Одуванчики в инее

Эхо разносилось по всей лестничной площадке. Слова ее цеплялись за лифт в чугунной клетке, скользили по перилам и доползали до меня странным, отдаленным звуком.

– Ты поспи еще! Я быстро! – повторила она, торопясь сбежала по лестнице, и тяжелая входная дверь захлопнулась за ней с грохотом.

Я сразу отправился вниз. Не так уж часто случалось, когда кто-то заболевал достаточно сильно, чтобы ему разрешили остаться дома, и для меня такие дни были настоящим праздником. Я с размаху постучал кулаком в дверь Пантика.

– Открывай, старина! – закричал я весело. – Не воры и не какашники, не бойся!

По другую сторону двери ничего не произошло. Словно там никого и не было. Ни ответа, ни шуршания, ни скрипа колес по паркету. Конечно, Пантик не мог оказаться у двери в два счета, но обычно он хотя бы кричал что-то в ответ. Я подождал и постучал еще раз. Ничего. Я снова позвонил и постучал, крикнул, что это я, хотя это и так было понятно. В квартире было пусто и беззвучно. Я уже подумал, что мне послышалось что-то не то и мама Пантика вовсе не обращалась к сыну, как вдруг колеса все-таки медленно подъехали к двери, и она приоткрылась.

Улыбка застыла у меня на лице. Пантик выглядел ужасающе. Белый, как смерть, и с синяками под глазами в пол-лица он, ссутулившись, сидел в коляске и держался худой рукой за дверную ручку.

– Ты что так смотришь? Привидение увидел? – сопя и еле улыбаясь, сказал Пантик.

Я заставил себя встрепенуться. Если он еще шутил, значит, все было не так страшно. Он шире открыл дверь, и я зашел. Квартира Пантика была похожа на нашу квартиру, но атмосфера тут была совершенно иная. Спокойнее, что ли. Может, потому что здесь не обитало вредных кошек.

– Что это с тобой? – робко спросил я, следуя за ним в детскую.

– Поможешь? – вместо ответа сказал Пантик и взглядом указал на кровать. – Что-то у меня совсем сил нет.

Я закинул его руку за плечо и перетащил из коляски в кровать, что оказалось совсем нелегко. С облегченным вздохом он опустился на подушку. Я огляделся. Его комната была не больше моей, но казалась куда просторнее, так как ее не загромождали шкафы и полки. В углу и на тумбочке висели и стояли многочисленные иконы. Меня это не удивляло, я знал, что семья Пантика ходит в церковь. Каждое воскресенье они вставали ни свет ни заря и направлялись на звон колоколов, наполняющий сонный городской воздух.

Я знал это, потому что сам любил вставать рано по воскресеньям, чтобы залезть на крышу и насладиться особенностью этого короткого, заколдованного времени, когда улицы тихи, а раскатистый звон сотни колоколов разливается волнами по розовеющему небу, как по морю. Мне всегда казалось, что только я слышу эту пронзительную симфонию, хотя это, конечно, было не так.

Внизу на звон стекались бесчисленные незаметные шаги, которые, в отличие от меня, лениво валяющегося на прохладной крыше, следовали призыву звона. Я знал, что когда-нибудь крикну вышедшей во двор семье Пантика, чтобы они подождали меня, но пока я просто предпочитал грызть яблоки под этот концерт и разглядывать меняющиеся краски неба.

– Родили инвалида себе на голову, – возмущалась тетя Юля в рамках посиделок бабинца, – вот теперь пускай и мучаются. Мы что, в Средневековье живем, что ли? УЗИ нельзя было сделать во время беременности?

– Ну а, может, там не было ничего видно, – пожала покатистыми плечами тетя Света. Она любила противоречить тете Юле, даже если и придерживалась ее мнения.

– Это у тебя через всю сладкую начинку, наверное, ничего толком не увидишь, – помахала тетя Юля в районе живота не на шутку насупившейся тети Светы. – А у Любки-то все как по телевизору видно должно быть.

Я помешивал свой мирно булькающий на плите рис и вынужденно слушал речи бабинца.

– Вообще-то, Пантик на одни пятерки учится, – не выдержал я.

– Угу, – протянула тетя Юля, стуча вилочкой по тарелке с пирогом. – Только когда он выучится, он на фиг никому не нужен будет. Родители помрут, а несчастный инвалид прямиком в интернат или дом для престарелых отправится. Там и будет гнить до конца своих дней. Кому это надо, скажите мне, пожалуйста?

Тут во мне что-то лопнуло, и я резко повернулся к скучающе-покуривающему бабинцу.

– Да с чего вы это взяли-то? – слегка прикрикнул я, и на меня взглянул десяток подведенных глаз на выкате. – Пантик уже знает, в какой он хочет поступить университет и на что. В отличие, кстати, от всех нас, остальных ребят. Почему у него все должно быть так плохо-то?

– Воробышек, успокойся, – устало шикнула на меня мама.

– Ну, допустим, поступит он, допустим даже, окончит он свой долбаный университет, – слегка, но с готовностью разозлилась тетя Юля. – Дальше что с ним будет? Какой работодатель его на работу-то возьмет? Я понимаю, ты еще маленький и ничего не соображаешь, что с тебя взять. Но я могу объяснить! – Я не хотел, чтобы она мне что-либо объясняла, но это, видимо, не было предложением. – У моего мужа свой бизнес. Ну, приходит к нему выпускник с пятерками, но в коляске. Ты представляешь, сколько денег моему мужу надо вложить во всякие пандусы, лифты, специальные туалеты и прочую хрень? Думаешь, он на это пойдет? Нет, конечно! Он же не благотворительная, бляха муха, организация! – На последних словах тетя Юля прямо развеселилась. – Нет уж, он возьмет любого другого, пусть с четверками, но нормального человека. Понял почему?

Меня начало тошнить. Борька Захаркин все-таки сильно удался в свою маму, но чтобы ее переплюнуть, ему понадобилось бы еще много времени. Мне хотелось демонстративно выйти, но я не мог оставить рис на сгорание. Я резко к нему отвернулся, схватился за ложку и стал яро намешивать его, словно варево.

– Эх, – с наигранным сочувствием вздохнула рыжая и изнеженная тетя Женя, мама спортсмена и красавца Давида, который, несомненно, представлялся всем идеалом генофонда страны. – Надо было бы им ребеночка-то на причащения поводить. Водички святой ему попить дать. Свечи намоленные по уголочкам расставить. Ну и по бабочкам… по бабкам то есть, повозить. Как-то они слишком материаль… мате… материалистично настроены. Вот. Все доктора да уколы. Надо же и о высшем подумать. Все ведь знают, что такие дети-кресты за страшные грехи даются.

Это, судя по обильному поддакиванию, знали все. Чего не знал никто, так это то, что семья Пантика каждую неделю неизменно ходила в церковь, так как в столь раннее время бабинец по воскресеньям коллективно дрых. Далее последовали бурные предположения о возможных смертных грехах родителей Пантика, но рис, к счастью, успел довариться, и я трясущейся рукой наложил себе горочку на тарелку и быстро покинул кухню.

– А они от Морры помогают? – задумавшись, спросил я, глядя на золотые оправы.

– От кого? – удивленно переспросил Пантик.

– От Морры, – повторил я. – Она же приходит ночью и сидит под кроватью. От нее надо так прятаться под одеялом, чтобы ничто ни в коем случае не выглядывало. А то…

Еще пока говорил, я понял, что совершенно не уверен в том, что Морра, подстерегающая торчащие из-под одеял конечности, общественно признанная страшилка, а не плод моей фантазии.

– А то? – поинтересовался Пантик.

Я пожал плечами. Я и сам толком не знал, чего такого ужасного Морра делала с плохо спрятавшимся ребенком.

– Я Морру из Муми Троллей знаю, но там она не сидит под кроватями, – сказал Пантик.

Я всерьез задумался.

– Но если тебе будет спокойнее, можешь взять с собой икону, – великодушно добавил Пантик.

– Правда? – обрадовался я.

Он кивнул, и я стал рассматривать все, пытаясь сделать выбор. В глаза мне сразу бросился один небородатый молодой мужчина, тем самым выделявшийся среди остальных.

– Пан-те-ле-и-мон, – медленно прочитал я надпись рядом с ним и озадаченно взглянул на Пантика. – Это ты, что ль? Пантик?

– Ну, как сказать, это мое полное имя, да, если ты это имеешь в виду.

Вот и открытие дня. Раньше я почему-то ни разу не задумывался о том, что Пантик могло быть неполным именем. Я выбрал маленькую иконку, чтобы не наглеть, и сунул ее в карман.

– Так что с тобой? – повторил я.

Пантик слабенько отмахнулся.

– Просто не очень хорошо себя чувствую, вот и все, – нехотя сказал он. – Какие планы по поводу нашей бессмертной соседки?

Я оживился и начал охотно рассказывать о подсматривательной трубе, как что-то меня ослепило. Я слегка оторопел. Пантик лежал на кровати практически неподвижно, так что виновником быть не мог. Я выглянул в окно и сразу разглядел источник зла.

– Вот гады! – крикнул я, стукнув кулаком по подоконнику.

– Кто? – испугался Пантик.

– Братья Тесла! Так я и знал, что они зря время терять не будут…

– А что они делают? – Пантик даже слегка приподнялся на локтях.

– Высматривают что-то в громадный бинокль на нашей стороне. Нетрудно догадаться, что именно.

Мне хотелось ругаться, но я взял себя в руки. Пантик этого не любил. Об этом преимуществе противоборствующей стороны я заранее не подумал.

– У тебя есть маленькое зеркало? – пришла мне вдруг в голову идея.

Зеркальце было в ванной, и я метнулся туда за ним, не успев почувствовать угрызений совести от того, что копаюсь в чужих вещах. В детской я высунул руку с зеркалом в окно, поймал солнечный луч и направил его прямо во вражеский бинокль. Эффект не заставил себя ждать. Ярик или Славик, точно с такого расстояния сказать было невозможно, отпрянул как ошпаренный. Я издал торжествующий крик и ударил свободным кулаком в воздух.

– Есть!

– И теперь ты так и будешь там сидеть с вытянутой рукой? – отрезвил меня Пантик.

– Нет, ты, – шально улыбнулся я, но тут же осекся. Над больными шутить было нельзя. – Прости…

– Да нет, я могу посматривать за ними, – самоотверженно предложил Пантик. – Время от времени… Если смогу подняться…

Тем временем бинокль в окне близнецов пропал.

– Ладно, думаю, они там все равно много не увидят, – сказал я и закрыл окно. – Мне надо, чтоб ты подумал, как лучше сделать зеркальную конструкцию в моей трубе.

Пантик задумчиво кивнул.

– А кроме трубы?

– Кроме трубы… Кроме трубы надо заняться самым настоящим шпионством, – признался я. – Следить за гостями Ляльки Кукаразовой и попытаться понять, что их связывает.

– Да, хорошая идея, – улыбнулся Пантик. – Наверное, это будет ух как интересно! Кто первый?

Я потупил взгляд. Пантик попал прямо в мою больную точку. Разумеется, первопроходцем должен быть вожак, то есть я. Но Вольным птицам попался вожак с большой помехой. Страхом перед наружным миром, находящимся за аркой. «Ради такой цели, – уговаривал я себя беспрестанно с тех пор, как понял, что выхода в свет не избежать, – ради такой цели надо себя пересилить, Воробей. Будь же ты достойным своего имени!»

– Я, – заставил я произнести себя. – Я пойду первым.

Тетя Женя (мама Давида)

Стоит в зеленом платье и с роскошно рассыпающимися по спине рыжими волосами у плиты и варит борщ. На фартуке нарисована большая белка с ягодами рябины. Беспрестанно улыбается. Тетя Женя, не белка.

Ой, знаете, как это тяжело быть мамочкой такого таланта. (Шепчет.) Чтобы не сказать гения, но в спорте это слово почему-то считается неуместным. Где тут справедливость, скажите мне, пожалуйста. (Встряхивает свое гривой и снова обнажает безупречные зубы). Не сочтите меня гордой, но все-таки я считаю, что мамочки спортсменов – это настоящие матери-героини. Это же сколько поддержки надо, сколько переживаний, сколько сил моральных и физических…

Физических? Ну, потому что с ним же на сборчики… на сборы надо ездить, еду полезную готовить… Все это не так-то просто. Зато сто́ит того! Сто́ит! Вот увидите, будет мой Давидик еще настоящей звездочкой отечественного горнолыжного спорта! Это детишек еще обделяют, а взрослых чемпиончиков-то как балуют квартирами, машинами! Не зря же я все-таки сына родила. Хотя, когда узнала, так плакала, так плакала… Уже жалела даже, что на таком позднем сроке узнала, прости господи… (Осеняет себя крестным знамением.)

Как это почему? Ну, все же девочку хотят! Нет, ну вы сравните, ангелочек такой розовенький миленький и дикий грязный сорванец. Ласковая, спокойная птичка или орущий гаденыш с поломанными костями. Что тут сказать… Единственное утешение, так это то, что среди мальчиков все-таки больше будущих успешных богатых людей (смеется). Должны же все мучения когда-то воздаться?

Муж-то, конечно, гордится! Еще бы. Мы же изначально решили, что у нас будет только один ребеночек, в которого мы вложим по максимуму. И сил, и денег. Должно было окупиться. (Машет капающим половником в воздухе.) А то какой смысл рожать да рожать детенышей бесцельно? Мы же не свиньи, правда? Дал же нам боженька мозги, пользоваться надо. Ой, кстати! Вода у меня святая кончилась, надо бы, чтобы кто-нибудь набрал в церкви…

(Изумление.) Да вы что, разве не знаете, как этим пользоваться? Уголочки покрапить надо в квартире, цветочки тоже, чтобы лучше росли, лыжи я Давидочке натираю перед соревнованиями… А вот в последнее время знаете, что тут у нас творится? (Шепчет со страшными глазами.) Бес канализационный у нас завелся! Вот так вот! Стоит, извиняюсь, удалиться в одно место, как такие думы нехорошие сразу обуревают… Голова даже кружиться начинает! И у всех так! У всего подъезда! У всех уже, еще раз извиняюсь, проблемы с кишечной деятельностью в связи с этой пакостью… Вот надо полы святой водичкой помыть… Я уже подумывала спустить ее и в ту самую канализацию, но, наверное, это как-то так не делается… Спросить бы у батюшки… Так они ж по вызову не приходят! Только если там освящать что-нибудь. Деньги им нужны, все деньги да деньги! Бога бы побоялись! Где еще найти настоящих священников, скажите, пожалуйста! Эх, куда этот мир катится?

Примечания