«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг.

Вызов императором одного из товарищей министра в Царское Село не так легко было скрыть, и на следующий день в правительственных кругах стало известно об аудиенции П.Л. Барка. Министру торговли С.И. Тимашеву также сообщили об этом, и, позвонив П.Л. Барку по телефону, он предупредил его, что зайдет к нему домой для конфиденциальной беседы. Приехав к П.Л. Барку, он задал прямой вопрос, о том правда ли, что, наконец, он был у Николая II и подал ему записку о преобразовании финансовой системы. Положение оказалось чрезвычайно щекотливым и деликатным. С С.И. Тимашевым его связывали долголетние служебные и дружеские отношения, которые за время пребывания П.Л. Барка в должности товарища министра торговли стали особенно близкими. Между тем царь повелел П.Л. Барку никому не говорить об аудиенции. Скрепя сердце, П.Л. Барк ответил, что никакой записки не подавал, что соответствовало истине, и что Николая II не видел, что противоречило истине. С.И. Тимашев удовлетворился ответом, но выразил удивление, почему же с такой настойчивостью распространился слух о докладе П.Л. Барка у царя. Он прибавил, что на заседании Совета министров министр юстиции И.Г. Щегловитов ему категорически заявил, что в ближайшем будущем должно состояться назначение П.Л. Барка министром финансов.

Прошло четыре дня со времени поездки П.Л. Барка в Царское Село, и поздно вечером 30 января 1914 г. фельдъегерь привез ему рескрипт Николая II о назначении его на пост министра финансов: «Высочайший рескрипт, данный на имя управляющего Министерством финансов действительного статского советника Барка Петра Львовича. С божьей помощью совершенное мною в минувшем году путешествие по нескольким великорусским губерниям дало мне возможность непосредственно ознакомиться с жизненными нуждами окружавшего меня народа. С отрадою в душе я видел светлые проявления даровитого творчества и трудовой мощи моего народа, но рядом с этим с глубокою скорбью мне приходилось видеть печальную картину народной немощи, семейной нищеты и заброшенных хозяйств – неизбежные последствия нетрезвой жизни и подчас народного труда, лишенного в тяжкую минуту нужды денежной поддержки путем правильно поставленного и доступного кредита. С тех пор, постоянно обдумывая и проверяя полученные на местах народной жизни впечатления и сведения, я пришел к твердому убеждению, что на мне лежит перед богом и Россией обязанность ввести безотлагательно в заведывание государственными финансами и экономическими задачами страны коренные преобразования во благо моего возлюбленного народа. Нельзя ставить в зависимость благосостояние казны от разорения духовных и хозяйственных сил множества моих верноподданных, а посему необходимо направить финансовую политику к изысканию государственных доходов, добываемых из неисчерпаемых источников государственного богатства и от народного производительного труда, и, при соблюдении разумной бережливости, постоянно соединять заботы об увеличении производительных сил государства с заботою об удовлетворении нужд народа. Таковы должны быть цели желательных преобразований. В успехе их осуществления и в безотлагательной необходимости их для блага моего народа я тем более убежден, что и Государственная дума, и Государственный совет, по поводу пересмотра законов о казенной продаже питей, горячо откликнулись на эти нужды народной и государственной жизни. Призывая вас к управлению Министерством финансов, где вы начали при покойном П.А. Вышнеградском в царствование моего в „бозе почившего“ родителя вашу службу и возлагая на вас осуществление таких коренных преобразований, для которых подробные указания мною будут вам даны, я надеюсь, что с божьей помощью, с вашим опытом и вашими познаниями вы оправдаете мое к вам доверие и исполните на пользу России и народа, и мне в отраду, трудное дело, на вас мною возлагаемое. На подлинном собственною его императорского величества рукою подписано „Николай“. В Царском Селе, 30 января 1914 г.»[49].

Несмотря на то, что В.Н. Коковцов был отстранен от должности, он оставался в курсе всех событий, касающихся не только его прошлой деятельности, но и положения в стране. М. Палеолог, приехав к нему в гости в августе 1916 г., нашел его «настроенным более пессимистически, чем когда-либо. Отставка С.Д. Сазонова и генерала Беляева беспокоят его в высшей степени. „Императрица, – говорит он мне, – будет теперь всемогущей… Эгоистически я поздравляю себя, что я больше не министр, что на мне не лежит никакой ответственности за готовящуюся катастрофу! Но как гражданин я плачу о своей стране!“»[50]. Из России В.Н. Коковцов эмигрировал в ноябре 1917 г. Лишь с большими предосторожностями, после допроса, он с женой смог бежать за границу через Финляндию. Они остановились в Париже. Здесь сыграли свою роль его прошлые связи с представителями французской элиты. В эмиграции стал председателем правления Коммерческого банка. Работал над мемуарами, которые вышли в Париже в 1933 г. В 1943 г. В.Н. Кововцов умер в оккупированной фашистами столице Франции, забытый в России.

Министр иностранных дел Н.Н. Покровский считал, что в деле защиты казенной винной монополии С.Ю. Витте и В.Н. Коковцов как бы поменялись ролями: «В податном деле теория в особенности ему (С.Ю. Витте. – Прим. автора) претила: вопреки ей он, опять-таки по соображениям целесообразности, отдавал решительное предпочтение косвенному обложению перед прямым: в большую уравнительность последнего он не верил, а большая простота и доходность первого казалась ему очевидной. В этой области осуществлена им громаднейшая реформа – введение казенной продажи питей. На нее нападали очень много, упрекали Сергея Юльевича за наш „пьяный бюджет“; мало того, он сам оказался неожиданным противником ее, когда задумал свергнуть В.Н. Коковцова, который с усердием, достойным лучшей участи, стал без всяких уступок отстаивать его же творение. В конце 1914 г. винная монополия, под влиянием увлечения идеею трезвости, была уничтожена, к великому восторгу нашей интеллигенции»[51].

Один из сотрудников Министерства иностранных дел, В.Б. Лопухин, писал о том, что С.Ю. Витте, будучи министром финансов, поддерживал казенную винную монополию, и в качестве примера он привел случай из работы Государственного совета в 1906 г.: «Выступал С.Ю. Витте. Это был последний раз, что мне довелось его слушать. Выступал он по вопросу, касавшемуся одного из его творений – казенной винной монополии. Не помню, по какому поводу, но ему пришлось ее защищать. Доказывал он, по порядку прений, важное бюджетное значение этой меры, как будто предвидя запрет вина во время империалистической войны и появление такого неожиданного министра финансов, как Барк, взявшегося ликвидировать монополию, не продумав, чем ее реально заменить в бюджете. С.Ю. говорил, что всякий министр финансов, хоть сколько-нибудь сознающий свою ответственность за бюджет, очень и очень призадумается перед тем, как начнет ломать монополию»[52].

П.Л. Барк воспоминал, что «наибольшее впечатление в правительственных, придворных, общественных кругах, также во всей стране произвел рескрипт на мое имя. Рескрипты давались заслуженным сановникам при пожаловании им высших наград (например, ордена Святого Андрея Первозванного), а также при увольнении высоких должностных лиц. Рескрипт же на имя сравнительного молодого бюрократа и при назначении его на должность был явлением совершенно необычным. В данном же случае возвещалось коренное преобразование нашей финансовой системы, причем новому министру финансов вменялось в обязанность принять меры к утверждению в народе трезвости. Возвещалась совершенно новая эра»[53].

Военный министр в 1905–1909 гг. А.Ф. Редигер саркастически заметил по этому поводу: «В начале 1914 г. Коковцов был уволен от должностей председателя Совета министров и министра финансов. Как произошло это увольнение, я не знаю; но увольнение его было нужно уже потому, что он был в разладе с большинством прочих министров. В Государственном совете в начале 1914 г. подробно обсуждался вопрос, поднятый по инициативе Совета, об ограничении у нас пьянства, вопрос крайне неприятный для Коковцова, так как представляемые им благоприятные бюджеты имели своим основанием усиленное потребление у нас водки. При увольнении Коковцова (совпавшем с десятилетием бытности его министром финансов) произошел курьез: ему был дан весьма милостивый рескрипт, в котором восхвалялась его деятельность и ему жаловалось графское достоинство. Но одновременно его преемнику, Барку, тоже был дан рескрипт с указанием на необходимые финансовые реформы, в том числе на необходимость бороться с народным пьянством, так что этот второй рескрипт являлся критикой деятельности Коковцова! Коковцов вернулся в Государственный Совет, где примкнул к группе, принявшей странное название „Внепартийные“. Под его руководством эта группа фактически стала близкой к левой группе Совета, сохраняя свое прежнее анонимное название, в ту же группу вскоре перешел и Поливанов»[54].

В целом новый министр финансов П.Л. Барк считал ситуацию с пьянством в России довольно мрачной: «Рескрипт государя при назначении меня управляющим министерством финансов вызвал большой интерес по всей России. Он показывал намерение государя провести новую финансовую систему, уже не основанную на громадном доходе от продажи алкоголя. Императорская декларация открывала новую эру и заключала в себе надежду на национальное возрождение. Некоторые наблюдатели наивно думали, что чудодейственное средство оздоровить Россию найдено и что финансовая система может быть изменена в один день. Даже председатель Совета министров спросил меня, готов ли уже новый закон и могу ли я выступить по этому поводу в Государственной думе и Государственном совете. Я ответил, что только что вступил в исполнение моих обязанностей, что в своем рескрипте его величество указал только направление реформы, и сказал, что детальные инструкции, которые помогли бы мне осуществить его пожелания, мне будут даны позже. Скептики с улыбкой высказывали свое недоверие. Они были убеждены, что пристрастие к алкоголю так вкоренилось в народе, что никакие меры, даже самые суровые, не удержат его от пьянства и всякие попытки регулировать продажу водки будут напрасны. Потребление алкоголя было всегда проблемой в России. С самых первых времен нашей национальной истории русский народ имел привычку пить. У нас было много пословиц, которые выражали общее мнение, что вино и алкоголь необходимы для счастья народа»[55].

Он считал, что водка глубоко въелась в российскую общественную жизнь: «Даже наши законы отражали эту психологию и суд, рассматривая нетрезвое состояние, как смягчающее вину обстоятельство для совершившего преступление. Государство было заинтересовано в продаже напитков с тех пор, как вина и спиртные напитки были обложены налогом. И когда казна желала увеличить свои доходы, она обращалась к наиболее доходным источникам. С другой стороны, правительство беспокоилось, когда видело слишком большое потребление алкоголя в народе. Разные методы обложения были испробованы. В течение долгого периода откупщики были собирателями дохода с алкоголя, но этот метод доказал на практике свою полную несостоятельность – были большие злоупотребления. Витте, будучи министром финансов, еще в царствование императора Александра III решил ввести государственную „питейную монополию“. Он обладал крупным талантом организатора для проведения в жизнь значительных реформ… Желая увеличить доход, естественно имел тенденцию умножать число казенных винных лавок, которые были под его контролем, и был глух к поступающим протестам со стороны губернаторов, а также представителей земств и городов, видевших воочию вред, приносимый на местах пьянством, и знавших, что увеличение числа преступлений, разрушение семейных очагов среди крестьянства и бедность рабочего класса были последствием сильного потребления водки… Противники этой системы вели пропаганду в прессе и разными другими способами. Создавались общества трезвости – они хлопотали о денежной поддержке для постройки театров, открытия спортивных площадок, публичных библиотек и читален»[56].

Чтобы исправить положение П.Л. Барк выдвинул свою программу: «Когда я представлял составленный мною бюджет Государственной думе в апреле 1914 г., я сказал, что две категории мероприятий необходимы для борьбы со злом пьянства. Первая должна быть направлена к уменьшению пунктов, торгующих спиртными напитками, а вторая должна преследовать цель – поднять моральный и интеллектуальный уровень народа. Но я добавил, что это очень трудная задача и потребуется много лет, чтобы ее осуществить. В нашей стране к пьяному человеку относятся снисходительно, и он даже пользуется некоторой безответственностью перед законом, так как считают, что он уже не может отвечать за свои действия, – необходимо коренным образом изменить наш национальный взгляд по этому вопросу. Необходимы суровые меры и новые законы, но надо помнить, что потребуются многие годы для достижения удовлетворительных результатов. Поэтому я опасаюсь, что, несмотря на энергичные меры со стороны министерства финансов, доход, поступающий с продажей спиртных напитков, не будет значительно уменьшаться в ближайшем будущем, но останется неизменным. Если же это опасение окажется неверным, то я нисколько не буду смущен тем, что бюджет не будет сбалансирован. Если будет уменьшение в потреблении народом алкоголя, то благосостояние населения, на котором зиждется все обложение, несомненно, возрастет. Тогда нетрудно будет выработать и взимать новые налоги. Я убежден, что подоходный налог станет постепенно основной базой нашей финансовой системы. Уже несколько лет тому назад закон о подоходном налоге был представлен на рассмотрение Думы, но ему не дали хода. Он может быть снова обсужден и пересмотрен и в подходящий момент поставлен на голосование. Другие предполагаемые налоги, с некоторыми из которых Дума уже была ознакомлена, могут быть снова обсуждены, новые уже подготовляются в министерстве финансов. Я закончил мои объяснения, сказав, что министерство финансов имеет под своим контролем 8 500 сберегательных касс и 25 000 винных лавок для продажи спиртных напитков, – по подсчету к 1 января 1914 г. Министерство будет стараться закрывать питейные учреждения и открывать вместо них сберегательные кассы. Когда эти цифры будут перевернуты и Россия будет иметь 8 500 винных лавок – и 25 000 сберегательных касс, которые показывали бы такой же оживленный оборот, какой имелся в казенных заведениях продажи питей, тогда наша цель будет достигнута»[57].

24 февраля 1914 г. Главное управление неокладных сборов и казенной продажи питей направило управляющим акцизными сборами предписание с просьбой донести, сколько за 1912 и 1913 гг. сельскими обществами было составлено приговоров о закрытии мест продажи крепких напитков и сколько из них удовлетворено. За эти два года в Тверской губернии был составлен 51 приговор, из них было удовлетворено 40; Минской в 1912 г. – соответственно 4 и 3 и в 1913 г. – 5 и 3; Орловской – 3 и 3, из них 1 удовлетворен в 1913 г. и 2 в начале 1914 г.; Калужской в 1912 г. – 8 и 1, в 1913 г. – 8 и 4; Виленской в 1912 г. – 7 и 2, в 1913 г. – 6 и 3; Курской в 1912 г. – 3 и 2, в 1913 г. – 2 и 2; Санкт-Петербургской в 1912 и 1913 гг. – 39 и 24; Архангельской в 1912 г. – 7 и 6, в 1913 г. – 3 и 3; Полтавской в 1912 г. – 18 и 15, в 1913 г. – 35 и 27; Тобольской и Акмолинской областях в 1912 г. – 25 и 19, в 1913 г.-46 и 37.

В «разъяснение вопросов, возникших в некоторых акцизных управлениях при исполнении циркулярного предложения» министра финансов от 11 марта 1914 г., П.Л. Барк 8 июля 1914 г. сообщил управляющим акцизными сборами, «что удовлетворению подлежат все законно состоявшиеся приговоры сельских обществ по ходатайствам как об общем воспрещении всякой торговли крепкими напитками, так и о частичном недопущении продажи или только казенных спирта, вина и водочных изделий, или кроме указанных еще других напитков, особо означенных в приговоpax. По удовлетворении… этих ходатайств казенные винные лавки должны быть закрываемы в ближайшее время, не считаясь с договорами о найме помещений, частные же места продажи подлежат… закрытию по окончании срока выданных разрешений, если в разрешительных свидетельствах не оговорена возможность немедленного прекращения их силы в случае составления запретительного приговора». В феврале – июле 1914 г. правительство утвердило 800 просьб сельских обществ запретить продажу алкоголя на их территории. Это было на 200 обращений больше, чем за весь период с 1895 по 1906 г.

Желая оправдать доверие царя, П.Л. Барк 11 марта 1914 г. выпустил циркуляр местным акцизным управляющим, где просил выработать конкретные предложения для выполнения воли государя (пока что в пределах действовавшего законодательства): «Надлежит направить все усилия к пресечению… тайной торговли водкой и винокурения… Каждые три месяца вами должны быть представляемы… списки продавцов казенных винных лавок, отличившихся в открытии корчемства с указанием числа случаев открытия для оказания им поощрения денежными наградами». Теперь уже работа закипела на местах. В губернских акцизных управлениях проводились заседания хозяйственных комитетов, где обсуждались конкретные меры. Управляющие издавали свои циркуляры с конкретными мерами, отправляли копии всем другим управлениям и просили их сделать то же самое, что обеспечило координацию действий в масштабах всей страны. Вначале, вплоть до августа, на местах не проявили особого рвения в деле отрезвления народа, называя главной причиной высокого уровня пьянства не государственную продажу водки, а ее незаконный оборот, прежде всего нелегальную перепродажу, именуемую шинкарством или корчемством. В основном все меры были направлены на борьбу именно с этим злом. От продавцов винных лавок требовали выдавать шинкарей и поощрять то же самое от населения. Но со стороны народа особой поддержки этому не нашлось, люди покрывали шинкарей, а лавки продавцов-доносчиков сжигали.

В апреле 1914 г. в Санкт-Петербурге при Главном управлении неокладных сборов и казенной продажи питей собралось совещание с участием управляющих акцизными сборами семи губерний под председательством начальника указанного ведомства. Была подытожена работа местных управлений, а также приняты новые меры, уже обязательные для всей страны, так как «в настоящее время военные власти озабочены упрочением в войсках трезвости, идя навстречу этому, следует, с соблюдением установленных правил, прекратить всякую торговлю крепкими напитками… вблизи мест постоянного или периодического расположения войсковых частей. Предположение это подлежит осуществлению по почину самого акцизного надзора, независимо от ходатайства о том военных властей». Решено было сократить время торговли крепкими напитками. Продавать разрешалось до 18 часов. Запретили продажу навынос в городах, а на селе ввели полный запрет в праздничные дни: 1 и 5 января, 9 мая, 29 июня, 20 июля, 29 и 30 августа, 26 сентября, 1 и 2 октября, 6, 24, 26 и 27 декабря, в день рождения императора, наследника и т. д. Запретили продажу 57 %-ного спирта, так как его смешивали с водкой, чтобы увеличить крепость. Ограничили крепость разрешаемых к продаже казенных питий на 37 %. В итоге увеличилось потребление денатурированного спирта, тем более что он не облагался акцизом и был дешевле. На его покупку требовалось специальное разрешение акцизного ведомства, которое народ легко получал. Главному управлению поручено было ужесточить выдачу разрешений[58].

П.Л. Барк сделал доклад на Совете министров по вопросу введения в России «сухого закона», но полной поддержки не получил. «Когда мы вернулись в Петроград, я на ближайшем заседании Совета министров высказал свои соображения о том, что необходимо воспользоваться исключительно сложившимися обстоятельствами военного времени для немедленного проведения в жизнь питейной реформы, предуказанной государем в рескрипте 30 января 1914 г. Я не скрывал от Совета министров, что, за исключением повышенных железнодорожных тарифов, другие намеченные министром финансов налоговые мероприятия не дадут немедленных результатов, и что по устранении из бюджета питейного дохода придется считаться с крупным дефицитом. Однако нет сомнения, что военные расходы будут исчисляться миллиардами, их можно будет покрывать только займами, и, таким образом, с огромным бюджетным дефицитом нам все равно предстоит иметь дело как с неизбежным последствием военных событий. При этих условиях увеличение такого дефицита, исчисляемого миллиардами, на несколько сот миллионов в год будет, конечно, менее ощутительно, чем если бы реформа была отложена на послевоенное время, когда необходимо будет соблюдать экономию во всех областях, и потребуются огромные усилия для восстановления нарушенного народного и государственного хозяйства. Практические мероприятия должны заключаться в том, чтобы, прежде всего, продлить срок, в течение коего казенные винные лавки и питейные заведения имеют оставаться закрытыми, и безотлагательно разработать подробный проект питейной реформы. Я придерживался данного в высочайшем повелении указания о закрытии питейных лавок лишь на непродолжительный срок, и, полагая, что простое закрытие винных лавок и питейных заведений еще не разрешает наболевшего вопроса о народном пьянстве, я находил, что правительство должно без замедления разработать целый комплекс мероприятий не только запретительного, но также творческого, положительного характера, направленных к утверждению в народе трезвости. Большинство моих коллег согласились со мной, другие же полагали, что сроком нужно поставить окончание военных действий и саму реформу приурочить лишь к восстановлению мирного течения жизни, когда, вероятно, придется сделать значительные послабления в вопросе потребления крепких напитков»[59].

Однако Николай II продолжал настаивать на введении «сухого закона»: «Через два дня я подробно доложил государю о происходивших в Совете министров суждениях и представил на его одобрение решение большинства Совета министров о том, чтобы в правительственном распоряжении был указан краткий срок, на который должно быть продлено закрытие винных лавок и питейных заведений; если не ошибаюсь, таким сроком был намечен ноябрь месяц. Государь посмотрел на дело с другой точки зрения и не согласился с этим решением. Он мне сказал, что ходатайства крестьян о запрещении продажи водки навсегда произвели на него такое глубокое впечатление и благодетельные последствия закрытия питейных лавок сказались так ярко в короткий промежуток времени, что он твердо решил не возобновлять казенной продажи питей, депутатам же от крестьян обещал, что продажа водки не будет производиться во время войны, а посему в правительственном объявлении, во всяком случае, должен быть указан этот последний срок. Указание же короткого срока может лишь породить сомнения в народе относительно искренности намерения правительства покончить навсегда с народным пьянством. На это я ответил, что слово, данное царем своему народу, решает все дело; не может быть, конечно, никакой речи о том, чтобы существовал в народе хоть малейший повод для сомнения в искреннем желании правительства выполнить царскую волю, ясно выраженную еще 30 января 1914 г., когда государем был дан знаменательный рескрипт на мое имя, и подтвержденную ныне в Москве при приеме депутаций от крестьян. Совету министров остается только строго придерживаться высочайших предначертаний. Таким образом, последовало высочайшее повеление о продлении срока закрытия казенных винных лавок и питейных заведений до окончания военных действий, коим, в сущности, был решен вопрос о коренном изменении нашего бюджета с устранением из него питейного дохода. Вместе с тем был одобрен государем план о безотлагательной разработке всей питейной реформы, обнимающей собой не только запретительные нормы, но также целый комплекс мероприятий положительного характера, направленных на постепенное утверждение трезвости»[60].

Таким образом, решение о введении «сухого закона» в России Николай II принял во многом спонтанно, без каких-либо предварительных расчетов последствий. Скорее всего, на принятие данного решения повлияло повальное пьянство во время празднования в 1913 г. 300-летия правления династии Романовых. Ужаснувшись масштабам данного явления, царь решил начать борьбу с пьянством, которое процветало в низших классах российского общества. При этом Николай II понимал, что тогдашний министр финансов В.Н. Коковцов ни при каких условиях не поддержит столь резкого разворота в финансовой политике, который грозил огромными потерями государственных доходов. Поэтому его пришлось устранить с поста главы Министерства финансов. Новый министр финансов П.Л. Барк поддержал политику «сухого закона» и оставался на своем посту три года, практически до Февральской революции 1917 г. (в ситуации, когда в данный период многие министерства лишались своих руководителей по нескольку раз), что говорит о важности для царя этого курса. Новый этап в политике отрезвления России наступил с началом Первой мировой войны.