Отчаянный холостяк
– Простите, – пробормотала Гвин. – Я мало знаю про войну с Францией.
– Это видно, – заметил Торн.
– Вообще-то я в то время жила в Берлине, – не осталась в долгу Гвин.
– И мы все знаем, что в Берлине не выходят газеты, – язвительно сказал Торн.
Мать гневно посмотрела на них обоих, потом обратила свое внимание на майора Вулфа.
– Знаешь, Джошуа, не нужно так официально с нами разговаривать. Ты же мой племянник, а значит, член семьи.
– Да, старина, я собирался сам об этом вчера сказать, – добавил Торн. – Вы будете выделяться в обществе, если и дальше будете использовать такие обращения как «ваша светлость», «миледи» и прочие. Так какой-нибудь юнец может говорить. Я знаю, что мы с Гвин не являемся вашими кровными родственниками, но мама правильно сказала: вы – член нашей семьи, в особенности раз теперь ваша сестра вышла замуж за нашего единоутробного брата. Кроме того, вы сами – внук герцога. Так что, ради всего святого, прекращайте использовать все эти почтительные обращения к титулованным особам.
– Я пыталась ему это сказать два дня назад, но он не слушает, – вставила Гвин.
Майор вопросительно приподнял бровь.
– Простите, леди Гвин, но мне было сложно запомнить многочисленные указания, которые вы мне давали, как и просьбы.
Он опасно близко подошел к упоминанию ее желания научиться стрелять. Судя по блеску в его глазах, он тоже это знал.
– Да уж, Гвин у нас такая. Всегда всем дает указания, – заметил Торн.
– Я?! – Гвин скрестила руки на груди. – Именно ты говорил и говорил о его одежде, и никак не мог успокоиться.
– Замолчите оба! – приказала мама. – Я не хочу слушать эти пререкания на всем пути до «Золотого дуба».
Торн закатил глаза.
– Мама, мы больше не дети, и уже много лет не дети.
– А мне кажется, что вы до сих пор не повзрослели, – заявила она. – Мой племянник – единственный, кто ведет себя здесь подобающим образом.
– Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь считал, что я веду себя «подобающим образом», включая мою сестру, – заметил майор.
Одно упоминание любимой маминой племянницы смягчило ее.
– Я уже давно собиралась тебе сказать, Джошуа, – это так мило, что ты едешь с нами и собираешься прийти на бал, где твою сестру будут представлять высшему обществу. А она знает, что ты приедешь?
Майор Вулф украдкой взглянул на Гвин: в его глазах стоял немой вопрос. Когда она едва заметно покачала головой, Джошуа ответил:
– Нет, это будет сюрприз.
– Так еще и лучше! – воскликнула мама. – С нетерпением жду вашей встречи! Представляю ее выражение лица, когда она увидит, как ты заходишь в лондонский особняк – неторопливо, будто прогуливаешься по городу…
– В таком случае я обязательно попытаюсь именно так зайти в дом, если только и для того, чтобы порадовать вас, тетя, – сказал Джошуа с плохо скрываемой злобой, хотя при этом не встречался взглядом с Гвин.
Мама не уловила скрытого смысла его слов, потому что была очень возбуждена от одной мысли о том, как удивится Беатрис. Но Гвин мгновенно уловила, как майор Вулф отреагировал на произнесенную мамой фразу, и ей стало его так жалко, что аж сердце сжалось. Сколько раз в день люди бездумно произносят подобные вещи? Почему они так невнимательны? Как часто ему приходится притворяться, что он не заметил подобные оговорки?
– Очень жаль, что ты также не сможешь присутствовать на представлении Беатрис при дворе, – весело продолжала мама. – Хотя, возможно, Грею удастся раздобыть для тебя приглашение, если он поговорит с нужными людьми.
– Пожалуйста, не напрягайте его. Это не нужно, – слова майора скорее прозвучали как приказ, а не просьба. – Для меня будет вполне достаточно посетить бал, на котором Беатрис будут представлять высшему обществу.
Гвин поморщилась. Все это для него явно будет пыткой: его вынуждают вращаться в высшем обществе, когда он этого совсем не хочет. Но это может пойти ей на пользу. Может, ей удастся уговорить его хотя бы разок или пару раз остаться в особняке, пока она присутствует с друзьями на светских мероприятиях. С друзьями, от которых легко ускользнуть. Фактически ей потребуется всего один раз, чтобы передать деньги Лайонелу.
– А почему ты вдруг решил присоединиться к нам в Лондоне? – спросила мама. – Беа была уверена, что ты не приедешь, даже если она тебя попросит.
Джошуа быстро взглянул на Гвин, задержав взгляд на ней буквально на долю секунды, потом резко отвернулся и сухо произнес:
– Я скучал по ней.
Гвин очень хотелось фыркнуть, и она сдержалась с большим трудом, она также видела, что ее брат прилагает большие усилия, чтобы не рассмеяться.
– Это так мило! – Мама сурово посмотрела на Торна. – Как жаль, что у близнецов не сложилось таких теплых отношений. Нет между ними такой близости! Но Торн так и не простил Гвин за то, что не вернулась вместе с ним в Англию, когда он поехал вступать в права наследства, достигнув совершеннолетия.
– Мама, – многозначительно произнес Торн с болью в голосе.
– Что? Это правда.
– Может, и так, но я уверена, что это неинтересно майору, – заметила Гвин. – Он не хочет слушать про наши семейные дрязги.
– Как раз наоборот. Внимательно слушаю, – сказал майор Вулф.
И очевидно, что еще и внимательно смотрел, потому что от его взгляда у Гвин внутри появились какие-то странные ощущения.
– Все началось, когда у Гвин появился этот особенно назойливый поклонник. Столько от него было беспокойства! – вспомнила мама.
Гвин умоляюще посмотрела на Торна, но он на этот раз не знал, что сказать. Он дара речи лишился!
– Я забыла, как его звали, – продолжала мама. – Вроде Хейзел-что-то-там-еще?
Хейзелхерст был еще одним ухажером Гвин. Слава богу, что у мамы не очень хорошая память. Гвин особенно радовалась тому, что мама не помнит всю довольно долгую историю ухаживаний за ее дочерью тех мужчин, за которых она в конце концов так и не вышла замуж.
– Да, мама, это был Хейзелхерст, – сказала Гвин, но в данном случае соврать стоило.
– В любом случае, насколько я понимаю, Торн очень плохо с ним обошелся, наговорил ему массу неприятных вещей, и он поступил на службу в военно-морской флот, – продолжала мама. – А Гвин его так никогда и не простила.
– Хейзелхерста? Или Торнстока? – спросил майор Вулф, изучающее глядя на лицо Гвин.
– Обоих, – ответила ее мать. – Умыла руки. На обоих обиделась.
– И ты меня обвиняешь в этом? – фыркнула Гвин. – Торн не должен был прогонять Хейзелхерста, а Хейзелхерст, в свою очередь, не должен был позволять Торну выгнать себя вон.
– В особенности если дело было только в том, что ваш брат «наговорил ему массу неприятных вещей». Это такая мелочь, такая банальность, – заметил майор. – Если этот самый Хейзелхерст не смог за себя постоять при таких обстоятельствах, то ему явно тяжело пришлось в военно-морском флоте. Это суровая школа.
– Не сомневаюсь, – сказал Торн, который наконец пришел в себя и собрался с мыслями. – Я слышал, что на военных судах до сих пор используются телесные наказания. Это правда, майор?
Джошуа пожал плечами:
– Зависит от командира корабля. Я видел, как матросов пороли на некоторых судах, а на других телесные наказания вообще не применялись.
Торн определенно нащупал тему, интересную для майора, потому что они вдвоем стали обсуждать отношение к морякам на военных кораблях, сражения, в которых участвовал майор Вулф, и самые разные военные темы, которые интересуют мужчин.
При других обстоятельствах Гвин тоже заинтересовалась бы этим разговором. Однако в этот день она слушала вполуха и не могла сосредоточиться ни на чем, кроме своего облегчения. Беды удалось избежать.
Но насколько? Что, если мама вспомнит еще что-то из прошлого Гвин, что заставит ее врать? Или теперь мама наконец удовлетворена, поскольку высказала свое мнение?
Представление Гвин высшему обществу будет определенно сопряжено с гораздо большим количеством угроз и опасностей, чем она ожидала. Потому что меньше всего на свете ей хотелось, чтобы майор Вулф – или кто-то из ее семьи – узнал правду о ее прошлом с Лайонелом Мэлетом.
Глава 5
Они останавливались каждый час, чтобы поменять лошадей, и время от времени одна или другая дама выходила из кареты по зову природы. Но стоянки были слишком короткими для того, чтобы Джошуа мог сам выйти из кареты и разработать больную ногу. При обычных обстоятельствах ему бы это не потребовалось, пока они не остановились бы на ночлег, – если бы он мог ее полностью вытянуть и избежать судорог.
Но, к сожалению, вытянуть ногу полностью было невозможно, пока он сидел напротив леди Гвин. Он не мог себе позволить засунуть сапог под элегантное зеленое платье, в котором она отправилась в путешествие. Для начала он не хотел его испачкать, как и плащ, надетый поверх платья и очень дорогой по виду. С другой стороны, даже если она все правильно поймет, Джошуа опасался, что его собственное воображение начнет усиленно работать, и он будет представлять запретные места у нее под юбкой, стоит только одному его сапогу оказаться там.
Если бы Джошуа запустил сапог под юбку своей тети, она, вероятно, не стала бы возражать против такого вторжения в ее личное пространство. Но как бы Джошуа ни пытался устроиться напротив тети, у него ничего не получалось, и он каждый раз оказывался напротив леди Гвин. За этим стояли или его тетя, или Торнсток, или оба. Он не думал, что леди Гвин имела какое-то отношение к такой рассадке в карете. И вообще она молчала с тех пор, как они с Торнстоком стали обсуждать военные темы.
Через некоторое время леди Гвин заснула. И только тогда Джошуа осмелился протянуть ногу вперед так, чтобы его сапог оказался у нее под юбкой. Но было уже слишком поздно. Так что, когда они остановились перед гостиницей «Золотой дуб», Джошуа практически выпрыгнул из кареты, желая поскорее выбраться из тесного пространства. Сейчас ему хотелось только прогуляться, чтобы вернуть ноге чувствительность, потом вкусно поесть, выпить стаканчик бренди и посидеть перед горящим камином, поставив больную ногу в ведро с горячей водой, чтобы стопа и икра наконец отошли.
Джошуа радовался, что при желании он сможет все это проделать в одиночестве, потому что герцог снял для него отдельный номер и сообщил ему об этом заранее. Определенно быть «героем войны» неплохо, это дает кое-какие преимущества.
– Куда ты собралась, Гвин? – спросила тетя, а он услышал.
– Прогуляться, мама. Мне нужно немного подышать свежим воздухом. Я ненадолго.
Проклятье! Эта женщина прямо в эти минуты уже шла через двор в своем дорогом плаще и шляпке, направляясь с территории гостиницы к арке, сквозь которую они только что въехали во двор. Торнсток провожал тетю Лидию в гостиницу, а услышав сестру, остановился и быстро кивнул Джошуа. Было очевидно, что работа Джошуа в качестве телохранителя начиналась прямо сейчас.
Он с трудом удержался, чтобы не выругаться, изменил курс и последовал за молодой женщиной.
– Леди Гвин! – крикнул он.
Она остановилась, чтобы оглянуться, и явно удивилась.
– От вас не требуется меня сопровождать, майор. Я уверена, что вы сейчас не меньше, чем Торн, хотите выпить кружечку эля.
– Вам нельзя ходить по незнакомому городу без сопровождения.
– Почему нет? – Она развернулась, чтобы продолжить путь. – Я постоянно гуляю в одиночестве за городом. И сейчас еще даже не стемнело.
– Вскоре стемнеет. – Джошуа догнал ее. – В любом случае, независимо от того, темно сейчас или нет, Мэлет мог ехать за нами на всем пути от поместья и ждать как раз такой возможности, чтобы вас похитить.
– Сомневаюсь. Он… – Она замолчала, словно поняв, что собирается сказать какую-то глупость. Затем она поплотнее запахнула плащ вокруг себя. – Хорошо. Но я собираюсь посмотреть церковь Святой Марии Великой и вернусь в гостиницу только после этого. Вы уверены, что хотите идти так далеко? Прогулка со мной не… м-м-м… будет слишком болезненной для вашей ноги?
Джошуа задумался, стоит ли говорить правду, и наконец решил, что ничего не добьется, если будет врать.
– Для меня болезненна не ходьба. Для меня трудно подолгу ездить в карете. Ногу начинают сводить судороги, если я долго сижу на одном месте и не двигаюсь.
– О боже! – Казалось, что леди Гвин искренне расстроена. – Я не знала. Мы можем что-нибудь сделать, чтобы хоть как-то вам помочь?
«Позволить мне завтра засунуть ногу вам под юбку так далеко, как я посмею. Взять мою ногу вашими красивыми ручками сегодня вечером и массировать ее, пока я не засну».
Проклятье!
– Нет, – резко ответил он. – Я привык к этим проблемам.
– Надеюсь, вы скажете нам, если мы хоть как-то можем облегчить ваше путешествие. Чтобы вам было лучше.
– Скажу. – Пора было менять тему, пока образ того, как она делает ему «лучше» несколькими способами, не вынудил его думать о совсем неразумных вещах. Хватит этих похотливых и сладострастных мыслей! – Меня интересует один вопрос. Что именно ваш брат сделал или сказал этому Хейзелхерсту, если он предпочел сбежать на войну, вместо того чтобы жениться на вас?
– Во-первых, не факт, что Хейзелхерст женился бы на мне, даже если бы остался.
– А вы тогда не были наследницей?
– Была.
– В таком случае он бы на вас женился. – Как только слова вылетели у него изо рта, Джошуа понял, что они звучат очень оскорбительно. – Боже, я не…
– Для вашего сведения: я не имела в виду, что он мог бы решить не жениться на мне, – заявила леди Гвин, чеканя каждое слово. – Я имела в виду, что это я могла бы решить не выходить замуж за него.
– Конечно! Простите меня, леди Гвин. Когда речь идет о браке и сердечных делах, я обычно бываю циничен. И мой цинизм окрашивает каждое слово, вылетающее у меня изо рта.
Ответом ему было молчание.
Джошуа предпринял еще одну попытку.
– Само собой разумеется, что вы можете выбирать мужчин из массы желающих, но я подумал, что любого мужчину, который не женится на такой красивой и воспитанной женщине, как вы, можно считать только идиотом, в особенности раз речь еще идет и о богатом приданом. Поскольку вы с братом дали ясно понять, что этому Хейзелхерсту не хватило ума, или Господь не дал его ему…
– О, прекратите, майор. Я не так ранима, чтобы реагировать на всю эту чушь. Я сразу могу определить, если кто-то пытается мне льстить.
Это поразило его. Хотя леди Гвин говорила желчным тоном, определенно она не выглядела оскорбленной, и по голосу это не чувствовалось. Уже плохо, что Джошуа чуть было не захлебнулся от избытка чувств к женщине, для которой комплименты, вероятно, были чем-то в порядке вещей, и Джошуа точно не собирался признавать, что имел в виду каждое слово из этой «чуши».
Какое-то время они шли в молчании, миновали каретный двор и конюшни рядом с ним, а потом вышли на главную улицу Кембриджа. Их гостиница находилась в менее населенной части города, поэтому они большую часть своей прогулки не встречали никаких людей.
Джошуа понял, почему леди Гвин так беспокоилась, выдержит ли его нога эту прогулку, но ведь он каждый день проходил большие расстояния по территории поместья. Просто ему приходилось идти медленнее, чем ходит большинство людей.
Они вошли в часть города, где находились университетские здания. Двое мужчин разгружали ящики с повозки, которая стояла перед таверной. Мужчины смеялись и шутили, когда вдвоем несли один из ящиков внутрь. Это была идиллическая картина. Подобное могло происходить в любом месте, в любом городе Англии.
Джошуа с леди Гвин только что прошли мимо повозки, и вдруг у них за спиной раздался дикий грохот.
Этот звук будто катапультировал Джошуа назад в прошлое, на палубу «Амфиона», где пушечные ядра срывали оснастку и врезались в людей… Сработал инстинкт – он припал к земле, выхватил из кармана свое морское ружье с ударно-кремневым замком и взвел его. И только через несколько секунд он понял, что открылась крышка одного из ящиков, и он услышал звук, создаваемый оловянными кружками, которые с грохотом падали из него на мостовую.
Двое мужчин, уронивших ящик, замерли на месте при виде нацеленного на них оружия. Джошуа тоже замер, он был дезориентирован.
Внезапно он почувствовал, как рука леди Гвин опустилась на его собственную.
– Я думаю, что сейчас нет необходимости стрелять, – тихо сказала она.
Ему стало очень стыдно, болезненно стыдно. Проклятье, что же он делает-то?
– Уберите руку, леди Гвин. Мне нужно поставить оружие на предохранитель, – сказал Джошуа натянутым тоном.
И она убрала. Джошуа встал и занялся оружием. Затем он повернулся к леди Гвин:
– Ради всего святого, никогда, никогда не прикасайтесь к руке мужчины, когда он держит взведенный пистолет или ружье!
Она с трудом сглотнула.
– П-простите. Я просто…
– Я мог бы их застрелить. – Казалось, что ему никак не успокоиться. – Я мог бы застрелить вас. Если бы я повернулся…
– Но вы не повернулись, – сказала она, а ее пылающие щеки показали, что она приняла его предупреждение близко к сердцу. Потом она схватила его за руку и потащила прочь от двух мужчин, которые теперь наблюдали за ними с большим любопытством. – Все в порядке.
– Все не в порядке. – Джошуа все еще трясло от того, что он мог натворить. – Нам нужно возвращаться в гостиницу.
– Вначале вам нужно успокоиться. Когда успокоитесь, тогда и пойдем назад.
Продолжая держать его за руку, леди Гвин продолжила путь к центральной части Кембриджа. Джошуа шел, куда она вела, и его сердце молотом стучало в груди.
– Именно поэтому мне не следует ехать в Лондон, не следует работать телохранителем ни у кого вообще, черт побери. Мне нужны тихие места, вероятно, такие, где вообще нет никаких людей.
Или ему нужно возвращаться в морскую пехоту, где его поведение всем будет казаться нормальным.
– Чушь! Я сказала бы, что вы очень быстро поняли, что делаете. Ничего страшного не случилось.
Джошуа вопросительно приподнял бровь, глядя на нее.
– Но вы все еще крепко держите меня за руку, словно чтобы не дать мне на кого-нибудь наброситься. И не говорите мне, что не произошло ничего страшного. – Леди Гвин смутилась и отпустила его руку, а он добавил: – Теперь вы знаете, почему меня сторонятся жители Сэнфорта.
В особенности женщины, которые смотрели на него с беспокойством, стоило ему появиться в городе.
Тем не менее леди Гвин не проявляла никакого беспокойства.
– А вы раньше так на что-нибудь реагировали? Я имею в виду в Сэнфорте или на территории поместья?
– К сожалению, да.
– Как часто?
Джошуа заскрипел зубами, но ответил, потому что она имела право знать:
– Несколько раз.
– Вы когда-нибудь кого-нибудь застрелили? Ранили? Нанесли увечье?
– Пока нет. Но…
– Значит, вы справляетесь с ситуацией так, как можете. И я, кстати, тоже подпрыгнула, когда они уронили этот ящик у нас за спиной.
– Но вы ни в кого не стреляли.
– Так и вы не выстрелили! – упрямо сказала она. – А теперь мы сменим тему и продолжим нашу прогулку.
Джошуа внимательно посмотрел на нее.
– А вы любите командовать. Для женщины вы слишком властная.
– Вы же знакомы с членами моей семьи, не правда ли? Когда мы все собираемся вместе, начинается битва герцогов, каждый стремится, чтобы все было так, как хочет он. Я поняла, что если я хочу, чтобы мои желания хоть как-то учитывались, то я должна тоже вступать в схватку с ними.
Несмотря на все случившееся, Джошуа улыбнулся. Ее заявление усилило впечатление, которое у него сложилось о ее семье.
Они еще немного прогулялись.
– Великолепный закат, правда? – сказала леди Гвин, вероятно, решив хоть как-то его развеселить.
Джошуа не заметил. Но теперь он заставил себя обратить внимание на садящееся солнце справа от них. Оно висело уже низко над горизонтом, омывая небо розовым, оранжевым и пурпурным цветами, которые переходили один в другой.
– Да, – согласился он, а потом кивнул на впечатляющего вида здание. – Это та самая церковь, которую вы хотели увидеть?
– Да. Я стараюсь здесь бывать каждый раз, когда мы проезжаем через Кембридж. Мне всегда нравился стиль поздней перпендикулярной готики. Именно в этом стиле построена церковь Святой Марии Великой. Мне нравятся чистые линии, симметрия, отсутствие витражей. И именно из-за их отсутствия на эту церковь лучше всего смотреть на закате, как сейчас, – заходящее солнце отражается в окнах, и кажется, что вы смотрите на красные языки пламени.
Ему пришлось немного подумать перед тем, как ей отвечать.
– Иногда я забываю, что закаты не только показывают, какую погоду ждать в море. Красный закат – это хорошо. А если небо красно поутру, моряку не по нутру.
– Вы ведь много лет провели на борту корабля, да? Вы считаете эти приметы с красным небом верными?
– Обычно все совпадает.
Женщина вздохнула.
– Мне иногда так хочется нарисовать закат, но я не могу отдать ему должное.
– Никто не может. Монополия на закаты принадлежит природе. Я еще не видел ни одной картины, на которой закат выглядел бы именно так, как смотрится над морем.
– Вы – строгий судья, не так ли?
– Может, и так. Я видел не так много картин. – Джошуа бросил взгляд на леди Гвин. – Я и не знал, что вы художница.
Она печально рассмеялась.
– Назвать меня «художницей» – это примерно то же самое, что назвать мой плащ парусом. Я могу набросать план для низкой изгороди вдоль канавы или декоративных развалин, и это не займет у меня много времени, но я не могу изобразить здание так, чтобы отдать ему должное. В моем изображении оно даже близко не будет походить на оригинал. В этом я безнадежна.
– А, да. Я забыл про ваш интерес к архитектуре.
– Это потому, что вы почти никогда к нам не заглядываете, – ответила она легким тоном. – Мама бессчетное количество раз приглашала вас на ужин, но вы ни разу не пришли. Просто подумайте о том, сколько интересных и увлекательных разговоров вы пропустили. Только на прошлой неделе Шеридан с мамой очень долго спорили о том, как нужно завязывать галстук.
Джошуа покачал головой с мрачным видом. Казалось, он жил совсем в другом мире.
Леди Гвин тем временем убрала выбившийся локон под модную шляпку.
– Теперь, после того как я напомнила вам про свою любовь к архитектуре, вы должны мне рассказать, что интересует вас. Почему-то я сомневаюсь, что это ловля браконьеров, разведение ретриверов и все то, чем еще занимается егерь.
– Вы об этом догадались?
– Сложно было этого не сделать. Когда бы я вас ни встретила, вы выглядите очень мрачным и недовольным, поэтому можно только предположить, что вам не нравится ваша работа.
– У меня нормальная работа. Просто…
– Вы не думали, что вам придется заниматься этим всю жизнь, – сказала она.
– Вот именно.
– Но вы продолжаете ее выполнять, потому что боитесь кого-то обидеть, если возьметесь за что-то другое, – продолжала леди Гвин.
– Да. – Джошуа поразила ее проницательность, и он мрачно посмотрел на нее. – Я думал, что мы сменим тему.
– Правильно, – сказала она с легкой улыбкой. – А что вы думали делать? Как, по-вашему, должна была сложиться ваша жизнь?
– Я хотел вести людей в бой. Обсуждать стратегию с другими офицерами. Путешествовать по новым местам, которые… э-э-э…
– Находятся как можно дальше от Англии, – закончила она фразу за Джошуа. – Мне знакомо это чувство. На самом деле мне самой не хотелось возвращаться в Англию, хотя я учусь принимать неизбежное и довольствоваться тем, что есть. Сейчас идет война, все члены моей семьи живут здесь, поэтому мое возвращение в Берлин маловероятно, независимо от того, как я по нему скучаю.
– Это и есть истинная причина вашего отказа вернуться с Торнстоком, когда он вам это предлагал? Вы не хотели уезжать из Берлина и от ваших родителей?
– Частично. – Леди Гвин тяжело вздохнула. – А частично потому, что Торн возвращался к поместью, титулу и огромному богатству. В то время, как если бы сюда поехала я…
– То вас бы ничто из этого здесь не ждало. Только положение сестры герцога с поместьем, титулом и огромным богатством.
– Вы это говорите так, что создается впечатление, будто я испорчена и избалованна, – тихо произнесла она.
– Я не это имел в виду.
Черт побери, стоит ему открыть рот, как он ее оскорбляет. Джошуа немного подумал, пытаясь тщательно подобрать слова, потом снова заговорил:
– Все хотят иметь что-то свое, только свое, принадлежащее им одним. Если бы вы вернулись вместе со своим братом, то вы бы жили в тени его, как я живу в тени вашей семьи. Если кто-то и понимает, почему вы этого не хотели, то это я.
Леди Гвин выглядела довольной – ей явно понравились его слова, и она взяла его под руку. Казалось, что у Джошуа все внутри потеплело от этого прикосновения. Господи, помоги! Джошуа хотелось бы не реагировать на эту женщину таким образом.