Когда в калитку дачи позвонили, Красовская накинула красный халат, расшитый золотыми драконами, – подарок свекрови на свадьбу – и выскочила в предрассветные сумерки. Возле калитки Лариса увидела высокого симпатичного мужчину с мужественным лицом, широким носом и квадратным подбородком, подстриженного коротко, по-военному. Он сразу, не поздоровавшись, сунул ей под нос удостоверение.
– Я вижу, вы не последовали моему совету и не оделись, – недовольно сказал он. – Почему?
Она откашлялась, чтобы голос звучал как можно увереннее, но он все равно дрогнул, а щека предательски задергалась.
– Я не поеду с вами, потому что у вас в морге лежит не мой муж.
Майор посмотрел на нее. Его стальное лицо вытянулось:
– Почему вы в этом убеждены?
– Потому что Стас никогда не выходил на яхте в шторм, – произнесла Лариса, споткнувшись на слове «выходил». Господи, ну почему она сказала о муже в прошедшем времени? Он жив, это даже не обсуждается. – Не выходит, извините, – поправилась она. – Это одно из его правил. У вас есть правила, которые вы свято чтите?
Офицер усмехнулся, слегка растянув толстые, как гусеницы, губы:
– Уверяю вас, я никогда не приехал бы сюда на ночь глядя, если бы хоть каплю сомневался. Поверьте, у меня имеются веские доказательства, что в морге ваш муж. В его кармане мы обнаружили паспорт и водительское удостоверение. Если это не ваш супруг, как документы попали к нему? У вас есть разумное объяснение?
Лариса сжала кулаки, длинные ногти, как иглы, впились в кожу, и женщина почувствовала боль. Документы Стаса в пиджаке трупа. Бред… Как такое возможно?
– Его паспорт? Но этого не может быть…
Теперь в ее голосе явно слышались неуверенные нотки, и Никитин взял ситуацию в свои руки:
– Не лучше ли проехать со мной? Если по какой-то причине произошла такая чудовищная ошибка, мы принесем извинения.
Она послушно кивнула, поправив светлую прядь волос:
– Да, пожалуй, иначе вы от меня не отстанете. Подождите минутку.
Она не предложила ему подождать в доме – обойдется, взлетела на второй этаж, быстро сняла халат и надела легкое летнее платье, взбив густые, слегка вьющиеся медные волосы, оттенявшие синие огромные глаза. Спустившись, Лариса заметила, что офицер сам пригласил себя в коридор и терпеливо ждал ее у картины какого-то крымского художника, фамилию которого женщина никак не могла запомнить.
– Я готова. – Она гневно сверкнула на него глазами, но полицейский не обратил на это внимания, лишь кивнул:
– Возле калитки стоит моя машина.
Красовская проследовала за ним. У ворот действительно припарковалась кремовая «Вольво», так себе машинка, не первой свежести, с заметными следами коррозии на капоте. Видимо, не так хорошо платят полицейским, как говорят, – отсюда и вековая коррупция в этих органах. Женщина нервно дернула ручку дверцы переднего сиденья, и следователь насмешливо спросил:
– Вы разве не хотите закрыть калитку?
– Стасу не понравится, если тут никого не будет. – Лариса поежилась от внезапно налетевшего с моря ветерка. – Когда он придет, я должна ждать его. А он скоро вернется. Пусть калитка останется открытой, чтобы он знал…
Никитин смотрел на нее явно как на сумасшедшую – расширенными от удивления глазами и с глупой полуулыбкой.
– Давайте сюда ключи, – распорядился он. Лариса послушалась и протянула ему связку. Он безошибочно нашел нужный, несколько секунд поковырялся в замке и вскоре усадил ее на сиденье рядом с водительским. Когда машина сорвалась с места, Сергей заметил:
– Эксперты установили, что мужчина мертв уже более двух суток. Если бы не пустынный дикий пляж, куда прибило его тело, его бы давно обнаружили. Ваш супруг звонил вам в течение двух последних суток?
– Нет, но это ничего не значит, – ответила Лариса, тяжело выдохнув. – Если вы наводили о нем справки, то знаете, что Стас – профессор, доктор исторических наук. Он часто ездит на конференции, которые порой организовываются в горах, где не ловит телефон.
Никитин наклонил голову, внимая каждому слову:
– Значит, он сказал, что едет на конференцию…
– Он сказал, что едет в командировку, – перебила женщина, словно удивляясь его тупости. Впрочем, с внешностью терминатора странно обладать мозгами. – Стас собирался в спешке и не рассказывал никаких подробностей. Кстати, поездки на конференцию он тоже называл командировками.
– Понятно.
– Что вам понятно? – вскипела Красовская. – Судя по всему, вам ничего не понятно. А если бы это было не так, вы бы немедленно отвезли меня назад, на дачу.
– Я уже сказал, у меня факты, – майор вздохнул, – и не моя вина, что в кармане трупа оказались документы вашего мужа. Вы зря кипятитесь, – добавил он уже более миролюбиво, но Лариса не хотела идти на компромисс, надула губы и отвернулась, всматриваясь в предрассветные сумерки и не отвечая на вопросы. В полном молчании они доехали до одноэтажного белого здания, по обеим сторонам которого, как верные стражи, стояли высокие стройные тополя. Майор притормозил у входа, выскочил из машины и, как галантный кавалер, открыл дверцу:
– Мы приехали.
Она помедлила, прежде чем выйти. Почувствовав, что женщина боится, Сергей дружески улыбнулся:
– Если вас поддержит мое присутствие…
Лариса дернула плечом:
– Нет, все нормально. Я поучаствую в опознании, если это необходимо. Ну и для того, чтобы доказать: вы ошибаетесь, майор.
– Дай бог, – философски заметил он, помогая ей выйти. – Смотрите, нас уже ждут.
На пороге стоял плотный круглолицый мужчина в белом халате, морщась от первых, таких неожиданных лучей солнца, заглядывавших ему в глаза.
– Привезли, Сергей Викторович? – поинтересовался он, посмотрев на Ларису. – Нашатырь нужен?
Она покачала головой:
– Нет, – и смело потянула на себя тяжелую дверь. Коридор окутал ее резкими запахами, от которых она чуть не потеряла сознание. Чертов формалин…
– Сюда. – Патологоанатом провел ее в комнату, где на каталке лежало накрытое простыней тело.
– Можно начинать? – поинтересовался он, бросив взгляд на майора. Тот кивнул:
– Да.
– Хорошо. – Врач откинул неестественно-белую простыню, и Лариса, собрав все силы, взглянула на неподвижно лежащего высокого мужчину. Его лицо превратилось в сплошной синяк и вспухло. Глаза, нос, рот, брови – все вздыбилось, напоминая бесформенную заготовку гипсовой маски. Узнать или не узнать Стаса просто не представлялось возможным. Женщина пробежалась глазами по белым, как простыня, рукам и, вскрикнув, упала на холодные плиты пола. Мужчины бросились к ней, приподняли, отнесли в другую комнату и уложили бесчувственное тело на кушетку.
– Вот тебе на, – протянул патологоанатом. – А говорит – нашатырь не надо.
– Ты не разглагольствуй, приводи ее в чувство, – распорядился Сергей и добавил: – Ей-богу, она его узнала.
Врач быстро принес смоченную нашатырем ватку и сунул под нос Ларисе. Она глубоко вздохнула, закашлялась и открыла глаза.
– Как вы себя чувствуете? – ласково спросил майор. Она поморщилась, всхлипнула:
– Паршиво.
– Это ваш муж? Вы его узнали? – Майору меньше всего хотелось задавать ей вопросы. Красовская выглядела такой беззащитной, такой ранимой – случайно затерявшимся в мире взрослых ребенком. Он в который раз проклял свою работу:
– Вы его узнали?
– Да, – прошептала Лариса. – Искривленный мизинец на правой руке… Стас сломал его в горах, поздно обратился к врачу, и палец неправильно сросся. Можно было бы сделать операцию и выпрямить, но он не хотел. Это никак не влияло на его работу. Не сумки же носить…
«Господи, что я плету?» – пронеслось у нее в голове, и женщина произнесла более твердо:
– Вы правы, это мой муж. – Она попыталась встать, но ее качнуло, и Лариса чуть не упала на свежевымытые плиты пола.
Сергей вовремя подхватил ее:
– Пойдемте отсюда. Я отвезу вас на дачу.
– Нет! – вскрикнула она. – Только не туда, умоляю вас.
– Как скажете, – согласился Никитин. – Куда же?
– На квартиру. – Она назвала адрес и, испуганно моргая, спросила: – Когда я смогу забрать его?
– Наверное, через день, – отозвался майор, пожав борцовскими плечами, – будет проведена экспертиза. Хотя у меня нет никаких сомнений, что ваш муж – утопленник, положено заключение судмедэксперта.
Лариса закивала:
– Да, да, я понимаю.
Машина помчалась к центру города. Женщина уже не выглядела надменной, она напоминала воробья, запутавшегося в силках и почти смирившегося с судьбой.
– Скажите, какие вещи нашли при моем муже? – поинтересовалась Лариса, сдерживая дрожь в голосе, и, решившись, выпалила: – И еще. Он был один на яхте?
Майор посмотрел на нее с интересом:
– Один? Да, один. А почему вы спрашиваете?
Ей показалось, что он что-то скрывает, и многолетние подозрения снова заполнили ее измученную душу.
– Прошу вас, ничего не утаивайте от меня.
– Почему вы решили, что я что-то утаиваю? – удивился Никитин. – У меня и в мыслях такого не было.
Она отвернулась к окну и промолчала.
– Почему же вы так решили? – уточнил он.
– Я уже говорила, что мой муж никогда не вышел бы на яхте в шторм, – пояснила женщина. – Это было одним из его табу. Наверное, он нарушил бы его в случае, если бы его кто-нибудь об этом попросил. Кто-то очень близкий и дорогой.
– Возможно, – не стал спорить Никитин. – Но в данном случае мне ничего не известно о его спутнике.
Автомобиль подъехал к трехэтажному старому дому сталинской постройки и остановился у среднего подъезда.
– Здесь? – спросил майор.
– Да, спасибо вам. – Она сама открыла дверцу, не дожидаясь, пока офицер поможет ей. – Вы сообщите мне новости?
– Конечно. – Он наклонил голову. – До встречи. Если я вам понадоблюсь раньше, вот, звоните. – Сергей протянул ей визитку.
Лариса послушно, будто на автомате, взяла ее двумя ледяными пальцами и отозвалась, как эхо:
– До встречи.
Открыв дверь подъезда и вдохнув едкий запах моющих средств (уборщица уже заканчивала мыть лестницу), она, подумав о том, что муж обязательно закашлял бы – аллергик, он не переносил такие ароматы, – словно робот, стала подниматься на второй этаж. Навстречу ей уже спускались соседи, спешащие на работу, но Красовская никого не видела и не отвечала на их приветствия. Для нее все померкло со смертью мужа. Она не заметила, как оказалась у своей двери, как открыла ее и вошла в квартиру, залитую тишиной, зловещей, не предвещающей ничего хорошего. Очнувшись от забытья, женщина подумала, что такая тишина с сегодняшнего утра навсегда поселится в ее доме, будет преследовать до конца ее дней, но ошиблась. Звонок городского телефона словно разорвал квартиру на мелкие кусочки.
Лариса неторопливо подошла к аппарату и подняла трубку:
– Слушаю.
В ответ не раздалось ни звука, на том конце молчали. Не было слышно даже дыхания.
– Кто это? Говорите.
Ее требование осталось без ответа. Она с раздражением бросила трубку.
– Что за дурацкие шутки. У кого хватает совести…
Телефон снова зазвонил так же настойчиво, как и в первый раз, и женщина истошно крикнула, нажав на кнопку вызова:
– Или говорите, или прекращайте меня беспокоить!
– Лариса? – услышала она негромкий голос золовки, сестры Стаса Милены. – Что с тобой?
– Это ты звонила минуту назад? – задыхаясь, спросила женщина.
– Минуту назад я набирала номер, – пояснила Милена. Лариса скрипнула зубами:
– Значит, какой-то идиот.
– Да, нынче их много развелось, – согласилась золовка. – Ты извини, что я так рано. Мне срочно понадобился мой братец. Надеюсь, он уже вернулся с пробежки?
Ей было известно о привычках Стаса. В половине шестого братец уже совершал утреннюю пробежку – тоже своего рода ритуал, которому он никогда не изменял, бежал в любую погоду, а в шесть со стаканом чая – очень крепким, заваренным до черноты – изучал научные статьи.
Лариса хотела ответить, но ком в горле помешал это сделать, вызвал нервный кашель, и Милена поинтересовалась:
– Он рядом с тобой?
– Его нет, Милена. – Лариса собралась с силами и крикнула в трубку: – Его больше нет!
– Как? – Его сестра прерывисто задышала. – Ты что такое говоришь?
– Стаса больше нет, – повторила Лариса уже более спокойно, хотя каждое слово давалось ей с трудом. – Он утонул, катаясь на яхте.
– Утонул? Что за чушь? – Милена не верила, не хотела верить. – Как он мог утонуть?
Для нее это тоже было дико и непонятно. Брат с детства плавал как рыба.
– На море был шторм, – пояснила женщина, до крови закусив губу. – Яхта перевернулась…
– Перевернулась? Но это невозможно. – Золовке по-прежнему казалось, что Лариса грубо шутит. – Ты сама прекрасно знаешь, что он никогда бы не вышел в шторм. Месяц назад я просила его прокатить нас с Вадимом, но Стас отказался: объявили штормовое. Лариса, если вы со Стасом договорились разыграть меня, то это глупая шутка.
– Я повторяю, твой брат мертв и сейчас лежит в морге, – закричала Лариса, смахивая рубиновую бусинку крови. – Я не шучу. Если хочешь, я скажу тебе адрес. Поезжай и проверь.
Милена словно захлебнулась:
– Значит, это правда. Я немедленно приезжаю к тебе.
В трубке раздались гудки. Положив ее рядом с аппаратом, Красовская вернулась в комнату и села на диван, накрытый коричневым покрывалом с тиграми. Когда-то это покрывало… Не надо, не сейчас… Она радовалась, что скоро приедет Милена. Меньше всего ей хотелось быть одной, в этой удушливой тишине, раздиравшей сердце.
Сестра Стаса обладала способностью не терять спокойствие даже в самых сложных ситуациях. А сложных ситуаций намечалось слишком много. Взгляд Ларисы упал на большую фотографию, стоявшую на полке. На ней они со Стасом, молодые и счастливые, смотрели в объектив. Казалось, с момента их знакомства прошло много лет. Она вспомнила теплый майский вечер, набережную и неторопливо идущих по ней нарядных людей.
Откуда-то из припаркованной неподалеку машины звучал голос Кати Лель: «Мой мармеладный, я не права». Улыбаясь незатейливым словам, Лариса села на скамейку, подставив лицо лучам ласкового солнца. Когда рядом с ней примостился какой-то мужчина, девушка даже не посмотрела на него. Она не хотела, чтобы кто-то, как снаряд, врывался в ее мысли, нарушал спокойствие.
– У вас есть мармеладный? – тихо спросил он, наклонившись к ней. Лариса встрепенулась:
– Что?
– Я спрашиваю, у вас есть мармеладный? – повторил незнакомец, и, взглянув на него, Лариса отметила: он был молод и красив – вылитый голливудский актер (тогда она еще не слышала про Тома Круза), крепкий, черноволосый, большеглазый, с длинными ресницами, обрамлявшими черные влажные глаза.
– Вам есть до этого дело? – поинтересовалась она.
– Есть, раз спрашиваю, – улыбнулся незнакомец. – Так да или нет?
Меньше всего Ларисе хотелось знакомиться вот так, на улице. Разве порядочный человек станет знакомиться на улице? Пусть этот господин идет куда шел. Она встала и поправила платье, белое, в красный горошек. Незнакомец схватил ее за руку:
– Куда вы?
На душе как-то сразу стало спокойно. Она уже не помнила, что отвечала. Память запечатлела только, что мужчина, представившись, отправился ее провожать и по дороге стал рассказывать о своей специальности. Лариса с удивлением услышала, что они коллеги. Она тоже окончила истфак и собиралась работать в школе учителем. Со Стасом было легко и интересно. Он сразу загрузил ее фактами, касавшимися истории городов Причерноморья – от легенд до реалий. Лариса не заметила, как они дошли до ее дома. На прощание Стас попросил телефон. И вскоре их роман разгорелся со страшной силой. Через год молодые люди поженились, и женщина считала себя счастливой. Омрачало счастье только отсутствие детей… Нет, она все время напоминала, что их семье необходимо пополнение. Стас же хотел сделать карьеру и расширить жилплощадь. Его «подожди и потерпи» затянулось на годы. Теперь, оставшись в одиночестве, она понимала, какую сделала глупость, согласившись со Стасом, посвятив ему свою жизнь – в школе проработала всего два года и уволилась по его просьбе – и откладывая «на потом» рождение ребенка. О детях нельзя говорить – «на потом».
От горестных мыслей Ларису оторвал звонок в дверь. Разливавшийся колокольным звоном, впервые за многие годы он показался ей резким, пронзительным, щекочущим нервы, и она удивилась, как терпела его столько лет. С трудом встав с дивана, женщина медленно пошла к входной двери и открыла ее, даже не поинтересовавшись, кто за ней. На пороге стояла Милена, полная, черноволосая, чем-то похожая на брата, но – странно – некрасивая, непривлекательная, с тревогой в больших карих глазах.
– Ларочка! – Она бросилась к хозяйке и заключила ее в свои объятия. Подмышки женщины остро пахли потом, и Лариса поморщилась. Золовка не отличалась аккуратностью.
– Ларочка! – всхлипнула Милена. – Значит, это правда?
– Да, это правда. Мне выдадут его тело через день.
– А я так надеялась, что вы меня разыгрываете. – Она скинула белые летние босоножки, вошла в комнату и без спроса плюхнулась в кресло, лишь на мгновение закрыв глаза. Лариса знала, что ей понадобится всего несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Значит, послезавтра тебе отдадут тело, – констатировала Милена. – А сегодня мы поедем с тобой в похоронную контору. У тебя есть что-нибудь на примете?
Женщина охнула:
– Да что ты такое говоришь? Зачем мне до сегодняшнего дня была нужна похоронная контора?
– Значит, нет. – Гостья сцепила большие мужские руки. – Ладно, это не проблема. Вадим что-нибудь подберет. Нам с тобой нужно будет выбрать гроб. Кстати, – вдруг поинтересовалась она, – у тебя есть деньги?
– Я не знаю, – растерялась Лариса. Милена вытаращила глаза и открыла рот, сразу став похожей на только что выловленную большую рыбу.
– Как так – не знаю?
– Всеми финансами заведовал Стас, – призналась женщина. – Я ведь не работала.
– Он что, выдавал тебе только на карманные расходы? – удивилась Милена. – Никогда не думала, что мой братец…
– Нет, ты не так поняла, – перебила ее Лариса. – Он давал мне столько, сколько я хотела. Но я ни в чем не нуждалась, понимаешь? Он сам покупал мне платья, привозил продукты и говорил, что хочет съесть за обедом и ужином. Нас обоих устраивало такое положение вещей.
– Ну если только так, – протянула Милена. – Значит, на данный момент у тебя ни копейки. Может быть, Стас куда-нибудь складывал деньги? Так, на всякий случай. На случай длительной командировки, например. Он ведь часто уезжал на поиски артефактов.
– Не знаю. – Лариса беспомощно развела руками. – Ничего не знаю.
– Ну ты даешь. – Золовка вскочила с дивана и принялась ходить по комнате. – Впрочем, быть не может, чтобы у вас дома не было ни полушки. Давай поищем. Наверняка где-то лежит его борсетка с купюрами.
– Иногда он оставлял мне деньги в старой коробке из-под конфет, – прошептала Красовская. – Она всегда лежала на старом пианино.
Милена подошла к допотопному немецкому фортепиано, так нелепо смотревшемуся на фоне современной мебели.
– Эта, что ли?
Она помахала жестянкой из-под леденцов, на крышке которой красовался пудель с высунутым кумачовым языком:
– Нашли куда складывать деньги. Знаешь, сколько воров ходит сейчас по домам под видом сантехников или слесарей?
– Стасу нравились такие коробки. – Лариса открыла крышку, никак не отреагировав на слова золовки. – Так и знала. Здесь ничего нет.
– Здесь нет, поищем в другом месте. – Сестра Стаса деловито обшарила каждый угол, пролистала каждую книжку, затратив на поиски около получаса. Было видно, что она дока в этом деле – отыскивать припрятанную мужем зарплату. – Ты права, подруга. Мой братец ничего не оставил перед конференцией.
– Он ведь не думал умирать! – выкрикнула вдова.
– Верно, – согласилась с ней Милена. – И что делать? Нас ожидают похороны, а это всегда большие расходы. Негоже, чтобы моего единственного брата похоронили как попало.
– Может быть, кафедра, на которой он работал столько лет, соберет деньги? – предположила Лариса неуверенным голосом.
Милена махнула рукой:
– Как же, держи карман шире. Нет, пару тысяч они, может быть, и соберут, но этого хватит только на один венок.
Лариса захрустела пальцами.
– Ты тысячу раз права, Милена. Но что же мне делать? У меня совсем нет родственников. И богатых знакомых нет.
Золовка обняла ее.
– Мы с Вадиком поможем, – пообещала она, – хотя ты и не подумала о нас как о родственниках. Мы одолжим тебе деньги, а ты отдашь, когда они у тебя появятся.
– Но, наверное, нужно очень много, – произнесла Лариса.
– Это не твоя забота, достанем, – пообещала Милена. – Тебе позвонят, когда забирать тело? – Она споткнулась на последнем слове, – тело… Наверное, я до конца жизни не привыкну говорить о своем брате как о мертвом.
– Да, – проговорила Лариса. Милена кивнула и направилась в прихожую. Необходимость взять все в свои руки придала ей силы. Лариса послушно, как собачонка, бежала следом.
– Позвонишь. – Милена натянула босоножки и крякнула: – Ох, проклятый живот. Похудеть бы, да не получается. Последнее время Вадим предлагает мне застегивать босоножки, но я пока не позволяю. Нужно худеть. Ладно, давай. – Она порывисто обняла Ларису и поцеловала. – Жду звонка.
Закрыв за ней дверь, женщина снова вернулась в гостиную. Упоминание Милены о расходах вернуло ее к реальности. Что же получается? Потеряв Стаса, она осталась без средств к существованию. Завтра ей будет нечего есть, а послезавтра… Как жить? На всем белом свете у нее были только Милена и Вадим, но у них, считай, она уже заняла довольно крупную сумму. Она знала, что сумма получится крупной: в последнее время в средствах массовой информации часто говорили о том, как дорого умирать. Но тогда об этом никто не думал. И в самом деле, зачем было думать? Они со Стасом молоды и здоровы. А получилось… Господи, деньги, деньги, везде деньги… В ближайшее время ей никак не отдать долг. Она ведь не работает… Завтра нужно будет пойти в ГОРОНО (или теперь эти отделы образования называются как-то по-новому? Ей давно не приходилось там бывать – не было нужды). Впрочем, какая разница, как они называются. Она пойдет и узнает, нужны ли учителя истории. Истории, которую она почти забыла. Когда-то учителей не хватало, но как обстоят дела теперь?
Лариса вскочила и заметалась по комнате, лихорадочно соображая, где лежит ее трудовая книжка. Педстаж Красовской был невелик – всего два года. Что, если школа не захочет приобрести тридцативосьмилетнего учителя, который работал пару лет? Трудовую книжку Лариса, конечно, не нашла. Несомненно, она валялась где-то на полке или на антресолях как ненужная вещь, но женщина не стала продолжать поиски. Она почувствовала, как на нее навалилась усталость, и тяжело опустилась на диван. Слегка кружилась голова. Иногда у Ларисы понижалось давление, и для того, чтобы взбодриться, она выпивала чашку кофе со сливками. Это следовало сделать и сейчас. Усилием воли женщина заставила себя встать и пойти на кухню. Она включила электрический чайник, достала банку кофе и открыла холодильник. Он был пуст. Хлебница на столе хранила сиротливый кусок сухого хлеба. Остатки сливок прокисли. Есть Ларисе не хотелось, но она подумала о том, что завтра, послезавтра, дня через три ей все равно захочется есть, а она не сможет купить себе даже хлеба. На даче оставались какие-то продукты: хлеб, колбаса, остатки жаркого, мешки с прошлогодней картошкой. Но этого тоже хватит ненадолго. Что же делать?
Не обращая внимания на шипение чайника, который возвещал о готовности, Лариса бросилась в комнату и открыла заветную лакированную шкатулку из какого-то восточного дерева. Стас привез ее из вьетнамской командировки. Она решила продать некоторые драгоценности. В свое время Стас подарил ей несколько золотых гарнитуров и колечек с бриллиантами, и от парочки можно было избавиться. Память памятью, но жить-то надо… Возможно, вырученных денег хватит до конца лета, а там она постарается устроиться на работу.
Но что это? Деревянная шкатулка, черная, с желтыми стеблями бамбука, вылетела из ее рук и, ударившись о пол, развалилась на две половины. Она была пуста, пуста, как новый финский холодильник на кухне. Стараясь унять дрожь, женщина подняла ее и еще раз все осмотрела, словно стараясь найти золото под ее обломками. Разумеется, нигде ничего не было.
Лариса почувствовала, как теряет сознание, и, стараясь удержать равновесие, схватилась за спинку кресла. Дней пять назад, еще до отъезда на дачу, она вытирала пыль и заглядывала внутрь шкатулки. Все лежало на месте – все до последнего колечка. Теперь драгоценности исчезли, и женщина ничего не понимала. Ключи от квартиры были только у нее и Стаса. Стас не брал. Она тоже. Домработницу они не держали. Остаются воры. Но дверной замок никто не взламывал, значит, дверь открыли родным ключом. Как такое могло случиться?