Детективное агентство Майкла Черри

Часть первая. Становление

Майкл медленно прохаживался перед питейным заведением Николса, мурлыкая под нос «Наша служба и опасна и трудна…». Он пытался гнать прочь навязавшийся мотив из знаменитого на всю страну телесериала, поскольку к трудовой деятельности органов внутренних дел имел только косвенное отношение, но перейти на что-то другое не удавалось.

В этом месте сыщик находился не менее получаса, но за это время в кабак никто не входил, что в общем-то не вызвало у него подозрений, поскольку постоянная клиентура сидела на своих излюбленных местах или гоняла бильярдные шары в положении стоя. Слегка настораживало отсутствие на выходе любителей освежиться. Чутье подсказывало Майклу, что здесь было что-то нечисто, и действительно, со стороны завода, выпускающего покрышки, потянуло горелой резиной и еще какой-то дрянью. Он достал носовой платок и, прикрывая им нос, попытался укрыться от гари на противоположной стороне улицы, а сидевший на пороге кот, учуяв неладное, скрылся в подсобном помещении, поскольку индивидуальных защитных средств не имел, да и на другой стороне улицы делать ему было нечего.

Вполне вероятно, что доносимые ветром запахи могли каким-нибудь негативным образом повлиять на экологическую обстановку района, но будь данная местность хоть полуостровом Крым, не говоря уже о Пицунде или Сочи, прокуренные стены и устойчивый рыбный запах устраивал завсегдатаев больше, нежели морской воздух, насыщенный целебным йодом.

О здоровье клиентов заботился сам хозяин. Когда находился какой-нибудь умник, пытавшийся вяло влезть в активную дискуссию о политической обстановке в Гондурасе и навязать разговор о качестве пива, подаваемого в пузатых кружках, Николс закатывал рукава служебного халата и приступал к решительным действиям. Без всякого предупреждения он отправлял умника на улицу подышать парами резинового клея, применяя в качестве аргумента ногу, утяжеленную деревянным протезом.

Протез появился после того, как на продовольственном складе, где проходила служба Николая, непонятно по какой причине взорвался аппарат для изготовления домашней водки. В тот день он внимательно следил за вытекающей из него струйкой, и ничто не предвещало беды. Процесс протекал нормально, боевая машина пехоты, из которой на временное пользование была изъята шестиметровая нержавеющая трубка, носилась по полигонам, выполняя боевые задачи и поражая ефрейтора и его непосредственного начальника своими немыслимыми техническими возможностями. Но змеевик, сделанный из этой трубки, неожиданно лопнул и по странному стечению обстоятельств его осколок угодил не в глаз, а в левую ногу наблюдателя.

В воинской части, где проходила его срочная служба, многие баловались, чем попало, но прапорщик Скамейкин был гурманом, признавая только самогон. До самогонного периода он признавал только морковный сок, но когда действие кодировки закончилось, принялся истреблять новый продукт такими темпами, словно хотел переплюнуть боевую машину пехоты, пожиравшую немыслимое количество солярки. Когда командир Николая узнал о невосполнимой потере ценнейшего кадра, то страшно расстроился, вследствие чего хотел истребить оставшийся запас в одиночку, но потом сумел взять себя в руки, предварительно освободив их от стакана и соленого огурца, и до приезда скорой помощи склонял истекающего кровью ефрейтора к дальнейшей сверхсрочной службе.

В госпитале густо пахло карболкой и кухней, но эти запахи были ничто в сравнении с парами медицинского спирта, исходившими от седовласого хирурга. Он носил марлевую повязку, изготовленную по специальному заказу, но четыре слоя марли не всегда справлялись с фильтрованием демаскирующего запаха. В критические дни приходилось ненадолго снимать сложную конструкцию, чтобы освежить ротовую полость изрядной дозой народного средства, именуемого валидолом.

– Ай-я-яй, – сделал заключение доктор, увидев потерпевшего.

Затем он схватился руками за голову и младший медицинский персонал понял, что дело – дрянь. После вчерашних стрельб и проводов министерского руководства с территории стрельбища в голове старшего постоянно что-то стреляло, и тот же персонал догадался, куда побежит их командир. После посещения ординаторской здоровье настроилось на привычный лад, и он констатировал, что если бы ефрейтора привезли на минуту и тридцать секунд раньше, то можно было бы о чем-то покумекать. В общем, недолго кумекая, он отхватил от стопы что-то ненужное, но как потом выяснилось чересчур много, а поскольку обычная доза наркоза не полностью завладела могучим телом пациента, кроме всего прочего перед его глазами замаячили и сказочные картины досрочного дембеля.

Прапорщик наведывался в госпиталь дважды. В свой первый заход он заявил поправлявшемуся ефрейтору, что продаст японскому «Красному кресту» полсклада, а за это ему отвалят совершенно немыслимый протез, который ходит без туловища и смотрится гораздо элегантнее, чем собственные ноги. В тот раз Николаю нездоровилось, так что дотянуться до дубового костыля вовремя не удалось. На следующий день он оказался гораздо проворнее, и прапорщик бросился продавать казенное имущество, но на вырученные деньги приобретать уже для себя японскую вставную челюсть умевшую жевать даже без ротовой полости.

После выписки из госпиталя Николай вернулся в подразделение. В секретной части внесли изменения в его документы и в плацкартном вагоне отправили домой, где он открыл свое дело уже с учетом льгот, причитающихся участникам боевых действий, и стал называться Николсом.

Пару лет назад и Мишка Вишневский открыл свое частное агентство. На видном месте при входе располагалась рамка, но вставлять в нее фамилию не хотелось, уж больно она напоминала что-то аптечное. У него имелась многочисленная армия близких родственников, так что казалось выбрать что-нибудь соответствующее его нынешнему положению, не составит труда, но не тут-то было.

Любимой мамочке досталась дедушкина фамилия – Рябова, родной папаша был Вишневским, а первый Мишкин отчим проходил по личным документам Курочкиным. В остальных фамилиях также мелькали фрагменты птичьих тел и цельные огородные овощи. В позапрошлом году из Франции прилетела мама Рита со своим Шварцгрубером, они устроили семейный совет и долго пытались подобрать Майклу что-нибудь порядочное. Шварц даже извлек из саквояжа компьютер и полтора часа забивал его сложными программами. В результате, компьютер долго переваривал втиснутую информацию, затем помигал разноцветными лампочками и выдал ответ, что оптимальным вариантом фамилии является – Курочка Ряба. Шварцгрубер еще долго настраивал дорогостоящий аппарат своим баварским кулаком, но потом заявил, что программы еще как следует не доработаны и в следующий приезд он повторит попытку.

Чтобы как-то помочь сыну мамочка выходила замуж еще несколько раз. Михаилу это не помогало, и она была вынуждена вернуться к своему Шварцу вновь, поскольку его персональный компьютер просто зашкаливал от их совместимости, и сообщал, что подобную пару невозможно отыскать во всем Мюнхене даже при помощи немецкой овчарки.

Помог случай. Кто-то из Мишкиных приятелей снял пустовавшую табличку и, воспользовавшись мелком, вписал туда его имя и фамилию, доставшуюся от родного папаши, но только переиначив ее на западный манер. Шутник даже не предполагал, что через пару дней на ее месте окажется точно такая же, только выполненная полиграфическим способом.

«Детективное агентство Майкла Черри» – такая вывеска выглядела солидно и могла привлечь внимание довольно обеспеченных граждан.

Центральный офис разместился на одной из главных улиц, в доме за номером два. Дом был двухэтажный, с облупленными стенами и выбитой каким-то злодеем входной дверью. Первый этаж занимал магазин, торгующий всевозможной парфюмерией. От этих запахов сбивалось профессиональное чутье, и часто появлялись головные боли, но деваться было некуда. Правда, переезд принес им определенные выгоды. Предыдущее рабочее место находилось по соседству с комнатой студента химика, и по ночам детектива мучили кошмарные видения. Другой этаж полностью принадлежал его агентству, но он располагался под первым, поскольку являлся подвальным помещением. Дальнейшая карьера Майкла должна была развиваться именно в этом месте.

Различные поручения клиентов выполнялись не всегда так быстро, как им того хотелось и соответственно выцыганить предоплату не представлялось возможным. В последний месяц материальное благополучие все не наступало, а с прошлой недели агентство было на такой мели, что сдвинуть с нее могло только хорошее дельце. Такое дело пока не подворачивалось, поэтому приходилось работать по всякой мелочевке, чтобы хоть как-то выкрутится по арендной плате.

В связи с последним расследованием Майклу нужно было опросить одного из клиентов кабака в качестве свидетеля. Дело было плевое, но выбирать не приходилось. Свидетель категорически отказывался давать показания в офисе агентства, а из питейного заведения его невозможно было выманить даже астраханской воблой.

Рядом с кабаком стоял заборчик, возле которого отиралась проститутка, пытаясь размять свою натруженную за вечер спину его бугристыми секциями. Проститутка была родом из какого-то небольшого городка, а в пивной Николса поговаривали, что она малость продвинутая. Оплату за свои услуги она требовала в юанях, и сотрудники обменных пунктов рассказывали всем своим знакомым, что в их районе мужики окончательно свихнулись. Мало того, что в ночное время от стука в двери менялся курс валют на наборных указателях, так они еще требовали поменять доллары на китайские деньги.

В действительности она была вполне нормальной, просто ее сестра удачно вышла замуж за китайского специалиста вынюхивавшего что-то на местном химкомбинате в свой последний приезд. Предприятие давно стояло без дела, правда, один цех все-таки выпускал средство от саранчи, но никто не знал ни имени заказчика, ни названия загадочного препарата.

В письмах, отправленных из провинции Хэйлунцзян, сестра сообщала о стремительном развитии их бизнеса. Они открыли ресторанчик, где подают жареную на противнях саранчу и небольшой заводик по производству марлевых сачков. В данной местности сачки предназначались для отлова крупных кузнечиков, и ее муж хвастался на весь Китай, что с одного замаха можно отловить сразу полведра. В действительности крупные кузнечики отлавливались при помощи ядохимикатов, вывезенных из соседней страны в больших морских контейнерах и хранившихся в огромной яме с собачьей будкой наверху. В будке находилась такая лютая тварь, что даже своего хозяина она не подпускала к сырью, поэтому приходилось отвлекать ее внимание вычищенным до блеска медным тазом, наполненным по самые края сахарными и мозговыми косточками.

Чтобы попробовать их секретного блюда, хвасталась сестра, из крупных городов прибывают целые семейства. После опробования деликатеса все клиенты решительно требуют добавки, а потом не могут уехать домой пока окончательно не прочуманеют на близлежащих лужайках. В заключении сестра сообщала, что для начала собственного дела нужно собрать побольше юаней, а то ее муж совсем не признает доллары. Он говорит, что своей валютой американцы пытаются основательно подорвать их экономику и опорочить непорочный дух великого вождя Мао Дзедуна. Поэтому пусть они идут к такой-то матери и уже там смело засовывают эти зеленые бумажки в свои разноцветные задницы.

Дама попыталась привлечь к себе внимание Майкла но, сообразив, что здесь ей ничего не светит, переместилась к бетонному столбу, где раскачивалась на проводах не слишком мощная лампочка. В этом месте она стала изображать из себя добропорядочную мать семейства, поджидающую рейсовый автобус, хотя в действительности автобусная линия проходила двумя кварталами ниже.

«А что если кабак потрошат грабители, которые в процессе криминального мероприятия позабыли вывесить табличку – «Закрыто», – предположил Майкл».

В этом случае он мог рассчитывать на десятку-другую наградных. Хотя табличка и указывала, что заведение открыто, на всякий случай он достал пистолет и хотел его перезарядить.

Затвор не передергивался, вернее он не то чтобы не передергивался, а просто-напросто отсутствовал.

«Хорошенькое дело», – подумал детектив, но вдруг вспомнил, что вчера занимался чисткой оружия, и из него выскочила какая-то маленькая штучка.

Она закатилась в большую щель пола, поэтому пистолет пришлось оставить дома. Сейчас в его руке поблескивал серебристый револьвер, изъятый у одного громилы, не имеющего письменного разрешения на его ношение и даже хранение в домашних условиях. Были, конечно, опасения, что в прошлом году из этого оружия расстреляли половину элитного курятника у влиятельного бизнесмена, но деваться было некуда. Ассоциация частного сыска не рекомендовала своим членам выходить на улицу, особенно в вечернее время, с голыми руками, а личный опыт, приобретенный за прошедшие годы, подсказывал, что их рекомендации были отнюдь не безосновательны.

«Если постоять еще часик, можно запросто заработать плеврит, – опасался сыщик».

Пару месяцев назад его нанял фермер, у него пропала запасная деталь от комбайна, и он поручил агентству заняться ее поиском. Запчасть была очень дорогая и такая длинная, что полностью соответствовала своему немыслимому названию. Помнится тогда, прежде чем взяться за дело он полчаса вспоминал наименование железяки, но потом плюнул на это безнадежное занятие и стал искать ее след. Он долго лазил на карачках по пахоте пока не нашел ее в полукилометре от места стоянки комбайна. Очевидно, грабителю надоело тащить тяжесть на своем горбу, или он решил, что никакая собака его не найдет. Борозда, проделанная злоумышленником с помощью похищенной запчасти, была такой глубокой, что напрашивались два вполне закономерных вывода: похищенная деталь являлась элементом плуга, и тянувший ее мужик был не иначе как сам Геркулес. Правда, плуг как-то не очень вписывался в общее устройство уборочной машины и имел в своем названии всего четыре буквы, которые не мог запомнить только круглый идиот.

Выслеживать злоумышленника пришлось стоя у заброшенного сарая, где тот, очевидно, собирался перекурить и набраться сил для последнего рывка. Первая бутылка из-под водки выскочила из окна уже при подходе Майкла к постройке. Через некоторое время выскочила вторая, а затем и третья. Сыщик хорошо помнил, что он страшно удивился, увидев такое количество опорожненной тары, и еще подумал, что очевидно негодяй большой дока по части выпивки. Погода становилась все более мерзкой, и после четвертой бутылки, врезавшейся в мокрую землю, Майкл не выдержал и ворвался вовнутрь. Дальнейшие события стали разворачиваться гораздо быстрее, чем предполагалось, и последним, что он смог запомнить, стали чьи-то слова, призывающие какого-то Васю, или Петю, нанести придурку, нарушавшему их планы, парочку телесных повреждений, не совместимых с его дальнейшим существованием.

После трех часов, проведенных под мелким дождем, сыщик провалялся в больнице, где терапевты лечил насморк, а хирурги и окулисты боролись за спасение правого глаза, целых полторы недели. Выслеженный Майклом ворюга успел-таки во время задержания уговорить своих сообщников, прибывших в сарай заранее, тыкнуть пару раз наугад. По роковому стечению обстоятельств их кулаки повстречались с правым глазом Майкла.

Сыщик потоптался на месте еще минут пять, после чего направился к проститутке.

– Не желает ли мадам заработать пару монет за совершенно плевую работенку?

Мадам сверлила его взглядом профессионального физиогномиста, пытаясь выяснить, говорит он правду или же нагло врет, являясь на самом деле директором продмага. На прошлой неделе к ней уже подкатился такой шутник, все про бананы с ананасами рассказывал, а как только они оказались наедине в закрытом на ночь овощном магазине, попытался использовать не по прямому назначению, нагло подсунув под нос швабру и мокрую тряпку.

На физиономии Майка читалось все что угодно, вплоть до смертельной усталости, но слова: «Я – заведующий овощной базой» на лбу не вырисовывались.

«Мужчина одинок и хочет слегка развлечься», – тонко подметила проститутка и сразу стала брать быка за рога.

– В мое стойло не поедем, там происходит генеральная уборка, и творится сущий кавардак.

Сыщик засомневался по поводу уборки, производимой в два часа ночи, но сущий кавардак вполне допускал.

– Ехать никуда не придется, дело займет не более трех минут и будет произведено по месту.

Он стал отсчитывать деньги, а дама в это время присматривала за забором подходящую лужайку.

Вначале она страшно удивилась, узнав, что ей необходимо любыми путями вывести из кабака Боба и уже стала подумывать о двойной оплате, но потом решила, что где только наша не пропадала и нырнула в двери. Минут через десять она вернулась, сжимая в руках личность с давно не бритой физиономией. Если бы поблизости находился зоопарк, можно было смело предположить, что одна из его сотрудниц наконец-то отыскала загулявшего орангутанга и тянет животное обратно в его теплую клетку. Мужика бросало из стороны в сторону, поэтому его пришлось передавать заказчику из рук в руки.

Боб частенько сливал свежую информацию, но чтобы довести его состояние до рабочего Майклу приходилось запирать информатора в офисе. Дюжина банок пива и здоровый сон в подвальном помещении могли вернуть к жизни кого угодно, но на данный момент оставалась еще одна проблема – как затолкать осведомителя в машину.

Майкл махнул рукой помощнице, и та стремительно плюхнулась на заднее сиденье. Прилипшую к сиденью даму пришлось выволочь из автомобиля и уже с ее помощью заталкивать на освободившееся место совершенно невменяемую личность. Особое внимание уделялось ногам Боба, так как они норовили вывалиться из боковых окон и могли привлечь внимание бодрствующих граждан. Пару месяцев назад подобный процесс не был доведен до конца, и расплата за такую халатность поджидала сыщика уже на первом светофоре.

Как добросовестный водитель, он проехал его на его зеленый свет и был незамедлительно остановлен дорожно-патрульной службой, вынырнувшей из-за столба светофора для выполнения своего служебного долга. На фоне зеленого света особенно хорошо просматривалось чересчур румяное лицо и глаза, выпученные так, словно сержант увидел крушение железнодорожного состава прямо на вверенной ему территории.

– Вы что, совсем уже офонарели? – выпалил он вместо приветствия. – Такого безобразия я не видел вот уже два часа и пятнадцать минут.

Тогда сыщик подумал, что у него случилось досадное и очень внезапное проявление нового вида дальтонизма, еще не изученного отечественными окулистами, но человек в форме быстро развеял его подозрения.

– Если каждый безответственный водитель будет перевозить легковым транспортом лошадей, – заявил он, пряча за спину прибор, подключенный к столбу светофора, – да еще пытаться ихними копытами вывести из строя казенную технику, то никаких радаров не напасешься.

Майкл стал лихорадочно вспоминать, не сбивал ли он по дороге какое-нибудь парнокопытное, но под колеса его автомобиля ничего подобного не попадало.

– Налицо вопиющее нарушение, – не унимался инспектор, – два гвоздя стерты под самый корень, а один вообще отсутствует. Хотелось бы знать, что вы себе думаете по поводу появления первой гололедицы.

– В общем, картина вырисовывается следующая, – стал подводить черту сержант, заканчивая осмотр потертого сапога Боба торчащего из окна автомобиля, – корова на льду.

Майкл умудрился сбить штраф до трех десяток, но как на грех милиционер усмотрел на груди осведомителя еще одну подкову и заявил, что с такой запаской и при отсутствии пяти десяток лед никуда не тронется.

По дороге к агентству сыщику пришло на ум, что если бы он находился в сельской местности, то в данное время мог насладиться пением петухов. Его наручные часы показывали начало пятого.

Помещение, где разместилось агентство, было подвального типа, оно включало в себя множество крохотных комнатушек, и в свободную минуту Майкл с удовольствием размышлял об их предназначении. Как раз сейчас в процессе перекура у него выдалась свободная минутка, но размышлять не было надобности, поскольку он точно знал, для кого предназначалась одна из них.

Боб лежал на матраце обложенный со всех сторон теплым баночным пивом. В комнатухе была такая холодина, что в скором времени оно должно было превратиться в ледяное и стремительно привести осведомителя в полноценное рабочее состояние.

Майкл растянулся на диване для приема гостей, и не успела его голова коснуться обивки, как он уже набивал глаз пойманному негодяю увесистым карданным валом, а тот умолял его не доводить процесс дознания до состояния, не совместимого с его дальнейшим существованием.

Спустя пару часов он проснулся от характерного и до боли знакомого щелканья. Его секретарь Лизка сидела за пишущей машинкой, а ее наманикюренные пальчики ловко порхали над большим пакетом, наполненным подсоленными фисташками. Машинка сломалась пару месяцев назад, но у представителя сервисного центра не доходили до нее руки, впрочем, ноги тоже не доходили.

В этом году деду Семену стукнуло восемьдесят лет. При царе-батюшке он состоял на службе в почтовом отделении, где наловчился приводить в рабочее состояние всякую рухлядь. Однажды притащив в агентство пишущую машинку, он заявил, что если слегка подшаманить, то в базарный день ей не сложить цены. Цена за обладание такой редкостью была вполне приемлема, но слегка настораживал год ее выпуска. Секретарша принялась искать дату изобретения печатного аппарата в «Большой Советской Энциклопедии», но дед захлопнул книгу и сказал, что перед ними ручная работа.

Клавиатура раритета была английской. Не теряя времени даром, специалист подпилил что-то пилочкой для ногтей, а с помощью канцелярского клея прилепил на клавиши белые кружочки картона, где написал знакомые всем буквы. На ее работу секретарша не жаловалась, правда при сильных ударах по клавишам та норовила перейти на английский текст, но со временем Лизка к ней привыкла.

Два месяца назад стали залипать клавиши с цифрами, и когда одной пожилой даме вручали счет на оплату выполненной работы, с ней чуть не приключился инфаркт. Даже если бы отыскался горячо любимый, но до недавней поры неизвестно где пропадавший реактивный самолет, выделенный министру обороны правительством для проворачивания важных государственных дел, то и в этом случае сумма вознаграждения за возвращение истребителя владельцу вряд ли дотягивала до пяти миллионов, которые выбила машинка в счете клиентки.

– Сколько это будет продолжаться? – спросила секретарша, стряхивая с рук ореховую скорлупу. – Все нормальные люди перешли на новую технику, а у нас мало того, что все сидят в пещере, так еще и используют для работы чуть ли не каменные топоры. Как хотите, а покупать новую машинку все же придется.

Естественно, что Лизка намекала на электрическую пишущую машинку.

– И познакомить тебя с моим папой Шварцгрубером, – огрызнулся Майкл. – Его персональный компьютер тебе точно заинтересует. И что, собственно говоря, кого не устраивает? Если у кого-то появится свободное время, чего быть не должно, то можно разложить пасьянс, а не требовать от руководства дорогостоящую технику, которая используется не по прямому назначению, а для написания писем многочисленным родственникам. А потом пойдут ремонтники и всякие прочие хамы, имеющие доступ к запасным частям или отвечающие за гарантийное обслуживание. В общем, так, колода карт лежит в моем шкафу, и по пустякам попрошу больше не беспокоить. Как вы знаете, до конца месяца мы должны наскрести на аренду, и для этого я привез Боба.

Заместитель Майкла – Сашка Зарецкий уже длительное время следил за продвижением зеленой мухи к рассыпанным на столе крошкам печенья. Этого печенья он даже не пробовал, а его остатки нашел в одном из буфетных ящиков. Сашка был заядлым рыбаком и постоянно доказывал Лизке, что любая ловля без прикормки, это пустая трата времени. Муха уже начала шевелить подкормочный материал, а заместитель заносил над ней карающий инструмент, изготовленный из трехмесячной подшивки газеты «Криминальная хроника». При слове – «Боб» насекомое как ветром сдуло, а свернутая в трубку подшивка газет трахнула по пустому столу поднимая в воздух мучное облако, приятно пахнущее корицей. Очевидно, только что улетевший экземпляр был старожилом в их помещении, уцелевший после первого появления Боба в офисе. Когда тот появился впервые, любопытная секретарша имела неосторожность спросить, как его зовут. После ответа ей пришлось закрывать нос платком, а со стен и потолка стали сыпаться насекомые, сраженные смертельной дозой перегара.

В одной из комнат кто-то громко охнул, и от этого «оха» открылась дверь в боковой комнатушке, выпуская из нее пиво-водко-селедочный дух. За дальнейшими действиями насекомого Сашка больше не следил, поскольку понял, что его не сможет спасти ни один из рефлексов, нащупанных самим академиком Павловым, и через пару секунд оно повалится на пол в совершенно дохлом виде. Свое внимание он переключил на секретаршу.