Клинки и крылья

Однако теперь тварь определённо не была настроена на битву. Она замерла неподалёку от берега – там, где было достаточно глубоко, – и бугрилась под звёздами, точно небольшая гора. Затаилась. Ждала. Альен с неуместным смешком подумал, что будет, если здесь проведёт свою лодочку какой-нибудь припозднившийся рыбак… К счастью, дисциплинированные миншийцы обычно не плавают по ночам, и вся Гюлея уже мирно сопит, помолившись Прародителю.

Сен-Ти-Йи, стоя спиной к ним с Ривэном, воздела к небу узловатые руки; седой пучок окончательно растрепался, утратив остатки чопорности. Под звёздным светом Сен-Ти-Йи как никогда походила на старую ведьму – как ей, собственно, и полагалось.

– Аннган сун лируэ! – выкрикнула она, и Альен узнал слегка искажённый язык Отражений. Что же ещё скрывали от него Фиенни, Старший и другие обитатели Долины? Не произошла ли их зеркально-плавная речь напрямую от речи бессмертных?..

– Что она делает? – в ужасе прошептал Ривэн, пятясь всё дальше – скоро упрётся в земляной вал Гюлеи и, бросив к болотным духам все статуэтки и Альена с его магией, побежит к порту. – Клянусь, я не притронусь к этому… к этому после всего, что было! У нас что, нет другого способа передвижения?

– «Стань кораблём», – перевёл Альен, вслушиваясь в безмолвие, гудящее от колдовства и шума воды. – Она сказала: «Стань кораблём».

Склизкое тело Дии-Ше, подчиняясь чужой воле, стало неспешно изменять форму. Вот застыли и вытянулись щупальца, точно скрюченные параличом (Альен, вздрогнув, вспомнил ноги Дарета). Вот закрылись изредка моргающие глаза – один ряд за другим, повторив форму волн. Вот раздался треск – исподволь, из глубин, – и живые ткани с холодной кровью в несколько минут одеревенели, застыли, покрывшись щепками, чернью и блестящим лаком. Щупальца срослись, прилипли к телу, плоть Дии-Ше вытянулась, в немом порыве стремясь к берегу, и обрела величавую, гладкую неподвижность. Последними появились паруса – непроницаемо-чёрные полотнища, надувшиеся ветром над не менее чёрной кормой.

– Добро пожаловать на борт, волшебник, – утомлённо выдохнула Сен-Ти-Йи. Альен посмотрел на Ривэна: тот всё тряс головой, не в силах поверить в увиденное. Потом решился и протянул ему руку.

– Так ты согласен следовать за мной?

– Д-да, – выдавил Ривэн; его голос звучал не менее деревянно, чем треск преображённых щупалец. – Да, куда угодно, когда угодно, но не… – он умолк и перевёл дыхание – наверное, понял, что любые «но» уже не имеют смысла. – Да, милорд. Разумеется.

В этом отчаянном «разумеется» Альен услышал что-то похожее – конечно, лишь отдалённо, как эхо, прихотливо изменяющее голос, – на то, что сам он испытывал к Фиенни. Совладать с волнением оказалось нелегко.

– Тогда пойдём, ученик.

***

Плыть пришлось долго, и время тянулось медленно – так медленно, будто Альен сидел напротив водяных часов, столь ценимых в Минши и Кезорре. Каждая секунда ожидания, просачиваясь сквозь невидимую воронку, изматывала его. Непонятный узел в груди, завязавшийся в тот момент, когда он почувствовал наконец разрыв, ныл всё сильнее, и особенно по ночам.

Может быть, впрочем, это была заурядная боль в сердце – нудно тянущая, без всяких следов волшебства. Отец жаловался, что она поселилась в нём годам к тридцати и больше не покидала. Ещё три-четыре года – и по меркам Обетованного можно будет считать себя начинающим стариком…

Корабль из Дии-Ше получился лёгкий и на удивление быстроходный. Не нуждаясь в штурвале или гребцах, он свободно нёсся по волнам, будто превращаясь в их продолжение, чутко реагируя на малейшую смену ветра. Альен, пожалуй, никогда не плавал на таком хорошем судне: даже кораблю, вызванному Зелёной Шляпой – увы! – не дано с ним тягаться.

Как там вещал Нитлот со своей любовью к глупо-вычурным речам – «обаяние зла»? Видимо, это оно. Есть своя грустная логика в том, что у «зла» корабли удобнее.

Им повезло (если в сложившейся ситуации он имел право хоть что-то назвать везением): море было спокойно. Лишь однажды ночью ветер начал яриться больше обычного; Ривэн уже стал бледнеть, с испугом поглядывая на потемневшие волны, однако вскоре всё стихло, и грозовые тучи ушли на восток, к материку. Альен до рассвета не спускал глаз с Сен-Ти-Йи, но старушка была безмятежна и, кажется, ничего не сделала, чтобы отогнать бурю.

Или просто скрыла от него всё, что сделала.

Единственной помехой был туман. В западных водах, куда вскоре вошёл чёрный корабль, его было до странности много. Каждое утро всё вокруг затягивала бледно-молочная пелена, иногда не спадавшая почти до полудня. Альен замерзал на сквозном ветру, а от туманной влажности его терзал кашель, – но такие моменты ему скорее нравились. Можно было хоть до бесконечности всматриваться в эту жемчужно-серую хмарь, выискивая в ней зачатки форм и узоров. Можно было стискивать зубы от боли, комкая на груди рубашку – и так, чтобы никто не заметил…

Но никто, как водится в жизни, замечать и не рвался. То есть Ривэн, конечно, всеми силами старался влезть в благостное одиночество Альена, невесть почему думая, что так ему помогает; настоящего понимания в этом было не больше, чем хмеля в слабеньком дорелийском сидре. Исполнив ежедневную задачу «поддержки» и «утешения», Ривэн погружался в расслабленное довольство собой. Он, кажется, нашёл, чем гордиться: ещё бы, он ведь плывёт в самое сердце опасности, да ещё и преодолев свой страх перед морским чудищем… Он совершает подвиг.

Альен не любил в себе такие мысли: всё-таки снисходительное презрение к Ривэну он изжил ещё в Минши. Но порой в нём слишком уж явно проступали слова и ужимки Ван-Дир-Го – рабские слова, рабские ужимки… К тому же Альен очень хорошо понимал, «где у морковки корни», – как говорят ти’аргские крестьяне, обожающие самые не конкретные вещи в мире сравнивать со своими огородами. Ещё до смерти Бадвагура у Ривэна появился особый, лихорадочно-взрослеющий взгляд; и уж Альену точно не надо было объяснять, что он означает. Дорелиец мысленно строит себе добровольную пыточную, а он не вправе, да и не хочет запрещать ему это.

…Шёл девятый или десятый день плавания. Альен вообще-то считал, но не был уверен. Боль в груди грызла его с крысиным упорством, подкатывая то к рёбрам, то к горлу. Он стоял на палубе и смотрел, как медленно рассеивается туман; ступеньки, ведущие из трюма, заскрипели под Ривэном даже раньше, чем он ожидал.

– Я тут Вам… тебе принёс, – хрипло (по утрам он всегда хрипел) сказал Ривэн, подкравшись тихо, как истинный вор. Альен втянул незнакомый запах – терпкий, с горчинкой – и вопросительно посмотрел на дымящуюся кружку у него в руке.

– Что, опять покопался в запасах Сен-Ти-Йи?

На корабле имелся запас всего необходимого, рассчитанный на долгое путешествие: от довольно однообразной, но сытной пищи до мыла и сменного белья. Такую роскошь нельзя было сравнить с сухарями и бесконечным маслом Зелёной Шляпы. Уже в первое утро возле койки Альена ждали заботливо кем-то приготовленные комнатные туфли; он не особенно удивился, когда они пришлись как раз по ноге. А внизу, под блестящей чёрной палубой, обнаружился даже маленький винный погреб, где пылилось кезоррианское красное. Он не стал расспрашивать Сен-Ти-Йи, где и как их корабль успел обзавестись всем этим. Не очень приятно было бы узнать, что, например, сыр и сушёные фрукты, которые с аппетитом ешь вечером, магия извлекла из полипов в теле Дии-Ше или какого-нибудь нароста на его костях…

– Ну… Да. – (Ривэн, чуть-чуть отодвинувшись, протянул ему кружку с тёмным напитком. Запах, надо признать, был весьма заманчивым). – Там есть мешок с мелко намолотыми зёрнами. Я спросил у неё, что это. Она сказала, что люди выращивали их в Лэфлиенне, на западе, когда жили там. И что у тауриллиан до сих пор немного осталось… Попробуй, это не ядовитое.

– Жаль, – вздохнул Альен, поднося кружку ко рту. – Было бы куда забавнее, если бы именно сейчас она надумала нас отравить.

Снова ты рисуешься перед ним. Мальчишка и так ночами не спит – для чего же ещё рисоваться, бессовестная ты скотина?.. Интересный эксперимент, не так ли?

Напиток оказался горьким, но в меру, а его послевкусие, наоборот, отдавало сладостью. Даже в промозглом тумане Альен почувствовал, что согрелся; сердце забилось бодрее и вроде бы соизволило меньше жаловаться.

– Она не сказала, как это называется? – спросил он, мысленно делая пометку на будущее. А если смешать бодрящее питьё с его снадобьями, то?..

– Кофе, по-моему, – неуверенно сказал Ривэн. – Или как-то так… – он помялся, потирая перила палубы. – Она ещё начала нести что-то о других мирах и о том, что там тоже такое растёт. Как всегда.

– Как всегда? – Альен посмотрел на него пристальнее. – Она часто говорит с тобой?

– Как только найдётся возможность, – уныло кивнул Ривэн. – Болтливая, как старуха… Ну, как настоящая старуха, то есть.

Альен задумался. Тепло от чашки неторопливо проникало в замороженные пальцы. Либо у мальчишки действительно дар располагать к себе всё, что движется (это не исключено, но в таком случае дар почему-то промахнулся на одном некроманте и одном миншийском Наместнике), либо… Сен-Ти-Йи решила зачем-то наладить с ним отношения. Надо бы выяснить, зачем.

– И что, было увлекательно? Со мной она не откровенничала по поводу других миров.

Возможно – потому что у него, в отличие от Ривэна, может появиться шанс попасть туда…

– Да не очень, – Ривэн вздохнул второй раз, глядя, как над кружкой тает ароматный дымок. – Скорее жутко. По её словам выходит, что есть миры, где совсем нет магии. Это трудно себе представить.

Ох, а вот и опасная тема… Но лучше сказать сейчас.

– Не так уж трудно, – нарочито небрежно возразил Альен. – Может, именно это в конечном счёте и случится с Обетованным, если нам всё удастся.

Ривэн долго молчал, хмурясь и о чём-то напряжённо размышляя. Потом кивнул на кружку:

– Тебе кипятку не подлить? Остывает.

Тихо засмеявшись, Альен подогрел жидкость простым мысленным заклятием.

– Вижу, ты не настроен на серьёзные дискуссии.

– Не особо, – согласился Ривэн. – Мы всё равно уже плывём туда – так чего зря рассуждать?.. Ты уже решил, что так нужно.

– Я уже решил, что так нужно, – эхом повторил Альен, снова тщетно пытаясь убедить себя в этой лжи. Может, Ривэн в чём-то и прав: «чего зря рассуждать», когда ты уже посреди океана, а за бортом нет даже русалок, чтобы выслушать твои рассуждения…