Ценится и твердая, почти не подверженная гниению древесина этих удивительных пальм. Уголь из нее лишь немногим уступает каменному.
Можно ли требовать большего от растения, которое не нуждается в уходе и выживает там, где все прочие гибнут?
Стоянка должна была продлиться до вечера. Пока маркиз, Эстер и мавр ставили палатки, а Рокко готовил еду, Бен с бедуинами отправились рвать финики. Вскоре их корзины были полны отборных продолговатых плодов: мясистых, с блестящей кожицей желто-красного или желто-коричневого цвета.
– Замечательный урожай, – похвалил Бен. – Можно сделать мед.
– И кто же этим займется? – спросил де Сартен.
– Я, господин маркиз, – отозвалась Эстер, отправляя очередной плод в свой маленький ротик с алыми, как кораллы, губками.
– Готов помочь, хотя подмастерье из меня, наверное, выйдет весьма неумелый, – сказал маркиз.
– Хотите помочь? Ловлю вас на слове, – засмеялась Эстер и тут же покраснела. – Ничего сложного в этой работе нет.
– А я нацежу бурдюк финикового молока, – сказал Бен. – Пальма, правда, потом погибнет. Ну да ничего. Их здесь много. Одной больше, одной меньше.
– Почему погибнет? – поинтересовался маркиз.
– Засохнет. Вот почему туареги выбирают для сбора молока лишние или неплодоносящие растения.
Прихватив бурдюк, юноша влез на верхушку пальмы, срезал венчающие ее листья и сделал сначала глубокий круговой надрез, потом другой, вертикальный. Через несколько минут потек молочно-белый сок.
Пока Бен наполнял бурдюк, маркиз, Эстер и Рокко занялись изготовлением меда. Это действительно оказалось несложно, требовались лишь сила и глиняный дуршлаг. Надо было протереть через него плоды так, чтобы отделить мякоть от шкурок и косточек. В итоге у них получилось четыре больших кувшина отменного финикового меда, которым можно было разнообразить рацион.
Выпив молока и с аппетитом позавтракав, путешественники устроились в палатках или просто улеглись в тени пальм и задремали. Верблюды, будто саламандры, предпочли спать под палящим солнцем, совершенно им, по-видимому, не мешавшим.
Глава X
Леопарды Сахары
На закате, когда солнце почти утонуло в огненном океане, караван тронулся в путь.
Дневное светило быстро опускалось к горизонту, окрашивая в оранжевый цвет безбрежную песчаную равнину. На востоке всходила красноватая, будто раскаленный медный диск, луна. Верблюды, хорошо отдохнув, шли быстрее обычного, несмотря на жару, которая долго держится над барханами даже после захода солнца.
Над пустыней висел зной, дышать было тяжело. Зато исчезли отблески солнечных лучей, причинявшие сильную боль глазам, особенно непривычным к пустыне, так что маркиз и Рокко испытали немалое облегчение. Их веки еще саднило после утреннего перехода.
Смеркалось. Тени быстро удлинялись. Казалось, они наползают с востока, накрывая Сахару вуалью, становившейся все темнее и темнее. Запад еще пламенел, словно там извергали багровую лаву вулканы.
Закаты в Сахаре не имеют себе равных. Благодаря немыслимой тишине, царящей на ее просторах, они полны поэтического очарования и меланхолии.
В лесах, горах, глубоких ущельях и на равнинах всегда есть какие-то звуки: монотонный стрекот сверчков, гудение ночных насекомых, шелест листьев на ветру, журчание реки или рокот далекого водопада.
В пустыне нет ничего. Там правит смерть.
Лишь изредка ночную тишину нарушает плач шакала, рыщущего по барханам в поисках падали. Однако плач этот только навевает еще большую тоску.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом. По безоблачному небосводу неторопливо взбиралась луна. В ее неверном свете тени верблюдов сделались преувеличенно длинными.
– Уж не занесло ли нас ненароком в царство мертвых? – пробормотал маркиз. – Так и мерещится, что за нами по пятам следуют легионы призраков. И все же какая романтика! Я и представить себе не мог, что ночи в пустыне столь прекрасны. Душу охватывает грусть, что правда, то правда, но это невероятное спокойствие, эта безмятежность!.. Что скажешь, Рокко?
– Что взопрел так, точно меня посадили в печь, – буркнул сардинец, не разделявший восторгов своего хозяина. – На редкость жарко, маркиз, даже вы не сможете этого отрицать. Так и пышет. Уж не таятся ли тут под землей вулканы?
– В Сахаре, мой бравый Рокко, нет ни одного вулкана.
– Скажите, хозяин, она всегда такой была, эта Сахара?
– С незапамятных времен.
– А нельзя ли ее как-нибудь изменить?
– Французы в Алжире уже начали возделывать здешние земли, создавать новые оазисы, где благоденствуют финиковые пальмы и молочаи.
– Неужели? – воскликнул Бен. – Хотите сказать, им удалось превратить бесплодные пески в сады?
– Да. Через несколько лет легенда о том, что Сахара – это засушливое и необитаемое место, будет развеяна. До сих пор считалось, что под песками нет пресных источников. Однако выяснилось, что вода есть почти везде. Сами подумайте, как могли бы расти в оазисах пальмы, если бы их корни не достигали водоносного слоя?
– Истинная правда, маркиз. Давно замечено, что в тех оазисах, где пересыхали колодцы, все растения умирали.
– Знаете, наш генерал Дево, убежденный, что в воде тут недостатка нет, решил провести эксперимент. Результат превзошел всякие ожидания. Предположив, что под Сахарой находится огромное озеро, зажатое между двумя водонепроницаемыми слоями, Дево поручил инженеру Юсу пробурить артезианскую скважину в Джелиде. Бурение закончили в июне тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Генерал оказался прав. Скважина дает четыре тысячи литров воды в минуту, что позволило создать один из самых больших оазисов. За первой скважиной последовали новые. А сколько их еще будет пробурено! Песок рано или поздно победят. Уже сейчас на юге Алжира, там, где прежде была голая пустыня, можно увидеть великолепные финиковые плантации, каждый год приносящие богатейшие урожаи.
– Замечательно! – воскликнул Бен.
– И это только начало. Через сотню-другую лет, благодаря энергии и изобретательности европейцев, бо́льшая часть Сахары превратится в сад.
– А еще я слыхал о грандиозном замысле, реализация которого позволит преобразовать часть пустыни в море.
– Да, Бен, и не удивлюсь, если в один прекрасный день этот план воплотят в жизнь. Фердинанд де Лессепс, построивший изумительный Суэцкий канал, проанализировал сей прожект и пришел к заключению, что он вполне осуществим. Предполагается с помощью канала длиной сто шестьдесят километров, прокопанного из Габеса, затопить пустынные низины площадью восемь тысяч квадратных километров. Всего-то и нужно что десять лет работы. Ну и деньги, конечно. А идея-то грандиозная!
– Но под водой окажутся многие оазисы.
– Тут вы, конечно, правы, Бен. Зато какая польза для коммерции! Средиземноморские державы смогут легко торговать с богатыми внутренними регионами Судана.
– Полагаете, план когда-нибудь воплотят в жизнь?
– Кто знает? Французское правительство заявило, что пока не намерено поддерживать проект. Однако то, что отвергнуто сегодня, завтра может быть принято.
– И тогда – прощайте, караваны! – сказал Рокко. – Прощай, романтика пустыни.
Бен собирался что-то ответить, когда над барханами неожиданно разнесся резкий крик. Жуткий предсмертный вопль человека.
– Кто-то зовет на помощь! – воскликнул де Сартен, осаживая коня и берясь за винтовку.
Все приподнялись на стременах, пытаясь разглядеть, что происходит, но барханы были чересчур высоки. Послышался новый крик, на сей раз более отчетливый.
– Помогите! Помогите! – кричал кто-то по-арабски.
– Там кого-то убивают!
Маркиз собирался дать шпоры коню, однако Бен его остановил:
– Постойте, господин маркиз. Не забывайте, мы в землях туарегов.
– Ничего, у нас отличное оружие.
С этими словами маркиз поскакал на крик. Бен и Рокко последовали за ним. Мавр с бедуинами окружили верблюда Эстер, взяв ружья на изготовку.
Миновав несколько дюн, маркиз оказался перед низиной, поросшей чахлой верблюжьей колючкой. Человек в темном бурнусе сражался не на жизнь, а на смерть с каким-то крупным зверем. Заметив всадников, животное отскочило, припав на короткие сильные лапы, и оскалило пасть, полную острых зубов. Зверь был поменьше льва, с вытянутой головой, мощной шеей и сильным телом, покрытым рыжеватой шерстью в черных пятнах.
– Леопард! – вскричал маркиз, мгновенно узнав врага.
Де Сартен спешился, опасаясь промахнуться, стреляя с коня, уже занервничавшего, и крикнул товарищам:
– Позаботьтесь о человеке! Леопардом займусь я.
Хищник, поняв, что ему не победить в схватке, начал отступать к темным скалам, торчащим из песка. Маркиз прицелился, но зверь уже исчез в расщелине.
– Ага, испугался! – воскликнул корсиканец. – Ничего, я еще с тобой поквитаюсь.
Убедившись, что зверю некуда деться из укрытия, он подошел к Бену и Рокко, помогавшим подняться на ноги несчастной жертве пустынного хищника.
Это был худой мужчина лет пятидесяти пяти, очень смуглый, с длинной седой бородой и черными глазами, горевшими яростным огнем. На голове – пропыленная белая чалма, бурнус весь в заплатах. Оружия у незнакомца не было, если не считать суковатой палки. Тем не менее он, по-видимому, сумел как-то защититься от зверя, поскольку отделался лишь царапиной на левой щеке.
– Да вознаградит вас Аллах, – сказал он Рокко, промывавшему ему рану.
– Кто вы и что делаете один в пустыне? – спросил маркиз.
– Я бедный марабут[16], отставший от каравана. Вот уже пять дней бреду по пустыне.
– Идти можете?
– Я умираю от голода, добрый господин, и еле держусь на ногах.
– Тогда садитесь на моего коня, – предложил Бен. – Но прежде скажите, откуда вы прибыли?
– Из сердца Сахары, где находятся оазисы Арган и Бир-эль-Дехеб.
Бен и де Сартен обменялись быстрыми взглядами, говорившими: «Этот человек может обладать ценными сведениями».
– Рокко, – сказал маркиз, – отведи этого несчастного к Эль-Хагару и скажи, чтобы разбивали лагерь. Мы же попытаемся достать леопарда.
– Да не связывайтесь вы со зверем, хозяин.
– Нет, мой дорогой Рокко, мне нужна его великолепная шкура.
Здоровяк-сардинец подхватил на руки тощего паломника, взвалил на своего коня и скрылся за барханом.
– На что вы намекали своим взглядом, Бен? – спросил маркиз, когда они остались вдвоем.
– Если этот марабут в самом деле прибыл из Центральной Сахары, он может знать о судьбе экспедиции Флаттерса куда больше, чем мы себе представляем.
– Я и сам подумал о том же, но…
– Что вас смущает?
– Можно ли ему доверять? Марабуты – известные фанатики.
– Он не успеет нас предать, потому что наверняка торопится в Марокко. Я заметил, что сума у него набита битком. Похоже, туареги не поскупились на милостыню. Мы подарим ему верблюда и отправим в Тафилалет.
– Хорошо. Тогда – на охоту. Вы же не против?
– Полагаю, много времени это не займет.
– Главное, чтобы хищник не решил отсидеться в логове.
– Мы выкурим его, маркиз. Здесь нет недостатка в сушняке, который можно зажечь.
Стреножив лошадей, они двинулись к скалам, не снимая пальцев со спусковых крючков. И сразу же увидели в глубине расщелины два зеленоватых огонька и услышали рычание.
– Ждет, – прошептал де Сартен.
– Осторожней, маркиз. Если это самка с детенышами, она будет защищаться до последнего.
– Глаза потухли. Интересно, какова глубина этой щели?
– Сейчас попробую выстрелить. Вы же, маркиз, будьте готовы подарить зверю coup de grâce[17].
– Я готов, – ответил корсиканец, на лице которого не дрогнул ни один мускул.
– И я, – произнес голос у них за спиной.
– Господи, Рокко, это ты!
– Неужто вы думали, будто я брошу вас на произвол судьбы? Марабута я сдал с рук на руки синьорине Эстер, ему я больше не нужен.
– Внимание! – сказал Бен.
Он подобрался на пять шагов к расщелине и выстрелил. Из темноты послышался рык, но зверь и не подумал выходить.
– Наверное, расщелина шире, чем кажется, – предположил маркиз.
– Или там имеется изгиб, и моя пуля угодила в стену, – ответил Бен.
– Давайте окурим логово дымом, – сказал Рокко. – Начнет задыхаться – выскочит как миленький.
Маркиз остался сторожить расщелину. Бен и Рокко насобирали верблюжьей колючки и сложили ее перед отверстием. Леопард, словно угадав их намерения, вновь зарычал. Тон его голоса изменился, сделавшись более низким и угрожающим. Стало ясно: зверь вот-вот нападет.
– Наши приготовления ему не по вкусу, – заключил маркиз.
Рокко чиркнул спичкой, с безрассудной храбростью подошел к расщелине и поджег собранные ветки. Он уже собирался отойти, когда наружу выскочил зверь и, перемахнув через огонь, метнулся к нему. Нападение оказалось столь неожиданным, что гигант отшатнулся и упал, не удержавшись на ногах.
– Беги! – закричал маркиз.
Увы, совет запоздал. Леопард с яростью набросился на Рокко, намереваясь разорвать его в клочья мощными когтями. По счастью, сардинец обладал поистине геркулесовой силой. Поняв, что отступать некуда, он обхватил леопарда мощными ручищами и сдавил так, что зверь взвыл.
Никакой гризли не смог бы сотворить подобного с пумой. А Рокко все сжимал и сжимал свои железные объятия. Позвоночник и ребра хищника подверглись суровому испытанию.
Маркиз и Бен кинулись было на помощь, но не решились стрелять из опасения случайно задеть друга: человек и зверь сцепились клубком.
– В сторону, Рокко! – кричал маркиз. – Отпусти его!
Однако сардинец не сдавался. Не желая попасть под стальные когти хищника, он удвоил усилия. Его могучие мускулы напряглись, и кости зверя затрещали.
– Ничего, хозяин! – просипел Рокко. – Справлюсь…
Леопард, чувствуя, что задыхается, отчаянно бился, рычал и пытался вцепиться клыками в горло врага. Из пасти у него пошла кровавая пена, хвост судорожно задергался. Зловеще мерцающие глаза вылезли из орбит.
Вдруг хищник издал хриплый рык и обмяк. Руки сардинца стиснули его еще крепче. Наконец Рокко отшвырнул бестию и крикнул:
– Так тебе! Хозяин, подарите же ему удар милосердия.
Поняв, что отступать некуда, сардинец обхватил леопарда мощными ручищами и сдавил так, что зверь взвыл.
Две пули пробили череп леопарда, успокоив его навсегда.
– Тысяча чертей! – воскликнул маркиз, еще не пришедший в себя. – Рокко, ты нечеловечески силен!
– Всего-то две крепкие руки, – засмеялся тот.
– Которыми возгордилась бы даже горилла.
– Повстречаем гориллу – вызову ее на дуэль.
– Ну и человечище! Один двадцати стоит! – восхитился Бен. – Если туареги решатся на нас напасть, не хотел бы я оказаться на их месте.
Глава XI
Признания Марабута
Вернувшись в лагерь, устроенный у подножия дюны, они обнаружили марабута, за обе щеки уплетавшего пшенную кашу, приправленную финиковым медом, – настоящий деликатес для коренных обитателей пустыни. Бедняга, оголодавший за пять дней, ел с такой жадностью, что возникало опасение, как бы он не отправился в магометанский рай раньше времени из-за заворота кишок.
Видно было, что горемыка настрадался в пустыне. Марабуты вообще отличаются худобой из-за своих долгих постов и паломничеств, но от этого остались буквально кожа да кости.
Марабуты – самые рьяные приверженцы ислама и пользуются репутацией святых, принадлежа к секте, считающей своим долгом проповедовать учение арабского пророка. Их встречаешь на окраинах великой пустыни: в Южном Марокко, Алжире и Триполитании.
Они обитают в крошечных глинобитных храмах, увенчанных двумя-тремя куполами. Марабутов можно назвать монахами: некоторые из них благонравны и подвергают себя суровой аскезе, другие – жестоки, заносчивы и склонны к мошенничеству.
Кое-кто из них женат, но по большей части марабуты влачат одинокую жизнь. Грамотные посвящают себя изучению Корана и постам, неграмотные отдаются диким пляскам, кружась вокруг своей оси до изнеможения или обморока.
Встречаются среди них и замечательные плуты, якобы творящие чудеса, вещающие устами умерших, предсказывающие победы и поражения армиям и продающие амулеты против вражеских клинков и даже пушечных ядер. Иные похваляются врачевательским даром, однако все их лекарства – обрывки бумаги с накорябанными строчками из Корана, которые они потом бросают в чашку бульона.
Как бы то ни было, люди это суровые, а иногда даже опасные. Одно их слово – и между местными племенами может вспыхнуть война, доставив массу хлопот марокканскому султану. По счастью, хитроумные эмиры нашли способ держать их в узде, заодно изрядно пополняя казну.
Шиллуки, тамазигхты или горцы Эр-Рифа, то есть все более или менее независимые марокканские племена, испытывают непреодолимое отвращение к выплате императорских налогов и податей, в то время как император считает себя вправе их собирать.
Прежде эмиры прибегали к помощи армии, теперь же обращаются к марабутам, совмещающим функции религиозных, гражданских и военных вождей. Святые охотно идут на выгодную сделку и отправляются… просить милостыню.
Бродя по пустыням и горам, они встречаются со старейшинами непокорных племен, проникновенно беседуют с ними, проповедуют направо и налево, причем делают все это с таким жаром и красноречием, что им удается выклянчить столько дани, сколько не по силам отобрать войскам.
Набив карманы, марабуты возвращаются в Марокко. Бо́льшую часть добычи оставляют, разумеется, себе, остаток сдают султану. А тот и рад. Ведь иначе казна не получила бы даже таких крох. Взамен он не скупится на восхваления и почести этим талантливым сборщикам дани.
Оказалось, что марабут, подобранный нашими друзьями в пустыне, посещал оазисы туарегов, обещая им, что пожертвования пойдут на уничтожение неверных в Европе. Сложно сказать, что им двигало. То ли религиозное рвение, то ли желание потуже набить суму.
К несчастью, караванщики, к которым он прибился, однажды утром отправились в путь, не разбудив его. Бедолага проснулся в песках без припасов, без верблюда и едва не закончил свои дни в желудке голодного леопарда.
Досыта наевшись и отдохнув, марабут как ни в чем не бывало встал. Словно и не он пять дней бродил по Сахаре. Пора было его допросить и поспешить в Берамет, пока нужный им караван не ушел слишком далеко на юг.
Маркиз предложил туземцу трубку, набитую отличным табаком, и в лоб сказал:
– Я знаю, что вы были свидетелем расправы с французской экспедицией полковника Флаттерса.
Опешивший марабут вытащил трубку изо рта и уставился на маркиза. Немного придя в себя, он с некоторым беспокойством спросил:
– Вам-то что за дело?
Потом приподнялся и, внимательно разглядев де Сартена, воскликнул:
– А! Так вы не марокканец, вы – европеец в арабском платье. Или я не марабут!
– Вы не ошибаетесь, – спокойно подтвердил маркиз.
– Наверное, француз?
– Почти. Алжирец.
– Что вы делаете в Сахаре?
– Направляюсь в Сенегал по торговым делам.
– А мне почему-то кажется, что вы направляетесь к туарегам.
– Зачем? Чтобы повторить судьбу Флаттерса? Ведь все члены экспедиции были убиты.
– Все? Ха-ха!
– Так вам что-то известно? Неужели кто-нибудь из несчастных выжил?
Марабут молчал. Теперь он смотрел на маркиза и его спутников с тревогой, не ускользнувшей от зоркого взгляда корсиканца.
– Послушайте, – предложил де Сартен, – расскажите мне честно все, что знаете об этой трагедии, и я подарю вам верблюда и хорошую винтовку. С ними вы легко доберетесь до Марокко.
– Разве вы не возьмете меня с собой?
– К чему? Нам надо на юг, вам – на север.
– Давно ли вы покинули Алжир?
– Два месяца тому.
– Следовательно, не слыхали, что один из проводников был арестован и отравлен?
– Нет. Я уехал из Алжира, когда пришли первые вести о случившемся с экспедицией. Смелее же! Рассказывайте! Я уже и сам догадался, что вам многое известно об этой драме.
Поколебавшись, марабут произнес дрожащим голосом:
– Надеюсь, меня не посчитают сообщником туарегов…
– На этот счет не беспокойтесь. Все знают, что марабуты – святые люди, а не разбойники.
– И если я все расскажу, вы меня отпустите? – продолжал допытываться марабут.
– Слово чести.
– У этого святоши явно рыльце в пушку, – пробормотал Рокко. – Сам же, наверное, и натравил туарегов на «неверных».
Какое-то время марабут сидел в задумчивости, точно старался получше все припомнить, затем приступил к рассказу:
– Когда напали на французов, я находился совсем рядом, в оазисе Рхат. Можно сказать, в главной крепости туарегов-азгаров. Будьте уверены, я надежный свидетель. Как вам, наверное, известно, полковник Флаттерс, капитан Массон и инженеры имели при себе охрану из алжирских егерей первого полка, среди которых были и два будущих предателя: Белькасым Бен Ахмед, известный под кличкой Башир, и Аль-Абьяд Бен Али.
– Да, мне это известно, – кивнул маркиз.
– Однако эти двое на самом деле были не алжирцами, а туарегами. Когда экспедиция достигла сердца пустыни, Башир сговорился со своим товарищем совершить предательство. Им хотелось завладеть оружием, припасами, а также деньгами и подарками, которые, как они подозревали, имеются в багаже. Предложив полковнику проводить экспедицию к месторождению золота, предатели завели их к Бир-эль-Гараму и дезертировали, отправившись прямиком к туарегам. На следующий день тысяча двести разбойников пустыни обрушились на экспедицию, подавив ее своим числом. Сам Флаттерс, капитан Массон и несколько унтер-офицеров живыми попали в руки врагов. Еще кое-кому, под руководством сержанта, удалось вырваться из окружения. Но большинство были зарублены саблями. Кстати, перед тем туареги уже пытались уничтожить французов, продав им отравленные финики, от которых в животе начинались жуткие колики. Часть солдат после жестоких мучений погибла еще тогда, на горячем песке Сахары. Выжившие в бою бежали на север, преследуемые туарегами, не дававшими им ни минуты передышки. Несчастные, умиравшие от голода и жажды, едва не перебили друг друга, дойдя до безумия, и почти все погибли, грызя песок в последних судорогах агонии.
– А что с полковником Флаттерсом и капитаном Массоном? – спросил маркиз.
– Выжил или нет полковник, я не знаю. Слышал, будто туареги переправили его в Тимбукту. То ли для того, чтобы казнить, то ли – продать в рабство султану.
– Значит, вы не исключаете возможности, что полковник еще жив? До меня тоже доходили слухи насчет Тимбукту.
– Увы, наверняка не могу сказать.
– Поклянитесь в этом.
– Клянусь Кораном.
– А капитан Массон?
– Я своими глазами видел его голову, насаженную на пику. И его, и сержанта.
– Мерзавцы! – вскричал Рокко.
– Вы говорили, один из предателей арестован? – напомнил маркиз.
– Да. Башир. Он имел наглость заявиться в Бискру, надеясь убедить наместника отправить спасательную экспедицию, чтобы и ее заманить в засаду туарегов. Кто-то из выживших его узнал. Башира арестовали, напоили допьяна и подвергли допросу.
– И он во всем сознался?
– Да. Прибавив, что полковника Флаттерса тоже убили. Якобы за отказ написать письмо с просьбой выслать спасательную партию.
– Полагаете, Башир сказал правду?
– Сомневаюсь, господин.
– Башир еще жив?
– Насколько мне известно, восьмого августа он был отравлен в тюрьме Бискры трактирщиком, поставляющим еду заключенным. Трактирщика, судя по всему, подкупили туареги. Они испугались, что Башир под угрозой смерти или соблазнившись щедрой наградой согласится стать проводником для отряда, отправленного отомстить за полковника.
– А приятель Башира? Этот Аль-Абьяд Бен Али? Вы знаете, где его найти? – поинтересовался Бен.
– Говорят, он нанялся погонщиком верблюдов в караван, что сейчас идет в Тимбукту.
– Похоже, тот самый, о котором нам рассказал старый Гасан, – заметил Бен по-французски.
– Да, – согласился маркиз в глубокой задумчивости. – Наверное, он и скрывается под именем Шебби. Ничего, мы их догоним.
Де Сартен приказал развьючить одного верблюда и передать его марабуту, которому Рокко уже вручил винтовку и патроны.
– Это вам, – сказал маркиз. – Доброго пути.
– Благодарю за щедрость и за то, что спасли мне жизнь. Да пребудет с вами милость Аллаха, – ответил марабут, садясь в седло. – Будьте осторожны. Туареги зорко следят, чтобы нога европейца не ступала в пустыню. Опасаются мести французов.
С этими словами он поднял верблюда и тронулся с места.
– Хозяин, что вы думаете об этом святоше? – спросил Рокко, глядя вслед марабуту, уже почти скрывшемуся за дюной.
– Что он явно был свидетелем расправы с экспедицией.
– И наверняка подзуживал туарегов напасть на неверных, – прибавил Бен. – Эти марабуты – опасные хитрецы.