Гений романтизма. 220 лет Александру Дюма
Сорвалась с места, во всю прыть понеслась к ним. Преодолела последний подъем. С высоты недалеко от логова заметила на снегу своих волчат, которые на некотором расстоянии друг от друга лежали в неестественных позах. Вкладывая в ноги все силы, понеслась к ним.
То, что увидела мать, повергло ее в шок. Волчата лежали в русле реки бездыханными и со свернутыми шеями. Скуля, нюхая, обежала всех. Поддевая мордой, приподнимала то одного, то другого. Никаких признаков жизни. Жалобно заскулила. Легла перед одним из волчат, давая грудь. Волчонок не реагировал.
Мать вскочила, помчалась в логово. Там оказалось пусто – человеческого приемыша нигде не было. Волчица, жалобно скуля, обежала всю внутренность логова, террасу, окрестности. Остался только запах от него. Вновь помчалась к детенышам, бездыханно лежащим на берегу реки. Приподняв заднюю лапу, утробно подзывая, ложилась перед одним, другим, третьим волчонком… Мордой подталкивала их к набухающим от молока соскам. Никакой реакции. Заметалась вокруг них, не зная, кого кормить, кого спасать, кому жаловаться.
Вскочила, несколько сот метров бежала по тому направлению, куда спешным шагом отправился человеческий приемыш. До ее сознания дошло, кого она у себя приютила. Задрала морду, завыла так отчаянно, что от страха все живое на несколько десятков километров попряталось в норах…
А человеческий приемыш тем временем все дальше уходил от логова. Пересек границу соседнего района. К утру следующего дня дополз до неизвестного аула. Дополз до дуба, под ним лег, теряя сознание…
* * *Группа женщин после утренней молитвы отправилась на родник за водой. Там под дубом наткнулись на бездыханно лежащее тело незнакомого мужчины.
Женщины в страхе закричали. На крики прибежал Муслим, сын дяди Курбана. Он подгонял волов, запряженных в сани, отправляясь в лес за дровами. Муслим оглядел странного мужчину. Голое его тело прикрывал лишь старый разорванный армяк. Живот, руки, босые ноги до колен и выше колен были покрыты гноящимися рубцами, язвами. От него страшно пахло псиной. Лицо, спутавшаяся борода, ноги, руки – все тело, давно не видевшее воды, были грязны. Ногти, растущие на руках, ногах, заострились, как когти хищного зверя.
Муслим приложил ухо к груди странника. Прислушался: сердце билось ровно и гулко, словно молот, ритмично опускающийся на наковальню. С помощью пожилых женщин приподнял его, уложил на сани, отвез в саклю отца.
В сакле странника отмыли, переодели, отогрели. К обеду из соседнего аула привели знахаря. Тот какой-то пахучей мазью смазал все раны, гнойники, перевязал. Курбан с сыном уложили странника на овчинный тулуп возле очага, где круглыми сутками не затухал огонь. Сверху тоже накрыли тулупом.
Больной третьи сутки спал, не приходя в себя. Хозяин все это время не покидал больного, который во сне бредил. Он часто вздрагивал, вскакивал с постели. Вел себя довольно странно. То выл по-волчьи, то тявкал, как щенок, то на непонятном языке что-то бормотал. Несколько раз пытался выскочить из дома, выпрыгнуть из окна.
На четвертые сутки незнакомец очнулся. Ему дали куриного бульона. А глаза его жадно рыскали по холстяной скатерти, на которой в глиняной миске дымилась тушка курицы. Не удержался, вскочил. Рыча зверем, обеими руками вцепился в тушку. С ней, по щенячьи скуля, пошел кругами по комнате. В углу стояло веретено. Залез между стеной и веретеном. По-волчьи огрызаясь, делая угрожающие выпады на членов семьи, жадно вгрызся в тушку. За минуту управился, с хрустом кромсая кости, заглатывая все.
Из угла его глаза жадно уставились на каравай хлеба. Дядя Курбан ему передал. Рыча, клешнями вцепился в каравай, зубами вгрызаясь в него. Не прожевывая, глотал хлеб большими кусками. Быстро управился и с ним. Его глаза жадно уставились на казан с бульоном, стоящий возле очага.
Дядя Курбан перелил бульон с вареным тестом в другой казан, чтобы остыл, и передал страннику. Делая невероятные глотки, стал пожирать бульон с тестом, огрызаясь на членов семьи. Бульон стекал по его бороде, груди. Изо рта на пол ронял квадратики теста.
Покончив с этим, звериным взглядом уперся в дядю Курбана, еще что-то выпрашивая. Его не понимали, и тогда он рукой показал на кувшин. Передали кувшин с водой. Воду, делая огромные глотки, выпил до капли. Встал на четвереньки, побежал, залез под тулуп.
Члены семьи со страху еле дышали. Странник вел себя не как человек, а как дикий зверь.
К обеду пришел знахарь, перевязал раны страннику, который что-то бормотал на своем языке. Знахарь не понимал его.
* * *Сельские аксакалы пригласили Муслима в мечеть. С ним долго говорили о страннике. Так ничего обнадеживающего от них и не услышали. Оттуда Муслим отправился на охоту. Свою жену с детьми отправил в дом отца.
Наступил вечер. За ним ночь. Дядя Курбан с хозяйкой коротали ночь в соседней комнате. В другой комнате находилась невестка с детьми. Странник как-то притих. Старик со старухой, невестка с детьми со страху не могли сомкнуть глаза. Какой там сон, когда под боком затаился то ли зверь, то ли человек!
Муслим вернулся после полуночи. Решил до утра сторожить странника, чтобы члены семьи могли отдохнуть. Утром отправился в соседний аул. Может, там о странном госте что-нибудь узнает.
Как только сын покинул саклю, хозяин с хозяйкой проснулись от воя волка, который слышался со стороны дуба. Им показалось, к этому вою то ли со двора, то ли из их сакли присоединился еще один волчий вой. Хозяин с хозяйкой с разинутыми ртами застыли в постели. Волчий вой, раздающийся с околицы аула и, вероятно, с их двора, ошеломил их. Невестка с детьми, от страха еле живые, прибежали к ним в комнату. Закрылись. Волки выли не переставая. Слышался плач детей из некоторых соседних саклей. А со стороны мечети раздались голоса встревоженных сельчан. Дядя Курбан понимал: к этому вою, которого внутри аула никогда не слышали, имеет какое-то отношение странник.
Через поверенного Муслим передал отцу, что с охотниками из соседнего аула отправляется на охоту на волчицу-оборотня, объявившуюся в их краях.
Дядю Курбана осенило: «Не этого ли странника ищет волчица-оборотень? Если вчера к вою, раздавшемуся за околицей аула, присоединился то ли дикарь, то ли зверь, находящийся у нас в сакле, значит, он с той волчицей как-то связан? Тогда охотники отправились на ее поимку?»
Хозяин с тяжелым сердцем сидел возле очага в окружении семьи. Он был вооружен кинжалом и шашкой. Свекровь с невесткой успокаивали смертельно напуганных детей, гладя по головам, целуя. Хозяин долго глядел в горящий очаг, что-то обдумывая. Встал. Обратился к хозяйке:
– Закройтесь изнутри.
Хозяйка трясущейся рукой подкрутила фитиль керосиновой лампы, вопросительно глядя ему в глаза.
– Хозяин, что ты надумал? – Встала перед ним, преграждая выход. – Ради детей, внуков прошу тебя, одумайся. Не видишь, мы находимся в смертельной опасности? Это не волк во дворе, а дикарь выл в соседней комнате! Потерпи до утра – мужчин аула позовем на помощь. Тебе, хозяин, этот вой ничего не напоминает? Умоляю, не рискуй жизнью.
– Хозяйка, в том, что говоришь, я должен убедиться. Пойду проверю, как он там… А вдруг мы ворота оставили открытыми и во двор проникла та тварь, что выла под дубом. Закройтесь изнутри. Я ненадолго.
По выражению лица хозяина женщины определили: пока для себя что-нибудь не выяснит, не отступится от задуманного. Снял с дверей запоры. Обнажив кинжал, с керосиновой лампой выскользнул в коридор.
Женщины закрылись. К дверям изнутри приставили еще какие-то тяжелые предметы.
Хозяин долго возился в коридоре, не возвращаясь к семье. Внуки, невестка, боясь плакать, в смертельном страхе обступили бабушку.
Хозяин застыл у дверей комнаты, где находился странник. Там могильная тишина. Хозяин приоткрыл дверь, заглянул в щелочку. Дикарь сидел на постели в позе волка, собирающегося выть. Но когда заскрипела дверь, юркнул под тулуп.
Хозяин пораженно прошептал:
– Что за чертовщина…
Тот не ответил. Хозяин что-то задумал. Вышел во двор. Из стопки строительного материала выбрал жердь нужной длины. Поднялся на второй этаж и из коридора подпер створку двери. Вновь вышел на улицу. Обошел двор, коровник, овчарню, хозяйственные строения. Вся живность жива-здорова, никаких взломов, следов пребывания посторонних лиц, волка! Он ничего не понимал. Не может же быть такое, чтобы всем членам семьи одновременно померещился вой волка, доносящийся с их двора!
Вернулся в саклю. Постучался. Хозяйка открыла двери. Присел у очага рядом с внучками, успокаивая их.
Хозяин интуитивно ощущал: опасность исходит от странника, покрытого колотыми ранами, язвами, гнойниками. Глядя в очаг, словно заговаривая пламя, спрашивал себя: «Кто этот пришелец? Где получил такие увечья? Кто его преследует? От кого он прячется? Почему до его появления под дубом не выл волк? Насколько он опасен для семьи? Как, если от него будет исходить угроза жизни, обезопасить семью?» – эти и другие вопросы не давали ему покоя.
* * *С рассветом хозяин вновь вышел в коридор. Прислушался. В комнате странника тихо. Приоткрыл дверь, встал у порога. В это время с минарета раздался азан на утреннюю молитву. Хозяин заметил: странник, пугливо озираясь на него, затрясся в страхе. Его глаза забегали, он искал место, куда бы спрятаться.
Хозяин спросил:
– Странник, ты не собираешься молиться?
Странник тупо уставился на него. Кажется, не понял. Хозяин повторил вопрос. Никакой реакции.
– Ты же дикарь. Для тебя какой может быть утренний намаз? Ты хоть человеческую речь понимаешь?
Дикарь непонятно замычал, скользя под тулуп с головой.
– С тобой все понятно… Откуда ты взялся на нашу голову?
Сам тоже на намаз не пойдет в мечеть. Как его оставлять наедине с женщинами, детьми?
Но сначала решил зажечь огонь в очаге странника. Встав к нему лицом, опустился на колени, деревянным совком сгреб золу в сторону, подкинул стружек бересты, подул на мерцающие угли. Огонь полыхнул. Понимал: странник – его кунак. А кунак – это посланник Аллаха.
Неожиданно с северной окраины леса, который начинался за аулом, до ушей хозяина донесся волчий вой. Странник вздрогнул, пугливо свернулся под тулупом калачиком. Забыв про хозяина, юркнул головой под тулуп и жалобно по-волчьи заскулил. У хозяина от этого скулежа мороз пошел по спине. К волчьему вою, доносящемуся из леса, из-под тулупа присоединился странник.
– Что за Божье наказание! – Оголяя кинжал, отбежал к двери. – Какого же зверя я у себя приютил?!
Выбежал в коридор. Дверь снаружи подпер шестом. Забежал к членам семьи, где дочка, внучки со страху заревели. В ужасе затряслась жена. Хозяин безуспешно пытался их успокаивать. Его поразил не столько волчий вой, доносящийся из леса, сколько ответный вой, раздающийся из его сакли. Перед глазами встал взгляд странника, наполненный ужасом, вытаращенный в окно. Блики горящего огня очага, утренней зари в зрачках его мутных глаз отражались кровавыми слезами. Хозяин видел, как странник страшится волчьего воя.
Мысли хозяина работали хаотично. Он осознавал: семье лучше сидеть взаперти. А ему встать на страже той комнаты, чтобы странник не выскочил и не совершил что-то ужасное.
Обратился к хозяйке:
– Вы сидите взаперти. А я его в коридоре посторожу. Если себя поведет опасно, этим кинжалом заколю. Предупреждаю: что бы со мной ни случилось, не открывайте двери!
Он вышел, с оголенным кинжалом встал на пороге. Странник не замечал хозяина с обнаженным оружием в руке. Он, выпучив от ужаса глаза, вскочил с постели, скуля, визжа, на четвереньках носился по комнате. Наконец скрылся за чухой хозяина, висящей на деревянном гвозде. Заскулил, как провинившийся перед матерью волчонок, высунул голову, вновь на четвереньках обежал всю комнату, выискивая место, где бы спрятаться. Мимо хозяина на четвереньках выбежал в коридор. За ним последовал хозяин. Странник заскочил в одну из комнат, где стоял ткацкий станок. Панически несясь по комнате, заполз за ткацкий станок. Жалобно заскулил. Волчица не переставала выть. От этого воя странника бросало в паническую дрожь. Жалобно скулил, визжал, когтями скреб пол, словно хотел в него зарыться.
Наконец нервы странника совсем расшатались. Встав на четвереньки за станком, задрав голову, ответно завыл. В соседней комнате заплакали дети, невестка.
Неожиданно его вой сорвался на скулеж. Через паузу затявкал щенком, в конце горько заплакал человеческим голосом. Плакал, останавливался, выставив правое ухо вперед, прислушивался к вою, доносившемуся из леса. Затем вновь завыл по-волчьи, вгоняя в ужас домочадцев, соседей, жителей аула. Странник успокоился только тогда, когда волчица на окраине села перестала выть.
* * *Семья Курбана оказалась в явной опасности. Он теперь стал понимать, кого на их испытание послал Бог. Хозяйка с невесткой, распахнув окна комнаты, плача, обратились к жителям аула:
– Умоляем, пока зверь, засевший в нашей сакле, не растерзал нас, спешите на помощь! Умоляем!
Жители аула, вооруженные кремневыми ружьями, кинжалами, топорами, заторопились во двор Курбана.
На окраине аула завыла волчица. Во дворе Курбана мужчины, женщины, прибежавшие на помощь, застыли. С верхнего этажа сакли к вою волчицы присоединился другой вой. Одни мужчины, обнажив кинжалы, потянулись в саклю, другие побежали к дубу.
При появлении группы людей волчица скрылась в лесу. Под дубом остались следы ее лап огромных размеров. Волчица загодя завыла из леса. Ее вой переносился с одного места на другое. Волчий вой с ветром скитался по переулкам аула, залетал во дворы, сараи, коровники. Страшно мычали коровы, блеяли овцы. Дворовые собаки, сбившиеся в стаю, с лаем носились с одного конца аула на другой, принося с собой сумятицу и ужас.
Собравшиеся во дворе, на верхнем этаже сакли Курбана не знали, как поступить со странником. Он выл, не выходя из укрытия.
Пошли споры. Женщины и молодежь аула были категоричны. Они предлагали привязать дикаря к шесту на годекане, затем лишить жизни. Старшие мужчины предлагали связать его, вывезти в лес, бросить.
Последнее слово должны были высказать аксакалы аула и хозяин сакли. Аксакалы чесали затылки, не зная, как разумнее поступить с этим полудиким человеком, как от него избавиться.
Они неуверенно роптали:
– Не будем брать грех на душу. Давайте послушаем, что скажет Курбан.
А Курбан, заглядывая аксакалам в глаза, заговорил:
– Куда выгонишь больного, немощного человека! Хоть дикий он, но человек. Тем более он нашелся не где-нибудь, а под священным дубом, который охраняет покой нашего аула! И волчица там не зря завыла… Это какой-то сигнал, посылаемый нам с небес! Пришелец похож на странника, дервиша. А все нищие, обездоленные, странники, дервиши находятся под защитой Аллаха. Если странника обидим, кто уверен, что Аллах нас не накажет? Ко всему он ранен. Раны гноятся, из-за чего поднимается температура. Он теряет сознание, разум. Он плохо говорит. Мычит. Возможно, немой. А немой человек беззащитен, как Божий агнец.
Совет старейшин после долгих обсуждений, споров пришел к такому выводу:
– Странника не трогать! Вылечим его, поставим на ноги. С выселением из аула не торопиться. Выжидать до тех пор, пока он не заговорит. Так как странник является посланником Аллаха, его выдворением из аула навлечем на себя Его гнев. А чтобы обезопасить семью Курбана, каждую ночь в его сакле поочередно будут дежурить вооруженные джигиты аула. Пока странник находится в сакле Курбана, всем обществом будем его обеспечивать продуктами питания, одеждой. Как быть дальше, Аллах подскажет.
Прочли дуа[1]. На том разошлись.
На некоторое время страсти в семье Курбана и в ауле улеглись. И волчица перестала выть под дубом. Притих и странник. В комнате его с утра до вечера не затухал очаг. Дядя Курбан с женой хорошо ухаживали за ним. А знахарь каждый день приходил, перевязывал раны. Жители аула, убедившись, в каком затруднительном положении оказалась семья Курбана, помогали чем могли. Кто приносил муку, кто вяленое мясо, кто масло, яйца, картошку, кто одежду, обувь… Кто на санях привозил дрова.
* * *Шла вторая неделя пребывания странника в семье Курбана. Он пока молчит. Никто не знает, кто он, откуда. Какого он роду-племени? Где он получил такие несовместимые с жизнью увечья? Куда он направлялся? Как оказался в их ауле? По какой причине молчит? Владеет ли он вообще языком?
Чем больше странник молчал, тем больше у жителей аула возникало вопросов.
Члены семьи Курбана, жители аула к страннику, как было решено на совете старейшин, относились как к гостю, посланнику Аллаха. Для горца по законам гор гость священен. Уважению к гостю, его приему в горах учат с рождения.
Курбан страннику у себя в сакле создавал надлежащие условия. Если волчица, объявившаяся за околицей, будет угрожать его жизни, хозяин защитит его, даже пожертвовав собой.
По обычаям гор хозяин ждет, пока гость сам о себе все расскажет. А гость молчит. Покидать саклю хозяина тоже не собирается. Как-то раз объяснил хозяйке сакли, которая его кормила, за ним ухаживала, что его зовут Али.
Когда странник не заговорил и на третью неделю, женщины и дети в семье запаниковали. По аулу шли разные слухи о страннике, одни мрачнее других. Некоторые жители утверждали, что он убийца из соседнего района, сбежавший от кровной мести. Другие утверждали, что видели, как он превращается в волка. Третьи рассказывали, как странник по ночам, сидя во дворе сакли дедушки Курбана, волком воет на луну. Четвертые предлагали выдворить его из аула, пока не натворил бед. Пятые божились, что видели, как на поляне он обернулся волком, напал на овцу, загрыз ее.
Все это время опытные охотники вели в ауле спешные приготовления, чтобы убить волчицу, которая вновь зачастила к священному дубу. Воет до утра, наводя ужас на жителей аула. Женщины, напуганные волчицей, к роднику под дубом за водой стали ходить лишь в сопровождении мужчин.
По рассказам очевидцев, волчица, появляющаяся у дуба, огромных размеров. У нее в середине лба фосфоресцирующим пламенем горит один огромный глаз. Наиболее мнительные женщины стали предполагать, что к священному дубу волчица приходит не случайно. Там по ночам не раз видели и странника. Они уверяли, что между дубом, странником и волчицей есть какая-то связь. Все были в ожидании.
К тому времени, когда волчица приходила к дубу и начинала выть, жители уходили с переулков, закрывались в саклях. На запоры запирали коровники, овчарни. Даже собаки к тому времени научились прятаться в безопасных местах.
* * *Когда за околицей аула принималась выть волчица, странник приходил в нервный шок. В страхе носился на четвереньках из комнаты в комнату, подыскивая место, чтобы затаиться. Почему он так сильно боится воя волчицы? Что их связывает? Чем он провинился перед волчицей, чтобы так бояться? Как волчица нашла странника у них в ауле? Какая тайна связывает их? Жители аула желали все это знать.
Всех стало тревожить душевное состояние странника. Судя по тому, как он себя вел, вероятно, почти не жил среди людей. Тогда где родился, вырос? В каком мире жил, откуда пришел? Кто его так изувечил, кто кроме волчицы его ищет, кто желает ему гибели?
В семье Курбана были поражены крепостью его организма. С таким душевным состоянием, увечьями на теле в условиях холода и голода из обычных людей мало кто бы выжил. А он изо дня в день крепчнет. Никто не знает: полураздетый, босой, без головного убора, откуда, сколько дней добирался он в их аул? Как долго пролежал под дубом на морозе, истекая кровью?
На страннике за короткое время пребывания в сакле Курбана смертельные раны, увечья заживали как на собаке. В таком состоянии по вечерам босиком умудрялся отправляться еще в лес на охоту без какого-либо оружия. К изумлению жителей, возвращался то с куропатками, то с зайцем-русаком, то с косулей.
* * *Глубокая ночь. В сакле Курбана спала вся семья. Бодрствовали только часовые в коридоре, во дворе. Странник за дверьми комнаты тоже спал или притворялся спящим. Когда стражники, согретые тулупами, незаметно для себя заснули, странник – научился в последнее время – бесшумно снял запоры с дверей, вышел наружу и исчез в темноте.
Вернулся в саклю только через сутки. Глаза его странно блестели, был грязен, исцарапан. Никого не замечая, набросился на еду, поставленную перед ним хозяйкой. Недоверчиво огрызаясь на окружающих, ел, тревожась, будто у него отберут.
Съел три чурека из тандыра, опустошил казан мясного супа. Глаза еще голодно рыскали по полкам хозяйственной комнаты. В шкафу увидел редьку. Откусывая, съел ее целиком. Сверху добавил полказана вареной картошки. Голодные глаза просительно остановились на лице хозяйки. Та поставила перед ним еще один каравай хлеба, круг сыра. Он их тут же проглотил. Все это сверху залил трехлитровым горшком холодного айрана. После всего этого просительно смотрел в глаза хозяйке: не угостит ли еще чем-нибудь?
С этого дня он к вечерним сумеркам систематически стал исчезать из сакли. Ускользал от самой бдительной стражи. Если через двери не получалось, каким-то образом уходил через окно. Исчезал как серая тень. Возвращался как тень, иногда через двое, трое… пять суток.
Куда он уходил, кого искал, с кем встречался? Никто не ведал. Пытались за ним следить, но у него было звериное чутье. Чувствуя, что за ним установили слежку, следы путал так, что его теряли даже самые опытные охотники. Вечером бесследно исчезал, а рано утром его находили в постели.
* * *Зима была в разгаре. А странник на себя, кроме холстяной одежды, которую дал хозяин, ничего не надевал. И всегда оставался босым. Новую, чистую чуху, которую дали, пренебрежительно отбросил в сторону. Создавалось впечатление, что его узловатому, скрюченному, как у волка, туловищу, лапам сложно было выносить неудобство одежды, обуви. От любой обуви отказывался.
Между тем опытные охотники не переставали преследовать волчицу, которая теперь каждый вечер приходила к дубу и выла. У волчицы было феноменальное чутье. Как только за околицей аула появлялись всадники, пешие люди с оружием, тенью скрывалась в лесу. Охотники знали: в лесу есть много подземных гротов. Вероятно, скрывалась там. Сколько ни пытались, не нашли.
Жители аула были поражены образом жизни, нечеловеческим поведением странника. Перед ним в страхе дрожали собаки. Люди, животные не только его смертельно боялись, но и с ужасом в глазах покидали то место, где он появлялся.
Стражники, приставленные к страннику, стали замечать, что с некоторых пор он не так пугается ночного появления волчицы. Он не только перестал бояться, но начали его замечать в обществе волчицы. А когда под дубом к вою волчицы присоединился еще вой странника, в том, что они действуют заодно, уже никто не сомневался.
Очевидцы утверждали, что странник каким-то образом чувствовал появление одноглазой волчицы под дубом. К этому времени он тенью ускользал из сакли. Под дубом становился на четвереньки, всем телом начинал странно дергаться. Было заметно, как у него на загривке начинала расти шерсть, такой же шерстью покрывались ноги, руки. Кисти, ступни выворачивались, растягивались, становились узловатыми, когтистыми. Так он оборачивался в волка. Оборотень, заискивающе скуля, с зажатым между задних ног хвостом, бочком приближался к волчице. Ложился у ее ног с поднятыми лапами, доверительно подставляя ей уязвимые части тела. Если волчица его принимала без злобы, тогда поднимался на лапы, начинал вокруг нее раболепно делать пробежки. Приподняв лапы, поджав хвост, льстиво скулил. Как только волчица на него обращала внимание, становился на четвереньки. Не приближаясь, не отдаляясь, пригнув голову, покорно надолго замирал.
Когда волчица начинала выть, задрав морду кверху, присоединялся к ней. Иногда их вой не умолкал до рассвета.
А с некоторых пор странник стал отправляться с волчицей на охоту. С охоты возвращался то с тушей горного козла, то косули, то с огромными кусками медвежатины.
Но неожиданно случилось то, чего больше всего остерегался Курбан, боялись жители. С некоторых пор со дворов, из овчарен, курятников стали исчезать собаки, овцы, куры…
* * *Жители аула в облике странника, во всем строении его тела, в кривых, вывернутых ногах, в длинных, с крючковатыми пальцами, руках, в поведении стали замечать черты, нехарактерные для обычного человека. Его удлиненное, с впалыми щеками, лицо, начиная с впадин глаз, было покрыто густой рыжей растительностью. Из-под рыжих густых бровей к вискам, прыщеватым щекам тянулись зигзагообразные бороздки, оставленные на его физиономии какой-то страшной когтистой лапой. Такие же бороздки тянулись от углов рта к длинным ушам, покрытым рыжеватой растительностью. На грубом лице с тонким продольным разрезом от уха до уха красовался выпяченный огромный рот с тонкими губами, откуда наружу выступали коричневые клыки. Самые глубокие морщины, начинающиеся на узком лбу, образовав бороздки над бровями, зигзагами уходили к уродливым щекам. Морщины по щекам узлами устремлялись в густую растительность, прикрывающую верхнюю и нижнюю губы, оттягивая, выпячивая их, делая похожими на пасть волка. А кончик длинного, с какими-то наростами, крючковатого сизого носа, берущего начало от основания низкого покатого лба, свисал сверху вниз, чуть ли не влезая в выступающую пасть. Серая верхняя волчья губа то и дело западала в беззубый рот, откуда обильно выделялась слюна, которая длинными нитями свисала на торчащий вперед, покрытый рыжей шерсткой подбородок. Из-под рыжих бровей, метелками растущих на покатом лбу, за гноящимися веками без следов элементарной растительности смотрели круглые мутные глаза. Они светились каким-то холодным магнетизмом. Из его глаз исходила неуемная, нечеловеческая сила, будоражащая сердца людей.