– То есть мне выпала редкая возможность? – Мила посмотрела на него через плечо.
– Честолюбие не позволяет мне проигнорировать присутствие эксперта в моем доме, – начал он. – Что бы вы ответили, попроси я вас составить каталог моей коллекции? Вы ведь, насколько я понимаю, современным искусством занимаетесь?
– В основном – да.
– Да, я помню шумиху, которую наделало пару лет назад ваше псевдооткрытие.
Милен невольно улыбнулась. Конечно, она сразу поняла, о чем он.
А речь шла о скандально известной выставке современного искусства, организованной как раз галереей «Valeur».
На одной из посиделок выпускников Академии художеств, к которым относилась и Мила, произошел спор о критериях оценки современного искусства. Мила придерживалась мнения, что рамки эти чересчур размыты, и на цену и ценность картины влияют слишком много факторов, таких как: политика, экономика, общественное мнение, маркетинговые ходы дилеров, причуды коллекционеров, капризы критиков, постоянно меняющиеся вкусы и, конечно, средства массовой информации. Как это часто бывает в молодежных тусовках, беседа была сдобрена большим количеством алкоголя и честолюбивыми амбициями участников. Спор вышел жарким, и самые стойкие его участники, а ими оказались Милен и ее нынешний начальник Дин, заключили пари: Милен из самого обычного человека, никогда не державшего в руках кисть, за месяц сможет сделать признанного художника.
В случае победы Дина Милен полгода должна была работать на него бесплатно, если выиграет Мила – он берет ее на должность ведущего специалиста и делает своей помощницей.
Проснувшись наутро, Милен не раз пожалела о своей неосмотрительности, но уговор, как говорится, дороже денег, и она начала продумывать план.
Через месяц в галерее «Valeur» открывалась новая выставка. Среди прочих на ней был заявлен никому не известный, но за прошедший месяц наделавший немало шума в соцсетях и в средствах массовой информации художник. История его была романтичной и трагичной одновременно. Молодое дарование Алекс Нихель к своим двадцати трем годам уже успел разочароваться в искусстве, в себе, как в художнике, и решил выкупить все ранее проданные им картины и уничтожить. Что он, собственно, и сделал, а после покончил с собой, прыгнув с моста. Уцелели только два его полотна, которые и выставлялись среди прочих в галерее.
Мероприятие собрало небывалое для галереи «Valeur» количество желающих взглянуть своими глазами на работы.
После ажиотажа вокруг полотен, восторженных отзывов критиков и беспрецедентных двадцати тысяч евро за картину, наутро вышла статья молодого журналиста Пьера Бушеми, взорвавшая художественный бомонд. В ней рассказывалось о произошедшей мистификации. Оказалось, что такого художника никогда не существовало, а картины написала сама Милен.
Разразился скандал, в неловком положении оказались многие. Но, когда шумиха немного утихла, произошедшее предпочли охарактеризовать как розыгрыш. В оправдание можно было сказать, что картины оказались весьма недурны, а эпатажная слава полотен в разы повысила их рыночную цену, так что все остались в выигрыше.
Милен получила свой приз, хорошего друга, скандальную репутацию и кличку Гиена. Ее боялись, ее ненавидели, но одно было бесспорно – после случившегося к ней прислушивались.
– Давно вы об этом знаете?
– Я, конечно, отношусь к миру искусства постольку-поскольку, но даже среди простых обывателей та статья наделала много шума. Должен сказать, это было смело.
– Смело с моей стороны придумать все это или со стороны Поля осветить этот скандал в газете? По-моему, это была его первая большая статья.
На лице Жана вспыхнула мимолетная снисходительная улыбка:
– Обоих.
Он отвернулся к стене и, заложив руки за спину, делал вид, что разглядывает картины. Милен смотрела на него и не могла понять, почему он не хочет показывать свой интерес к жизни сына? Что это: строгое воспитание, боязнь показаться слабым?
– Так что вы решили? – поинтересовался он, чуть погодя.
– Почту за честь, доктор.
– Можно личный вопрос? – спросил он, когда они поднялись по деревянной лестнице и снова оказались в полутемном коридоре.
– Конечно.
– А почему Гиена?
Мила выдохнула смущенную улыбку и, чуть замедлив шаг, повернулась к нему:
– Видите ли, – неуверенно начала она, – у самки гиены, так же как у самца, есть ложный пенис. Ну, если в двух словах, это почти то же самое, что женщина с яйцами.
Мила чувствовала, как лицо ее стремительно заливает краска. Опустив глаза, она быстро зашагала дальше.
«Черт возьми, – ругала она себя, пытаясь успокоиться, – как школьница, краснеешь от слова пенис».
Она была благодарна мсье Бушеми за то, что он больше не пытался задавать ей вопросов, но те несколько метров, которые оставались до его комнаты, она отчетливо ощущала его насмешливый взгляд, прожигающий дыру у нее между лопаток.
* * *
Те дни, что Жан провалялся в постели, Мила полностью посвятила себя его коллекции. Начала составлять каталог работ, подбирала полотна, которые выгодно ее дополнят. Несколько раз наведывалась в комнату больного, уточняя детали, так как некоторые картины требовали внимания реставратора. Она, наконец, выставила правильный свет в помещении галереи.
Эти несколько дней сблизили их. Ей нравилось его общество. Нравился его неожиданный профессионализм, наличие собственного, порой прямо противоположного, мнения, аккуратность даже в мелочах. Скоро она поймала себя на мысли, что слишком уж рьяно выискивает какие-то проблемы, чтобы увидеть его снова. А еще это был прекрасный повод не участвовать в болтовне с Терезой, которая начинала ее порядком доставать.
Отчаянная работоспособность мсье Бушеми, привитая, как она поняла из разговора с Терезой, его покойным отцом, не позволила ему предаваться лени, и уже в понедельник с утра Милен разбудил шелест шин отъезжающей от дома служебной машины. Она перевернулась на другой бок, но вибрирующий на тумбочке телефон не дал ей снова заснуть.
– Ну что опять? – недовольно проворчала она.
Глава 7
Мила сделала несколько шагов вглубь кафе. И пока она наслаждалась витающими в воздухе ароматами выпечки и кофе, ее заметила девушка-администратор и с приветливой улыбкой поспешила навстречу.
– Добрый день, вы пообедать?
– Да… собственно, я подругу ищу, – ответила Милен, продолжая обшаривать глазами зал. Увидев Бет в дальнем углу у окна, она кивнула администратору: – Спасибо, уже нашла, – и направилась к столику.
Бетти, высунув от усердия язык, что-то печатала в телефоне, не обращая внимания на подошедшую подругу.
– Привет, – Мила опустилась на небольшой кожаный диванчик напротив. Достала из сумочки мобильник и положила на стол. Ей в любой момент мог позвонить Дин – в последнее время он был на взводе, и ничего, что у людей обед.
– Привет, – Бет, обаятельная шатенка с копной длинных рыжих волос, собранных в низкий хвост, привстав, потянулась через стол, чтобы чмокнуть подругу.
Милен никогда не понимала смысла в этом действии, но, устав спорить с Бетти, которая считала его чуть ли не талисманом на удачу, смиренно подставила щеку. К их столику подошла молоденькая официантка и протянула Милен меню.
– Вы сразу сделаете заказ, или мне подойти позже?
– Думаю, я начну с кофе. Двойной капучино, пожалуйста. Софи, – добавила Мила, прочитав имя на бейдже, приколотом к белой рубашке на практически плоской груди официантки.
Легкая тень разочарования скользнула по милому личику Софи и, убрав приготовленный блокнот и ручку в широкий карман на переднике, она коротко кивнула и удалилась.
Не успела Бет произнести ни слова, как, елозя по столешнице, завибрировал телефон. Отрешенность на ее лице тут же сменилась взволнованным интересом. Стараясь скрыть его от подруги, она взяла мобильник и с невозмутимым видом направилась к выходу.
– Прости, я сейчас.
Милен криво усмехнулась, глядя вслед удаляющейся подруге. Наверняка новый бойфренд. И принялась лениво водить глазами по названиям блюд в меню, но больше – по красочным картинкам, в очередной раз убедившись, что фотографирование еды – определенно, искусство.
Это кафе подруги присмотрели лет пять назад. Они только что закончили академию. Стремление к независимости и радужные планы на будущее привели их в этот тихий райончик на окраине Парижа, где они сняли одну на двоих квартирку на верхнем этаже дома напротив.
