Расшатанные люди
Холодные капли оседают на губах.
– Снеговик! Снеговик! – звучит в голове звонкий детский голос.
Юлиану передергивает от внезапного отголоска воспоминания. О нет! Она знает, как устроена память. На фальшивое фото с мужем и неизвестной девочкой в горах наложились вкус снега плюс этот умоляющий голос Ильи, и все… Подсознание начинает подготавливать почву для вымышленных воспоминаний. Черта с два она позволит своему разуму себя обмануть!
Приехав в «Санитатем» на такси, она даже не здоровается с Ингой, лишь бросив сухое:
– Для меня привозили ключи от машины?
– Да.
Инга настороженно протягивает Юлиане брелок от «Мини Купера», и та коротко приказывает:
– Отмени все приемы на сегодня.
– Что? Но…
Ее слова уже не достигают сознания Юлианы. Даже если все это всего лишь дурацкий розыгрыш Ильи, она не в состоянии принимать пациентов, когда мысли полностью заняты… Зоей.
Возле кабинета Евгения Анатольевича она останавливается и некоторое время старательно дышит, словно опасаясь, что следующий вдох будет последним. А затем стучится костяшками пальцев.
– Войдите.
Евгений принимал клиентов не так часто, как остальные психотерапевты центра, но все же время от времени проводил сеансы и зарекомендовал себя компетентным профессионалом. Правда, порой Юлиане казалось, что те женщины, которые записывались к нему на прием, вовсе не были его пациентками. Однажды она заметила, как у одной из них мелькнул под плащом черный пеньюар. Хотя, кто знает, может, это такой фетиш.
Но кто станет критиковать работу начальника? Центр принадлежит ему, и правила устанавливает тоже он.
– Надо поговорить, – с порога заявляет Юлиана.
– Удивительно, как это ты дверь с ноги не вышибла, – язвит Евгений и отрывает взгляд от кожаной папки, в которой бухгалтер обычно приносит ему отчеты за предыдущий месяц.
– Не то настроение.
Юлиана закрывает за собой двери и садится в удобное глубокое кресло напротив стола Евгения. Ноги она закидывает на пуфик и на минуту прикрывает глаза, пытаясь расслабиться. Вдох – и выдох в два раза длиннее. Обычно спокойное дыхание помогает ей быстро погрузиться в легкий транс и привести мысли в порядок. Но сегодня она не позавтракала, лишь выпила на голодный желудок чашку горького кофе, нервы натянуты так же, как вчера, и дыхательная практика не помогает.
– Я отменила все сегодняшние приемы, – наконец сообщает она и открывает глаза.
– Причина?
– Вчера Илья заявил, что у нас была дочь, – на одном дыхании выпаливает Юлиана.
Холодное спокойствие на лице Евгения дает трещину. Он поспешно кладет папку на стол, чтобы скрыть нервную дрожь в руках, которая выдает его с головой, и откидывается в кресле, приглаживая пальцами усы. Потом он несколько раз сглатывает, и видно, как дергается его кадык.
– Почему он… вдруг так сказал? – медленно уточняет Евгений.
– Я нашла коробку с фотографиями… Он сказал, что я вытеснила дочь из памяти. Сказал, что ты лечил меня, и… – Юлиана захлебывается словами.
Она мчалась на работу, надеясь, что увидит в глазах Евгения одно лишь недоумение. Что он засмеется, услышав ее абсурдный рассказ. А вместо этого начальник ведет себя так, будто это все правда.
Юлиана сжимает подлокотники кресла, вдруг осознав, что быть пациентом, а не психотерапевтом, не слишком приятно.
– Пожалуйста, скажи, что он лжет, – вдруг просит она, и сама не узнает свой тонкий молящий голос.
– Хочешь, чтобы я обвинил твоего мужа во лжи? – качает головой Евгений. – Разве он не единственный, кому ты можешь доверять, Юлиана? У него нет причин лгать. Илья правда любит тебя, хотя и мог бы спрятать фотографии понадежнее, – раздраженно замечает он.
У Юлианы нет слов. Она смотрит на Евгения, как маленькая девочка на чужого дядю, который вдруг представился ее отцом. Отцом, встречи с которым она вовсе не ждала.
– Но я ничего не помню, – шепчет она.
– Ты уверена? – Евгений облокачивается на стол. – Уверена, что ничего не помнишь? А может быть, не хочешь вспоминать? – Он вздыхает. – Если честно, Юлиана, когда ты стерла из своей памяти настолько значительный кусок жизни, я был в шоке. Даже хотел исследовать этот феномен, но твой муж категорически возражал. Он радовался, что ты вновь стала прежней. Из уважения я не стал настаивать. Все же вы потеряли дочь, но теперь, раз все вскрылось, я…
– Евгений, я прекрасно знаю, что вытесненных воспоминаний не существует! – Юлиана почти рычит. – Ты еще скажи, что я в детстве подверглась инцесту, но подавила в себе знание о таком жутком событии. К сожалению, наша память не способна на такое. Самое ужасное она сохраняет в мелочах!
Она вскакивает с места и мечется по кабинету. Как доказать, как объяснить? Она не сумасшедшая…
– Способна, не способна, – пожимает плечами Евгений. – Эта область еще недостаточно изучена. Каждый день возникают новые прецеденты, которые меняют наши представления.
– Но у меня даже нет отметки в паспорте о детях! – Юлиана взмахивает руками и растерянно замирает на месте. В начале года у нее украли сумку, и ей пришлось восстанавливать документы. Она уже не знала, где искать доказательства.
– Отметку необязательно делают в паспорте. Не веришь мужу и мне, сходи к гинекологу. Думаю, они могут определять такие вещи, – кривит губы Евгений. – Ну, были роды или нет.
Элементарное предложение вселяет в Юлиану надежду, и она даже позволяет себе робкую улыбку:
– А что я скажу врачу? Извините, но у меня проблемы с головой, не могли бы вы проверить, рожала я или нет? – Из груди у нее вырывается истерический смех, который заканчивается тихими всхлипами.
Евгений с тяжелым вздохом тянется к своему смартфону:
– У меня есть знакомая, Инесса. Она гинеколог. Я ей позвоню и расскажу про твою ситуацию, чтобы она не пугалась твоих вопросов.
– Спасибо, – обессиленно произносит Юлиана и снова падает в кресло. – Даже не думала, что получу от тебя помощь. Мне казалось, после того, что между нами было…
– Короткий роман шестилетней давности? Умоляю тебя, Юлиана, – он хмыкает. – Возможно, я поступил с тобой жестоко, но хорошими психотерапевтами не разбрасываются из-за интрижки. Да и ты, признайся, еще надеялась, что наши отношения возродятся.
Юлиана лишь вздыхает. Он не просто поступил жестоко, он даже не дал ей шанса сбежать от него.
– Я уже не берусь утверждать, что помню то время, Женя.
От сокращенного имени он ненадолго застывает, и на его лице проскальзывает тень ностальгии. В нахмуренных бровях, в опущенных уголках губ.
– Я… – Он прочищает горло. – Я созвонюсь с Инессой. А ты сделай одолжение: не приставай с расспросами к коллегам. Тем более что большинство работают здесь недавно. Старожилам я запретил говорить с тобой на эту тему. Еще и повышенный интерес журналистов… Не дай бог, что пронюхают.
Юлиана усмехается и разглядывает красивое лицо Евгения. Когда-то она не могла им налюбоваться.
– Скажи, а если вернуть все вспять, ты бы отпустил меня? – вопрос вырывается так неожиданно, что она сама пугается.
Евгений поднимает на нее взгляд и долго молчит, прежде чем, наконец, ответить:
– Да. Отпустил бы. А еще лучше бы не знать тебя вовсе.
От его странного ответа на душе появляется тяжесть, и Юлиана сглатывает комок обиды, не в силах продолжать разговор.
III
Юлиана натягивает на лицо медицинскую маску и поглядывает на белую дверь с табличкой: «Гинеколог Осипова И. Д.» От нее так и веет ледяной отрешенностью. Знакомый врач Евгения смогла выкроить для Юлианы десять минут во время обеденного перерыва и попросила подъехать в частный медицинский центр «ЛаВита», недалеко от драмтеатра.
Все бы ничего, но Юлиану не покидает чувство, что она ступает на тонкий лед. И воочию видит, как он трескается под ее ногами.
Зачем она сюда пришла? Разве у нее есть сомнения в собственной памяти? Юлиана стискивает зубы. Сложно настаивать на своем, когда все вокруг твердят, что она забыла несколько лет жизни.
Из кабинета выходит стройная женщина в белом халате. Да, стоило учесть, что она – знакомая Евгения, а его знакомые априори не бывают серыми мышками. Черные кудряшки кокетливо обрамляют лицо, и, хотя оно наполовину скрыто маской, раскосые темные глаза с неброским смоки выдают в Инессе восточную кровь.
– Юлиана? – Вопросительный взгляд замирает на ней, и, дождавшись кивка, Инесса продолжает: – Входите.
В небольшом чистом кабинете Юлиана молча раздевается и устраивается в гинекологическом кресле. За все время ни слова не произнесено. Да и зачем? Евгений должен был объяснить Инессе щекотливую ситуацию сам, потому что Юлиана не понимает, как сказать что-то вроде: «Знаете, все пытаются выставить меня умалишенной. Помогите доказать обратное».
– Кроме… – Инесса запинается. – Кроме той проблемы, которую упомянул Евгений, есть жалобы? – Она натягивает белые перчатки, которые плотно облегают тонкие пальцы.
Юлиана закрывает глаза. Не впервые ей сидеть в кресле у гинеколога, но сейчас она словно школьница, которая стесняется признаться в том, что уже давно не девственница.
– Нет, – хрипит она.
– Хорошо.
Юлиана вздрагивает от прикосновений Инессы, но заставляет себя расслабиться. Вдоооххх… Выыыдооох….
– Можете одеваться, – вдруг произносит врач, и на мгновение Юлиана теряется:
– В смысле?
– Я закончила осмотр, – бормочет Инесса и смотрит на Юлиану так, будто хочет провести еще и осмотр души. Но почти сразу отворачивается.
Юлиана быстро слезает и одевается, тщательно расправляет складки трикотажного платья, застегивает обувь… Тишина. Почему Инесса молчит? Сердцебиение неумолимо начинает набирать обороты.
– Вы скажете мне или нет? – грубо интересуется Юлиана, и Инесса наконец поворачивается к ней лицом. Стягивает маску, оголяя полные, чувственные губы.
– Я… не могу поверить, что вы забыли свою беременность, – шепчет она, а лицо бледное, и даже румяна будто исчезли. – Евгений объяснил, что это особая форма амнезии, но рождение малыша! Такой опыт ни одна женщина не должна забывать.
Ноги подкашиваются, и Юлиана оседает на кушетку. Уже не помогает дыхание, наоборот, от него становится лишь хуже. Комната плывет перед глазами, а красивое лицо Инессы смазывается. Не надо было приходить сюда. Не надо было… Ошибка, огромная ошибка…
Резкий запах нашатыря приводит Юлиану в чувство, и она неуверенно приоткрывает глаза. Ее маска свисает с уха, а сама она лежит на кушетке. Над ней склонилась Инесса, и беспокойные морщинки портят ее покатый лоб.
– Вам стало плохо… Ох, говорила я Евгению, что не желаю в этом участвовать, но ему сложно отказать, – раздосадованно произносит она. – Хочу, чтобы вы знали, мне очень жаль.
Последние ее слова звучат не к месту.
– Ничего страшного. – Юлиана медленно садится, сосредоточив взгляд на ватке, пропитанной нашатырем, которую держит Инесса. – Скажите, я правильно поняла: я… У меня был ребенок?
Инесса отворачивается:
– Да, – глухо выдавливает она.
В горле пересыхает. Надо уйти, зачем вываливать на человека свои проблемы. Юлиана спускает ноги на пол, но не может встать. Интересно, парализованные так же себя чувствуют?
– Держите.
Перед носом возникает пластиковый стаканчик с водой.
– Спасибо.
Юлиана сминает маску в кулаке и залпом осушает стакан. Чего бы покрепче… Может, позвонить Илье и попросить вместо вина привезти ядреного коньяка? Но, если напиться в хлам, проблема не уйдет. Станет лишь хуже.
– Я пойду, – произносит Юлиана и уходит, не глядя на Инессу.
Страшно увидеть в ее глазах осуждение или, хуже того, жалость. Перед выходом смятый стаканчик летит в мусорное ведро, и вместе с ним исчезает прежняя размеренная жизнь.
* * *Снежный октябрь и правда дикость. Но утренний снег, который, похоже, выпал по ошибке, успел растаять, оставив после себя лишь лужи. Юлиана доехала до дома, как черепаха, ей не сигналил разве что велосипедист. И то лишь потому, что у него не было гудка. Но лучше так, чем поцеловаться с первым встречным столбом.
Наконец она паркуется в пустом дворе и опирается на машину, не решаясь подняться на свой этаж. Скользит затуманенным взглядом по темным окнам угловой пятиэтажки. Никак не найти нужный балкон. А зачем идти домой? Кроме вороха воспоминаний в красной коробке, ее ничего не ждет. Подумать только, она забыла собственную дочь. Неужели это правда? До сих пор не верится. Будто некто приписывает ей чужую жизнь.
Юлиана вдыхает влажный осенний воздух и ступает на асфальт, по которому разметались потрепанные листья.
– Юлиана Владимировна? – Тонкий окрик, больше напоминающий писк мыши, раздается со стороны подъезда.
Юлиана щурится, когда из тени козырька выходит девочка-подросток в рваной джинсовой куртке и синих леггинсах. На шее намотан желтый шарф, и на его фоне смешно выделяется красный нос незнакомки.
– Меня зовут Мария, я из газеты «Рассвет Новограда». Можно взять у вас интервью?
– Подождите, минуточку. – Юлиана еще раз окидывает взглядом худощавую фигурку Марии и копну белобрысых волос. – Хотите сказать, вы – журналист?
– Да, мне двадцать пять, – смущенно признается она и тут же улыбается. – Я просто выгляжу на десять лет моложе.
Юлиана настороженно подтягивает к груди ремень сумки:
– Откуда вы знаете, где я живу?
Плохое предчувствие не обмануло. Не стоило ей идти домой.
– Я бы хотела, чтобы вы прокомментировали трагедию, которая произошла с четой Никольских, – нагло игнорирует вопрос Мария.
– Много хотите, – отрезает Юлиана и пытается пройти мимо, но прыткая журналистка заступает дорогу.
– Ну, пожалуйста, всего пару слов! Мне известно, что вы были их лечащим врачом, – и она сует ей в лицо смартфон с включенным диктофоном.
– У вас ошибочные сведения, – едко замечает Юлиана.
А в висках стучит: одна маленькая статья принесла такой вред. Если бы сын Никольских не раскрыл имя Юлианы, сейчас ее бы не осаждали подобные личности. Но он был вправе это сделать, его никто не осудит. А вот ее осудят, и поделом.
– Пустите, – Юлиана обходит Марию, но та скачет рядом и тараторит в смартфон быстрее пулемета:
– Вы были психотерапевтом Алексея и Веры Никольских. Они пытались спасти свой брак. Какие методы лечения вы применяли? Вы знали, что Вера страдала шизофренией? Могло ли ваше лечение обострить симптомы? Что вы почувствовали, когда узнали, что Вера Никольская зарезала мужа, а сама попала в психушку?
– Сгиньте! – рычит Юлиана и выбрасывает руку, стараясь выбить у Марии смартфон. Та уворачивается, но неуклюжая оплеуха прилетает ей в лицо.
Секунду они молча смотрят друг на друга.
О господи, она ударила человека? И это Юлиана, которая всегда гордилась спокойствием и уравновешенностью? Черт возьми, что с ней творится?
– Простите…
В груди становится тесно. Мария озадаченно потирает щеку и выключает мобильный.
– Вы ведь не ответите ни на один вопрос, – то ли утверждая, то ли спрашивая, произносит она. В звонком голосе слышатся нотки раздражения.
– А с чего вы взяли, что я буду разговорчивой?
Усталость подминает под себя остатки злости, и Юлиана разглядывает Марию уже без прежнего гнева.
– Мне так сказали, – она пожимает плечами и вытаскивает из нагрудного кармана разноцветную визитку. – Мало ли, измените свое решение.
– Кто сказал? – Юлиана на автомате сжимает визитку, однако Мария словно не слышит.
Она отворачивается и делает шаг, но Юлиана хватает ее за плечо:
– Кто вам про меня рассказал?
Мария раздраженно сбрасывает руку и бросает на Юлиану колкий взгляд:
– Секретная информация. Позвоните, когда захотите облегчить совесть. – И она быстро шагает прочь, ссутулившись под холодными порывами ветра.
– Черт возьми!
Юлиана забегает внутрь подъезда и прижимается спиной к стене.
– Что за дичь творится?!
Звонок мобильного пугает до чертиков, и от неожиданности Юлиана прикусывает язык и вместо «алло» невнятно мычит в трубку.
– Юлиана? – Евгений произносит ее имя с таким беспокойством, что становится тошно. – Мне звонила Инесса. С тобой все в порядке?
– Да, – коротко отзывается она.
В нерешительности разглядывает визитку Марии – рассказать или нет? – но в итоге молча засовывает ее в сумку.
– Ты уверена? Она сказала, ты потеряла сознание.
– Сейчас я точно не в том состоянии, чтобы это обсуждать.
Подъем по лестнице оказывается невероятно тяжелым. Все проблемы будто навалились на плечи и теперь давят своей тяжестью, вынуждая Юлиану сопротивляться не только гравитации.
– Ты уверена…
– Не будь назойливым психотерапевтом, который начинает беседу с вопроса: «Вы хотите об этом поговорить?» – ехидничает Юлиана.
– Ну, если ты еще способна шутить, значит, все не так плохо. Когда захочешь об этом поговорить, – с нажимом проговаривает Евгений, – ты знаешь, где мой кабинет. И жду тебя завтра на работу.
В мобильном слышатся короткие гудки. Вот так из заботливого друга и бывшего любовника Евгений превратился в начальника-сухаря.
Юлиана фыркает и с облегчением вваливается в квартиру. Скидывает на пол пальто, поверх него летит сумка. Шаг – и один ботильон с глухим ударом падает на паркет. Второй шаг – и его напарник падает рядом. Юлиана проходит в пустую комнату с эркером и оглядывает обои.
– Значит, здесь была детская комната? – хрипло смеется она. – Ну-ну.
Она подходит к стене и хватает за край обоев, где они внахлест заходят друг на друга. С треском отрывает неровный кусок и замирает с ним в руках, не зная, плакать ей или кричать.
Под белыми обоями оказываются розовые пони. Их улыбки точно приснятся Юлиане в ночном кошмаре.
IV
Январь, 2019 год.
Аудиозапись сеанса с Верой Никольской.
– Расскажите, что именно беспокоит вас в отношениях с мужем?
– Он слишком хороший. – Пауза. – Иногда хочется, чтобы он накричал на меня, ведь порой я веду себя ужасно.
– В чем это выражается?
– Мое поведение?
– Да.
– Ну… – долгая пауза. – Могу разбить вазу. Просто потому, что мне так захотелось. Недавно я разбила фарфоровый сервиз, который нам подарили еще на свадьбу. Мне нравится звук бьющегося стекла. В этом звоне очень многое можно расслышать…
– А почему вы его разбили? Вы злились на Алексея, он что-то сделал?
– Нет, нет. Я же говорю… Мне просто захотелось. И ему бы разозлиться, а он обнял меня и стал убаюкивать, как младенца. Это раздражает.
– Вы раньше били посуду?
– Нет.
– А что изменилось? Это стало происходить после какого-то события? Возможно, вы пережили стресс?
– Нет.
Длительная пауза, в течение которой слышится тяжелое дыхание Веры.
– Ничего не изменилось. Раньше я сдерживалась. А теперь перестала.
– А что заставляло вас сдерживаться?
– Хм… Дайте подумать… Ребенок, условности, родители. Не хотелось, чтобы они видели, какая я настоящая. А потом сын вырос. Родителей не стало. Я постарела. Жизнь уходит, и я устала притворяться.
– Вам всего лишь сорок лет. Думаю, рано говорить о старости.
– Это только видимость. На самом деле я – дряхлая старуха. Порой мне кажется, что я безумно устала от жизни. И возможно, с ней стоит расстаться.
– Вас посещают мысли о суициде?
Глубокий вздох:
– Сложно сказать. Но в такие моменты мне хочется бить, крушить, ломать все вокруг.
– И эта разрушительная сила распространяется на ваш брак. Скажите, а раньше вы обращались к помощи квалифицированного специалиста?
– Нет, Юлиана. Вы – первая.
– Понятно. Чего вы хотите от вашего брака? Ваше поведение стало провокационным, вы ждете, когда Алексей не выдержит и даст волю чувствам, накричит, возможно, ударит вас. Словом, перестанет вести себя «хорошо». Предположим, это произошло. Что вы станете делать после этого? Вы успокоитесь, сможете жить дальше?
Невероятно долгая пауза.
– Вряд ли.
– Тогда ваш вариант.
– Ну…
– Смелее.
– Чисто гипотетически?
– Разумеется. Мы не допустим, чтобы это случилось на самом деле.
– Ну, если чисто гипотетически… Тогда у меня появился бы повод его убить.
* * *Свидетельство о рождении.
Свидетельство о смерти.
Везде одно и то же имя. Евсеева Зоя Ильинична. Ей едва исполнилось два года, когда произошла автокатастрофа.
Юлиана поправляет указательным пальцем одну из фотографий, которые она ровными рядами разложила на столе. Сладкая видимость контроля над происходящим. Но каждый снимок вызывает в ней бурю эмоций. Эту бурю можно усмирить лишь транквилизаторами. И то, если вколоть их прямо в вену. Но никакой горький кофе не способен унять расшатанные нервы.
Юлиана обхватывает кружку руками, на дне которой осталась черная жижа. Пятая по счету за этот вечер, и каждый раз гадание на кофейной гуще заканчивается одинаково. Юлиана предсказывает себе томительное будущее, полное неясности и страхов.
Она окидывает кухню взглядом, но не может сосредоточиться на мелочах. Все как в тумане. Неужели она варила на этой старомодной газовой плите с позолоченными вентилями кашу для ребенка? А здесь, под винтажной картиной с молоденькой вертихвосткой из двадцатых – стоял детский стульчик? Интересно, Илья избавился от всех детских вещей, когда она потеряла память? Оставил лишь эти фотографии да куклу. Видимо, ту самую, которая была с Зоей во время аварии. Но зачем?
Юлиана прижимает мягкую игрушку к лицу и вдыхает. Но ничего не чувствует. Почему она смотрит явно на столь дорогую сердцу вещь и ничего не испытывает? Со вздохом она кладет куклу обратно в коробку.
Да. Илья тщательно замел следы. Даже красная коробка из-под обуви… Юлиана ведь так редко заходила в его темную комнату из-за клаустрофобии. Один шанс на миллион, что она наткнется на коробку. Но в тот день…
– Может, тебе не стоит вспоминать? – Хриплый голос Ильи нарушает уединение Юлианы. Он стоит в дверях, зажав под мышкой бутылку вина. – Многие продали бы душу, лишь бы забыть такое горе. Я, например.
– Для горюющего ты слишком хорошо выглядишь, – то ли с иронией, то ли с недоумением произносит Юлиана.
Илья и правда выглядит первоклассно в сером костюме-тройке, хотя и видно, что тот уже не первой свежести.
– Ты многое не замечала. – Илья достает два бокала и разливает красное вино.
Судя по этикетке – дорогое, но Юлиана так редко пьет спиртное, что различает его лишь по цветам и крепости. Остальное – букеты вкусов, выдержка, названия марок – для нее все равно что для балетмейстера инженерные термины.
– Не чокаясь, – он ставит перед ней полный бокал и залпом опустошает свой.
– Лихо. Это кто из нас страдает из-за того, что он ни черта не помнит?
– К сожалению, не я, – с кривой усмешкой выдавливает Илья.
Он садится напротив, но избегает смотреть на фотографии, а лицо у него такое же бледное, как вчера вечером.
– Евгений звонил. Говорил, ты ходила к гинекологу, и та не оправдала твоих надежд.
– Не хочу об этом думать. Нет ничего хуже, чем когда тебя жалеют чужие люди. Скрывают равнодушие под вымученным состраданием. Хотя она была достаточно искренна… – Юлиана подносит к губам бокал и медленно перекатывает вино по языку. Интересно, какой эффект на нее возымеет спиртное поверх литра крепкого кофе на голодный желудок?
– Хорошо. А о чем ты хочешь поговорить?
– Об аварии, – Юлиана впивается в него взглядом. – Расскажи, как это было? Куда мы ехали? Несмотря на уйму доказательств, я все еще не верю. И не знаю, хочу ли поверить.
– Хорошо, – Илья кивает так серьезно, будто соглашается продать почку. – Закрой глаза и слушай мой голос. Это то, что знаю я. Многое так и осталось неизвестным.
– Ну, что ж… – Юлиана опирается спиной о стену и послушно закрывает глаза. – Добивай меня.
– Был поздний вечер…
Голос Ильи звучит мягко и тихо. С закрытыми глазами он уже не вызывает у нее раздражения и злости. Наоборот. Хочется, чтобы он говорил и говорил, несмотря на то, что с каждым сказанным словом по телу пробегает озноб.
– Мы поругались. Ты все еще не пришла в себя после смерти отца, он ведь так скоропостижно скончался. В тот день мы ссорились с самого утра. Я даже уже не вспомню, из-за чего. Вроде бы сперва я неправильно одел Зою. Потом ты опаздывала на работу… Не знаю. Причин было столько, и они были до такой степени мелкими и несущественными, что противно вспоминать. В общем… Поздним вечером, где-то в одиннадцатом часу, ты собрала Зою и решила отвезти ее к моей маме. Шел дождь….
– К твоей маме? – Юлиана широко раскрывает глаза, вырываясь из гипнотического транса, куда ее ввел монотонным рассказом Илья. – Шутишь? Я уже не помню, когда мы в последний раз с ней общались. Кажется, на нашей свадьбе, – она фыркает.