Траектория чуда

И вот сейчас чистой правдой было бы сказать, что у меня ничего такого необыкновенного в жизни не было. Можно было, конечно, на ходу придумать что-нибудь эдакое сногсшибательное, но врать принципиально не хотелось. И тут у меня родилась мысль, счастливая настолько, что я тут же поделился ею со всеми. Я сказал, что хотя к текущему моменту не могу с точки зрения темы беседы похвастать какими-либо выдающимися достижениями, но думаю, что к следующему слету за одним столом участников настоящей пьянки смогу отчитаться о существенных успехах в данной области. Потому, что как раньше в Греции, сейчас все есть только в одном месте – в Интернете, и я собираюсь прямо здесь и сейчас хочу разместить во «всемирной паутине» объявление о том, что ищу женщину, и не простую, а – не-о-бык-но-вен-ну-ю! Такое единодушие, какое было проявлено компанией в оценке моей идеи, бывает только по пьяной лавочке! Мое начинание было единогласно одобрено, и все принялись сочинять для меня текст объявления, уподобляясь запорожским казакам, пишущим оскорбительное послание султану. В общем, через пять минут все опять ржали до колик в боку. Мне ничего не оставалось, как собрать в кулак остатки трезвой памяти, и составить сообщение самому. Вот что у меня получилось: «Московский бизнесмен, зрелый годами (37) и взглядами на жизнь, ищет знакомства и общения со стройной белокурой, светлоглазой москвичкой 25–35 лет, необыкновенной во всех отношениях. Материальная поддержка в случае необходимости проблемой не является. Фото обязательно. Обыкновенных и профессионалок просьба не беспокоиться и не беспокоить». Потом, через несколько дней, когда Гоха напомнил мне о том, что я на той пьянке написал объявление, я даже удивился, как в таком состоянии я смог так четко и лаконично сформулировать мысль! Хотя – столько лет, что называется, париться на эту тему и ограничиться лишь формулировкой, пусть точной и лаконичной – невелико достижение! Более того: сочтя такое объявление пьяной глупой выходкой, я сначала хотел его к чертовой матери удалить, но потом, подумав, оставил. Что называется, на всякий случай. Но, понимая, что никаких таких «всяких случаев» в моем случае быть не может, о размещенном в интернете объявлении скоро напрочь забыл.

Хотя один раз через какое-то время я о нем все же вспомнил, и смеха ради решил проверить. Один ответ, как ни странно, таки был – от москвички 34-х лет от роду, которая оказалась фанаткой экстремальных восхождений, скалолазания, и спуска на байдарке с водопадов. Она была уверена в том, что полностью соответствует моим представлениям о женской «необычности», и писала, что матподдержка ей очень нужна – для приобретения новой байдарки взамен разбитой ею недавно на водопаде Ишкык на Алтае. Даже фото, как я требовал, было – высокий, тощий, как весло, нечеткий силуэт, снятый против солнца на фоне каких-то гор, скал и водопадов. Я тихо поплакал над посланием, отвечать не стал, и наличия ответов на мою объяву больше не проверял. Тем более, что вскоре забурлил мой неожиданный, фантастический роман с Жанной, и у меня появились все основания полагать, что она и есть та самая белокурая, светлоглазая и необыкновенная. Короче говоря, уже скоро год, как я этот свой почтовый ящик не открывал. До сегодняшнего дня.

Я зашел на свою страничку. Надо же, сообщения были – аж три штуки! Первое было от той самой водопадной байдаристки, в котором она в совершенно непечатных выражениях сетовала, как она во мне ошиблась, второе – от очень полной и явно не совсем нормальной женщины лет шестидесяти, недвусмысленно намекавшей, что она и есть самая необыкновенная женщина на свете. На снимке она была изображена в школьном передничке и в кукольно-белом парике с косичками. Меня передернуло, и я без какой-либо надежды, скорее, из привычки все доводить до конца открыл третье сообщение. Это было, как и предыдущие, короткое текстовое сообщение с вложенными фотографиями. Но уже с первых строчек я понял, что это послание – совсем не такое, как те, другие. Даже начиналось оно, вроде бы, совершенно обыкновенно, но в то же время как-то очень мило: «Здравствуйте, Антон!» Стоп, почему Антон? Ах, да, забыл рассказать, что когда на той пьянке я размещал свое объявление, Роман надоумил меня подписаться не своим именем. «Чтобы жена случайно не наткнулась», – пояснил он. «Моя жена? – переспросил я. – Галя?» Я представил себе Галину, рыщущую по интернет-ресурсам в поисках палева на собственного мужа, или – круче – размещающей объявления сомнительного свойства, и случайно натыкающуюся на мое сообщение, и мне стало смешно. «Не знаю, не знаю! – прокомментировал мою обструкцию этой меры предосторожности Роман, почему-то указывая пальцем куда-то вверх. – Все может быть!» Я с сомнением посмотрел на него – тогда еще я не знал, что жена Романа Жанна скоро станет моей любовницей, и попроси кто меня прокомментировать вероятность такого события, я бы твердо ответил: «Не может быть!» Тогда же я подумал: «Бред собачий!», но тем не менее – на всякий случай ли, под магическим ли воздействием указующего в небесные вышины Романова пальца объявление свое подписал не своим именем, а почему-то Антоном. «Очень похоже, что я и есть та самая стройная (172-52) москвичка, о которой Вы пишете. В подтверждение соответствия Вашим эстетическим запросам высылаю Вам свое фото – правда, в жизни я лучше. Что же касается необычности, то… может быть, об этом при встрече? Но я уверяю вас, что вряд ли вы когда-нибудь встречали девушку, более необычную, чем я. За предложенную посильную материальную поддержку заранее благодарю, однако каким-либо условием это не является. Жду звонка. Вита». И кроме этого – только номер мобильного телефона. Текст был совершенно непохож на любое из подобного рода объявлений, когда бы то ни было случайно или целенаправленно прочитанных мною. В коротком послании был и интеллект, и интеллигентность, и такт, и в то же время – глубокое чувство собственного достоинства. А слово «посильную» скрасило вроде бы однозначную фразу о принятии материальной поддержке доброй порцией иронии в адрес эту поддержку предлагающего. В предвкушении чего-то на самом деле необыкновенного у меня сладко заныло под ложечкой, и я поспешил кликнуть мышкой прикрепленную к письму фотку.

Хотя фото было небольшим и явно любительским, но достаточным для того, чтобы понять, что изображенная на нем молодая женщина, скорее – все-таки еще девушка, была очень, очень хороша собой! Снятая на фоне какого-то квартирного интерьера в полный рост, девушка была высока и стройна, а легкое летнее платье, в которое она была облачена, ничуть не скрывало великолепных пропорций ее фигуры. Довершали общее сногсшибательное впечатление рассыпанные по плечам ее светло-русые, уж больно похожие на натуральные, длинные вьющиеся волосы. В общем, как говорят американцы – «бинго»! Если здесь нет никакой подставы, если объект на снимке и автор письма – одно и то же лицо, то, похоже, мы имеем дело с чем-то просто из ряда вон выходящим! Вот только жаль, что лицо девушки получилось на снимке слегка смазанным. Чертов фотограф! Хотя, стоп – это не ошибка. Присмотревшись, я понял, что лицо специально было слегка заретушировано с помощью особого фотофильтра, то есть был виден как будто сквозь матовое стекло. Интересно – зачем это? Хотелось верить, что не для того, чтобы скрыть какой-нибудь природный изъян, а просто из природной стеснительности, или чтобы не быть узнанной при случайной встрече. Странно – как только я подумал о случайной встрече, мне почему-то вдруг показалось, что это лицо я уже где-то видел. Вернее, не лицо, конечно, а то, что из него было видно на снимке. Это ощущение мгновенного узнавания мелькнуло и ушло – вернее, я выгнал его из головы. Чего терять время и гадать, когда осталось лишь набрать номер телефона! Я выдохнул, как перед опрокидыванием стопки неразведенного спирта, и, не отрывая взгляда от экрана, набрал номер. Пока шли гудки, я думал о том, что Вита – имя скорее всего не московское, а больше подходит украинкам или уроженкам юга России. Но даже если так – что делать? При таком выдающемся экстерьере даже с неизбежным в этом случае акцентом придется смириться. Но тут на том конце провода ответили.

– Алло! – раздался в трубке очень приятный женский голос.

– Простите, это – Вита? – спросил я, с трудом проглотив неожиданно подкативший к горлу комок волнения.

– Да, слушаю вас, – одновременно приветливо и сдержанно произнес на том конце провода голос без каких либо признаков недолюбливаемого мною южного говорка.

– Здравствуйте, Вита! – жутко обрадованный эти обстоятельством, воскликнул я. – Это вас беспокоит Антон…

Тут я обязательно запнулся бы, потому что дальше нужно было объяснять, что за Антон такой я есть, а ничего лучше абсолютно дебильного «Антон из Интернета» (Джон из джунглей, ха-ха!), в голову не приходило. Но голос на другом конце провода избавил меня от неизбежного конфуза, только что не закричав:

– Господи, Антон, ну наконец-то! Я уже стала думать, что ваше объявление – просто чья-то шутка! Почему вы так долго не звонили? Я ответила вам больше месяца назад.

– Меня не было в стране, – мгновенно соврал я, прозрачно намекая на то, что заграничные поездки для меня – самое обычное дело.

– Ну конечно, как я не догадалась! – тут же мило согласилась со мной собеседница, и тут же сама повернула русло разговора в интересующее меня русло. – Так, может быть, не станем еще более откладывать наше знакомство и проведем его, к примеру, сегодня? Если, конечно, вы не очень устали с дороги.

– Не настолько, чтобы отказаться от такого предложения, – от души посмеявшись шутке, ответил я.

– Тогда пишите адрес, – спокойно и даже как-то по деловому сказала она. – Вы знаете район Преображенки?

Я знал. Кажется, я даже представлял, где примерно эти дома, – одно время мне доводилось часто бывать в тех краях по работе.

– Вы будете через… – начала было она.

– …сорок минут, – не дав договорить ей, выпалил я.

– Пр-рекрасно! – с интонацией рекламы о любви к речной рыбе произнесла моя собеседница. – Мне как раз хватит времени, чтобы привести себя в порядок. Жду вас с нетерпением!

Я вскочил с кресла, еще не успев положить трубку. Когда истинный джентльмен слышит такие слова от женщины, он не заставить предмет своей страсти долго ожидать себя. Тем более, что насчет сорока минут с Яузских Ворот до Преображенки я явно погорячился. Это по пятничным то пробкам! Просто, видимо, мне не хотелось больше, чем на сорок минут, оттягивать встречу с особой, которая успела меня так заинтриговать. Но тогда следовало поторопиться. Нашей с Гохой гордостью в нашем офисе была крошечная душевая кабинка в туалете. Не хотелось являться пред ясны очи дамы пропотевшим за целый день до хлюпанья в трусах. Прохладный душ еще приподнял настроение, хотя выше уже, кажется, было просто некуда. Так, теперь все сдать-закрыть, и – поехали. Кстати, не забыть выключить мобильный, не то Галина уже скоро начнет названивать, узнавая, где я и почему еще не еду домой, – кстати, не потому, что она меня как-то по-особенному блюдет или подозревает в чем-то, а просто, потому что вечер пятницы, и все мужья должны ехать домой. Потом, конечно, придется долго и нудно объясняться с благоверной по этому поводу, но это уж потом. А сейчас – вперед, за приключениями!

Я ехал так быстро, как, наверное, никогда не ездил, но все равно опоздал на добрых полчаса. Искомый мною адрес оказался стандартной пятиэтажной хрущобой, приютившейся в глубине тенистого из-за огромных старых лип квартала, среди десятка таких же серых полуразвалюх эпохи триумфального шествия кукурузы по полям страны. Я припарковал свою «десятку» между двумя толстыми липовыми стволами, прямо напротив нужного подъезда. Вышел, поставил машину на сигнализацию. Несколько шагов, и я, удивившись отсутствию у двери лавочки с обязательными у подъездов таких старых домов старушками, вошел в темную прохладу, основную гамму запахов в которой составляли мышино-кошачьи тона. Захотелось задержать дыхание, но взобраться с одной порцией воздуха в легких на пятый этаж, где по стандартному закону подлости находилась нужная мне квартира, шансов не было. Что ж, если нельзя не нюхать это жуткое подъездное амбрэ, нужно поскорее к нему привыкнуть. Я глубоко вздохнул, и начал подъем по лестнице.

Да, как я и предполагал, карабкаться надо было на самый верх. Но вот и нужная дверь с белой кнопочкой звонка на наличнике. Безуспешно пытаясь успокоить дыхание, я позвонил. Секунда, две, пять десять – из-за двери не доносилось ни звука. Может быть, я ошибся домом? Или это изощренный розыгрыш? Я позвонил еще раз – никакого эффекта. Я топтался под дверью, наверное, уже минуту. Глазки дверей напротив, казалось, сверлят меня взглядами бдительных соседей. Надо было что-то делать. Я вздохнул, и, глядя на клеточки кафельного пола, в третий раз надавил пластиковую пуговку. И вздрогнул, потому, что звонок из проема внезапно распахнувшейся двери раздался вдруг оглушительно громко. «Ну, чего вы радилидонились, как звонарь на Троицу?» – раздался из задверной темноты сердитый шепот, вслед за которым высунулась белая тонкая рука, крепко схватила меня за запястье и втянула вовнутрь. Дверь с легким шелестом закрылась у меня за спиной, и я оказался в кромешной темноте.

Хотя уже через пару секунд глаза стали привыкать к скудному освещению, и различили очертания ощутимо маленькой прихожей. Чуть более светлый проем неширокой арки вел в единственную, похоже, комнату. Видневшийся на фоне этого проема силуэт через секунду обрел очертания женской фигуры, стоящей, опершись плечом о косяк. На самом деле в квартире было не так уж темно, просто, видимо, окна и в комнате, и на кухне были занавешены плотными шторами, и скоро мои глаза начали привыкать к скудному освещению. Я различил, что женщина одета во что-то такое явно домашнее до колен и как-то по-старинному кутается в то ли платок, то ли плед. Немудрено – в квартире было на удивление прохладно. Однако же лицо силуэта продолжало в тени быть совершенно неразличимым. Но тут женщина высвободила из-под платка уже знакомую мне тонкую руку и щелкнула выключателем на стене. Загоревшийся свет наконец-то осветил крохотную прихожку типичной московской хрущевки, а заодно – и хозяйку квартиры. Первый взгляд на новую знакомую – это такой волнительный момент! Никогда не знаешь, какова будет действительность, даже если на фото – писанная красота. Но от сердца сразу же совершенно отлегло.

Девушке Вите – а это была, несомненно, именно она – на первый взгляд было самое большее лет двадцать пять. Выглядела она, пожалуй, даже выше своих метра семидесяти. Сложение ее проще всего было описать двумя словами – тонка и стройна. И очень красива! Сразу, как и на фото, притягивали взгляд волосы, цветом оказавшиеся не просто светло-русыми, а с удивительным золотым отливом. Они просто, но со вкусом были собраны у нее на затылке в неззамысловатый пучок, оставляя открытым высокий и чистый белый лоб. У нее был нос с тонкой линией переносицы и губы – сочные, но не полные, и с уголками рта, приподнятыми в постоянной полуулыбке, как у Джоконды. Чуть по-славянски выступающие скулы совершенно не портили это лицо. Даже только всего этого вполне хватало, чтобы любой другой обладательнице такой внешности ходить в записных красавицах. Но были еще глаза – потрясающие глаза! Сами по себе немаленькие, они от того, что были широко расставлены, производили впечатление просто огромных. Серо-зеленые, не очень светлые, но какие-то прозрачные и оттого светящиеся, как весенний лед на реке, пронзенный солнечным лучом. Глаза – зеркало души? Наверное. В любом случае, отражение того, есть у человека душа, или нет. В этих глазах душа была, и ее там было столько!.. Да, эти глаза сразу производили совершенно неизгладимое впечатление. Ресницы, длиннющие и пушистые, как елка в зимнем лесу, достойно обрамляли их. А выше изгибались абсолютно правильными широкими дугами брови, явно не знавшие прикосновений пинцета за полной того ненадобностью. Просто Голливуд какой-то, право слово! До этой минуты я точно знал, что самая красивая женщина, какую я когда-либо знал за всю свою почти четвертьвековую практику женолюбца – это Жанна. Но это было только до той минуты, когда я увидел это лицо… И еще – теперь я был просто абсолютно уверен в том, что где-то это лицо я уже видел! Но где, когда? Может быть, она – модель, и снималась для каких-нибудь журналов?

Хотя весь этот совершенно недвусмысленный осмотр хозяйка квартиры восприняла спокойно и совершенно естественно, дальше глазеть становилось неприлично, и я уже раскрыл было рот, чтобы что-нибудь сказать, но тут она первая нарушила молчание:

– Ну, здравствуйте! Не разочарованы? – произнесла она, и я про себя отметил, что кроме вообще приятного тембра ее голос звучит как-то очень волнующе.

– Нет, нет, конечно, нет! – спохватился я, улыбаясь ей в ответ самой обворожительной из моих улыбок. – Напротив, я просто восхищен, я…

– Вот и прекрасно, – очень мило перебила меня она. – Тогда проходите, и ради Бога, извините меня за темноту кругом, задремала, пока ждала вас…

«Какой изысканный выговор за опоздание», – поразился про себя я. Я вспомнил первые слова, которые услышал от нее. «Раздилидонился», – кажется, сказала она? Не просто хороший и правильный, а старомосковский какой-то, прямо пастернаковский русский! А еще она самую малость картавила, но настолько незаметно, что было непонятно, на какой букве, – пожалуй, это была «ж», которую она произносила, как бы перекатывая ее через звук «вэ»: получалось очень мягко, и воспринималось скорее как легкий акцент, а не как «фифект фикции». Откуда ты, дитя?

– Да пробки, знаете ли, – начал было оправдываться я, но она, словно говоря: «Да бросьте, полно вам о пустяках!» махнула рукой, и жестом пригласила меня в комнату, сама пройдя первой.

Загоревшийся красноватым неярким светом торшер будуарно осветил очертания маленькой, под стать прихожей, комнатушки, вся обстановка которой говорила, как мне показалось, о вполне определенном ее предназначении. В углу у окна стояли телевизор и видеомагнитофон, в другом – маленький журнальный столик с кассетником и пепельницей на нем, да два креслица рядом с ним. В глубине комнаты притулился неприметный какой-то шкафчик типа секретера, на котором горел большими зелеными цифрами древний будильник «Электроника», а у противоположной стены стоял старенький сервант. Посуды и хрусталя в серванте, впрочем, почти не было, зато стоял на нем забавный ночник в виде толстого добродушного розового бегемота. Все остальное пространство комнаты занимала большая софа, застеленная спальным однотонным бельем неброской расцветки. Один угол одеяла был недвусмысленно отвернут, и меня это эдак по-эстетски покоробило: не слишком ли прямолинейно хозяйка малогабаритки сообщает мне о том, что прекрасно осведомлена о конечной цели моего визита? И что заранее и без экивоков согласна? Хотя, собственно, не за этим ли самым ты сюда пришел, а? Ты объявление зачем давал – на байдарке по водопадам, что ли, спускаться?!

– Я живу… не здесь, – извиняющимся тоном произнесла хозяйка, по-своему истолковав мой настороженный интерес к обстановке. – Это съемная квартира, но здесь все чисто, уверяю вас!

– Да нет, нет, все в порядке! – поспешил выставить в успокоительном жесте вперед ладошки я, одновременно констатируя, что польщен произведенным на хозяйку впечатлением щепетильного чистюли, каковым, по сути, я и являлся.

– Тогда давайте, может быть, познакомимся по-человечески? – улыбнулась она. – Итак, вы?…

– Я – Антон, – чуть не сбившись с идиотского псевдонима, отрапортовал я.

– А мое полное имя – Виталия, – подхватила она и протянула мне руку.

Я взял ее холодные пальцы в свою руку и поцеловал.

– Обожаю галантных кавалеров! – рассмеялась Вита-Виталия.

– Сколько иронии! – состроил я саркастическую гримасу.

– О, нет, нет! Никакой иронии! – вскричала она и порывисто чмокнула меня в щеку. – Это так приятно. Мы, женщины (мне показалось, что это слово она произнесла с каким-то особенным нажимом) так любим в мужчинах хорошие манеры!

Странно, но явный наигрыш и экзальтация, прозвучавшие в этой фразе, произнесшую ее совершенно не портили, просто это выглядело как вполне естественное женское кокетство и желание понравиться. И это польстило мне.

– Какое интересное имя – Виталия, – продолжил я разговор.

– Греческое, – охотно поддержала тему она. – Его, как правило, его почему-то сразу сокращают до Виты, поэтому я так и представляюсь, но вообще-то мне ужасно не нравится! Друзья зовут меня Талия или просто Таша.

«Таша, надо же, как мило», – подумал я, и добавил в слух:

– Талия? Так у греков звали одну из муз, – начал было блистать эрудицией я. – Она покровительствовала, кажется…

И забуксовал. Так далеко мои познания об античности не простирались.

– Правильно, комедии, – закончила за меня моя собеседница и в притворном ужасе закатила глаза. – Боже, еще и эрудит! У меня с утра удачный день.

Я снова от души рассмеялся. Нет, определенно с чувством юмора у нее было все в порядке! А ведь юмор в ста случаях из ста есть непременный атрибут ума. Однозначно, она нравилась мне все больше и больше.

– Осталось выяснить, нравлюсь ли я вам? – тут же словно прочитала мои мысли Талия.

И тут она скинула с плеч платок и встала посредине комнаты. Ее коротенький халатик приталенного фасона был сшит из полупрозрачной ткани и практически ничего не скрывал. К тому же, обеспечивая мне полностью панорамный обзор, Талия пару раз крутанулась передо мной в изящном пируэте, и если я чего и недоглядел при первом раунде осмотра, то сейчас уж упустить что-либо было просто невозможно. Изящная маленькая головка ее сидела на высокой, прямо-таки лебединой шее, непонятно зачем скрытой повязкой из еще более тонкого, чем халат, газа – возможно, девушка была немного простужена. Талия была не слишком тонка, поэтому изящно-округлые бедра не казались широкими… Ноги не просто длинны и стройны, а с тонкой голенью и прорисованными икрами, что наводило на мысль, что их обладательница была не чужда занятий бегом или лыжами. А повыше ног, пониже спины шло то, что хоть и принято карамельно называть «попкой», а я именую просто и конкретно – задница, как бы грубо и вульгарно, по мнению некоторых эстетствующих элементов, это ни звучало! Так, что пардону, конечно, просим, но дальше шла задница – круглая и выпуклая, как хорошо накачанный волейбольный мячик, и которую, как тот мячик, так и хотелось поскорее взять в руки! Ну и, наконец, выше и спереди была грудь – небольшая, но совершенно безупречной формы, топорщившаяся из-под тонкой ткани двумя остренькими сосочками. А какое действие все это еле прикрытое великолепие, продемонстрированное с предельной откровенностью, произвело на меня, читатель, наверное, уже догадался. В общем, с чувством произнося стандартную пошлятину: «Ты безумно мне нравишься!» я не удержался, и в доказательство того, что не кривлю душой, заерзал в кресле.

Талия счастливо рассмеялась и снова чмокнула меня в щеку.

– Я так рада! Хочешь чаю или кофе? – сразу же, но ни секундой раньше, тоже перешла на «ты» она, – определенно, с тактом у нее тоже все было на месте.

Я великодушно согласился на чай без сахара, и Талия сразу же упорхнула на кухню. Пока она звенела оттуда посудой, я, не зная, чем заняться, обратил внимание на пачку глянцевых журналов, лежащих под столом прямо на полу, и вытянул наугад парочку из середины. Первым оказался сисястый «Hustler» – пожалуй, самая развесистая порнуха, какую только можно встретить в ларьках, и это опять неприятно кольнуло в сердце. Каким-то диссонансом этот порно-журнал звучал со всем нашим общением, несмотря на краткость, уже обретшим вполне определенную атмосферу. Я даже подумал, что попал он сюда, наверное, случайно, и в полной уверенности, что следующим окажется какой-нибудь «Elle» или «Vogue», запихнул «Hustler» обратно под стол. Но я не угадал. Второй журнал, хоть был мне совершенно неизвестен, но направленность имел явно ту же, и назывался «Transmagazine». На суперобложке была запечатлена совершенно голая губастая негритоска с бюстом номер бесконечность. Но от других таких же, с позволения сказать, моделей, позирующих, к примеру, для того же Хастлера, эту отличала одна деталь. Да, всего одна, но настолько существенная, что я даже замотал головой, как бы прогоняя из головы наваждение. Мне почему-то припомнились кентавры из легенд Древней Греции, эдакие комбинированные существа, полулюди, полукони. А пришли такие ассоциации мне на ум потому, что лицо и торс у «шоколадки» на обложке были непререкаемо дамскими, а вот все, что ниже, настолько же неопровержимо принадлежало полу противоположному. Так сказать, сильному. Хм, да-а, подборочка еще та! Хотя ведь лежали они не на, а под столом – значит, не для твоих глаз, чего тебя к ним потянуло? Кто знает, откуда они здесь, и что здесь делают. Убрать их скорее туда, где лежали. Но Талия уже возвращалась с кухни, и я только и успел, что с максимально безразличным видом бросить журнал на стол. Талия поставила дымящуюся чашку с чаем на стол, сама уселась в другое кресло, уютно закинув ногу на ногу. Спросила: «Ты не куришь? Можно, я покурю, пока ты пьешь чай?» – Я кивнул: «Конечно!»