Вещие сестрички

Младшая ведьма обыскала тело и обнаружила мешок. Открыла его, и какой-то предмет со стуком упал на торф.

Шторм уже укатился на другую сторону гор, и водянистая луна размазывала кашицу света по влажной вересковой пустоши. Этот самый свет отразился на том, что, без сомнения, являлось крайне важным предметом.

– Это корона, – сказала Маграт. – Видите, вся в зубцах.

– Ох, – только и сказала матушка.

Дитя что-то загулило во сне. Матушка Ветровоск не любила заглядывать в будущее, но прямо сейчас у нее возникло ощущение, что будущее само пристально глядит на нее.

И ей вот совсем не понравилось его выражение.

А вот король Веренс смотрел назад – и практически с тем же самым эффектом.

– Ты меня видишь? – спросил он.

– О да. И весьма ясно, – заверил новоприбывший.

Брови Веренса сошлись на переносице. Жизнь призрака, похоже, требовала куда больше ментальных усилий, чем жизнь человека; правитель вполне безбедно протянул сорок лет, напрягая мозг не более пары раз в день, – но теперь ему постоянно приходилось думать.

– А. Ты тоже призрак.

– Точно подмечено.

– Так ты же голову под мышкой держишь, – пояснил Веренс, крайне довольный собой. – Она-то и навела меня на мысль.

– Тебя это не смущает? Если что, я могу надеть ее обратно, – услужливо предложил старый призрак и протянул руку: – Рад знакомству. Я Кампот, король Ланкра.

– Веренс. Аналогично. – Веренс всмотрелся в черты старого короля и прибавил: – Как-то не припомню твоего портрета в Большой галерее…

– О, они все написаны намного позже моего времени, – отмахнулся Кампот.

– И долго ты уже здесь обитаешь?

Кампот потер нос своей головы.

– Где-то тысячу лет, – гордо сообщил он. – Во плоти и без нее.

– Тысячу лет!

– Собственно, я и построил этот замок. Как раз закончил отделку, когда мой племянник отрубил мне голову во сне. Передать не могу, насколько это меня расстроило.

– Но… тысяча лет… – слабым голосом повторил Веренс.

Кампот взял его за руку.

– Быть призраком не так уж плохо, – заверил он и повел все еще пребывающего в ступоре короля через двор. – Во многих отношениях даже лучше, чем быть живым.

– Тогда это очень уж странные отношения! – огрызнулся Веренс. – Мне нравилось быть живым!

Кампот успокаивающе улыбнулся.

– Ты скоро привыкнешь.

– Не хочу я привыкать!

– У тебя очень сильное морфогеническое поле, – сообщил Кампот. – Уж поверь, я в этом дока. Да. Весьма сильное, должен заметить.

– И что это значит?

– Никогда не умел жонглировать словами, – признался Кампот. – Куда легче просто грохнуть человека чем-нибудь тяжелым… В общем, суть в следующем – насколько ты был полон жизни. Ну, при этой самой жизни. Пожалуй, это можно назвать… животной энергией. Да, именно так. Животная энергия. Чем ее больше, тем сильнее ты остаешься собой в виде призрака. По моим прикидкам, при жизни ты буквально излучал энергию.

Веренс невольно почувствовал себя польщенным.

– Я всегда старался чем-нибудь себя занять. – Они прошли сквозь стену в Большой зал, ныне пустой. Вид столов на подмостках вызвал у короля автоматическую реакцию.

– А как мы позавтракаем?

Кампот явно удивился вопросу.

– Никак. Мы призраки.

– Но я голоден!

– Нет. Это просто твое воображение.

Из кухни донесся грохот посуды. Повара уже встали и, за неимением иных указаний, принялись готовить обычные для того времени суток блюда. Знакомый аромат витал под темной аркой.

Веренс принюхался.

– Сосиски, – мечтательно протянул он. – Бекон. Яйца. Копченая рыба. – Король посмотрел на Кампота и шепотом закончил: – Черный пудинг.

– У тебя же нет желудка, – напомнил старый призрак. – Это все в голове. Сила привычки. Ты просто думаешь, что голоден.

– Я думаю, что просто умираю от голода.

– Ты все равно не можешь ничего коснуться, – мягко пояснил Кампот. – Вообще ничего.

Веренс аккуратно опустился на скамью, чтобы не провалиться сквозь нее, и уронил голову на руки. Он слышал, что смерть скверная штука. Просто не сознавал, насколько именно.

Ему хотелось отомстить. Хотелось вырваться за пределы внезапно опостылевшего замка и найти своего сына. А пуще хотелось прямо сейчас умять тарелку почек, и вот это больше всего пугало правителя.

Влажный рассвет затопил просторы, взобрался на зубцы Ланкрского замка, штурмом взял крепость и наконец просочился в окно комнаты наверху.

Герцог Флем мрачно разглядывал мокрый лес. Как же много деревьев! В принципе он ничего не имел против них как таковых, просто вид настоящей стены из стволов действовал крайне удручающе. Постоянно тянуло их пересчитать.

– Воистину, любовь моя, – сказал он.

Сторонним наблюдателям герцог напоминал какую-то ящерицу, вроде тех, что обитают на вулканических островах, шевелятся раз в сутки, имеют рудиментарный третий глаз и моргают раз в месяц. Сам он считал себя цивилизованным человеком, которому куда больше подходит сухой воздух и яркое солнце – да и вообще нормально организованный климат.

С другой стороны, размышлял герцог, пожалуй, хорошо быть деревом. У деревьев нет ушей, это он знал наверняка. А еще они умудряются существовать без благословенных уз брака. Дуб-самец – ведь так? надо уточнить термин, – так вот, дуб-самец просто роняет пыльцу, ту переносит ветер, и вся головная боль с желудями (если только на дубах не растут яблоки… нет, все-таки желуди) проходит без его участия…

– Да, мое сокровище.

Да уж, хорошо эти деревья устроились. Герцог недовольно глянул на лесную чащу. Эгоистичные ублюдки.

– Конечно, моя дорогая.

– Что? – переспросила герцогиня.

Герцог замялся, судорожно пытаясь припомнить, о чем же вела монолог жена последние пять минут. Что-то о том, что он лишь наполовину мужчина и… не в состоянии выполнить свое предназначение? А еще она точно жаловалась на холод в замке. Да, вот оно. Что ж, в кои веки раз чертовы деревья принесут хоть какую-то пользу.

– Я велю срубить их и доставить прямо сюда, дорогая, – заверил Флем.

Леди буквально лишилась дара речи. Крайне примечательное событие, надо отметить. Герцогиня была крупной и внушительной женщиной, навевающей мысли о галеоне, идущем на вас на всех парусах; впечатление лишь усиливалось святой верой дамы, что красный ей к лицу. Увы, цвет не столько оттенял лик мадам, сколько соответствовал ему.

Герцог часто шутил, как же ему повезло в браке. Кабы не амбиции благоверной, сидеть бы ему обычным местным лордиком, у кого из развлечений лишь охота, выпивка да право сеньора[2].

Вместо этого он ныне стоял в шаге от трона и вскоре мог стать властителем всего, на что падал его взгляд.

А взгляд падал лишь на деревья. Флем вздохнул.

– Что срубить? – ледяным тоном переспросила леди Флем.

– Деревья, – пояснил герцог.

– А они-то тут при чем?

– Ну… их так много, – с чувством ответил он.

– Не переводи разговор на другую тему!

– Прости, милая.

– Я говорила, как ты мог настолько сглупить и дать им удрать? Твердила же, тот слуга слишком преданный. Нельзя верить подобным людям.

– Да, дорогая.

– Полагаю, ты даже случайно не догадался послать кого-то за ними вдогонку?

– Бенцена, дорогая. И пару солдат.

– О. – Герцогиня замолчала. Бенцен был капитаном личной стражи герцога и по части убийств мог сделать честь даже взбесившемуся мангусту. Леди и сама бы его предпочла. Она ощутила минутное раздражение, что не удалось попрекнуть мужа выбором, но тут же нашла новый повод.

– Его вообще не пришлось бы посылать, если бы ты меня послушал. Но нет, никогда…

– Что никогда, мое сокровище?

Герцог зевнул. Ночь выдалась долгой. Раскаты грома добавили ненужного драматизма, а еще пришлось пачкать руки со всеми этими ножами.

Как уже упоминалось, герцог Флем стоял в шаге от трона. Упомянутый шаг случился на вершине лестницы, что вела в Большой зал, и с которой король Веренс скатился в потемках, чтобы, вопреки всем законам вероятности, приземлиться на собственный же кинжал.

Впрочем, лекарь провозгласил смерть совершенно естественной. Бенцен посетил доброго доктора и объяснил, что болезнь излишне распущенного языка приводит к таким осложнениям, как полет с лестницы с кинжалом в спине.

На самом деле несколько слегка тугоухих стражников короля уже пали жертвой сей хвори. При дворе случилась небольшая эпидемия.

Герцога передернуло. Некоторые детали прошлой ночи были одновременно туманными и ужасными.

Он попытался себя заверить, что ныне все неприятности позади, а королевство у него в кармане. Не особо большое, судя по всему, заросшее деревьями, но все-таки королевство. И корона.

Если бы только удалось ее найти.

Ланкрский замок был построен на скале архитектором, который явно слышал о Горменгасте, но не располагал подобным бюджетом. Тем не менее он сделал все возможное, соорудив эдакий торт за полцены из турелей, цокольных этажей, опор, зубцов, горгулий, башен, дворов, крепостей и подземелий; на самом деле собрал практически все, что нужно замку, кроме, пожалуй, нормального фундамента и раствора, который не размоет первым же дождем.

Ланкр стоял на головокружительной высоте над бурлящими водами одноименной реки, что зловеще грохотала тысячью футов ниже. То и дело от замка что-то отваливалось и падало в ее волны.

Каким бы небольшим ни казался замок, в нем имелась тысяча мест, где можно спрятать корону.

Герцогиня вышла, чтобы найти себе новую жертву, и оставила лорда Флема мрачно смотреть в окно. Начался дождь.

Словно по сигналу раздался громовой стук в дверь замка. Это серьезно встревожило привратника, который как раз сидел на теплой кухне и резался в «дуркер» с поваром и шутом.

Привратник недовольно заворчал и встал.

– Кто-то стучит снаружи.

– Снаружи чего? – уточнил шут.

– Снаружи двери, идиот.

Шут обеспокоенно посмотрел на привратника.

– А зачем стучать не в саму дверь, а снаружи? – подозрительно переспросил он. – Это что-то из зена?

Пока привратник, ворча, поплелся в сторону ворот, повар добавил в банк еще фартинг и остро посмотрел поверх карт на шута.

– Что еще за зен?

Дурак как раз перебирал карты под звон своих колокольчиков и рассеянно ответил:

– Ой, это обосновавшееся в Клатче ответвление Сумтинской философской системы, известное своей простой аскезой и продвижением идей личного спокойствия и целостности, которые достигаются путем медитации и дыхательных техник; главный аспект заключается в том, чтобы задавать бессмысленные вопросы с целью расширить границы восприятия.

– Чего-чего? – подозрительно переспросил повар. Бедняга и так находился на грани. Пока он нес завтрак в Большой зал, ему то и дело казалось, будто что-то пытается вырвать поднос из рук. И словно бы этого было мало, новый герцог отправил его назад за… Повар поежился. Овсянкой! И яйцом всмятку! Повар был слишком стар для такого рода вещей. И привык трудиться по-своему. Он был поваром в лучших феодальных традициях. Если тебе нельзя сунуть в рот яблоко и запечь, ты недостоин того, чтобы подавать тебя на стол.

Шут замер с картой в руке, подавил панику и быстро нашелся с ответом.

– Ох, дяденька, – пискнул он, – да у тебя вопросов поболе, чем желудей на вернедубе.

Повар расслабился.

– Ну и ладно, – подытожил он, хотя и не совсем довольный. Заради спокойствия шут сдал ему следующие три кона.

Привратник же тем временем отпер задвижное окошко на воротах.

– Кто там снаружи барабанит? – проворчал он.

Вымокший до нитки перепуганный солдат замялся.

– Снаружи? Снаружи чего?

– Если тоже собираешься дурить, то и стой там до вечера, – спокойно предложил привратник.

– Нет! Мне срочно надо к герцогу! – крикнул солдат. – Там ведьмы!

Привратник уже хотел ляпнуть что-то вроде «в это время года?» или «вот бы и мне поразмяться», но осекся, разглядев лицо солдата. То было выражение человека, кому предстало нечто из мира духов. Взгляд того, кто узрел вещи, не предназначенные праведному мужу…

– Ведьмы? – переспросил лорд Флем.

– Ведьмы! – вскрикнула герцогиня.

– Ведьмы! – повторил с ноткой надежды голос столь же неуловимый, как ветерок в замочной скважине.

Те, кто может видеть призраков…

– Мы лезем не свое дело, – заявила матушка Ветровоск. – И ничего хорошего из этого не выйдет.

– Но это так романтично, – с придыханием протянула Маграт.

– Ути-пути, – загулила нянюшка Ягг.

– В любом случае ты убила того ужасного человека! – напомнила Маграт.

– Не убивала я его. Просто подтолкнула… ход событий. – Матушка нахмурилась. – Он все уважение растерял. А когда люди теряют уважение к другим, жди беды.

– Крибле-крабле-бумс!

– Возница доставил ребенка сюда, чтобы спасти! – крикнула Маграт. – Доверил малыша нам! Это же очевидно! Это судьба!

– А, очевидно, – повторила матушка. – Да уж, очевиднее некуда. Загвоздка в одном: очевидное не значит истинное.

Она взвесила корону в руках. Венец был очень внушительным, и не только в плане фунтов и унций.

– Да, но суть… – начала Маграт.

– Суть в том, – перебила матушка, – что сюда за ним явятся люди. Серьезные люди. С серьезными намерениями. Вроде того, чтобы обрушить стены и выжечь землю. И…

– А кто это у нас такой милый, а?

– И, Гита, я уверена, мы все станем намного счастливее, если ты прекратишь сюсюкать! – не выдержала матушка, чувствуя, как сдают нервы. Они всегда сдавали, когда госпожа Ветровоск в чем-то сомневалась. Вдобавок ведьмы успели вернуться в хижину Маграт, и декор изрядно раздражал матушку. Младшая ведьма верила в эльфов, мудрость Природы, целительные свойства красок, смену времен года и кучу других вещей, которыми госпожа Ветровоск даже голову себе забивать не желала.

– Не смей мне указывать, как обращаться с ребенком, – мягко упрекнула нянюшка Ягг. – Не то я со своими пятнадцатью не научилась?

– Я лишь говорю, что нам надо все хорошенько взвесить, – пояснила матушка.

Две другие ведьмы какое-то время молча на нее смотрели.

– И что? – наконец не выдержала Маграт.

Матушка побарабанила пальцами по краю короны и нахмурилась.

– Во-первых, заберем его отсюда. – Она вскинула руку. – Нет, Гита, я верю, твоя хижина идеальна и все такое, но здесь небезопасно. Ребенка нужно увезти, далеко-далеко, туда, где никто не знает, кто он. И еще остается это. – Она перебросила корону из руки в руку.

– О, ну с ней все просто, – заверила Маграт. – В смысле, просто спрячем ее под камнем или где-то еще. Пустяки. Вещь спрятать куда легче ребенка.

– Увы, – возразила матушка. – В стране полно младенцев, и все они примерно на одно лицо, а вот корона штука редкая. Вдобавок такие предметы достаточно несложно найти. Они вроде как взывают к умам людей. Сунь ее под камень – недели не пройдет, как кто-нибудь случайно на нее наткнется. Помяни мое слово.

– Это верно, – с готовностью подхватила нянюшка Ягг. – Сто раз бросишь заколдованное кольцо в самые глубины океана, вернешься домой, решишь приготовить рыбу на ужин – и где оно оказывается?

Ведьмы невольно задумались.

– Да не было со мной такого ни разу, – раздраженно отрезала матушка. – И с тобой тоже. В любом случае парень, когда вырастет, захочет ее себе. Корона его по праву. Правители придают огромное значение своим венцам. Серьезно, Гита, иногда ты как завернешь…

– Я приготовлю еще чаю? – вызвалась Маграт и исчезла на судомойне.

Две старшие ведьмы уселись за стол друг напротив друга в вежливом и напряженном молчании. Наконец нянюшка Ягг сказала:

– А она симпатично дом оформила, да? Цветы и все такое. Что это там на стене?

– Сигилы, – кисло ответила матушка. – Или что-то вроде того.

– Мило, – вежливо заметила нянюшка Ягг. – И все эти одеяния, палочки…

– Новомодные штучки, – фыркнула матушка Ветровоск. – Когда я была девицей, мы довольствовались куском воска и парой булавок. Сами свои заклинания создавали.

– С тех пор много воды утекло, – мудро заметила нянюшка Ягг и покачала дитя.

Госпожа Ветровоск шмыгнула носом. Нянюшка трижды сходила замуж, и теперь племя ее детей и внуков рассеялось по всему королевству. Разумеется, ведьмам не запрещалось создавать семью. Матушка признавала этот факт, пусть и неохотно. Очень неохотно. Она снова неодобрительно шмыгнула – и весьма зря.

– Что за запах?

– Ох, пожалуй, пойду к Маграт, спрошу, нет ли у нее чистых тряпок, – сообщила нянюшка, аккуратно перекладывая ребенка.

И вот так госпожа Ветровоск осталась одна. Ей стало неловко, как любому человеку в чужой комнате. Сразу захотелось встать и отправиться рассматривать книги на полке над сервантом или проверить камин на наличие пыли. Матушка все крутила корону в руках. Венец по-прежнему казался больше и тяжелее, чем был на самом деле.

Госпожа Ветровоск заметила над каминной полкой зеркало и снова посмотрела на корону. Какое искушение. Венец практически просился его примерить. Почему бы нет? Убедившись, что свидетелей нет, матушка одним движением сдернула шляпу и нацепила корону на голову.

Похоже, впору. Госпожа Ветровоск гордо выпрямилась и властно простерла руку в сторону очага.

– Очень хорошо, за дело. – Затем высокомерно уставилась на старинные часы. – Голову ему с плеч! – приказала она и мрачно улыбнулась.

Внезапно матушка застыла. В ушах ее зазвенели крики, грохот лошадиных копыт, смертельный шепот стрел и влажное чавканье, с которым наконечник пики входит в плоть. Залпы один за другим эхом прокатывались в черепе. Меч рубил по щиту, или другому мечу, или кости. Годы пронеслись перед глазами за долю секунды. Иногда она лежала среди мертвецов, иногда свисала с ветки дерева; но неизменно чьи-то руки поднимали ее и водружали обратно на бархатную подушку…

Госпожа Ветровоск очень осторожно сняла корону с головы – не без труда, вещь явно не желала покидать свое место – и положила на стол.

– Так вот что значит быть королем, – тихо заметила матушка. – И почему они все так этого жаждут?

– Сахару не желаете? – спросила из-за спины Маграт.

– Надо родиться глупцом, чтобы возмечтать стать королем.

– Простите, что?

Матушка обернулась.

– Не заметила, как ты вошла. Что ты сказала?

– Сахар в чай добавить?

– Да, три ложки, – поспешно попросила матушка.

Одной из немногих горестей в жизни госпожи Ветровоск было то, что, невзирая на все усилия, она достигла пика карьеры с лицом, похожим на румяное яблочко, и полным комплектом зубов. Никакие чары не могли заставить бородавку укорениться на ее симпатичной, пусть и немного вытянутой физиономии, а злоупотребление сахаром дарило лишь неиссякаемую энергию. Колдун, к которому матушка обратилась за советом, объяснил, что виной всему ее метаболизм. По крайней мере, это позволило госпоже Ветровоск ощущать легкое превосходство над подругой, ибо та, похоже, этим самым метаболизмом не обладала вовсе.

Маграт послушно насыпала три полные ложки с горкой, с тоской размышляя, что было бы приятно, кабы время от времени ее хоть кто-нибудь догадывался благодарить.

Внезапно молодая ведьма ощутила на себе пристальный взгляд короны.

– Тоже это чувствуешь? – спросила матушка. – Я же говорила. Короны взывают к людям!

– Жуть какая.

– Нет, нет. Просто такова уж она есть, корона. Ничего не может с собой поделать.

– Но это магия!

– Такова уж корона, – повторила госпожа Ветровоск.

– Она пытается заставить меня ее примерить, – сказала Маграт, уже протягивая руку к вещи.

– Да.

– Но я должна быть стойкой.

– Я тоже так думаю, – заверила матушка с внезапно одеревеневшим лицом. – Чем там Гита занята?

– Подмывает ребенка в раковине, – рассеянно ответила Маграт. – Но как нам тогда спрятать такую вещь? Зарыть где-то очень глубоко?

– И ее выкопает барсук, – устало предсказала матушка. – Или случайный золотоискатель. Или вокруг нее прорастут корни дерева, дерево повалит бурей, кто-нибудь наткнется на ствол, подберет корону…

– Если только он не такой же стойкий, как мы, – отметила Маграт.

– Разумеется, – поддакнула матушка, разглядывая свои ногти. – Хотя главная трудность с коронами не в том, как их надеть, а как их снять.

Маграт взяла венец и повертела в руках.

– Вообще-то не сильно он похож на корону.

– Так понимаю, ты много их перевидала, – заметила госпожа Ветровоск. – И конечно, стала экспертом.

– Вообще-то немало. Обычно на них больше драгоценных камней и такие кусочки ткани посередине, – уперлась Маграт. – А эта невзрачная какая-то…

– Маграт Чесногк!

– Но ведь правда. Когда я училась у тетушки Вемпер…

– Земляейпухом.

– …земляейпухом, она брала меня с собой в Захребетье или Ланкр всякий раз, как в город приезжали бродячие актеры. Очень уж любила смотреть, как разыгрывают представления. Так вот, у актеров среди реквизита корон больше, чем у дурака махорки, хотя… тетушка говорила, что они из жести и бумаги. А драгоценные камни – просто стекляшки. Но право, выглядели те короны куда внушительнее, чем эта. Не странно ли?

– А подделки часто убедительнее оригиналов, это все знают, – ответила матушка. – Но я бы не стала поощрять подобное ремесло. Кого они там разыгрывают в своих коронах?

– Ты не знаешь, что такое театр? – переспросила Маграт.

Госпожа Ветровоск, которая в жизни бы не призналась, что чего-то не знает, тут же заверила:

– Знаю. Это ж ваши новомодные штуки, не так ли?

– Тетушка Вемпер говорила, что театр – зеркало жизни, – продолжила Маграт. – Повторяла, что игра всегда поднимает ей настроение.

– Конечно, – подхватила матушка Ветровоск. – Чего ж не радоваться приличной игре. Эти игруны-то хорошие люди?

– Думаю, да.

– И бродят по стране, говоришь? – задумчиво повторила матушка, глядя на дверь судомойной.

– Повсюду. Я слышала, сейчас в Ланкре как раз остановилась одна труппа. Сама, конечно, не видела. – Маграт опустила глаза. – Негоже женщине в одиночку ходить в такие места.

Госпожа Ветровоск кивнула. Она глубоко одобряла подобные правила, разумеется, до тех пор, пока их не пытались применить к ней самой.

Матушка побарабанила пальцами по скатерти Маграт.

– Точно. Почему бы нет? Ступай скажи Гите, чтобы хорошенько укутала ребенка. Давненько я не видала хорошей игры в театр.

Маграт, как обычно, пребывала в восторженном состоянии. Театр представлял собой всего лишь несколько кусков разрисованной мешковины, деревянные доски на бочках и полдюжины скамеек на площади. Но в то же время умудрялся превращаться в Замок, Другую часть замка, Там же, только позднее, Поле боя – а ныне и вовсе изображал Дорогу за городом. И все было бы идеально, кабы не госпожа Ветровоск.

Несколько раз глянув на оркестрик из трех человек в попытках определить, кто же там кого разыгрывает, старая ведьма наконец обратила внимание на сцену. И постепенно Маграт стало ясно, что некоторые фундаментальные аспекты театра матушка пока не уловила.

В настоящий момент госпожа Ветровоск буквально кипела от ярости.

– Он же его убил, – прошипела она. – Почему никто и бровью не ведет? Он его убил! Прямо у всех на глазах!

Маграт отчаянно вцепилась в руку коллеги, не давая той вскочить.

– Все в порядке, – шепотом заверила молодая ведьма. – Он не умер.

– Я тебе что, лгунья какая? – огрызнулась госпожа Ветровоск. – Я ж сама видела!

– Матушка, это все не по-настоящему, понимаете?

Госпожа Ветровоск немного поутихла, но продолжала ворчать себе под нос. Ее мучило нехорошее подозрение, что из нее пытаются сделать дуру.

На сцене завернутый в простыню мужчина как раз с чувством декламировал монолог. Матушка послушала несколько минут, затем пихнула Маграт в бок.

– Чего это он там?

– Говорит, как жалеет о смерти того человека, – пояснила молодая ведьма и поспешно сменила тему: – А тут куча корон, не так ли?

Но матушку так легко было не отвлечь.

– Так чего ж он тогда его убил?

– Все немного сложно… – вяло попыталась оправдаться Маграт.

– Стыд какой! – возмутилась матушка. – А тот мертвый бедолага так и валяется неприкаянный!

Маграт умоляюще посмотрела на нянюшку Ягг, но та жевала яблоко и буравила сцену взглядом ученого-исследователя.

– Я думаю, – медленно сказала нянюшка, – это все не взаправду. Глянь, он еще дышит.

Остальная публика к этому моменту уже решила, что комментарии ведьм – это часть представления, и дружно уставилась на «труп». Тот покраснел.

– И на башмаки его посмотри, – критически продолжила нянюшка. – Настоящий король со стыда бы сгорел в таких ходить.

«Труп» попытался незаметно спрятать ноги за картонный куст.

Матушка, каким-то неясным образом ощутив, что одержала небольшую победу над поставщиками неправды и подделок, выудила из сумки яблоко и со свежим интересом продолжила следить за представлением. Маграт немного успокоилась и попыталась насладиться игрой. Как оказалось, роскошь длилась недолго. Добровольное погружение в иллюзии в очередной раз прервал голос: