А отдуваться за мерзкого Г.Г. тридцать пять лет ей не хотелось.
Плохо, и без перспективы на улучшение.
Третья версия: дверь не выпускает ее, потому что она не до конца выполнила миссию. Так случалось и раньше, когда она вообще еще не могла вызывать дверь сама: та возникала только тогда, когда Нина выполняла то, что требовалось и о чем она в начале литературного путешествия не имела ни малейшего представления.
А вот сейчас очень даже имела, и все выполнила, и дверь сумела вызвать, но…
Выходит, может, представление и имела, но не обо всем? И выполнила, но опять же не все?
Хорошо, хотя и трудно.
Изменить две первые коллизии она была не в состоянии. А вот попробовать разрешить третью она могла!
Нина решила сконцентрироваться именно на третьей гипотезе. Итак, дверь не выпускает ее, потому что она не довела миссию до логического завершения.
Но ведь Г.Г. арестован! Или его оправдают? Или он сбежит? И от нее требуется предотвратить это?
Но даже если его оправдают, даже если он сбежит, вряд ли Шарлотта пожелает возобновить с ним знакомство и, пуще того, допустить его до своей дочери.
Хотя кто знает…
Бредя по улицам Рамздэля, Нина продолжала размышлять. Ощутив голод, она поняла, что уже ужас как долго ничего не ела. Поэтому, завидев одно из местных заведений (с неизменным объявлением на стекле о поиске расторопной официантки) под названием «У Дорис», зашла туда и, заказав у хрестоматийной подавальщицы, являвшейся одновременно и владелицей, хрестоматийные блинчики с хрестоматийным малиновым джемом, а также хрестоматийную большую чашку хрестоматийного черного кофе, уже предвкушала подлинное, а вовсе не хрестоматийное гастрономическое наслаждение.
Потому что в прошлых десятилетиях и в особенности веках, как успела убедиться много раз Нина, все было гораздо вкуснее.
И уж точно гораздо дешевле!
Быстро справившись с первой порцией блинчиков, Нина, испытывая угрызения совести, впрочем, не такие уже большие, заказала вторую, и в этот момент заметила приземистого и полного пожилого мужчину с ежиком седых волос и обвисшими щеками, сидевшего за соседним столиком. Расплатившись и оставив щедрые чаевые, он был препровожден официанткой до двери едва ли не с поклонами.
– До завтра, Дорис! – произнес он, и официантка заулыбалась:
– Да, доктор Куилти, ждем вас завтра!
Поперхнувшись блинчиком, Нина долго и нудно кашляла, встревоженная официантка даже подлетела к ней, желая узнать, все ли в порядке.
Знаками показав, что все нормально, Нина вылетела в дамскую комнату и уставилась на свое отражение в засиженном мухами зеркале.
В это заведение она наведалась не потому, что ей хотелось есть. Ну, и поэтому тоже. А потому, что здесь за соседним столиком трапезничал доктор Куилти.
Доктор Айвор Куилти, один из двух местных дантистов.
А по совместительству дядя Клэра Куилти, то бишь К.К., того самого драматурга, который отбил у Г. Г. Лолиту и увез ее на калифорнийское ранчо, где (среди прочих подростков женского и мужского пола) вместе со своими дружками-извращенцами использовал в качестве сексуальной рабыни, а потом, когда она ему надоела, недолго думая вышвырнул прочь.
И если Г.Г. отправился за решетку на тридцать пять лет, то племянника доктора, который, как аккуратно намекалось в романе, был вполне в курсе предпочтений шалуна-родственника, следовало бы запихнуть туда на сто тридцать пять.
А лучше всего на тысячу сто тридцать пять лет и два месяца!
Вернувшись к столику, Нина пожелала расплатиться и, дав официантке Дорис более чем солидные чаевые, словно невзначай спросила:
– Это ведь был доктор Куилти?
Та мечтательно закивала головой:
– Да, доктор к нам каждый день заходит! Заказывает блинчики с ежевичным джемом и шоколадный соус со сливками!
Меню для дантиста, надо сказать, так себе. Нет, к такому доктору Куилти Нина ни за что не пошла бы зубы лечить.
Этот доктор Айвор Куилти (или, как насмешничал Набоков, ай-да-вор Куилти) наверняка покрывал своего паскудного племянника Клэра – и, не исключено, даже сам принимал участие в растлении малолетних, посещая где-то в Калифорнии ранчо Дук-Дук, на котором содержались в качестве рабов несчастные дети и подростки.
Дук-Дук для посвященных: цинично-мерзостное трах-трах.
– У него же племянник имеется… Он еще пьесы пишет…
Ну да, и одна из пьес называлась «Маленькая нимфа». Все они, эти К.К. да Г.Г., страсть как тащились от маленьких нимф.
Нина уже поняла: от нее требовалось остановить не только Г.Г., но и К. К. Потому как, запихнув в тюрьму Гумберта Гумберта, она спасла одну Лолиту, а избавив этот мир от Клэра Куилти, она спасет множество других, пусть и безымянных, ребят.
Дорис закивала головой и, закатив глаза, прошептала:
– Он тоже время от времени, когда навещает своего дядю, к нам заходит. Такой восхитительный мужчина! Такой известный, богатый, солидный!
И такой преступный! Г.Г. был отдельно взятым педофилом, что само по себе, вне всяких сомнений, ужасно, а вот К.К. был не только педофилом, но и организатором и, вероятно, куратором целой разветвленной сети педофилов.
Нина поняла свою задачу и постаралась припомнить то немногое, что было в романе о Клэре Куилти. Ему-то она в отличие от сладкоречивого Гумберта особого внимания не уделяла, а, как выходит, зря!
– Он ведь не в Рамздэле живет? – спросила Нина. – В Нью-Йорке?
И добавила еще три долларовые банкноты поверх без того уже царских чаевых.
Всезнающая Дорис, раскрасневшись, немедленно ее просветила:
– И там тоже. И еще у него есть собственное ранчо в Калифорнии! Говорят, там фантастически богатая обстановка и есть не только собственный бассейн, кажется, даже не один, но и искусственный водопад! О, как бы я хотела там побывать!
Нина не стала говорить несчастной провинциальной дурехе, что ей лучше бы никогда не бывать на этом кошмарном ранчо.
Ранчо, где растлевают детей.
И ей уж точно лучше не знать, чем занимаются там в бассейнах, кажется, даже не одном, и под этим самым искусственным водопадом.
Фантастическими мерзостями, пакостями и преступлениями.
В романе ранчо принадлежало какому-то секс-подельнику К.К., а в реальности – ему самому. Или, не исключено, К.К. элементарно врал, заявляя, что ранчо его, чтобы возвысить себя в глазах окружающих.
Нина отчего-то не сомневалась, что справедливо было именно последнее предположение.
– Однако по большей части он живет и пишет пьесы в своем роскошном доме-замке в Паркингтоне. Это тут недалеко, милях в тридцати от Рамздэля…
Ну да, Нина тотчас вспомнила финальную сцену поездки Г.Г. в провинциальный замок к К.К., где после фантасмагорической схватки, которая, по мнению некоторых набоковедов, была плодом воспаленной, так и не пережившей потери Лолиты, фантазии Г.Г., тот застрелил своего врага К.К., являвшегося, по сути, его сиамским близнецом, зеркальным отражением, доппельгангером, только более успешным, жестоким и нахрапистым.
И сексуально привлекательным.
– А живет он ведь на улице Гримма, так ведь? – произнесла Нина, припоминая топографию романа Набокова. Но словоохотливая Дорис была не в курсе.
Нина же поняла, что ей понадобится автомобиль.
Возиться с прокатным автомобилем она не стала, просто купив неприметную черную развалюху за двести сорок долларов.
Нет, еще раз – что за цены были в 1947 году?
Пробираясь по извилистому шоссе, Нина имела предостаточно времени, чтобы обдумать план действий. Никаких особых ухищрений, никаких ложных улик и никаких подстав на этот раз.
Потому что – и в этом она не сомневалась – в замке К.К. и без этого окажется предостаточно улик, изобличающих его криминальную деятельность.
Проехав по странному, словно сказочному, мосту и миновав ужасно похожую (случайно ли?) на фаллос меловую скалу, Нина увидела обитель Клэра Куилти, которую тот построил на свои театральные гонорары, – замок ужаса на улице Гримм, огромное деревянное строение с крайне безвкусной, прямо в стиле новорусских нуворишей, невероятно уродливой башней.
Окна замка ужаса горели красным и желтым, подъездная аллея была запружена дорогими новехонькими автомобилями. К.К. вел более чем активную светскую жизнь, и Нина не сомневалась, что, если она просто так пройдет в дом, никто не задаст ей ни одного вопроса и уж точно не остановит.
Да, никто и не подумал ее остановить, когда Нина прошла в непомерных размеров холл. Первым, что она увидела, была груда бутылок, а также валявшийся прямо на лестнице пурпурный дамский лифчик.
Судя по всему, в замке ужаса К.К. дым стоял коромыслом и шла вечная вечеринка – примерно так же, как у Льюиса Кэрролла в Стране чудес имело место постоянное чаепитие у Безумного Шляпника.
Только вот у К.К. происходило вовсе не невинное чаепитие, а бесстыжая оргия – в этом Нина сумела убедиться, открыв дверь в первую попавшуюся комнату и немедленно ее снова захлопнув.
Убедившись, что почти в каждой из комнат происходит какая-то мерзопакостно-сексуальная кутерьма, Нина в одной из спален оттащила бородатого, пузатого, похожего на мифического сатира старика от молодой анемичной девицы, явно еще подростка, и, надавав явно упившемуся вдребезги развратному старцу пощечин, спустила его в чем мать родила с лестницы.
Девица же, явно тоже подшофе, заливалась горькими слезами и все протягивала к двери руки и звала сатира обратно. Набрав в ванной ледяной воды в грязный бокал, Нина выплеснула ее в лицо девице и заявила:
– Одевайся и немедленно уходи отсюда!
Девица, икнув, уставилась на нее стеклянным взглядом – она была не только пьяна, но еще и под воздействием наркотиков.
Уложив ее спать на кровать с грязным шелковым бельем, под опереточным балдахином, Нина заперла дверь ключом, который забрала с собой (не хватало еще, чтобы на девицу кто-то посягнул, пока та спит!), и продолжила обыск в замке ужаса.
В каждой из комнат ее ожидало шокирующее открытие. Да, К.К. давал вечеринку, на которой собрались преступники и извращенцы. В коридоре мимо Нины проплыл наконец и сам хозяин, модный драматург Клэр Куилти: с серым лицом, с мешками под глазами, с растрепанным пухом вокруг обширной плеши, облаченный в халат цвета фуксии, на поясе которого побрякивала связка ключей.
Он то ли не обратил внимания на Нину, то ли факт ее присутствия был ему безразличен – возникнув, как привидение, Куилти столь же неожиданно исчез.
Проводив его взглядом, Нина толкнула дверь, которая вела в башню, и поняла, что та заперта. Задумавшись, девушка последовала вслед за К.К., помня, что на поясе его халата болталась связка ключей.
Раз в этом замке ужаса заперта одна из дверей, то за ней наверняка находилось что-то важное.
К.К. она отыскала в одной из комнат – он мертвецким сном спал в кресле, громко храпя. Приблизившись к нему, Нина попыталась стянуть с пояса связку ключей, однако ничего не получалось. Пришлось склониться над К.К. и потянуть за пояс его халата цвета фуксии.
Драматург, перестав вдруг храпеть, открыл один глаз и посмотрел на Нину. Та же, даже не успев испугаться, уставилась на него и произнесла:
– Я тебе снюсь. Продолжай спать!
И К.К., повинуясь ее приказу, послушно закрыл глаз и продолжил храпеть. Нина сняла с его пояса связку ключей и, стараясь не греметь ими, вернулась к закрытой двери.
Прошло достаточно много времени, пока она, перебирая все ключи, наконец-то обнаружила тот, который подошел. Как водится в подобных ситуациях, это был один из последних ключей.
Дверь бесшумно поддалась, и девушка прошла по винтовой лестнице в темную комнату уродливой башни, в которой то ли не было окон, то ли они были плотно занавешены.
Шаря по стене рукой, она наконец наткнулась на выключатель, и, щелкнув им, зажмурилась. А когда снова распахнула глаза, поняла, что находится в своего рода архиве.
Вдоль стен тянулись полки, на которых покоились серые папки. Нина наобум вытащила одну из них и от испуга уронила на пол – папка содержала ряд черно-белых глянцевых фотографий крайне непотребного содержания.
Убедившись, что и в других папках находятся порнографические фотографии, Нина не смогла сдержать вздох – практически на всех снимках были запечатлены несовершеннолетние обоего пола.
Понимая, что обнаружила то, что ей требовалось, Нина, прихватив несколько папок, вышла в коридор, а потом, вернувшись в спальню, где оставила спать девушку, стала будить ту.
Девица кочевряжилась, не желая подниматься, тогда Нина, как уже делала, облила ее ледяной водой.
Та, наконец-то проснувшись, принялась браниться, а Нина заявила:
– Одевайся немедленно! И уходи!
Девица, зевнув, заявила:
– Некуда мне идти! Родители меня выгнали, да я их знать не хочу. Это и есть мой дом!
Нина, бросив ей валявшуюся на ковре одежду, повторила:
– Одевайся. Значит, пойдешь со мной. Давай, собирайся, потому что сейчас сюда нагрянет полиция!
Упоминание полиции заставило девицу шевелиться, и уже через пару минут она, зевая и взирая на Нину исподлобья, была более или менее готова.
Проводив ее к своему автомобилю, припаркованному на достаточном расстоянии от дома (к тому времени зарядил нудный дождь, который грозил перейти в ливень), Нина сказала:
– Жди меня здесь. Я тебе помогу.
Девица, по-прежнему зевая, ответила:
– Клэр тоже так говорил.
Нина, строго посмотрев на нее, ответила:
– Я тебе не Клэр. Кстати, как тебя зовут?
Девица, рассматривая себя в зеркало заднего вида и поправляя свои растрепанные волосы, ответила:
– Ада. Правда, дурацкое имя? Ну, мои родители настоящие идиоты! Назвали меня в честь своего ресторана!
Ну да, у девицы было имя героини еще одного романа Набокова, самого объемного, который Нина любила менее всего.
Вернувшись в замок ужаса, Нина, уже не направляясь наверх, подняла изящную трубку телефона и, отыскав в валявшейся рядом телефонной книге номер полиции Паркингтона, когда ее соединили, затараторила:
– Полиция? Меня пытаются убить и изнасиловать! Приезжайте немедленно, прошу вас! Я в доме драматурга Клэра Куилти, он обманным путем заманил меня сюда. Это на улице Гримм! Только приезжайте немедленно, иначе…
А затем разложила порнографические фотографии, обнаруженные ею в запертой комнате, прямо на полу холла – так, чтобы они сразу бросились в глаза полицейским.
Потому что за устройство пусть диких и неприличных, но все же законных вечеринок никто покарать К.К. не мог, а вот когда полицейские увидят фотографии, на которых запечатлены мечты педофила…
Быстро вернувшись к своему автомобилю под проливным дождем, Нина села рядом с безмятежно спящей Адой и уставилась на ярко горящий во тьме замок ужаса.
Полиция, несмотря на разыгравшуюся непогоду, не заставила себя ждать. Автомобиль с сиреной подкатил к замку ужаса, из него выпрыгнули два дюжих полицейских. А через достаточно долгий промежуток времени, в течение которого Нина задавала себе вопрос, все ли она сделала верно и не заодно ли местные служители порядка с К.К., те вытащили из дома самого драматурга: с заведенными за спину руками, в наручниках и распахнутом халате цвета фуксии, под которым ничего не было.
Наблюдая за тем, как полицейские сажают задержанного в автомобиль, Нина поняла, что добилась своего: теперь К.К. не отвертеться.
Получается, что ее миссия выполнена – она покарала не только Г.Г, но и его брата-близнеца К.К.
Интересно, сидеть они будут в одной тюрьме?
Заниматься в этой параллельной вселенной было, по сути, больше нечем, однако Нина посмотрела на продолжавшую спать в ее автомобиле Аду.
С ней ведь тоже надо было что-то делать.
Под потоками воды, низвергающимися с черного, прорезаемого разрядами молний неба, Нина осторожно поехала обратно в Рамздэль: не хватало только угодить в ДТП. А по пути ей встретилась вереница полицейских автомобилей – явно вызванная по рации подмога, которая следовала не куда-нибудь, а, без всяких сомнений, в замок ужаса.
Похоже, на скамье подсудимых грозило очутиться не только одному К.К., но и ряду его гостей.
Ливень был таким мощным, как будто силы ада, откуда и пришли в этот мир и Г.Г., и К.К., ревели и стенали из-за того, что двух прислужников сил тьмы удалось вывести из игры. Поэтому, припарковавшись на обочине шоссе, Нина не рискнула ехать дальше и, чувствуя внезапную сонливость, прикорнула на сиденье.
Она могла вызвать дверь и уйти к себе тотчас, вероятно еще даже в замке ужаса, но ведь надо было что-то делать с Адой!
И она понятия не имела, что именно.
Однако одно было ясно: девицу надо увезти как можно дальше от замка ужаса К.К. и сделать так, чтобы она не оказалась в руках полиции.
Все, кто угодно, только не Ада.
Дав себе слово, что поспит недолго, а потом они поедут в Рамздэль, до которого было рукой подать, Нина закрыла глаза, а когда открыла их, поняла, что уже наступило утро.
Причем утро сверкающее, солнечное, великолепное. Ночная гроза исчезла, словно ее и не было. Оставив все вокруг умытым, прозрачным, поющим.
Нет, пело не весеннее утро, а Ада, которая уже проснулась и занималась тем, что расчесывала шикарным гребнем свои длинные светлые волосы.
Заметив, что Нина проснулась, она произнесла:
– Его я утащила у К.К. У него в доме масса всяких занятных вещиц. Думаешь, он будет на меня сердиться?
Вспомнив, что в замке ужаса К.К., вне всяких сомнений, масса более чем занятных вещиц, Нина ответила:
– Думаю, что нет. У него теперь совершенно иные заботы!
Ада же, улыбнувшись, произнесла:
– А ты ведь не одна из них, так ведь? Я ведь подумала, что ты забрала меня с собой, чтобы… Ну, ты сама понимаешь… А ты вроде бы нормальная!
Нине сделалось страшно жалко эту, по сути, еще девочку, которой на своем веку пришлось повидать и пережить немало ужаса.
– Так куда мы едем? – спросила Ада и добавила, не дожидаясь ответа: – И вообще, мне хочется есть!
Нина поняла, что тоже голодна, и, заводя мотор своей колымаги, произнесла:
– Мы едем к Дорис, которая готовит замечательные блинчики!
Официантка, как сразу поняла Нина, была в растрепанных чувствах: глаза у Дорис покраснели, словно она долго плакала, и руки дрожали. Хотя блинчики, как всегда, были пальчики оближешь.
– Что-то случилось? – произнесла Нина, и официантка шмыгнула носом:
– Ах, у доктора Куилти сегодня ночью племянника арестовали! Об этом все только и говорят. Говорят, что у него в особняке в Паркингтоне обнаружили такое!
Нина не стала говорить Дорис, что скоро, не исключено, арестуют и самого доктора Куилти, который был не только ай-да-вор, но еще и ай-да-педофил.
Не драть тому больше чужие клыки, не вычищать кариес, не ходить каждый день к Дорис, обжираясь столь вредными для зубной эмали сладостями.
Вряд ли таковые будут подавать в местной тюрьме.
Отведя Дорис в сторону, Нина произнесла, указывая на объявление о поиске дополнительной официантки, на которое обратила внимание накануне:
– Вы же ищете девушку, которая работала бы у вас?
Дорис, вздохнув и отвлекаясь от тяжелых мыслей, кивнула, и Нина, указывая на за обе щеки поглощавшую блинчики Аду, сказала:
– Так возьмите на работу ее!
С сомнением посмотрев на Аду, Дорис спросила:
– Не похожа она на ту, кто умеет работать в кафе…
– Уверяю вас, похожа. У ее родителей имеется ресторан, так что она в курсе, что к чему.
Дорис, посветлев лицом, произнесла:
– Ну, это уже что-то. Только сразу говорю, что комнаты я не сдаю! У нее есть где жить?
Озарение пришло немедленно, и Нина уверенно заявила:
– Думаю, что да. У миссис Гейз на Лоун-стрит 342. Она ведь сдает у себя комнату? Думаю, что теперь исключительно для молодых девиц!
А затем, вернувшись к блаженно попивавшей кофе Аде, сказала:
– Ты ведь работала у своих родителей в ресторане?
Та хмыкнула:
– И не только у них! Если бы ты знала, где и кем еще!
Нина, выложив из портмоне триста долларов, заметила, как сверкнули глаза и затрепетали ноздри Ады.
– Вот смотри, это теперь твои!
– Ты не врешь? – заявила та, протягивая руку к деньгам.
Нина строго ответила:
– Не вру! Но с условием!
Ада вдохнула и отдернула руку:
– Так и знала, что не бывает таких хороших людей. Что я должна делать, с кем сексом заниматься? С тобой, с твоим хахалем, с вами обоими?
Осмотревшись по сторонам, Нина быстро сказала:
– Ты говори потише, прошу тебя! Условие простое – если ты возьмешь деньги, то обещаешь мне, что завязываешь с прошлой жизнью. Ты же сама понимаешь, что ни к чему хорошему она не приведет. Работать будешь здесь, у Дорис, я уже договорилась, а затем мы съездим к миссис Гейз, и я сумею убедить ее, чтобы она сдала тебе комнату, хотя могу себе представить, что в данный момент о квартирантах она и думать не желает. Но ей ведь нужны деньги!
Ада, уставившись на нее, молчала, а Нина продолжила:
– Только если ты примешь мои условия, то обратного пути к твоей прежней жизни не будет. Но ведь ты и сама не хочешь возвращаться в этот ад, Ада?
Та, взглянув на нее, причем уже не как подросток, а как умудренная жизнью женщина, каковой, по сути, она и была, ответила:
– Ну почему же? Там ведь были и занятные моменты, и много роскоши, и встреча с очень влиятельными людьми…
Однако, кладя руку на банкноты, девушка заявила:
– Но ты права, я все время мечтала о том, чтобы появился ангел и забрал меня из этого кошмара. И надо же, он и появился. Ты! Кстати, ты ведь не сказала, как тебя зовут! И вообще, почему ты это делаешь?
Нина, усмехнувшись, поняла, что правильно оценила ситуацию – нет, рецидива у Ады не будет, и она, желая забыть о том кошмаре, в котором жила по злой воле чужих людей, точно не вернется к нему.
– Делаю я это потому, что это единственно верное. А зовут меня Нина. Ну что, еще по порции блинчиков, а потом я отвезу тебя к миссис Гейз?
Убедить Шарлотту было гораздо проще, чем ожидала Нина. Она-то думала, что та в свете ареста своего квартиранта, месье Г.Г., и слышать ничего не пожелает о новой жилице, однако, вняв убедительному шуршанию банкнот, миссис Гейз, которая, как верно писал Набоков, являла собой крайне слабый, несколько мутноватый раствор Марлен Дитрих, во время их делового разговора непрестанно куря вонючую сигарету в бирюзовом мундштуке, сказала:
– Что же, сдам комнату вашей кузине, но только с условием, что она будет помогать мне по хозяйству. Потому что Ло так неряшлива, а Луиза столь нерасторопна!
Гейзиха томно вздохнула, и Нина поняла, что финансовый аргумент – самый весомый.
– Только никаких мужчин! – заявила Шарлотта тоном настоятельницы монастыря. – Я этого не потерплю, да и хватит пока с меня всех этих мужчин, в особенности подозрительных иностранцев. И вообще, у меня малолетняя дочка!
Столкнуться с Лолитой Нине снова не повезло – та была в школе.
Нина энергично кивнула головой:
– Мэм, вы так правы!
А сама подумала, что еще накануне мэм, готовая с головой и в одежде прыгнуть в омут чувственных приключений с месье Гумбертом, и думать ничего не хотела о своей малолетней дочке.
Не вышло.
Смягчившись, Шарлотта пустила в потолок кольцо сигаретного дыма и сказала:
– Ах, милая моя, вы, надо сказать, пришли как раз вовремя. Мне ведь так нужны деньги… Знаете, воспитание непоседливого ребенка в наши дни так дорого… А Ло так прожорлива!
Сгребая деньги, которые в качестве трех первых недельных взносов вручила ей Нина за свою кузину, она добавила:
– Вы буквально спасли меня, милая моя!
Нина не стала просвещать жадную Шарлотту, что и в самом деле спасла ее – от смерти под колесами автомобиля. А также ее непоседливую и прожорливую Ло, являющуюся самой обыкновенной здоровой девочкой двенадцати лет от роду, – от горькой судьбы.
– Рада это слышать, мэм! Ну, тогда моя кузина может вселиться в свою комнату прямо сейчас?
Тепло попрощавшись с Адой, которая уже считала ее свой закадычной подругой и в считаные минуты сумела растопить сердце подозрительной Дорис, лихо обслужив нескольких клиентов в кафе, Нина поцеловала ее в щеку и произнесла:
– Ну, мне пора…
Ада произнесла:
– Так ты уезжаешь? Но ведь мы увидимся?