– В вашем голосе много гнева и разочарования, Итан. Что же вызвало это у вас?
– Известно, что… зачем лишний раз повторять одно и то же, будто бы это что-то способно изменить.
– И всё же вы здесь. Смею предположить, цель нашей беседы не в практике полемики.
Итан всё не мог сконцентрироваться, словно увиливая от темы, которая точно игла проходила сквозь его ум.
– Недавно умер близкий для меня человек… она… она была хорошим другом, хорошим человеком… теперь её нет. Сразу уточню – я знаком со смертью. К счастью или нет, но ещё в детстве я узнал, что это такое, как с этим жить и как не позволить себе сломаться под натиском боли. Но проблема в том, что в этот раз, смерть была неожиданной… несправедливой… она не должна была умереть, не должна…
– Это крайне трагично, я понимаю, – Итан проявил заинтересованность, – но смерть – естественный исход жизни, с этим, к сожалению, ничего не поделать.
– Я понимаю, если бы это случилось от старости, если бы просто пришло её время… понимаю, правда. Только это – не тот случай.
– Вы считаете себя виноватым?
– Разве что в бездействии, или невозможности предвидеть события, отнявшие её жизнь.
– Вы вините себя, Итан? – Снова прозвучал вопрос, словно произнесенный обвинительным тоном.
– Отчасти, да, но не в этом моя проблема. Я прекрасно понимаю, что не могу знать все и быть везде и… я не всесилен, это я тоже понимаю.
– Это хорошо, нельзя брать на себя слишком много. Надеюсь, это не оскорбит вас, но я всё же хочу узнать, честно и без отговорок, что вас тревожит? На самом деле.
– Я понял суть вопроса!
– Так же надеюсь, вы понимаете, что я не смогу помочь, если вы и впредь будете отстраняться от изначальной проблемы вашего состояния, всё же, вы, Итан, человек образованный и умный, так используйте свой ум. Я знаю, вам нравится прямота, так почему мы тогда обсуждаем нечто поверхностное, нежели центровое.
– Потому что это не должно было произойти… она не должна была умереть, – болезненно вырывалось из него, – хорошие люди не заслуживают такого! Вопрос не в моих возможностях, вопрос факта смерти человека, который не должен был умирать, уж точно не так, уж точно не сейчас! – Чуть успокоившись, продолжил вновь, – я не знаю, много ли хороших и плохих, возможно, смерть взяла множество тех, кто не заслуживал жизни, принося лишь вред, я – не знаю. Но ведь хороший человек, отличный человек, кто чуть ли не создан для того, чтобы сделать этот мир лучше… мир, который не заслуживал ее… Если даже самых лучших из нас постигает несправедливая участь, то какой вообще смысл?
– Смысл делать то, что мы можем, пока у нас есть время, разве нет?
– Да, – Итан чуть пришёл в себя, стараясь собраться с мыслями, – да, в целом так и есть. Но… кроется иной изъян, исправить который, я, во всяком случае, пока не знаю как.
– Смерть – не изъян, вы же понимаете это?
– А что остаётся после смерти?
– Остаётся память о человеке, возможно, его вклад, как в жизни близких и родных, так и, предположительно, разумеется, в его работу или окружение. Насколько мне известно, именно друзья, семья и дети дают веру в то, что бессмертие существует, ведь, как говорят: «человек умирает лишь тогда, когда его забывают».
– Мысль простая, даже практичная, я уважаю и понимаю это. Но вот только я вижу это лишь как полумеру, как… оправдание.
– Что вы подразумеваете под этим?
– Жизнь человека, в большинстве случаев, оценивают по результату его работы, его вклада, его доброты и… лишь смерть, подводит черту, после которой можно оценить, насколько важен и полезен был почивший. Есть старое выражение «историю пишут победители», то же самое и с людьми – лишь смерть подводит черту. И вот, наступает время подводить итоги работы, вклада, всей жизни, оставшейся за плечами… и… я все ещё, не верю, что это уже произошло.
– У людей есть свойство не ценить имеющееся сейчас, и сокрушаться от того, что более им не принадлежит. Таковы люди, с этим ничего не поделать. Жизнь – она в моменте, и вам это известно.
– А если эту жизнь оценят неправильно?
– Жизнь или работу? – Итан не ответил, – я думаю, вы боитесь принять факт смерти вашего близкого человека именно из-за того, что эта трагедия наглядно показывает вашу же уязвимость и, смею уточнить, ваша жизнь заключена лишь в работе. Первое и единственное, вызывающее страх – это так и не узнать, что станет с вашим наследием.
– Это так… – С трудом выдавил он из себя, всё время смиренно слушая, как она точно подмечает истину, которую он так не хотел принимать, – после смерти меня вряд ли будут оплакивать близкие люди, если такие и вовсе останутся, но всё же именно они и будут знать, что я сделал и чему посвятил свою жизнь.
– Страх подобного нормален, ведь ваша работа и ваш вклад, как бы ни оценивался он большинством, всё равно является частью чего-то большего, разве нет?
– Откуда мне это знать, ведь я вряд ли доживу…
– В это надо верить.
– Верить?! – Такого поворота он не ожидал.
– Да, именно. Потому что вы не знаете, что будет после вашей смерти, что будет через год или два. Ваш труд, ваша работа, как и любого человека во всем мире, может ныне быть лишь семечком, которому нужно время. Всё относительно, Итан, вам ли не знать этого. И разве в этом не самое удивительное, как время определяет наши жизни.
– Я уж думал, начнётся тема загробной жизни.
– Почему вам это претит?
– Потому что люди, какими бы ни были, всё равно остаются людьми. Оказавшись в ином месте, будь то загробная жизнь или нечто совершенно иное, мы ничего не изменим, потому что не можем измениться сами. Вся история человечества стоит на крови, и нет формулы, когда счастливы все, и нет условий, способствующих всеобщему счастью. Если и есть жизнь, она такая же, как и здесь, ведь люди не могут сейчас, на этой планете, жить нормально, как тогда могут они быть иными где-то ещё. Надеюсь, никакого загробного мира нет, ведь там жизнь не может быть лучше.
– Вы противоречите себе, Итан.
Итан заинтересовался данным заявлением.
– Вы упоминаете смерть, как единственный способ подведения итогов, принятый у большинства людей, что ставит крест на важности ценить успех и жизнь человека здесь и сейчас. В то же самое время, любая жизнь после смерти, кажется вам бессмысленной, ведь кроме, простите за упрощение, декораций ничего не меняется.
Итан не знал, что ответить, его завели в логический тупик, найти выход из которого ему должны помочь эмоции, которые он всё ещё пытается обуздать, прикрываясь размышлениями о жизни – всё из-за страха признать смерть, которая подобралась так близко к нему, лишь второй раз в жизни. Впервые это было много лет назад – он похоронил свою младшую сестру Валентину, которой почти исполнилось одиннадцать. Но тогда он посвятил себя делу, полностью отдался замыслу – во что бы то ни стало, не позволить ей умереть просто так. Это было очень давно. А сейчас, переживая последствия того самого «замысла», он вновь столкнулся с тем, чего не ожидал никак, смело позволяя себе мысли о влиянии судьбы, явно желавшей дать ему либо суровый урок, либо новый стимул, цель которого он пока не понимал.
– Единственный логический вывод, который я могу сейчас вам дать, основываясь на вашем состоянии и ваших мыслях, так это личное нежелание принимать систему человеческой жизни, где путь существует отдельно от результата, который виден, лишь тогда, когда, зачастую, уже слишком поздно.
– Меня это безумно раздражает, и я не знаю, как избавиться от этого. Люди не умеют ценить то, что у них есть сейчас, будь то работа или семья, время или возможности… И лишь когда происходят последствия, они почему-то сокрушаются, совсем забывая о том, сколько времени они могли тратить на важное, о чём ныне будут жалеть. Смерть расставляет всё на свои места, а как же жизнь? Разве это правильно?
– Нет, это неправильно.
Ильза
В этот день лучи солнца были будто бы красивее обычного, а воздух безмолвно застыл, и жителям Мегаполиса казалось, будто бы мир вокруг замер в моменте. В определенном смысле так оно и было. Все мысли и чувства тех, кто не лишен такого свойства, как эмпатия и надежды на «светлое будущее», были подвержены, кажется, максимально невыносимому испытанию. Пережить сегодняшнюю дату, что ныне и долгие годы, будет являться днем траура – лишь начало долгого и крайне сложного периода жизни, как для подавляющего большинства граждан, так и для многих благотворительных программ, чья безопасность стала под вопросом, а с ней, и целесообразность самих мероприятий в том виде, в котором они были.
Первым местом её посещения был центр города, чья площадь, некогда выделенная для мемориала жертвам «сбоя», теперь соседствует с информационными столбами. Два квадратных вертикальных блока, два на два метра, и три в высоту, были усеяны именами жертв. Причина смерти не указывается ни у кого, поскольку это не изменит фактов, а при наличии данной информации сложно представить, как она будет трактоваться среди скорбящих и теряющих самообладание родственников и близких.
У нее в голове уже рождается подпись к фото, которое она сделала чуть поодаль, желая захватить, как столпотворение людей, так и информационные столбы: «лица людей, на жизни которых большинству из пришедших было бы плевать, умирай они поодиночке».
Разумеется, было предостаточно журналистов, открыто ведущих новости в прямом эфире, – они старались не вдаваться в подробности и освещать тему более поверхностно. Ильза Этвуд же работала над статьями в самом крупном независимом портале новостей, где чаще разоблачали, нежели восхищались. Место ее работы, смогло сохранить независимость с момента Сбоя каким-то неведомым чудом, ведь тогда было сделано всё, лишь бы люди не поднимали неудобные правительству и ЦРТ темы. Тогда она опрометчиво готова была рискнуть своей карьерой, лишь бы отстоять право свободы мысли и слова, и это, каким-то странным для нее и многих людей образом, сработало, а её голос был услышан. Связь между Сбоем и вскоре принятым законом о контроле свободы слова и личной конфиденциальности проглядывалась невооруженным взглядом, из-за чего быстро вспыхнуло подозрение, что сама трагедия была искусственна и являлась лишь способом контроля над населением. Причем, это было лишь верхушкой айсберга предположений о мотивах произошедшего, ведь Сбой даровал правительству и ЦРТ карт-бланш на многое, в целях сохранить безопасность. Многие всерьез считали чипирование средством сокращения населения, подстроенного под несчастный случай. Тогда эта тема поднялась очень громко и, не обращая внимания на оправдания ЦРТ, Ильза без лишней скромности поднимала шум, становясь чуть ли не лидером мнения. Светлые, прямые волосы чуть выше плеч открывали лоб, большие глаза и мягкие черты лица. При росте почти метр восемьдесят и с худощавым телосложением, она всегда выделялась среди большинства, но сегодня ее мало кто замечал.
"Трагедия всегда объединяет" – так была озаглавлена однажды её статья.
Пусть это и достаточно предсказуемое мнение, учитывая случившееся, но лично она молча указала бы на выставленные баррикады, а также на военных и служителей порядка, которые могут гарантировать безопасность, не в последнюю очередь при помощи блокировки всех радиочастот и наблюдения за воздушным пространством.
Ей сразу хотелось добавить: «…для многих это – отличный способ взять свободу под контроль».
