Над пропастью жизнь ярче

© Литвинов С. В., Литвинова А. В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Все герои вымышлены, все события придуманы.

Ничего подобного в реальной жизни никогда не происходило.

2001 год

Саша стиснула зубы и завела двигатель. Мотор взревел, прохожие шарахнулись. Гаишники, сторожившие въезд на Большую Дмитровку, кинулись к машине.

Она закусила нижнюю губу и разогналась до восьмидесяти.

– Люди! Забор! – простонал любимый.

Александра на полном ходу снесла ограждение. Вылетела, в заносе, на узкую улицу. Сзади взревел сиреной милицейский автомобиль. Спереди, от прокуратуры, кинулись автоматчики. Народ соображал туго, люди по-прежнему шли прямо по проезжей части.

– Господи, помоги мне – сейчас. И я больше никогда!.. Обещаю! Клянусь! – отчаянно прошептала Саша.

И понеслась на максимальной скорости к Тверскому бульвару.

Пешеходы отпрыгивали, матерились вслед.

– Бесполезно, – прохрипел мужчина. – «Перехват» объявят. Из города не выедем.

Но девушка лишь пожала плечами. За секунды долетела по бульвару до Петровки. Трое гаишников выскочили на проезжую часть, замахали палками.

– А танк подогнать? – хихикнула Саша.

И обошла стражей по тротуару, едва не пришибла даму с собачкой (те успели вжаться в стену), погнула колесный диск.

Что я делаю? Как я могу?!

Впрочем, Саша, ты сама хотела умереть.

Вот и получай.

2000 год

Тюльпан на Сашином плече появился случайно.

Шла из института, настроение паршивое, погода дрянь, а на пути – тату-салон с красивым названием «Клеопатра-плюс». И вся витрина в потрясающих фотках: брутальные мужики, загадочные дамы.

Саша из любопытства заглянула. Салон оказался пуст, ей все обрадовались, администратор кинулась варить кофе, обаяшка-мастер принес каталог. Обещали анестезию, комфорт, а еще уверяли, что после татуировки – вся жизнь меняется.

– Любой вам подтвердит: сознание обнуляется. Начинаешь строить судьбу заново. Как сам хочешь, – демонически мерцая глазами, уговаривал татуировщик.

Деньги были, и Саша решилась.

Колоть оказалось почти не больно. Побрызгали спреем, сделали укольчик. Мощный вентилятор охлаждал, грохот музыки вгонял в транс. И картинка выглядела почти красиво, тюльпан с элементами крови.

От унылого настроения не осталось и следа.

Но через час действие анестезии закончилось, рана распухла и самочувствие стало просто адским. Будто не крошечный цветок, а целый сад ей на предплечье выкололи.

Адский сад.

Сад-изм.

Саша вернулась домой. Тихо проскользнула в свою комнату. Заперла дверь, вцепилась зубами в подушку. За стеной, на кухне, мама грохотала посудой. Что-то втолковывала отцу, пытаясь перекричать его телевизор. Взрослую дочку родители не тревожили. А так хотелось, чтобы вошли. Приласкали, поговорили. Пожалели! По-настоящему.

Увы, Саша давно усвоила: жаловаться предкам – себе дороже. Сочувствия получишь на копейку, зато моралей выслушаешь – на пару миллионов, не меньше. Двойка? Сама виновата, не выучила. Горло болит? Нечего мороженое зимой есть.

Лучше все проблемы самой решать. От простуды – втихую проглотить таблеточку, царапину на машине – ликвидировать у гаражных умельцев.

И сейчас тем более смешно ждать сочувствия. Татуировка – увечье, нанесенное по доброй воле.

Ничего. Перетерпим. Скроем. А родителям покажем ближе к лету.

В салоне сказали: больное место не травмировать, одежду по возможности не носить. Спала Саша голышом. Утром, к завтраку, пришлось надеть кофту. За ночь место татуировки распухло еще больше, когда ткань задевала рану, появлялось желание взвыть.

Но родители не замечали ее кислого вида. Утро, отец с отрешенным видом уткнулся в газету, мама мечется между сковородкой с оладьями и холодильником.

– Саша, передай мне хлеб, – попросила мать.

А хлебница у них устроена неудобно, в щелке между микроволновкой и сушкой. Саша потянулась, сделала неловкое движение, задела руку, скривилась от боли. В лицо ей, к счастью, никто не посмотрел, и девушка порадовалась: пронесло. Но тут вдруг отец спросил:

– А что это у тебя на рукаве?

– Э-э… просто грязь. Сейчас переоденусь. – Саша постаралась, чтобы голос звучал беззаботно.

Но родители уже переглянулись. Насторожились. И немедленно ринулись в атаку.

– Саша! Не морочь мне голову. Это кровь, – тоном прокурора молвил отец.

– Не скрывай от нас! Что случилось? – вскрикнула мама. – Это ножевое ранение?!

– Да просто царапина, – попыталась понизить накал страстей девушка.

Но отец строго потребовал:

– Снимай кофту.

Саша, морщась от боли, повиновалась.

– Какой ужас, – ахнула мать. – Только подумать. Ты ведь приличная девушка! Зачем ты сделала это? Зачем?!

– Как зэчка теперь, – пригвоздил папа. – Все будут думать: зону топтала.

– Те, кто топтал, купола церковные себе колют, – буркнула Саша. – По количеству лет отсиженных.

Но родитель продолжал обливать презрением:

– А ты подумала, как это будет выглядеть – когда тебе будет лет восемьдесят? Тюльпан на обвисшей коже, ну и картина.

– Я где-то слышала… – растерянно произнесла мама, – что татуировку можно легко свести. Но только надо это делать немедленно – пока рана свежая. Давай узнаем… Я сейчас позвоню…

– Не буду я ничего сводить! – возмутилась дочь. – И не надо на меня смотреть, как Ленин на мировую буржуазию. Что такого страшного я сделала? Не ограбила. Не убила. А татушки сейчас у всех.

– Ну, да, – поджала губы матушка. – У всех, кто больше ничего продемонстрировать не может и ничего из себя не представляет.

С отчаянным лицом шваркнула на тарелку подгоревший оладушек. Убитым голосом произнесла:

– Что будет дальше? Оранжевые волосы? Кольцо в носу?

Саша сделала вид «мне все равно» – хотя больше всего ей сейчас хотелось расплакаться.

Тоже мне, родители. Семья. Они даже не попытались спросить: зачем? Было ли больно? Почему именно тюльпан?

Впрочем, так шло всю жизнь, с раннего детства. Отец, Иван Олегович, сразу расставил приоритеты. Он – мужчина, кормилец. Работа превыше всего. И вообще девочку должна воспитывать мама.

Ну, Ольга Егоровна – та пыталась. Приобщала дочку к шитью, кулинарии. Рвалась поиграть с ней в куклы. Стать подружкой. Точней, не так. Дочку – превратить в любимую игрушку. Наряжать ее, поучать, причесывать, наказывать.

Но Саша – будто назло – уродилась не куклой, а стойким оловянным солдатиком. Дружила с мальчишками. Хулиганила, играла в футбол. Обожала технику. В первом классе лично починила розетку. Мыслила по-мужски. Слезами своего никогда не добивалась. Что не по ней, сразу в драку лезла.

«Я ждала совсем не такую дочь», – вырвалось однажды у мамы.

А папа неуверенным тоном утешил: «Давай переходного возраста подождем. Может, гормоны взыграют – и расцветет».

Но и в подростковом возрасте превращения из гадкого утенка в лебедушку не случилось. Грудь выросла минимальная, походка осталась пацанской. Упорно ходила в кроссовках и джинсах. Краситься, наряжаться тоже не тянуло. И ни единого женского хобби до сих пор себе не завела. Больше всего любила гонять на машине. Едва исполнилось восемнадцать, пошла в автошколу. Преподаватели говорили, что впервые видят девушку, кого реально интересует устройство автомобиля. Вождение она сдала – единственная из группы! – с первой попытки. Триумфально явилась домой – с новенькими правами.

Иван Олегович изумился:

– А говорили, сейчас без взятки невозможно.

– Или ты заплатила? – нахмурилась Ольга Егоровна.

– Откуда у меня деньги? – пожала плечами дочь. И робко произнесла: – Теперь машина нужна. Хотя бы простенькая. Инструктор сказал, иначе я быстро водить разучусь.

– Интересное заявление, – поджала губы мама. – В восемнадцать лет уже машину ей подавай.

– Мне родители в свое время сказали: хочешь кататься – иди и сам зарабатывай. Я и заработал. К тридцати годам, – подхватил отец.

– Ну, у девушек есть вариант полегче. Можно замуж удачно выйти, – хмыкнула мама. – Но ты ведь к этому не стремишься.

– Я вас поняла, – вздохнула Саша. – Значит, пойду на работу.

– Вместо учебы? – неодобрительно прищурился отец.

– Нет. Буду совмещать.

И нанялась кидать в почтовые ящики бесплатные газеты. Каждое утро убегала из дома в пять утра. К восьми ноги гудели, хотелось не в институт, а поспать.

Но родители бдили, гнали на лекции.

Однако через пару месяцев смилостивились. Испугались, наверно, что она институт бросит. И подарили на день рождения «восьмерку». С битым крылом и вообще сильно б/у. Но машину. Ее собственную. Первую. Самую красивую в мире!

– Опыта у тебя никакого. Поэтому ездить будешь только со мной, – предупредил отец.

Сама Саша считала, что уже водит куда лучше, чем отец: тот свою машину всего за год вдоль и поперек расцарапал. Но благоразумно промолчала.

Пока папа сидел рядом, она разыгрывала из себя трусиху и паиньку. Останавливалась метрах в пяти до стоп-линии. Видела далеко на встречной грузовик – пищала и сразу жала на тормоз.

– Смелее! – командовал отец.

И, кажется, искренне верил, что именно он научил дочь ездить. Хотя знал бы, наивный, насколько сложно Саше было смирить характер. Прикидываться ответственной и осторожной. Не превышать и не подрезать.

Лучшим днем в ее жизни было, когда наконец – одна! На своем авто! – выехала в город.

В автошколе девчонки пугали: «Будет просто ужасно! Новичка все «учить» норовят, а женщин за рулем вообще травят».

Но с Сашей ничего подобного не случилось. Наоборот, сама начала, с первого дня на дороге, объезжать справа скопище болванов на светофоре и стартовать на секунду раньше всех. Мужики – это правда – бесились. Кто мог – потом обгонял, подрезал. Но реальных аварий не провоцировали или это просто она от столкновений легко уворачивалась.

Саша смеялась, когда видела на дорогах типично женские машинки: с мягкими игрушками, брелочками и наклеечками. Лично она считала: настоящие украшения для автомобиля – новые свечи, хорошее масло и качественный бензин. А главное – скорость, скорость!

Любовь погонять обходилась в копеечку.

Женские журналы уверяли, что гаишникам платить не нужно, достаточно похлопать глазками и нежным голоском попросить о пощаде. Саша однажды попробовала, но мент лишь расхохотался:

– Овечку из себя не строй. На радаре – почти двести километров.

– Э… я задумалась.

Взглянуть виновато. Облизнуть губы.

Но гаишник взглянул равнодушно:

– Будем лишение прав оформлять?

И она вытащила кошелек.

На штрафы и на бензин родители ей денег не давали. Поэтому Саша чуть не с первой самостоятельной поездки начала «бомбить». Поначалу брала только дамочек, постепенно осмелела – стала и возле мужиков останавливаться. Пока везло: грабители не попадались, а насильников она, похоже, не интересовала.

И вообще врут, что у таксиста работа собачья. Саше, наоборот, нравилось. Узнаешь город, оттачиваешь мастерство, зарабатываешь деньги, да еще и с интересными людьми общаешься.

И сегодня – после утреннего скандала с родителями – Саша решила: в институт она не пойдет. Какой смысл сидеть на лекции, когда плечо болит смертельно и настроение на нуле? А вот на промысел отправиться можно. За рулем хотя бы отвлечешься.

Для разминки пару раз объехала округу, подвезла двух засонь до метро, малую денежку срубила. Третьим заказом оказался молодой, нервный клерк – рубашка мятая, взгляд дикий. Открыл дверцу, заорал будто она глухая:

– До «Павелецкой» за сколько доедем?

– Двести рублей[1].

Клерк завопил еще громче:

– Я про время говорю!!

– На метро будет быстрей, – усмехнулась Александра.

Парень испуганно покосился на толпу, мрачно бредущую к подземке, и быстро запрыгнул в машину.

За то, что не давал советов, когда переключать сцепление и тормозить, Саша довезла его секретным путем, в объезд пробок.

– Молодца, – похвалил парень. – Личным водителем ко мне пойдешь? На полставки?

Александра взглянула искоса: неужели кадрится? Увы. Лицо совсем равнодушное.

– Нет, мне постоянная работа не нужна, – покачала головой.

– Как хочешь.

Швырнул на приборную панель две сотни и был таков.

А она долго смотрела парню вслед – тот бежал к блестящему, мраморно-зеркальному зданию.

Бизнес-центр на «Павелецкой». Для однокурсниц – любимое место охоты на женихов. Специально подкупали охранников, чтобы просочиться в столовую, пострелять глазами в сторону молодых банкиров.

«Думаешь, татуировка тебе поможет?» – Саша прямо услышала издевательский мамин голос.

Ладно, плевать.

Развернулась и поехала к вокзалу, возле бизнес-центра утром все равно ловить нечего.

…В ряды мафиозных таксистов Александра, разумеется, не совалась. К счастью, многие пассажиры с ними тоже предпочитали не связываться. Выходили на дорогу, чуть в сторону, и голосовали.

Вот и сейчас повезло: у обочины волосатый, похожий на хиппаря чудик. Машет рукой – смешно, как в фильмах про Париж.

Саша остановилась. Чудик боязливо заглянул в пассажирское окошко. Строго вопросил:

– Are you illegal?[2]

Она не удержалась, фыркнула. Но ответила без тени иронии:

– Oh, yes. I’m а godmother. The queen of the crime[3].

Александра уже возила иностранцев и знала: шуток, да еще про зловещую русскую мафию, они не понимают совершенно. Сейчас шарахнется, как от огня.

Однако волосатый оказался не из пугливых. Сбегать не стал, но голос сделал еще строже:

– I mean not you, but your taxi. Is it illegal?[4]

Ох уж эти иностранцы! Обязательно им «шашечки» подавай.

Саша улыбнулась:

– Зато я довезу вас вдвое дешевле.

Аргумент хиппаря убедил. Сел в машину. Немедленно пристегнулся. Неодобрительно покосился на Сашу, у нее ремень безопасности был только накинут, чтоб гаишники не цеплялись. И первым делом, как все чужеземцы делают, похвалил ее «блестящий английский».

– Да бросьте вы, – отмахнулась девушка. – Минимальный словарный запас. Как у обезьяны.

Но волосатик продолжал смотреть с восторгом:

– Я часто ездил на такси, и ни один из московских водителей не говорил так, как вы!

– Я и не водитель, – улыбнулась она. – Я студентка.

– Да вы что! – Голубые глаза пассажира заблистали восторгом. – Студентка? А что изучаете?..

Саша давно подметила: иностранцы что дети: и те, и те ведут себя одинаково. Все им интересно, все внове.

…Институтом своим Александра совсем не гордилась. Выбрала, куда поступить проще. И где учеба не тяжкая. А как сейчас бы хорошо прозвучало: МГИМО. Или МГУ. Но ей пришлось бормотать почти виновато:

– Институт массовых коммуникаций.

– В России есть такой институт? Удивительно, просто удивительно! – продолжал горячиться иностранец.

По лицу видно: не врет. Любопытно ему, в самом деле.

– А что изучаете? – В его глазах светился настолько искренний интерес, что поневоле хотелось впечатлить, поразить.

Только хвастаться нечем.

– Рекламу я изучаю, – пробормотала девушка.

Она-то собиралась поступать на тележурналистику, но родители встали насмерть: «Хочешь новости вести? Саша, не смеши. Туда первые красавицы бьются, попасть не могут. Иди на менеджера по рекламе. Хорошая, перспективная специальность».

Саша послушалась, пошла. И теперь умирала с тоски. Особенно сейчас, когда историю рекламы изучали. Ничего скучнее просто не придумаешь.

Но пассажир от восторга, ей показалось, даже подпрыгнул:

– Да вы что?! Значит, мы с вами почти коллеги! Я занимаюсь маркетингом. Это так интересно!

«Да что здесь может быть интересного?» – едва не ляпнула Александра.

Но почему-то стыдно стало – представляться перед ним эдакой снисходительной, ко всему равнодушной барышней.

Саша дала посыл в мозг: «Быстро! Что-нибудь вспомни!»

И в памяти послушно всплыло, язык затарабанил:

– Да, вы правы. Взять хотя бы эволюцию рекламы любого известного бренда – например, «Форд» или «Кодак». Она читается как крутой детектив!

– Потрясающе! – Волосатик теперь смотрел на нее, словно на высшее из божеств.

А ей и самой стало непонятно: почему она всегда зевает на семинарах? Всяко ведь интереснее, чем кибернетика или названия костей по-латыни.

И Саша не удержалась, похвасталась:

– Я, кстати, английский знаю потому, что литературы по предмету на русском языке мало. Приходится в оригинале читать.

Ожидала нового взрыва восторга, а пассажир, против ожидания, погрустнел.

Может, испугался, когда Александра лихо повернула налево из среднего ряда – иначе пробку было никак не объехать.

– Проблемы? – поинтересовалась она.

– Конечно, – опустил печально голову дядечка. – Вам бы надо в библиотеке сидеть, а приходится деньги зарабатывать.

Саша не стала ему объяснять, что в библиотеке, уже после первого часа, ее начинало в сон клонить неумолимо. Любят нас жалеть иностранцы – и пусть себе жалеют.

Она охотно подыграла:

– А чего поделаешь? Стипендии только на пару заправок хватает…

Тут пассажир и выдал:

– А вы не хотите в Америку поехать?

– Кто меня там ждет? – усмехнулась она.

И покосилась на его левую руку. Обручальное кольцо имелось – потертое, заслуженное. Да и лет дядечке – под пятьдесят, дрябленький, сутулый. Хотя и косит под хиппи.

Но оказалось, он ее не в жены звал.

Принялся рассуждать:

– Реклама и маркетинг – близнецы-братья, специальности очень схожие. Я заведую кафедрой и допустим… допустим… хочу, чтобы мои студенты прослушали дополнительный курс по истории… скажем, рекламы древней Руси. Была она у вас?

Саша понятия не имела, но сориентировалась мгновенно:

– Конечно, была. Вы знаете, что такое лапти?

– Lapti?

Она объяснила. А потом, наморщив лоб, с огромным трудом перевела на английский: «Лапти, кому лапти! Тончайшее плетение, удобные, мягкие, долговечные!»

Иностранец улыбнулся лукаво. То ли слоган понравился, а скорее понял, что над ним издеваются.

И Саша бросилась исправлять положение:

– Но я бы лично древнюю Русь не брала. Куда эффектнее реклама на стыке двух эпох. Сравнительный анализ ее дореволюционных образцов и аналогов советского времени. Различия в подходе, видении. Или, наоборот: рассмотреть наше время. Тоже переходный период. От примитивного «Храните деньги в сберегательной кассе» советских времен – к нынешнему разгулу. «Бедным вход воспрещен». Недавно сама такую табличку видела на дверях магазина.

Все силы вложила в свою речь, даже проскочила поворот.

Но иностранец этого не заметил. Он рассеянно молвил:

– Да. Это может быть действительно интересно. Хотя курс свой читать вам, конечно, никто не позволит.

– Это почему? – возмутилась Александра – мечтания чужестранца ее полностью захватили.

– Нужна степень магистра. Как минимум.

– Ну… – сразу расстроилась девушка. – Мне до этого еще три года.

– Ладно, – деловито заявил пассажир. – Что-нибудь все равно придумаем.

И больше никаких манящих речей не вел.

Саша тоже молчала, изо всех сил притворялась, что не расстроена.

Никак она не привыкнет, что пассажиры, в основном мужики, обожают, пока едут, наобещать с три короба. А потом даже чаевых не дают.

Волосатик – тот хотя бы ей визитку оставил. Звали его Стивен Хокинс, и он действительно оказался заведующим кафедрой, Ph.D, да еще в Университете Сан-Франциско.

– У меня визитки нет, – вздохнула Александра.

– Скоро будет, – оптимистично заверил американец.

И записал в свою потрепанную книжечку ее электронный адрес.

Но что он ей напишет – девушка никак не ожидала.

Однако уже через неделю получила полное восклицательных знаков письмо:

«Дорогая Саша!

Я все узнал! Наше с вами сотрудничество возможно! Более того, оно абсолютно реально!!!

Оказывается, наше правительство реализует огромное количество обменных программ между студентами российских и американских вузов. Некоторые из них покрывают лишь небольшую часть расходов, однако существуют такие, которые включают в себя полную оплату обучения, проживания в кампусе, учебников, авиабилетов и медицинской страховки. И как раз сейчас – осенью – самое время подавать документы на следующий год!!!

Конкурс, разумеется, серьезный, но открою вам тайну: в этих программах огромное преимущество имеют те, у кого есть приглашения из американских университетов. Я, со своей стороны, вам с огромным удовольствием это приглашение вышлю. Более того, я уже обсуждал данный вопрос с руководством, и оказалось, что наш ректор принимает самое непосредственное участие в отборе студентов. Поэтому, если ваше решение приехать учиться и жить в США еще в силе, срочно собирайте документы (ссылка на их пакет – ниже). Крайний срок подачи заявлений истекает через неделю».

Саша читала – и только глазами хлопала. Потом отправилась по ссылке изучать все, что написано о программе. Оказалось, правда: полный шоколад. Мало что живешь, учишься, ешь бесплатно – еще и стипендию дают!

И ничего особо делать не надо. Написать заявление, биографию, эссе. Принести копию школьного аттестата, выписку из зачетки, три характеристики. Хлопотно, но результат того стоит.

«Может быть, этот Стивен – вроде доктора Лектора? – запоздало испугалась она. – Вызовет меня в Америку, а потом посадит в подвал и на кусочки разрежет?»

Впрочем, пусть ее сначала в Штаты возьмут. А потом – на территории свободной страны – будем думать, как бороться с маньяками.

Родителям Саша, как всегда, ничего не рассказала. Зачем? Согласия испрашивать не надо, она совершеннолетняя. А мнение предков о своей затее она и так знала. Скажут: «Смеешься? Кому ты там, в Америке, нужна?»

Неделю она носилась как сумасшедшая, составляла на саму себя характеристики, переводила их на английский, подписывала у преподавателей. Ужимала курсовик по рекламному девизу до размеров эссе. Заплатила сумасшедшие деньги за перевод и нотариальное заверение зачетной книжки.

Документы у нее приняли. Теперь осталось самое тоскливое: ждать. Через два месяца обещали сказать: или до свидания, или добро пожаловать на второй тур. Сдавать тест по английскому. Сложнейший.

Стив из-за океана велел:

– Готовиться начинай прямо сейчас. Чем выше будет результат, тем больше шансов.

– А если меня не позовут на экзамены?

– Тебе английский, что ли, помешает?

Хорошо ему, нэйтив спикеру, говорить.

Тест состоял из трех частей. Первая – восприятие на слух. Понимала Саша пока не больше половины, но надеялась: разобраться успеет. Говорили дикторы медленно, акцент почти академический. Второй блок, грамматика, для русского человека тоже не самое страшное. И в школе, и в институте – только ее и учат. Но вот третья часть, чтение, оказалась запредельной. Тоскливые, заумные, очень сложные тексты. Самое короткое предложение из восемнадцати слов, специально посчитала. И вопросы к текстам: обязательно хитрые, с подковыркой. Американцы, которые составляли задание, явно прилагали все силы, чтобы довести несчастного чужеземца до отчаяния. Саша чувствовала себя партизаном, сбившимся с пути в глухом лесу. И который все глубже, глубже тонет в болоте.

Девушка сразу поняла: тренироваться на книгах с газетами бесполезно. Статьи для людей и для университетского экзамена отличались разительно. Надо сидеть над сборником таких же текстов. Монотонно и тупо читать, читать, отвечать на вопросы, а потом смотреть ответы и разбираться с ошибками.

Саша узнала: в Библиотеке зарубежной литературы экзаменационные материалы в читалке, в свободном доступе. От квартиры с институтом не близко, зато место приятное. Неплохой буфет. И студенты совсем другие, нежели в их клоаке коммуникаций. В основном детки богатых родителей. Из МГИМО, МГУ, Плешки.

«Может, утереть родителям нос? Познакомиться с кем-то из мажоров?!» – размечталась Саша.

Она, конечно, не красавица. Спина сутулая, груди нет, губы слишком тонкие, скулы выдаются, волосы никакие. Но зато стройная, и глаза бархатные, как южная ночь, пьяненький пассажир в ее такси однажды комплимент ей отвесил.

Может, дело в том, что она сама ни на кого не смотрит?

И Саша, сначала боязливо, а потом все увереннее, стала поглядывать на парней. Улыбалась им у стойки буфета. Просила достать с верхней полки учебник. Здоровалась с теми, кого видела не впервые.