиную почту.

Марк всё не затыкается:

– Со времени твоего отъезда многое изменилось…

– Слушай, меня ностальгия как-то не ударила, так что давай обойдёмся без пустого трёпа, – раздражённо перебила я здоровяка.

– Ладно, – погрустнел Марк, – ты же хочешь знать, что случилось с Энгрилем?

– Да.

– С чего бы начать…

– Скажи-ка, кто его убил, есть подозрения?

Здоровяк перепрыгнул небольшую лужу, оставшуюся после недавнего дождя. Засунув руки в карманы, недобро цокнул языком:

– Завёлся тут один маньяк, Энгриль его разыскивал. Думаем, от его руки и умер твой дядя.

– Что за маньяк?

– Его прозвали Душегубом. Промышляет уже два месяца. Сперва похищал и убивал только детей, но со вчерашнего дня занялся и взрослыми: убит Энгриль, а также пропал Васкер Чеф – свидетель, что накануне описал убийцу. Кроме того, Душегуб проник и ко мне в дом.

– К тебе? – исподлобья глянула я на Марка.

– Да, – почесал глаз здоровяк, – я помогал Энгрилю в расследовании, поэтому, видимо, и попал на карандаш. Чтоб его…

– Подозреваемые есть?

– Нет. Больше месяца мы с Энгрилем работали, проверили около десятка уродов, но никто не подходит на роль Душегуба.

Какое-то время прошли молча, поскальзываясь на сопливой грязевой дороге. Ветер злобно кусает за лицо и норовит залезть за шиворот.

Вокруг мелькают знакомые дома, знакомые люди, доносятся знакомые звуки и запахи. И всё тот же колючий стыд за безразличие. Что уж поделать, никогда я не любила Гавару.

– А сколько детей убил Душегуб? – сорвалось у меня.

– Зачем спрашиваешь?

– Да так… просто…

Марк скосил глаза, вспоминая:

– Четверо. То есть пятеро.

Прилично для такой маленькой дыры.

16:37

А вот и дом Энгриля – унылая темница, в которой мне довелось провести четырнадцать лет жизни. Одноэтажный дом с покатой красной крышей, местами обнажённой кирпичной кладкой и просто-таки микроскопическими окнами, отчего, помню, внутри и не бывает светло.

Раньше перед домом росло пять яблонь – осталось лишь три. Сухие ветви корчатся в агонии – в детстве я этих страшил даже боялась. Они напоминали чудовищных демонов из страшных сказок. Дядя отчего-то не умел придумывать добрые…

– Почему из трубы валит дым? – кивнула я на седой эфирный столб.

– В доме сейчас Сэм. Ты должна его помнить: вы вместе ходили к госпоже Гай на занятия.

Да, конечно же, тот самый гиперактивный кудряш. Пятнадцать лет назад ни за что бы ни предположила, что он станет полицейским.

– И что он там делает?

– Осматривает место преступления, улики ищет.

– А ты?

– А что я? – брякнул Марк с искренним недоумением.

– Разве не ты должен этим заниматься? – уточнила я.

Отворив калитку, я первой вошла во двор. В глаза бросается эхо чистоплотности дяди: листьев на земле почти нет, никакого мусора.

Марк меж тем тянет с ответом.

– Ты ничего из нашего разговора не поняла… В общем, я уже три года как не работаю в полиции…

Я даже остановилась невольно:

– И взялся расследовать это дело, чтобы вернуться на службу? – кинула я через плечо.

– В том числе.

– Эй, там! – выкрикнула физиономия из окошка, – Марк, кто с тобой?

– Это Кейт. Помнишь её?

Видимо, нет, раз так долго скрипят шестерёнки у него в голове. В конце концов, он просто махнул рукой, призывая входить. Марк нетерпеливо подтолкнул меня к двери. Пора зайти в гости к покойному дяде.

Стоило переступить порог, как на меня хлынул до боли знакомый запах. Да, именно так и воняла моя берлога. Пол скрипит именно так, как и должен, всё вокруг именно такое, каким и должно быть.

Тесная прихожая: справа на вешалке висят куртки, пальто и шарфы. На антресолях впитывают пыль старые коробки и банки. У стены в ряд выстроилась обувь, заботливо подлатанная и неизменно вычищенная. Как рассказывал сам Энгриль, его к чистоте и порядку приучил отец-военный. Один из последних военных на Земле.

Оставляя на полу грязные следы, я свернула из коридора налево. Вот и центральная комната в доме – кабинет дяди. Справа стоит громадный пузатый комод с ещё довоенными фотографиями родителей Энгриля. Позади него припрятаны веник с совком. Стена по правую руку увешана выцветшими картинами вперемежку с любимыми дядиными гербариями. Сохранился даже тот, что когда-то делала я. Две двери: одна ведёт на кухню, другая – в спальные комнаты.

В дальнем углу приютился шкаф, заполненный частично книгами, частично инструментами, частично какими-то ненужными деталями, которые обязательно найдутся в каждом доме. Их наличие всякий аргументирует по-детски наивным и глупым «пригодится». Рядом приставлен сундук, где под ворохом тряпья спрятан армейский автомат, естественно, без патронов.