Кровь на лепестке

– Негодяй, подлец, развратник! Ты не отберешь мою девочку, я убью тебя, уничтожу! – глаза англичанки горели нечеловеческим огнем боли, губы выкрикивали проклятие, но даже это не помешало Роджеру схватить пленницу за запястья и дать сильную пощечину, от которой женщина повалилась на кровать. Мужчина быстро зашагал к двери, а Маргарет продолжала лежать на твердом ложе, уткнувшись заплаканным лицом в подушку. Она знала, что Изабелла и Мортимер не позволят ей спокойно родить ребенка, еще одного потомка Вудстока, но несчастная даже подумать не могла, что похотливый взгляд мерзавца упадет на невинную, словно ангелочек, малышку.

Беатрис, проснувшаяся от криков и все это время сидевшая на лежанке, с сожалением подошла к своей хозяйке, опустив ладонь на ее вздрагивающее от рыданий плечо: – Господь милостив и справедлив, миледи. Поверьте, Он пошлет вам мальчика.

Вечернюю тишину разрезали громкие, надрывные крики, идущие из камеры Маргарет. Изабелла, которой сообщили о ранних родах леди Уэйк, стояла в темнице, созерцая мучавшуюся женщину насмешливым, злобным взглядом. Над роженицей трудилась лишь одна тюремная повитуха, противная старуха с недовольным, морщинистым лицом. Беатрис, верная служанка, сжимала руку своей госпоже, шепча утешительные слова. Англичанка молила, чтобы приехала тетя Анна, опытная лекарка, что принимала у нее все роды. Но королева, словно опасаясь удачного завершения, наотрез отказала, прикрикнув на пленницу: – Твои желания здесь никого не волнуют! Будь благодарна, что роды принимает хоть какая-то бабка, иначе мучилась бы сама!

К облегчению Маргарет, мать короля вскоре покинула камеру, но перед уходом что-то долго рассказывала повитухе. Леди Уэйк боялась, что лекарка умертвит ребенка еще в чреве, но, на удивление, старуха делала все, дабы облегчить боли роженицы. Наконец несчастная ощутила, как между ног скользнул какой-то мягкий, скользкий комочек. Раздался детский, громкий плач, когда повивальная бабка обрезала пуповину и прижала к груди совсем крохотного, недоношенного младенца. Мальчика… Маргарет хотела возблагодарить Бога за сына, но боль не отступала, сватки продолжались. Залитая потом, с открытым в крике ртом, англичанка до крови сжала подлокотники кровати, когда повитуха нагнулась над ее чревом и проникла вовнутрь, извлекая еще один маленький комочек с тоненькими ручками и коротенькими ножками.

– Миледи, у вас двойня: мальчик…и девочка, – Маргарет отрицательно замахала головой, всматриваясь в кроху, которую тщательно пеленала лекарка. А первого ребенка крепко сжимала Беатрис, со страхом поглядывая на свою госпожу:

– Что будем делать, мадам? – дрожащими руками вытерев пот со лба, женщина бросила полубезумный взгляд на блюдце, наполненное яблоками, из одного торчал тонкий ножик для разрезания. Дрожа всем телом, леди Уэйк сжала в руке кинжал и быстро вонзила его в грудь повитухи, которая, кашляя кровью, медленно оседала на пол, застеленный сухим тростником. Испуганная служанка, лихорадочно схватив младенцев и положив их на свою лежанку, стоявшую в дальнем углу камеры, нагнулась над убитой, коснувшись ледяной ладонью страшной раны прямо около сердца: – М…миледи, зачем вы это сделали? – Маргарет, все еще ощущая нервную дрожь на каждом кусочке тела, с трудом поднялась с кровати, жмурясь от боли, сковавшей низ живота.

– Нет, не вставайте! Вам нужно лежать, может начаться кровотечение. Подумайте о своем и так подорванном здоровье.

– Мы должны что-то придумать, Беатрис. Они отняли у меня мужа, разлучили с детьми, но к этой малышке они не посмеют прикоснуться! Негодяй Мортимер никогда не получит моего ангелочка! – жгучие, ослепляющие слезы застыли в блеклых глазах леди Уэйк, но она, несмотря на панику, смогла громко и уверенно проговорить: – Беатрис, ты сделаешь все, о чем я попрошу?

Тяжелое тело немолодой служанки склонилось в реверансе: – Вы много лет назад спасли меня от гибели, а мою семью – от разорения. Я поклялась в верности вам и всем Вудстокам. И поверьте, свою клятву я не нарушу. Ради любого вашего приказа я готова идти даже в ад.

– Мы должны…отдать девочку другим людям, – надрывающимся голосом пролепетала женщина, обхватив озябшие плечи влажными руками, на которых еще теплилась кровь повитухи: – Эта старуха знала все, но теперь ее уста навеки закрылись. Никто, кроме нас, пока не ведает об этой страшной правде. Беатрис, как мне не было бы больно, как бы сердце не разрывалось от печали, а слезы не разъедали глаза, я обязана сказать это: я спасу малышку ценой собственного счастья, ибо мои дети для меня – вся жизни, в них моя душа, я не хочу для них пагубной доли. Ты оденешь одежду повитухи, спрячешь девочку под плащом, выйдешь на свободу и позаботишься о ней. Лучшим способом было бы отдать ребенка в другую семью, но здесь неподалеку есть монастырь имени Пеги Мерсийской [9]. Однажды мне приходилось там бывать. Это прекрасное, невинное место, настоящий рай на земле для верующих христиан. Я сама мечтала однажды принять постриг в монахини, но не судилось. Теперь мысль, что моя дочка, избежав похотливой опасности, станет верно служить Господу Богу, тешит мое сердце.

Служанка, не веря своим ушам, вопросительно посмотрела на крохотную, мирно спавшую девочку с благоговейным выражением на белоснежном личике: – Мадам, вы не сможете оторвать ребенка от груди! Послушайте, может, есть другой выход!..

– Нет! – резко подняв руку, Маргарет опустилась на подушки, пытаясь не смотреть на лужу крови: – Ты сделаешь то, что я приказала.

– Допустим, я соглашусь, но как выйти из темницы, как спрятать труп? Миледи, это не шутки, а игры со смертью, с самой могущественной Изабеллой и ее любовником. Если они, не дай Бог, узнают об этом, то просто убьют нас! – насмешливый огонек блеснул в глазах леди Уэйк, когда она, жестом подозвав к себе служанку, прошептала ей на ухо:

– Я же сказала, моя жизнь для меня ничего не стоит. Отныне я на этом свете существую только ради детей, – отстранившись, вдова вяло и сухо проговорила следующие слова, чувствуя, как изнемогает от усталости: – Вытри кровь, труп замотай и положи в мешок, принесенный старухой. Разные лекарства и настойки уничтожат запах. А девочку спрячь под плащ, в котором я приехала. В коридорах было и есть темно, ни один стражник не разглядел лицо повитухи, его видела лишь королева, но, дай Бог, она вскоре не придет. Я привлеку внимание охранников, а ты тем временем незаметно выйдешь. Лекарка приказала не беспокоить ее, поэтому, минимум полчаса у нас есть. Сделай все побыстрее, – служанка пыталась не обращать внимание на огонь боли и страданий, что горел на самом дне потухших очей. Даже в этой роковой ситуации, после долгих часов мучений, Маргарет оставалась миледи, госпожой, спрятавшей собственные чувства в глубине гордости и непоколебимости.

Бывшая мадам Вудстока, укутавшись в меховую накидку, продолжала полулежать на кровати, когда Беатрис тщательно смывала следы пролитой жизни и заматывала труп. Все это казалось женщине каким-то кошмаром, сном, от которого она вскоре проснется и войдет в безмятежную реальность. Видеть смерть мужа, жить в постоянном страхе за детей, убить собственными руками, не прикоснуться к новорожденной дочери – леди Уэйк не знала, как вынесла все это. Да, сердце щемило от боли, а сама англичанка до безумия хотело почувствовать тепло крохотного тельца, вдохнуть его аромат, приласкать, накормить грудью, но вместо этого равнодушно наблюдала за преступлением. Черная игра, что началась совсем недавно, стала частью душу и больше никогда ее не покинет.

Когда все было готово, Беатрис, одетая в одежду повитухи и тщательно спрятавшая следы крови под плащом, поднесла к своей хозяйке мирно спавшую девочку с ангельским лицом: – Вы хоть посмотрите на нее, послушайте биение сердца, вдохните родной запах. Она так похожа на вашего мужа…

– …покойного мужа, – горестно поправила Маргарет, и, отвернувшись к стене, проговорила: – Беатрис, отнеси дитя в обитель и отдай святой сестре. Немедленно!..

– Но, мадам!

– Нет, – резко ответила отчаявшаяся невольница: – Я не хочу ее видеть. Спрячь ребенка под плащом, подойди с мешком к дверям. Я сейчас позову охранников, а ты тем временем спокойно выйдешь, – взяв на руки мальчика и дав ему грудь, женщина внезапно поняла, что этот ребенок гораздо ближе ей, чем тот, которого крепко держала служанка. Через несколько минут на зов Маргарет пришли стражники: – Ну, она родила? – Беатрис, побелев от страха, кивнула, пытаясь вести себя смело и непринужденно: – Да, родила прекрасного, здорового сына. Роды начались преждевременно, но и мать, и ребенок в порядке. Правда, есть некоторые проблемы в суставах малыша…

– Хватит, меня не интересуют подробности, – сухо перебил низкий, тучный мужчина средних лет, внимательно осмотрев мнимую лекарку: – Если уже все в порядке, можешь идти, – наконец услышав долгожданные слова, Беатрис направилась к выходу, но стражник внезапно остановил ее, придержав за локоть:

– Что в мешке?

– М…мои сменные вещи и…лекарства, – запинаясь, проговорила служанка, встретившись с испуганным взглядом Маргарет: – Если хотите, можете посмотреть.

– Нет-нет, у меня мало времени. Иди уже, королева сказала, что не желает тебя видеть после возвращение в замок, – улыбнувшись, Беатрис быстрым шагом пошла вон из камеры, благодаря Господа за помощь.

Вслушиваясь в отдаляющиеся шаги лживой повитухи, охранник внимательным взглядом окинул помещение, и, слава Богу, не заметил отсутствие немолодой женщины, о которой ему было почти ничего не известно. Подойдя к леди Уэйк и заглянув в белоснежное личико мальчика, мужчина со скрытой радостью проговорил:

– Вижу, Всевышний любит вас, поскольку спас от великой беды. Будьте спокойны, к вашим детям никто не прикоснется, жизнь этого малыша под моей защитой.

– Спасибо, – улыбнувшись, англичанка показала на стул, приглашая присесть, но охранник, отрицательно покачав головой, быстро спросил: – Если вам что-то нужно, говорите. Я сделаю все, что в моих силах. Ваш покойный супруг был очень хорошим человеком, много раз я становился ему верным помощником, соратником. Увы, доля распорядилась по-своему. Эдмунда Вудстока нет на этом свете, вы, его жена, томитесь в темнице вместе с детьми. Я сочту за честь, оказав вам какую-то услугу, – нагнувшись над Маргарет, прошептал стражник, поглядывая на своего товарища, что стоял у двери.

– Эта повитуха… Проследите за ней. Она должна безопасно доставить кое-кого в монастырь Святой Пеги. Если возникнет опасность, помогите, защитите слабую женщину. После этого расскажите ей, что вас прислала я, и от моего имени прикажите возвращаться к семье. Но никто, особенно Изабелла и Мортимер, не должны об этом знать.

– Как пожелаете, – быстро поцеловав ледяную руку леди Уэйк, стражник пошагал к выходу, смерив женщину надежным, теплым взглядом.

Спустя два дня.

Маргарет сквозь сон ощутила, как чей-то приглушенный, мужской голос зовет ее, а шершавая ладонь скользит по плечу. Вскрикнув от неожиданности, женщина мгновенно открыла глаза, с непониманием созерцая над своей кроватью чье-то мужское лицо, в темноте казавшееся просто черным пятном.

– Миледи, не бойтесь, это я – Броюс Саут, – охранник поднял свечу, зажатую в крепкой руке, освещая свое нахмуренное лицо: – У меня для вас важные новости.

Маргарет, уловив в голосе немолодого мужчины напряженные, грустные нотки, с тревогой поднялась, кутаясь в шаль. Окруженная глубокой, непроглядной темнотой, женщина благодарила Бога, что не видит очей охранника, которые говорили быстрее слов: – Я вас слушаю, – сухо проговорила леди Уэйк, готовясь принять роковую, страшную правду. Да, что-то случилось, с ее дочерью, с этой хрупкой, невинной малышкой.

– Миледи, – сжавшись от порывов ледяного ветра, проникавшего в камеру через щели в окнах, Броюс аккуратно коснулся ледяной рукой теплых ладоней женщины, накрыв их своими пальцами: – Как вы и просили, я следил за той повитухой на протяжении нескольких дней. Оказывается, она далеко не лекарка… Я отлично понимаю ваш страх и не смею осуждать за обман. Дело далеко не в этом, мадам, – несколько раз судорожно хватанув побелевшими губами холодный воздух, Маргарет с понимание кивнула, чувствуя, как беспощадные когти паники врезаются в душу:

– Говорите…, говорите…

– Ваша дочь, которую вы спрятали от жестоких целей Мортимера, она…

– Что с ней? Что с Беатрис? Где она? Прошу, мистер Саут, говорите, не убивайте меня своим молчанием! – хрипло взмолилась леди Уэйк, сцепив похолодевшие руки на коленях с такой силой, что побелели костяшки.

– Мои соболезнования. В прошлую ночь ветер разыгрался не на шутку, ломал ветви, вырывал с земли деревья, ливень размывал дороги, воды выходили из берегов… Река Эйвон, всегда славившаяся своим бурным течением, поднималась до небес, потом с грохотом опускалась на дно. Горе тому, кто находился в это время на побережье. Беатрис, как раз, подгоняемая дождем, бежала в укромное место и не заметила, как на нее обрушилась пенистая волна, как заволокла вглубь. Я расспросил лодочников, ставших невольными свидетелями этого страшного события. Они видели, как женщина тонет, слышали ее крики… По их словам, несчастная сжимала у груди какое-то покрывало. Из-за темноты они не смогли рассмотреть, был ли там замотан ребенок, но скорее всего, да. В следующее утро на противоположном побережье нашли труп новорожденного, пол которого не удалось установить из-за страшных телесных увечий, которые могла нанести лишь разбушевавшаяся, в непогоду, река. Я целый день бродил по берегу, искал хоть какие признаки, отправился в монастырь. Святые сестры даже на порог не пустили, отгрызнувшись, что не видели никакой малышки. Мне очень жаль, но это воля Божья, – Маргарет, с каменным выражением лица, продолжала неподвижно сидеть, непонимающе уставившись на охранника. Она, несчастная, презренная вдова, а теперь еще и мать мертвого ребенка, умершего из-за нее самой!.. Женщина хотела сглотнуть, облизать пересохшие губы, но тело не слушалось, было каким-то ледяным и твердым, как белоснежный мрамор. Женщина вздрогнула, словно от прикосновения огня, когда Броюс поднес ее руку к губам, оставив на ней свой нежный, дружеский поцелуй:

– Таковы интриги судьбы, мадам, мы ничего не можем сделать. Знаю, ваша боль нестерпима, остра, как лезвие кинжала, она жжет пламенем и одновременно обдает холодом. Это такое непонятное состояние, когда не знаешь, где ты: в раю или в аду, ты словно между ними, в чистилище. Слезы текут по щекам, хочется выть, кричать, терпеть невыносимо, а ран на теле нет, ибо они там, где их не залечишь лекарствами, где они никогда не заживут, лишь боль немного притупится. Молитесь, Маргарет, молитесь днем и ночью, чтобы душа вашего мужа и дочки полетела в рай, где они встретятся, и с Небес будут наблюдать за вами и детьми, помогать, приходить ночью во снах. В этом грязном мире им не место. Все мы когда-то там будем, лишь в разные сроки, – женщина монотонно кивнула, и только сейчас поймала себя на мысли, что не плачет, у нее больше нет сил на это, хотя хотелось зарыдать, сбросить с себя весь этот холодный сгусток чувств. Она потеряла дочку, даже не поцеловав ее, не приласкав, не вдохнув запах… Недавно забившееся сердечко вновь остановилось, прекратило свой ход.

– Мадам, мне удалось узнать, что муж покойной Беатрис умер в прошлом году, а родители скончались десять лет назад. Все это время одиннадцатилетняя Люсинда жила на попечении престарелой служанки, прикованной к постели. Я нашел их крохотный дом, погрязший в грязи и нищете. Эту холодную зиму несчастные пережили очень туго, голодали, спали, прижавшись, друг к другу, и укрывшись единственным тонким одеялом, ели остатки со столов богачей. У меня сердце екнуло, когда я увидел эту худую, бледную девочку, шатающуюся от слабости, замерзшую и голодную. Еще бы несколько лет, и она бы просто умерла. К больной старушке я позвал лучших лекарей, и на их руках она отдала душу Господу вчера вечером. А девочка… Она осталась сиротой, у нее нет родственников, даже дальних. Ребенка положено отправить в приют, но, может быть, вы захотите взять ее себе? – аккуратно предложил Броюс, наблюдая, как бледное, бесчувственное лицо Маргарет приобретает заинтересованный оттенок. Да, сейчас было не время об этом говорить, но только такими речами охранник желал вернуть заблудшую женщину в реальность, какой бы суровой она не была.

– Что вы имеет в виду, мистер?

– Люсинда уже далеко не беспомощная малышка, благодаря трудной жизни она научилась сами приглядывать за домом, готовить еду, убирать, делать все, что в ее силах. Девочка несказанно тоскует за матерью, но она ее почти и не знала. Та родила и через несколько лет стала вам служить. Я понимаю, что место опытной Беатрис не заменит несовершеннолетняя девочка, но не оставляйте ее на улице. Люсинда готова продолжить службу матери, стать вашей тенью, ушами, глазами. Возможно, когда-то малышка сможет превратиться в верную подругу вашим дочерям, – напоминание о детях остро кольнуло в сердце Маргарет. Она внезапно поняла, что ее исчезнувший ребенок так и не стал им ровней. Да, малышка была зачата в законной, брачной связи, но ублюдком ее сделали грязные посягательства Мортимера. Возможно, так будет лучше для всех. Душа девочки, еще такая легкая и не запятнанная земными грехами, отправилась к Престолу Божьему, у Которого найдет приют и спокойствие. Леди Уэйк волновало то, что ребенка не успели окрестить даже после смерти, но Господь великодушен и Он все понимает. Но теперь англичанка знала, что будет всеми силами оберегать крохотного сына, получившего имя Джон в тишине часовни, на руках священника.

Вытерев кончиками пальцев жгучие слезы, Маргарет, как истинная Вудсток, кивнула: – Хорошо, девочка будет мне служить. Где она?

– Ожидает за дверью, – хлопнув несколько раз в ладоши, охранник наблюдал, как в камеру, дичась, входит светловолосая малышка, чье тело изогнулось в глубоком реверансе, а руки покорно сложились в молитвенном жесте:

– Мадам, мое почтение. Для меня огромная честь видеть ваше благословенное лицо, – без капельки чувств девочка проговорила давно заученные фразы, и, подойдя ближе, оставила на протянутой руке Маргарет кроткий поцелуй.

– Мне известно о твоем горе, Люсинда, и я понимаю затруднительное положение, в котором ты оказалась. Я готова помочь тебе, но насильно прислуживать мне тебя никто не заставляет. Последний выбор за тобой, – также монотонно ответила леди Уэйк, понимая, что они с этой девочкой – две птицы, потерявшие крылья. Теперь их обязанность просто существовать на этом свете, говорить вежливые слова, помогать друг другу. Но у ребенка еще все впереди, а у нее, баронессы Уэйк из Лиделлы, все кончено.

– Я согласна, госпожа. У меня нет никого в этом мире, и служение такой даме, как вы – истинный подарок Господа.

Удовлетворенно кивнув и отослав малышку спать в дальний угол камеры, Маргарет уловила на себе взволнованный взгляд мистера Саута: – Мадам, я еще не все вам сказал. Эта девочка – не дочь покойного мужа Беатрис, а дитя, зачатое в грехе. Поговаривают, что женщину изнасиловал какой-то святой инквизитор, а потом прогнал прочь. Ваша служанка об этом никому ничего не говорила, но, похоже, что это правда. Я обнаружил на шее спящей Люсинды какой-то кулон в виде звезды, внутри которого крохотный, размазанный портрет неизвестного человека. Вот он, – мужчина протянул англичанке тонкое, старое украшение, которое она тщательно запрятала под сорочку:

– Меня не волнует тайна рождения этой малышки. Многие служанки беременеют от незнакомцев, рождают бастардов, а потом они еще и становятся уважаемыми людьми в благородном обществе. Здесь нет ничего особенного, – отмахнулась женщина, давая понять, что встреча окончена.

– Да, но…

– Мистер, я благодарна вам за известие, хоть оно стало для меня очередным концом света, но теперь я хочу побыть одна. Не привлекайте лишнего внимания своим чересчур долгим пребыванием в моей камере. Можете идти, – Броюс, поклонившись, направился к выходу, удивляясь, как даже после такой страшной новости эта женщина осталась волевой и гордой. Правда люди говорили, что она напоминает бесчувственную, фарфоровую куклу, у которой вместо сердца – кусок железа. Но мужчина просто не знал, что есть такая боль, после которой ничего в душе не остается. Ты просто не боишься, ибо самое худшее произошло, ты привык к постоянным страданиям. Бывает, сердце разлетается на тысячи осколков, и наносить удары больше нечему.