Смеющийся дом. Первая книга из серии «Смеющийся дом»
– Отставить!
После того как была проверена составленная вечерня у всех студентов, мы взялись за ектении* и паремии*. Нашли в Минеях* службы с паремиями. Записали очередность возглашений. Начали торжественно зачитывать, как на службе. Возгласы священника и диакона тихонечко вставляла я. В помощь студентам, для ориентирования. Замечаю очень недовольное лицо взрослого богослова. Он и работает на уроке, и противится. А смотрит на меня так, будто я ему денег должна.
Вызываю к доске очередного зачитывающего. Даю ему задание:
– Всеволод, вместо возгласов говори «возглас».
Все братья слушали отвечающего. Поэтому у меня был развязан язык на галерке. Я ретировалась к моему недовольному.
– Ты чего такой недовольный? – прямо в лоб спрашиваю его.
Он молчит, отвернув голову. Ясно!
– Это личное, да?
– Нет-нет, Ксения Николаевна, вы что? Просто паремии… – и тянет с ответом.
Это становится интересно. Не личное, значит, можно всем. Я хлопаю в ладоши.
– Внимание! Стоп, Всеволод! У Матвея есть сообщение. Срочное, – и указала на недовольного.
Братья «ничтоже сумняшеся» спокойно развернулись в его сторону. И Матвей начал, обращаясь к сокурсникам:
– Мы на уроках Устав проходим, так? Так! Ксения Николаевна много возгласов говорит? Много! Прям громко, прям говорит! Вот я и смущаюсь: она женщина, ей не положено.
Братья зашумели.
– Ты Устав хочешь выучить? Священником хочешь служить? – кто-то спросил громче всех.
Я улыбнулась. Не впервой мне отвечать на подобные вопросы.
– Тихо, тихо, дорогие! Вы все молодцы. Ты молодец, потому что не стал в себе это хранить всю жизнь. Ты молодец, потому что напомнил о предстоящем великом служении. А я – тоже молодец. Давным-давно взяла благословение у игумена нашего на озвучивание возгласов и на… – Делаю намеренную паузу, интригуя братьев. – И на назначение поклонов непослушным ученикам.
– Сто поклонов ему.
– Сорока хватит.
– Что так мало? Тысячу назначьте, – понеслось со всех сторон.
Но видно хорошо, что братья шутят. Я улыбаюсь и продолжаю:
– А чтобы не сподобиться этого, давайте хорошо выучим тему паремий. Продолжай, пожалуйста, чтение.
Мы в полную силу включились в работу. Я присела и внимательно слушала отвечающих.
– Стоп, стоп! Не «исповеда́ние», а «испове́дание».
Через некоторое время, другому чтецу:
– Стоп! Не «студе́нца», а «студенца́».
Я дослушала отвечающего и задаю вопрос всей группе:
– На уроке славянского языка вы тексты читаете?
– Почти нет, – отвечает за всех Георгий. – Мы там имперфекты, аористы проходим.
– Ясно. Тогда запишите себе в тетрадях: Причетник*, книга на сайте «Ридеро», конкретно написанная, для чтеца. Конкретно.
– Дилинь, дилинь, дилинь…
Смотрю на взывающего ко мне абонента. Да это сама Муза Мефодиевна!
Отличный, профессиональный, самый лучший режиссер нашей епархии*. Составит, организует, проведет и исполнит любой концерт на любом уровне. Поставит православную сценическую сказку. Договорится с артистами и найдет спонсора. И что самое важное: все это не выходя за рамки приличной, православной тематики. В общем, уникум! И это все она. Дай Бог ей еще больших сил и вдохновения. Я часто пересекаюсь с ней на общих епархиальных праздниках. Но чтобы она звонила – это редкость. Показываю студентам знак «минуточку».
– Але! Да. Со святым днем, Муза Мефодиевна. Говорить? Могу, конечно. Для вас всегда, дорогая. – Я прервала урок, чтобы уделить время такому уважаемому мной человеку. – Я слушаю. Вся внимание, – приготовилась запоминать информацию о каком-либо благотворительном событии и т. п.
Но на том конце провода какая-то заминка.
– Але, але! Связь уезжает. Мне вас не слышно. А вы меня слышите? Але!
Я приготовилась нажать на кнопку сброса, но услышала в динамике голос.
– Ксения Николаевна! – наконец-то начала собеседница разговор. И голос ее звучит как-то печально, что ли. Или просто устала?
Я говорю ей:
– Секундочку!
Даю братьям задание:
– Найдите мне службу, на которой звучат – внимание! – больше двенадцати паремий.
Братья заохали, не веря услышанному.
– С моей стороны – никаких подсказок.
Ох и зашумели студенты после этих слов! Ох и загремели тяжелыми книгами по партам! Я счастливо улыбаюсь. Справятся! Прикладываю телефон к уху и слышу:
– Дорогуша моя! Ксениечка Николаевничка! Я слышу, ты занята. Тогда без предисловий, сразу по делу. Ты знаешь, я недавно звонила одному человеку. Рассказала о тебе: женщина имеет семью, мужа, семерых детей. Преподает в нескольких воскресных школах. Преподает на Б юогословском, преподает в регентской школе. Преподает в одной специализированной школе. Участвует постоянно в концертах, снимает видеоклипы, записывает аудиодиски и выпустила несколько книг.
Муза перевела дыхание, и я успела вставить свои слова благодарности:
– Только по вашим молитвам. Спаси вас, Господи, за теплые слова.
Собеседница продолжила:
– После моего рассказа о тебе я задала ему вопрос: нормально ли это? – Она замолчала, видимо ожидая моей реакции.
Я тоже молчала, потому что никак не хотела поверить в услышанное. Муза Мефодиевна спрашивала обо мне?! У чужого человека, который ни меня, ни семью мою не знает?! Она спрашивала обо мне: нормально ли то, что я всем сердцем, всей душою, всей жизнью своей прославляю Творца?! Ну, она дает!
«Думай, Ксения, думай быстрее. А то бросит сейчас трубку – и до свидания! Ведь не просто так тебе дано было это услышать». Уникум первая прервала молчание:
– Ксения Николаевна, он ответил мне, что это ненормально. Поняла? Ненормально это! Ненормально!
Муза у Музы закончилась. Есть. У меня готов ответ для вас. Я начинаю вещать:
– Милая моя Муза Мефодиевна! Благодарю вас за заботу и посылаю вам мой ответ: да, ненормально. Согласна. Абсолютно ненормально, когда один человек спрашивает о другом такое! Как раз то, что вы спрашивали обо мне, вот это и есть ненормально. Простите, у меня урок. Ангела-хранителя! – и отключила соединение.
Мне бы сейчас пофилософствовать, но некогда. Ждут продолжения урока братья, которые также с радостью посвящают часть своей жизни Богу. Всех вам благ, дорогие. И только радости на своем пути!
– На чем мы остановились? – спрашиваю у группы.
Братья удивляются и радуются своему открытию. Самостоятельному. Они нашли эти паремии. Предлагаю им:
– Давайте оставшееся время урока все-таки почитаем!
– Давайте!
– Не-е-е!
– С удовольствием!
– Конечно!
– Как скажете!
Я хитро улыбаюсь.
– А выходи к доске для чтения паремий тот, кто… – Студенты молчат, не понимая моих задумок. – Тот, кто сказал «не-е».
Дружный смех раздался в аудитории. Смеялась даже я. Одному Игорю было не до смеха. Он вышел, прихватив с собой открытую Минею. Приготовился и начал чтение.
Я присела. Оказывается, устала. Склонила голову и сижу, немного удаленная от происходящего. Стараюсь слушать внимательно и молчу. Братья сами подсказывают чтецу правильные ударения в словах. Вот и славненько. Посижу, успокоюсь.
Через некоторое время замечаю в себе какую-то необычность. Мысли? Нет! Где-то болит? Нет! Так что же? Пришлось немало потрудиться над решением этой задачки.
Игорь читал медленно. Очень медленно. И мое воображение или сознание…
В общем, вчера я много печатала вечером. Оказывается, вслед за словами молитв Игоря я мысленно, причем очень быстро, набирала произнесенное им на клавиатуре компьютера, в «Ворде»…
Урок подошел к концу. Я простилась со студентами. Пошла подышать во дворик. Заодно вдоволь насмотреться на здешний зеленый садик и отдохнуть.
Через пару минут бежит ко мне тот самый Игорь. И приближается он с моими пакетами:
– Ксения Николаевна, вы забыли, – протягивает мне пакеты, но не уходит.
А я пребываю в таком благостном состоянии, что практически не уделяю ему внимания. Сижу, улыбаюсь да смотрю на фазанов. Игорь все равно не уходит! Пришлось спросить:
– Игорь, я, может, обещала тебе что-нибудь да забыла впопыхах?
– Нет, нет, вы что? Простите меня, пожалуйста!
Он стоит, теребя край своей рубашки. Готов и поплакать. Только не это!
– Игорь, Бог простит, и я прощаю. Все хорошо. Видишь, спокойно с тобою разговариваю.
Мой проситель делает рывок ко мне. Я на всякий случай отодвинулась в сторону. Одновременно выкинула «стоп-ладонь» к нему:
– Целоваться не будем!
Мы оба от души засмеялись. Всего два слова вернули человека в миротворческое русло.
Глава IV.
Монах Алим*
Игорь оказался понятливым человеком. Уловив мой настрой отдохнуть в тишине и зелени ушел, попрощавшись.
Я чувствовала себя выжатым лимоном. Но знала: посижу, отдохну – и пройдет это состояние. Бог даст силы для новых трудов.
Позвонила домой. Там все отлично. Скучают, ждут. Сижу. Негромко пищит фазан. Ксения, пакеты! Сейчас соберусь, сейчас.
Сказочно колышутся ветви березы от ветерка. Бегает ежик туда-сюда. Ксения, пакеты! Сейчас, сейчас.
– Ксения Николаевна! Ксения Николаевна! Вот вы где! Я устал вас искать. – Это говорит мне запыхавшийся секретарь учебной части Богдан.
– Со святым днем, Богдан. Что-то случилось?
– Да… то есть нет. М-м-м… И да и нет! – слегка успокоив дыхание, рассказывает мне Богдан.
– Ну, говорите. Чего там у вас?
– На богословском вас нет. На регентском вас нет. На проходной – вы не выходили. В трапезной вас нет. В учебном храме вас нет. Испарились! – и смеется своей шутке.
Активирую свой речевой аппарат:
– Да я тут, как видишь. В здравом уме и светлой памяти. – При этих словах мы оба засмеялись. – Говори по существу.
– Ну, как бы вам сказать…
– Говори как есть!
– С чего начать, даже не знаю, – словно малыш, лопочет секретарь.
– Начни с самого главного.
– Точно. В монашеской трапезной часа полтора уже сидят несколько монахов. Не наших. То есть не из нашего монастыря. Приехали человек десять подготовиться к архиерейской литургии*. Живут они в далеком скиту*. И наш владыка не был там ни одного раза.
– Хорошо, – отвечаю я. – То есть понятно. Дальше что?
– Благочинный* просит вас позаниматься с ними.
– Меня?! С ними? Архиерейской?! Ты видишь, я с пакетами сижу. У меня дела. Вы что, не могли учителя пения подыскать на регентском?
Собираю свою ношу, намереваюсь встать. Издалека слышу звук трубы, играющей «Сбор». Богдан участливо подхватывает пакеты и идет со мною пока прямо.
– Дело в том, что все учителя отказались, когда узнали, что они монахи и с ними надо заниматься архиерейской. Посовещавшись, дружно указали на вас, так как вы и Устав хорошо знаете, и являетесь действующим регентом храма. И вроде слух такой прошел, что вы книгу пишете об архиерейском служении.
Призывная труба, которую слышу только я, зовет меня все громче и громче.
Богдан направил ноги в сторону монашеского подъезда. Встрепенувшись, скороговоркой пояснил:
– Ах да! Сказали, на машине вас отвезут потом куда скажете. Вот!
Воображаемый звук трубы грозит оставить меня оглохшей. «Надо, Ксения, надо!»
Останавливаюсь перед Богданом и протяжно спрашиваю его:
– Можно я поем сначала?
– Да-да, конечно. Потом поднимайтесь наверх, вас встретят наши насельники и проведут к прибывшим. Пакеты я донесу сам. Все. Спаси Господи вас!
На том и расстались. Перекусила я в темпе, так как трапезный стул меня постоянно прогонял на спевку.
Непривычно было заходить в монашеский корпус. Неловко было подниматься по ступеням. Невозмутимо надо было пройти мимо удивленных лиц наших монахов.
Меня встречают. Слава Богу! Это мой бывший ученик Роман Платонов. Благополучно провел меня в большую аудиторию. Просторную и светлую. «Ксения, житейское отложи попечение. Сейчас – только божественное».
– Со святым днем, братия!
– Со святым днем, Ксения Николаевна, – вразнобой ответили они мне.
Сидят пожилые и молодые. Просто в подрясниках*, а кто и в мантиях*. Сильно бородатые и не очень. Загорелые и светленькие. В общем, разные монахи.
Я присела на первый стул. Сидим, молчим. Хорошо так сидим! Я молчу – понятно, стесняюсь. Они-то чего молчат?!
Я стала осматривать убранство аудитории. На глаза попался святой угол. Всего несколько икон. Но! Прямо на меня смотрит с одной из них Роман Сладкопевец.
На память пришло его житие. И стыдно стало очень.
«Что-то, когда Романа Сладкопевца вытолкнули друзья в центр храма петь и импровизировать перед архиереем, он не стал отсиживаться на стуле! При этом совершенно не поющий человек. Вышел и, нимало не сомневаясь, начал петь. Да еще как! А ты, Ксения, сидишь тут! Вставай, страна огромная!»
– Меня зовут Ксения Николаевна. Я преподаю здесь несколько дисциплин. Много лет подряд. Сегодня на нашу встречу не рассчитывала. Честно сказать, совсем не знала о ней. Могу посвятить вам свое время до шести вечера.
При этих словах некоторые монахи почесали затылки.
– Для начала, братья, молимся! – Я встала. Монахи тоже.
Жду, пока их регент задаст тон для всеобщего слаженного пения молитвы. А никто не задает! Что ж, я сама даю тон и начинаю молиться. Все братья присоединились ко мне.
– В первой части занятия проведу опрос среди вас, чтобы мне знать, в каком ракурсе с вами дальше готовиться. Итак, по одному. Расскажите коротко о своей принадлежности к церковному пению. То есть сколько лет поете, что конкретно поете, какую партию* поете, читаете ли вы и так далее.
Полная тишина в ответ. Все молчат. Ясно. Надо по-другому сказать.
– Поднимите руки те, кто из вас постоянно поет на службах, – и приготовилась посчитать.
Двое подняли. Да. Двое!
– Остальные что, стесняются? – начинаю я наступление.
– Нет, Ксения Николаевна. Редко пою на клиросе я, монах Иосиф. А постоянно на клиросе у нас поет один Алим.
– Как вы сказали? Алим? – Мне показалось, я ослышалась. Вот это имя!
Монах продолжил:
– Да, Алим. Он у нас за регента. Все службы на нем.
Я подтвердила восприятие услышанного кивком головы.
Надо придумать нечто такое-этакое. Какая-то мысль летает рядом. Спасительная. Не могу сосредоточиться под взглядом десятка молитвенников. Надо дать им задание.
– Открывайте ваши ноты, книги. Все, что взяли с собой на занятие.
Опять тишина. В смысле – сидят, не двигаются.
– Иосиф, почему не открываете ничего?
– Так нету у нас ничего, поэтому и не открываем.
В разговоре участвуем только мы двое. Остальные сидят, молятся по четкам*.
– Братия, сейчас все встали, пошли в библиотеку и принесли оттуда такие-то книги. – Сажусь писать шпаргалку в нашу библиотеку для взятия книг.
Все монахи ушли. Я осталась одна. «Думай, Ксения, думай. Господи, вразуми!» Через минутку четко увидела план дальнейшей «спевки». Гениально! «Благодарю, Пресвятая Троице!»
Пока певчие отсутствуют, написала крупным шрифтом на доске: «Исполла эти дэспота»*, «Кирие элейсон»*, «Тон дэспотин»* и т. д. И добавила еще подобные греческие тексты.
Вернулись монахи с книгами. Разложили их. Уставились на доску. Я весело им говорю:
– Учить греческий будем!
И пошел обычный для меня урок пения, но очень необычный – для прибывших.
Монаха, которого они почему-то называли Алимом, я назначила регентом. И муштровала его, не давая поблажки.
Сначала мы проговаривали хором нужные тексты. Затем я просила спеть частые напевы, которые звучат у них на службах. Подставляла те известные им напевы на эти новые, греческие словосочетания. Гениально!
Больше всего пришлось повозиться с «Да возрадуется». Минут через двадцать осилили. Я вздохнула напоказ и печально поведала ученикам:
– Это все цветочки. Сейчас будут ягодки.
– Да? – хором отреагировали монахи.
– Да, – ответила я и спела мотив просительной ектении грузинского распева. – Знакома ли вам эта мелодия?
– Да, знакома.
– Слава Богу. Теперь вместе поем ее.
Хор спел.
– Теперь еще раз, в два раза медленнее.
Хор спел. Я закручиваю гайки:
– Теперь в десять раз медленнее.
Певцы кое-как справились с заданием. Торжественно объявляю им:
– Наступил момент проверки вашей готовности для пения архиерейской. Пойте так же медленно, но подставляйте эти слова, – рукою указываю на доску.
Начал монашеский хор, как говорится, за здравие, а закончил за упокой. Стройное вначале пение развалилось под конец. Всех тянуло спеть известную мелодию гораздо быстрее.
– Ха-ха-ха! Простите, ради Христа! Это от усталости. Как говорится, не вы первые, не вы последние! Есть у кого-либо телефон с диктофоном? Или любое записывающее устройство? Нет? Тогда… Монах Неофит, выйди в коридор. У первого попавшегося прохожего попроси диктофон или что-либо подобное. Скажи, что Ксении Николаевне нужно. И я ему отдам попозже.
Идет урок своим чередом. В ходе него мы познакомились поближе. Удивительно: их игумен просто взял да и отправил на спевку всех своих насельников. Всех.
Кухонные, огородные, скотные, хозяйственные, промысловые, канцелярские послушники. Все здесь. Вот как бывает!
Благополучно и с диктофоном вернулся Неофит. Я стала говорить:
– Тишина в студии. Идет запись.
Мы поем, поем, поем. Записываем, записываем, записываем. Я стала поглядывать на часы, боясь пропустить последний момент выхода из монастыря. Мне ведь нужно в роддом успеть!
Монах Никодим задает правильный вопрос:
– Ксения Николаевна, нам бы еще по самой службе. По Уставу показать все надо. Там, говорят, все другое!
Как вовремя он вспомнил. Я присела и отвечаю:
– Сядьте отдохнуть. А я расскажу о книге «Архиерейская на хуторе». Слушайте. Завтра идете к своему игумену. Просите его зайти на сайт «Ридеро». И там, внутри сайта, просите найти книгу «Архиерей служит литургию на хуторе». Хотите верьте, хотите не верьте – она написана для вас!
Монахи заулыбались, наконец-то. Я поясняю дальше:
– Крупнейшим шрифтом, с простыми объяснениями сложных и необычных священнодействий, о которых упомянул Никодим. Там не найдете ни одной ноты, хотя книга расписана для пения тоже. На каждый новый, трудный и необычный текст в этой книге дается несколько вариантов распевов. Причем напевов знакомых и родных.
Гул пронесся в классе.
– И это еще не все. Просто и ясно, а главное, коротко и внятно даются пояснения и насчет Устава. В общем, просите игумена скачать эту книгу и распечатать вам. Желательно в формате А3. Это огромный лист. Петь легко будет. Теперь, в завершение нашего урока…
Братья снова зашумели и заулыбались, ожидая скорую свободу от непривычного для них занятия. Пришлось отодвинуть из радость:
– Братья монахи! Контрольный запев! И – контрольное дирижирование! Сейчас я включаю запись. Вы подряд под руководством Алима пропоете все, что мы прошли сегодня за три часа. Остановка карается строго. Очень строго. Пойте так, будто меня здесь нет. Идет служба и молитва. А молитва течет, раз начавшись. Она не останавливается. И вы не вздумайте остановиться! Выкручивайтесь по ходу пения как хотите!
Монахи помолились Богу. Я включила запись. Хор начал петь. Запевал Алим. Затем к нему почти мгновенно присоединялись голоса. Сначала пели в унисон. Затем тот из них, кто слышал, подстраивал терцию*.
Я встала и подошла к окну. Вон они – фазанчики, ежики. Березки, чубушники. Лавочки и навесы.
Монашеский хор поет слаженно, не суетливо. Так молитвенно! Духовно! Слушала бы и слушала!
Глянула на часы. Мне через пять минут надо тронуться в сторону роддома. Это точно! Монахи допели последнее песнопение. У меня язык-заплетык. Я объявляю:
– Достаточно. А то мне еще с людьми разговаривать. Боюсь, не поймут. Домашнее задание. Каждые день или ночь делать спевки таким образом: включаете диктофон и поете одновременно с ним. В таком же темпе, в такой же тональности. Предварительно распечатав у игумена последование «Архиерейской на хуторе» на бумаге. Пойте, одновременно смотря в книгу и видя момент, в котором вы находитесь по службе. Всё! Все, братья, молимся.
Все мы помолились и поблагодарили Бога за помощь.
Я хватаю свои пакеты и бегу вниз, на ходу крича Иосифу:
– Организуй возврат книг в библиотеку. Верни диктофон и попроси переслать запись на сайт вашего скита. Помолитесь о мне, грешной Ксении.
Во дворе меня догоняют Алим с Макаром. Макар забирает пакеты и несется к проходной, видать. Алим быстро шагает около меня.
– Как вас благодарить?
– Я же сказала: помолитесь за меня с домочадцами.
– Хорошо. – Алим успокоился и придумал: – Приезжайте к нам в скит на неделю. Со всей семьей.
– Я подумаю над этим, Алим.
К воротам монастыря подъезжает минивэн с красивой надписью сбоку: «Скит святителя Николая». Отлично! Меня правда довезут? Это кстати!
Загрузившись в минивэн, тронулись в путь. Я время от времени указывала направление, повороты и т. д. При подъезде к роддому не удержалась и обратилась к регенту:
– Можно вас спросить?
Алим стал улыбаться.
– Я даже знаю вопрос. Все люди подобный вопрос начинают такими словами. Отвечаю: да, есть. Есть такой святой в святках*. И подвиг его хорошо известен. И много имен святых таких существует. Откройте календарь* и убедитесь, Ксения Николаевна.
Лихо подъехали к роддому, к главному входу. Я появляюсь из машины. Уставшая. С пакетами.
Мимо проходят медработники. Глянув на надпись по боку минивэна, начинают хихикать. Я бы тоже хихикала!
Глава V.
Матушка Гульнора
Подхожу к окошку «Передачи передач». Улыбаюсь от «помидорно-помидористого» сочетания слов. Протягиваю пакеты, беру чистый листок и пишу получателя: «Матушка Галина, супруга священника Дионисия. 2-й этаж».
Жду, когда работница протянет руку за «наводкой». Отдаю ей листочек. Она вертит его в руках, открывает толстый журнал. Читает его. Потом еще раз проглядывает в нем данные. Поднимает на меня взор. С печалью в голосе сообщает:
– Такой нету в роддоме.
Ну почему печальные мысли пронеслись в голове? Я помолчала, подумала и сказала медсестре:
– А может, она… того? – и посмотрела на потолок.
Медработница молча открыла другой журнал и стала исследовать его. Вердикт меня не утешил:
– Нет нигде такой!
Медсестра собирается встать и закрыть окошко. Я настаиваю:
– Девушка, милая! Моя приятельница разболелась. Меня попросила отвезти своей родственнице… – мой указательный палец поднялся вверх, – эти пакеты. Этаж указан. Разрешите, я пройду внутрь, поищу.
Медработница замешкалась. Я подкидываю информацию:
– Пакеты оставлю здесь. Вернусь быстро. Ну пожалейте!
Не говоря ни слова, приемщица встала. Открыла боковую дверь. Протянула мне белый халат. Дала в руки маленький коричневатый бланк. И подтолкнула к служебному входу. Спаси тебя Господи, мил человек!
Лабиринт служебного входа привел меня на площадку перед тремя закрытыми дверями. Хм! Какую открыть? Как там в сказке? Пойдешь налево… пойдешь направо… И? Не помню! Значит, пойду прямо.
Смело открываю среднюю дверь, ведь у меня коричневатый листочек в руках. Вижу лестницу на второй этаж. Не ошиблась!
Напеваю песню и иду. Услышала несколько голосов сверху. И шум спускающихся вниз по лестнице людей. Только вот удары подошв о ступени лестницы звучат неровно.
Со мною поравнялись несколько человек, наполовину тянущих, наполовину несущих человека в коляске. Вид у сидящего был опрятный, ухоженный. Пожилой мужчина улыбался тихой, довольной улыбкой. Но! Командовала всей этой процессией женщина. Среднего роста, с копной иссиня-черных волос.
Поравнявшись со мной, она остановилась, загородив собою всю площадку.
– Посмотрите на него, – начала она без предисловий. – Видите, глаз косит один? – При этом она указывает мне, какой именно глаз у улыбающегося человека косит. – Это мой муж – Джамшед. Он лежит тут, в больнице, на реабилитации. Вот почему он такой? А? Вы скажите мне, почему? – взывает она.
Мне становится неловко, потому что я не в теме, как говорится. Да еще этот белый халат на мне. А вдобавок в руках листочек! Пока молчу.
Она, видимо, должна выговориться и уйти восвояси. Уперев руки в бока, черноволосая ораторша продолжает:
– Однажды мы всей семьей подсуетились, отвезли моего Джамша в Москву. Оттуда – в Тулу. Затем отыскали монастырь со старцем* Власием. Выстояли большую очередь, чтобы попасть к нему на разговор. И заходим, в общем… – Рассказчица полностью перенеслась в те прошлые воспоминания и переживания.
Люди, сопровождающие мужчину, прошли к форточке и присели на широкий, модный подоконник. Я отметила эту деталь: значит, они ее знают. И знают также то, что говорить она будет долго.
Немного занявшись своими думами, слегка отошла я от мысли ее повествования. Черноволосая супруга стоит теперь позади своего мужа, обнимая его за плечи.