Сталь

До Осло было менее часа езды, но нам необходимо было держаться в стороне от любых городов, в особенности от перенаселённых столиц. Альтернативный маршрут, учитывающий объезд максимального количества населённых пунктов, был на двадцать минут дольше кратчайшего, но подобные временные “издержки” казались мне малой жертвой – два года назад, во время путешествия по Китаю, один мой альтернативный маршрут занял на сутки больше изначально запланированного времени. Так что двадцать минут в моём понимании не выглядели критической цифрой. Во всяком случае, могло быть и хуже, и дольше… Например, если бы мы сейчас пересекали какую-нибудь Мавританию, а не Норвегию – страну с практически идеальной сетью асфальтированных дорог.

Сначала всё было “вроде как нормально”: мы ехали по пустынной дороге из Грюннстайна, с непозволительной скоростью в сто двадцать километров в час проносились мимо убранных и неубранных придорожных полей, как вдруг, менее чем через полчаса, на дороге помимо нас начали появляться ещё машины. Они, в отличие от нас, совершенно никуда не торопились, а одна из них даже совершенно спокойно направлялась в сторону города, из которого я мчалась на всех парах. Когда мы проехали мимо небольшой деревушки, в которой люди невозмутимо прохаживались по центральной улице – кто-то выходил из бакалейной лавки, кто-то вёл ребёнка за руку, кто-то заряжал свой электрокар – до меня стало доходить, что здесь что-то не так.

– Включи радио, – приглушённым тоном обратилась я к Тристану, насилующему свой мобильный настойчивыми попытками поймать сотовую или интернет-связь, чтобы наконец связаться с Рэймондом и Кармелитой. Ещё было бы неплохо поговорить с моими родителями…

Судорожные всхлипы Клэр, раздающиеся прямо позади меня, ситуацию ничуть не разряжали. Посмотрев в зеркало заднего вида на зарёванное лицо совсем недавно утихомиревшейся девочки, лежащей своей прелестной белокурой головкой на промокшей от слёз груди Спиро, я сжато выдохнула, стараясь не морщиться от помех, льющихся из колонок.

Центральное радио не работало, как и пять основных норвежских волн, как и три основные волны союзных государств, привычно всегда ловящих практически в любой точке Союза, даже в самой отдалённой от цивилизации. Однако, как ни странно, нам в итоге удалось словить пару незнакомых мне волн с попсовой и классической музыкой. Обе волны потоками, одну за одной выдавали только музыку и ничего больше: никакой сводки о происходящем в мире, никаких правительственных предупреждений, просьб и предписаний – ничего.

Увидев в очередном провинциальном городке мужчину, выбежавшего на утреннюю пробежку в компании с немецкой овчаркой, на меня накатило неожиданно резкое, болезненно острое понимание: люди не проинформированы. Но почему?! Правительства если не всех, тогда хотя бы развитых стран должны знать о том, что на самом деле происходит в Америке и в России. Главы государств должны были уже давно понять, откуда дует ветер и что с собой он несёт, должны были предупредить людей, объявить карантин… Норвежцы не подготовлены. Позже я пойму, что на самом деле к случившемуся было не подготовлено всё человечество, но сейчас я видела только норвежцев и Норвегию. Я видела абсолютную незащищенность. Видела уже начавшийся крах…

– Они ничего не знают… – обеспокоенно произнёс Тристан, смотрящий на проезжающий мимо городской автобус.

– А с учётом отсутствия мобильной связи и интернета, узнают слишком поздно, – отозвалась я.

– Их нужно предупредить, – подал голос Спиро.

– Разве? – произнесла я с иронией, о которой сразу же пожалела, но уже было поздно идти на попятную – парень уже правильно понял смысловую нагрузку моей честной интонации. – И что же ты предлагаешь? Встать посреди дороги и кричать об апокалипсисе? Как та сумасшедшая предсказательница из Аргентины?

Месяц назад в Аргентине совершила обряд самосожжения некая известная предсказательница будущего, перед этим пообещав человечеству вымирание. Именно вымирание – это слово она использовала за секунду до того, как поднести спичку к своей облитой керосином одежде в онлайн-режиме на популярном видеоресурсе, на котором она вела многомиллионный блог. Женщине было пятьдесят два года, её знало полмира, пока она не сделала то, что сделала, после чего о ней узнала и та половина мира, которая до тех пор не подозревала о её существовании. Кто-то счёл женщину сумасшедшей, кто-то начал говорить, что она поступила так потому, что грядущая трагедия человечества показалась ей страшнее, чем тот ужасный способ самоубийства, который она для себя избрала. Для меня же это казалось всего лишь очередной интернет-истерией. До этого самого момента, пока в разговоре со Спиро я вдруг не вспомнила историю той посмертной знаменитости в сфере спиритизма.

– Мы могли бы предупредить хотя бы кого-нибудь… – не сдавался мальчик.

– Наша цель – добраться до моих родителей целыми и невредимыми. На остальное у нас нет времени, – я ничего не могла с собой поделать – все те манеры поведения, которые до сих пор плескались на поверхности океана моих отношений с племянниками, вдруг потонули под толщей хладнокровия, словно исчерпавшие себя ледники. Парни, наверное, были в лёгком шоке от моего цинизма, но, простите, я сама была в глубочайшем шоке от того, что пережила этим утром, от осознания того, что я оказалась способной намеренно переехать и даже покататься взад-вперёд по человеку – не человеку! она уже не была человеком!.. а вдруг её ещё можно было спасти?!.. вдруг можно было вылечить?!.. – и оказалась способной даже нож в глотку всадить тому, с кем менее чем за час перед этим улыбалась и попивала латте, наслаждаясь ароматом выпечки его жены, той самой, которую я…

Я встряхнула головой, чтобы вытрясти из её нутра мысли, способные, как я ощущала, довести меня до состояния потрясения, а состояние потрясения – это слишком опасно, сродни приговору…

Неосознанно я в который раз за прошедшее утро скользнула взглядом по цифрам, отображающимся на приборной панели и ободряюще сообщающим о том, что бак автомобиля заполнен до предела. Даже с облегчением и одновременным ужасом поняв, что в остальной Норвегии, не являющейся Грюннстайном, очевидно, всё тихо-спокойно, я не хотела останавливаться ни на секунду, особенно из-за проблем вроде проколотого колеса или необходимости дозаправки. О еде я пока даже не задумывалась. Зато мысль о возможности заражения всё ещё не выветривалась из моей головы, хотя мне немного и полегчало после того, что сказал тот умирающий русский. Во-первых, меня действительно никто не кусал, во-вторых, меня больше не тошнило и я даже вдруг начала чувствовать себя очень бодрой, словно дешёвым адреналином накачалась, вроде разливного пива, а в-третьих, тот факт, что заражённым Барнабаса я увидела где-то спустя полчаса после нашей последней встречи, может говорить о том, что вирус распространяется в человеческом организме очень быстро. То есть получаса более чем достаточно. Я же контактировала с Барнабасом где-то примерно… Тридцать пять – сорок пять минут назад. Вывод? Вывод: я всё-таки не заражена. Ух… Можно выдохнуть… Да, наверное, действительно можно выдохнуть.

– Сеть ни у кого так и не словила? – пытаясь разрядиться, решила немного и непринуждённо поболтать я.

– Нет, – отозвался Тристан, у меня на глазах последние минут пятнадцать терзающий свой телефон. Ответив мне, он сразу же раздражённо забросил не поддающийся никаким уговорам о сотрудничестве агрегат в бардачок.

– У меня тоже ничего, – откликнулся Спиро. – Послушайте, судя по общему настроению людей, которых мы видели в других городах, всё не так страшно и такое происходит только в Грюннстайне.

– Скорее всего… – отозвалась я, совершенно не вникая в слова племянника, но Тристан оборвал меня.

– Давайте без наивности, ладно? Что-то точно произошло. И не в одном только Грюннстайне. Может быть в Грюннстайне и началось всё из-за того рухнувшего русского самолёта, может быть местные бросились помогать выжившим, а среди выживших оказались заражённые, от которых прибывшие на место крушения люди и заразились, а потом ринулись в город, но… Сотовой связи и интернета, что совершенно очевидно, нет во всей стране. Даже радио пропало. Это неспроста. Что-то серьёзное не просто надвигается, а уже случилось. Вот почему власти молчат: потому что, скорее всего, уже поздно что-либо говорить.

Ничего себе. А у Тристана, оказывается, за прошедший год развилась не только мускулатура, но и аналитическое мышление пошло в рост. Как это называется? Взросление?

Однако он своей речью нагнал страха, даже на меня. А я ведь только начала расслабляться, и на тебе, прилетело по голове обухом с той стороны, с которой не ожидала – Тристан повзрослел.

– Всё будет в порядке, – сжато выдохнула я, всё ещё не теряя надежды хотя бы немного разрядиться. – Пока в стране в целом всё в порядке, насколько мы видели…

– А что вы говорили про какого-то русского и про Олсенов? – отозвался Спиро. – Я так и не понял: вы кого-то видели там, у обломков самолёта?

Нет, это невозможно! О каком релаксе, успокоении и каких попытках сосредоточиться может идти речь?! В подобной компании подобное в принципе невозможно! Чувствую, они меня доконают за те уже шесть часов, которые нам остаются до пункта назначения – мы только что съехали с объездной дороги, огибающую Осло.

– Да, был там один русский, но ему уже нельзя было помочь. Кстати, – быстро сориентировалась я, решив замять ещё не поднявшуюся пыль подробностей, – что там с тем чемоданом русского?

Тристан потянулся за лежащим у него под ногами металлическим чемоданчиком:

– Он, наверное, на замке. Не открывается.

– Да? А вот это вот что… – потянувшись к кейсу, я нажала на скрытую на его торце кнопку с нарисованным на ней изображением замка. Крышка чемодана мгновенно щёлкнула.

– Я думал, он… – Тристан замер с открытым ртом. – Мужчина называл русский пароль. Как же то слово? Металическигэн?

– Металлически ген… Кажется, что-то такое. Так что там? – сбавив скорость с сотни до семидесяти километров в час, я заглянула в чемодан.

– Да ничего особенного… Паспорт и какая-то бумажка на русском языке.

– Дай сюда, – я забрала из его рук паспорт и, не отрывая рук от руля, заглянула сразу на последнюю страницу. – Lebedev Gerasim Davidovich, – без запинок, но явно с неправильным произношением прочла я латинские буквы, сложенные в мужское русское имя. – Две тысячи сорок шестого года рождения. Прописка в городе Коцтрома… Или у русских “си” произносится как “эс”? – вопросительно посмотрела на рядом сидящего Тристана я.

– Я знаю только испанский, и-то исключительно по школьной программе. Это ты у нас полиглот.

Я отбросила паспорт назад в раскрытый чемодан.

– Русский я не знаю. Только шведский, норвежский, финский, английский, французский, немецкий и немного эстонский. Так что русские бумаги нам не прочесть. По крайней мере до тех пор, пока не возобновится интернет-связь.

– Если возобновится, – мгновенно заметил Тристан.

– Не пессимизди, – сразу же оборвала я.

– Да, прости, – парень покосился назад, где сидели младшие дети. – Всё будет хорошо. У нас всё под контролем, – словно самому себе, но явно для всеобщего услышания, оттарабанил мою установку он.

– А что это? – я кивнула на литой металлический слиток, лежащий под бумагой и паспортом, размером с большую фляжку, о чём я сразу же и выразила мнение. – Похоже на фляжку.

– Нет, это не фляжка. Это что-то покрупнее… – парень начал ворочать кусок металла в своей руке. – Что-то цельное… Здесь явно нет никакой крышки. Как будто обычный кусок металла… Очень похоже на переносной сейф с встроенным мини-дисплеем.

Я посмотрела на навигатор, ведущий нас по офлайн-карте. До границы со Швецией нам оставалось всего полтора часа. И чем меньше времени оставалось, чем ближе мы подъезжали, тем отчётливее внутри меня нарастало необъяснимое беспокойство. Я пыталась понять, откуда это переживание, но никак не могла себе объяснить то, что я называла дурным предчувствием. Всё ведь должно пройти хорошо, то есть стандартно: границы между Норвегией и Швецией как таковой не существует, мне просто нужно будет заплатить пошлину при помощи электронной системы, шлагбаум откроется и мы проедем на территорию союзного государства. Всё совершенно стандартно… Но моё предчувствие ощетинивалось, с каждой оставленной за спиной милей всё больше и больше вставая на дыбы.

…Что же может пойти не так?

Пограничный досмотр.

На моей памяти на границах союзных государств такого не случалось никогда. Даже в тот год, когда террористическая организация Дорожных Пиратов навела страх в Центральной Европе. И здесь вдруг…

– Ваши паспорта, – коротко стриженный, загорелый, рослый и мускулистый военный лет сорока заглядывал в салон нашей машины через моё опущенное окно.

– Тристан, передай мне наши паспорта, – не отрывая взгляда от строгого вида военного, попросила я. – А что случилось, что на границе выставили военных?

– Ничего серьёзного, – доброжелательно, но не теряя военной выправки даже в голосе, ответил собеседник. – Обычные учения. Подскажите, какова цель Вашего отбытия в Швецию?

– У меня родители живут в Швеции. Мы едем их навестить.

– Не вовремя вы.

– Почему же? – заинтересованно заглянула в голубые глаза мужчины я.

– Возможно к вечеру границы будут полностью закрыты. Могут возникнуть проблемы с въездом назад на территорию Норвегии. Подумайте хорошенько, действительно ли Вы хотите сейчас покидать страну.

– Оу… Нет, мы уверены, – поджав губы в вежливой улыбке, я протянула три паспорта через опущенное окно.

Раскрыв паспорта, военный начал по очереди смотреть сначала в них, потом на нас.

– Теона Тейт, Тристан Диес и… – он заглянул на заднее сиденье. – Спиро Тейт. Вы что, молодая мать?

– Нет, что Вы, это мои племянники.

– А почему же Ваши младшие племянники находятся в автомобиле без оборудованных детских кресел?

– Мне уже есть двенадцать, – отозвался Спиро, – мне уже можно ездить без детского сиденья.

– Что ж, молодой человек, – военный ещё раз посмотрел в паспорт Спиро, – возможно Вам и есть двенадцать, но Вашей соседке явно меньше… Где паспорт девочки?

К моему горлу резко подступил нервный ком.

– У девочки нет заграничного паспорта. Не видели необходимости его делать…

– Вот как?

– Сами понимаете, в паспорте ведь нет необходимости для пересечения границ союзных государств.

– Верно. А девочка тоже Ваша?

– Естественно, – попыталась как можно более правдоподобно улыбнуться я, и у меня определённо точно получилась улыбнуться не только правдоподобно, но и обворожительно.

– Просто девочка совсем не похожа на Вас, – смягчившись, улыбнулся в ответ военный. – Вы все брюнеты, а она блондиночка.

– Просто у нас разные отцы, – неожиданно отозвался Тристан. – Мать повторно вышла замуж, сами понимаете, как это бывает.

– Хорошо. Ждите, – только и произнёс военный, после чего, вместе с нашими паспортами, ушёл в пограничное здание, прежде никогда не функционирующее, а теперь вдруг битком набитое людьми в военной форме.

Закрыв своё окно, я сжато выдохнула и встретилась взглядом с Тристаном:

– Молодец, хорошо сработал.

– Да без проблем.

– Главное, чтобы Клэр молчала. Клэр, ты слышишь? – я обернулась к сидящей на заднем сиденье девочке. – Не разговаривай ни с кем, договорились? Если этот дядя будет спрашивать у тебя что-нибудь, просто молчи, хорошо? – я погладила девочку по белоснежной ножке.

– А почему вы сказали, что я ваша? – в детских глазах плескалось явное подозрение.

– Ну ты же и правда наша, – мило заулыбался Спиро, притянув девочку к себе за плечи. – Мы ведь соседи.

– Да, но… – девочка откровенно начинала подозревать.

– Послушай, давай сделаем так, – решила снова перевести внимание ребёнка на себя я, невольно слыша, как беспокойно колотится моё сердце. – Этому дяде ты ничего не говори, чтобы он нас пропустил, хорошо? Потому что если он нас не пропустит, мы не успеем вовремя вернуться домой, а ты ведь хочешь домой?

– Хочу.

– Вот и замечательно.

– А вовлемя, это когда? Уже сколо? Я хочу вовлемя велнуться домой.

– Уже скоро, Клэр. Как только этот дядя пропустит нас, мы сразу же поедем домой, хорошо? Поэтому если тебя спросят, чья ты, ответь… – Если бы я попросила девочку соврать по поводу того, что я её тётя, она могла бы не только укрепить свои подозрения, но даже испугаться. – Скажи, что ты сестрёнка Спиро, хорошо? Сыграем в такую игру, как будто мы все одна семья.

– Да, Клэр, давай поиграем, – дрожащим голосом обратился к девочке Спиро. Только услышав это дрожание, я заметила, как сильно мальчик переживает. Кажется, даже сильнее меня.

– Ладно, – насупилась девочка, опустив глаза и надув губы.

– Вот и хорошо, – выдохнула я и повернулась обратно к рулю, и сразу же заметила нашего военного. Он возвращался к нашей машине. Я опустила окно.

– Прошу вас проехать на первую полосу.

– Что? Но мы ведь стоим у шлагбаума, мы можем проехать и через него… Всё в порядке?

– Прошу Вас, подъедьте на первую полосу, – уже развернувшись, мужчина указал на первую полосу, свободную от машин. Он больше не слушал меня – он ждал, когда его послушаюсь я.

Не поднимая окна, я сдала назад и начала выворачивать руль, всем своим нутром чувствуя, что что-то начинает идти не так.

– Ничего себе! – ахнул Спиро. – Посмотрите какая очередь за нами! Я столько машин ещё никогда не видел.

И вправду, за считанные минуты за нами выстроилась шеренга не менее чем из сотни автомобилей. Когда мы подъехали к границе, перед нами на нашей полосе стояло всего четырнадцать автомобилей, но пока очередь дошла до нас, очередь позади нас резко выросла. Все семь полос, кроме первой, на которую нас пригласил военный, были забиты до отказа – по-видимому, здесь образуется многочасовая пробка. А это значит, что мы вовремя добрались сюда, оказавшись почти в самом начале очереди, но что же могло пойти не так?.. Клэр… Это точно Клэр. А если они начнут осмотр автомобиля? Я ведь не везу ничего противозаконного? Вроде как нет… Разве что большую сумму наличных, тех, что взяла из заначки Рэймонда, но прежде во время путешествия по союзным государствам регистрировать валюту не было необходимости. Что ещё, кроме Клэр и наличных?..

Меня вдруг словно током ударило – чемодан русского! Откуда у нас мог взяться чемодан русского человека, с его паспортом и документами?.. Что именно написано в тех русских бумагах? Вдруг они правительственные? Вдруг это документы особой важности? И что за металлический слиток…

Меня затрясло от осознания того, что сейчас может произойти. Если в том чемодане что-то важное, они скоро узнают и об этом, и про Клэр, и что тогда? Я ведь пытаюсь вывезти из страны постороннего мне ребёнка, плюс этот дурацкий чемодан… Его нужно было выкинуть! Нет, его вообще нельзя было брать! Я что, контрабандист?! Что за подобное может быть?!

Я наконец вырулила на первую полосу и остановилась напротив военного, прямо перед опущенным шлагбаумом.

– Всё в порядке? – повторила свой вопрос я, на сей раз не сумев спрятать напряжения в голосе.

– Надеюсь, что ничего страшного, – явно не собираясь отдавать мне паспорта, накрепко зажатые в сильно загоревших руках, мужчина пристально смотрел на меня. – У вас кровь на бампере и серьёзная вмятина.

Что?! Что он сказал?! Кровь на бампере и серьёзная вмятина?!

С этой стороны я не ожидала прилёта неприятностей… Я даже не догадывалась о состоянии нашего бампера, даже не задумывалась… Хотя было бы логичным об этом подумать, но только будь я в стандартной ситуации, а я в таковой не была! Я спасалась от… Сама не знаю от чего я спасалась, но спасалась определённо точно!

– Ах это… – я неестественно широко заулыбалась. – Мы сбили собаку, – я резко перестала улыбаться, решив, что при таких словах улыбка неуместна. – Бедняга, она, видимо, была бездомной… – встретившись с собеседником взглядом, я запнулась. Неужели он знает?! Неужели знает?! – Неприятная ситуация, – через силу заставила себя выдавить заключительные слова я.

– Животные на дорогах – это всегда неприятно, – не переставал усердно хмуриться мужчина. – Однако у меня для вас есть ещё более неприятные новости. К сожалению, Вы не можете покинуть территорию Норвегии.

– Как же не можем? – на сей раз сдвинула брови я, наблюдая за тем, как с соседней полосы, с той, на которой ещё минуту назад стояли мы, стартует через поднятый шлагбаум красный минивэн, битком набитый подростками. – Граница ведь ещё не закрыта, верно? Людей пропускают, – я взмахнула рукой в сторону уезжающего минивэна.

– Во-первых, мы Вас отсюда в принципе не отпустим, пока Вы не купите в маркете кресло для перевозки ребёнка, – мужчина кивнул в сторону автомобильного мини-маркета, больше подходящего на нефункционирующую лавку. – А во-вторых, границу Вы всё равно не пересечёте.

– Почему же не…

– Потому что у Вашей племянницы нет паспорта. Новый закон: без паспорта за границу Норвегии не пропускаем. И без разрешения официальных опекунов детей Вы тоже не сможете провезти их на территорию другого государства.

– И что же это за закон такой? – протянув руку через открытое окно, я жестом попросила вернуть мне паспорта. – И когда его утвердили?

– Этим утром, – жёстко отчеканил мужчина. – Возьмите свои паспорта, отъедьте в сторону, чтобы не мешать проезжающим, купите детское кресло и поезжайте назад. Хорошего Вам пути, – мимолётно коснувшись козырька своей кепки, отчеканил военный, явно растеряв по отношению к нам всяческий интерес и дружелюбие.

– Послушайте, мне необходимо попасть в Швецию, – не желала сдаваться я. – У меня там старики и…

– Девушка, я наблюдаю за тем, как Вы сейчас же подъезжаете к маркету и через минуту выходите из него с детским креслом – Вам понятно? Скажите спасибо, что я не оштрафовал Вас за грубое нарушение общих правил безопасности перевозки несовершеннолетних.

Я заткнулась. Внезапно вспомнив о том, что помимо детей и русского чемодана неизвестного происхождения я ещё и домашнее животное пытаюсь перевести через границу в корзинке из-под кексов, без всякой специально предусмотренной и оборудованной для подобных целей переноски.

Поспешно закрыв своё окно, вдруг испугавшись того, что всё это время молчавший котёнок даст о себе знать достаточно громко и отчётливо, чтобы слить ситуацию на самое дно, я вцепилась в руль руками. Вот же она, граница: один шлагбаум, прямо перед моим помятым и испачканным человеческой – или уже не человеческой? – кровью бампером. Потом ещё один шлагбаум: шведский. И всё, я почти достигла своей цели.