Призрак большого города
И Герда сделала так, как он велел. Когда она отринула все мысли, то почувствовала возбуждение. Сначала оно было слабым, едва уловимым, такое Герда испытывала, когда показывали эротические сцены в фильмах, но стоило Паше перейти к более интимным ласкам, как желание ее усилилось.
От Павла это не укрылось, и он поднял Герду на руки.
Раз – и она уже взмывает над полом. Два – прижимается к его груди. Три – падает на кровать. Четыре – избавляется от одежды. Пять – срывает ее с Паши. Шесть – дает ему войти в себя. Семь – окончательно забывает обо всем и слушает лишь свое тело…
Глава 5
Герда проснулась, будто от толчка. Словно ее кто-то с силой встряхнул. Она рывком поднялась, села и завертела головой. Через пару секунд пришло понимание, что ее никто не тревожил, а разбудила…
Нечистая совесть!
«Костя умер только позавчера, а я уже кувыркаюсь в постели с другим, – с горечью подумала она. – Ничего себе скорбящая вдовушка…»
Тот, с кем она несколько часов назад «кувыркалась», мирно спал рядом. Волнистые волосы разметались, длинные черные ресницы отбрасывали тень на бледные щеки, полные губы были приоткрыты, и изо рта вырывались клокочущие звуки.
– Предупреждаю сразу, я храплю, – сказал он ей перед тем, как уснуть. – Если что – толкай!
Герда несколько секунд слушала мирный храп Павла, после чего поднялась с кровати. Толкать Савицкого она не стала, пусть себе спокойно спит… Без нее!
«Вчера я совершила самую большую глупость в своей жизни, – констатировала Герда. – А именно: переспала с единственным человеком, с которым хотела бы дружить. Паша – хороший. И скорбит по Косте так же, как и я. Даже его вчерашнее поведение говорит об этом. Многие мужчины с помощью секса уходят от переживаний. Тем более те, что не пьют. Наверное, я вчера хотела того же самого. И мне даже удалось. Но что мне делать сегодня? Как вести себя? Из нас с Пашей получился бы отличный товарищеский тандем, а теперь… Теперь мы вынуждены будем разойтись в разные стороны, потому что в дружбу после секса я не верю, а любить друг друга у нас не получится…»
Вот с такими грустными мыслями Герда умывалась, а затем готовила себе чай.
– Ты что так рано? – услышала она, когда засыпала заварку в чайничек.
– Как ты меня напугал! – выдохнула Герда, вздрогнув всем телом. – Вот даже чай из-за тебя просыпала! – сердито буркнула она, увидев на столешнице несколько оброненных чаинок.
– Прошу прощения. – Паша стоял в дверном проеме совершенно голый. Его поджарое тело, бледное, с густой черной порослью на груди, в паху, на ногах и руках, вызывало в Герде смешанное чувство отвращения и желания. Ей оно не казалось привлекательным, но при этом возбуждало, что невероятно злило Герду. Столько лет она умудрялась избегать всяческих соблазнов, а тут вдруг такое… И к кому? К единственному человеку, с которым она хотела бы дружить!
– Чего ты вскочила так рано? – повторил свой вопрос Паша. – Ладно я, у меня похмелье…
– У меня тоже, – едва слышно проговорила Герда, имея в виду, естественно, не общее недомогание организма, наступающее после обильных возлияний, а нечто другое. Но Паша, как ни странно, не только расслышал ее слова, но и понял, какой смысл в них заключается.
– Ты раскаиваешься? – спросил он.
– О чем ты? – Герда очень старалась, изображая недоумение. Но Пашу не провела.
– Ты знаешь, о чем… – Он сделал несколько шагов по направлению к ней. Когда их разделяло меньше метра, Паша попытался обнять Герду, но она увернулась, сделав вид, что не заметила его маневра, а сосредоточена на том, чтобы достать чашку. – Герда, я помню, что вчера говорил, – выпалил вдруг Паша.
– Ты много чего говорил. О чем речь?
– О своем обещании… Вернее, желании.
– Взять меня замуж? – рассмеялась Герда. – Забудь, Паша. Я не воспринимала твои слова всерьез, так что не требую за них отвечать.
– А если я хочу? – с вызовом спросил Савицкий.
– Хочешь что? Жениться на мне?
– Да. – И он, изловчившись, все же обнял ее и прижал к своему обнаженному (и бесстыдному!) телу. – Ты думаешь, это глупость, потому что я тебя совсем не знаю…
– Да, именно так я и думаю.
– И зря. Я знаю тебя очень хорошо. Костя много о тебе рассказывал… К тому же я чувствую людей и сразу, как увидел тебя, понял – с этой женщиной мы на одной волне…
– Паша! – Герда оттолкнула его от себя. – Паша, ты взрослый мужчина, а я взрослая женщина, и мы оба понимаем, что произошедшее ночью – всего лишь плотский порыв. Ты захотел меня, я – тебя, и это все, что мы испытываем друг к другу…
– Боишься? – перебил ее Паша.
– Чего? Не говори глупостей…
– Ты любила его, я знаю, – продолжил свою мысль он, не дав ей закончить. – Ты и сейчас испытаешь к Косте чувства… В твоей голове не укладывается, что его нет. Поэтому ты не можешь допустить мысли о том, что в твоем сердце появилось место для кого-то другого. Ты боишься своей симпатии ко мне. Тебе, возможно, даже кажется, что это предательство по отношению к нему…
– А разве нет?
– Герда, Костя мертв. Это грустно и страшно, но факт. Его уже нет на этом свете, но главное – другое…
– Что?
– То, что твоим мужчиной он был только в твоем сердце… И еще на бумаге. Но если судить объективно, то тебя Костя (по крайней мере, в последние годы) воспринимал не как свою жену или даже бывшую любимую, а как друга детства. Поэтому я повел себя с тобой не как с супругой умершего друга, а как с его хорошей знакомой, которая мне невероятно понравилась. Между прочим, Костя надеялся на то, что ты за эти годы устроила свою судьбу. Он и мысли не допускал, что ты ждешь его и хранишь ему верность. Он давно отпустил тебя. Хотя, сдается мне, и не держал никогда. Так что не считай себя обязанной хранить верность ему или его памяти.
Он думал, что открывает ей Америку. Будто Герда сама не знала и не понимала всего… Знала! Понимала! Но не могла ничего с собой поделать…
– Я в душ, – сухо бросил Паша, заметив на ее лице сурово-упрямое выражение. – Если тебе не трудно, сделай мне кофе.
И удалился в ванную.
Когда он скрылся, Герда облегченно вздохнула и занялась кофе. Пока она готовила его, старалась не думать о том, что Паша скоро вновь появится, и с ним придется о чем-то говорить. И ладно бы просто поддерживать беседу! О погоде, политике, киноновинках и прочих ничего не значащих вещах Герда могла болтать сколько угодно. Но Паша ведь опять заведет разговор вовсе не о том, о чем Герда может с ним спокойно беседовать…
– Кран подтекает, – услышала она за спиной. Она и не заметила, как пролетело время. Или Паша очень быстро ополоснулся? – Новому владельцу этой хаты придется вызывать сантехника.
– Новый владелец – это я.
– Да, точно, ты же жена… Я и забыл.
– Кофе готов.
– Я уже по запаху понял.
Паша, одетый в махровый халат, уселся за стол. Герда налила кофе в чашку, подала ему.
– Спасибо, – поблагодарил ее Паша официальным тоном. Будто говорил «спасибо» не той, кого несколько минут назад звал замуж, а официантке.
– Обиделся? – спросила Герда.
– Я? С чего бы?
– Правильно, обижаться тебе не на что. И вот еще… – Она впервые за сегодняшнее утро посмотрела Паше прямо в глаза. – Я искренне тебе симпатизирую и хочу, чтоб мы стали друзьями.
– Без проблем, – небрежно бросил он. – И не забудь мне позвонить, чтобы сообщить, когда похороны.
– Конечно.
Савицкий сделал глоток, поморщился и отставил чашку.
– Кофе ты варить не умеешь, – констатировал он. – Но это без обид… По-дружески. А теперь я пошел одеваться.
И удалился. А Герда осталась, думая о том, что ждала от Паши чего-то другого, и как он себя повел, выйдя из душа, ее не порадовало.
Глава 6
На погребение Кости собралось гораздо больше народу, чем Герда предполагала. Она-то думала, что «скромные похороны» – это когда покойника закапывают в присутствии десятка скорбно молчащих людей. Костю же провожали в последний путь с речами и траурной музыкой. А в процессии было не меньше тридцати человек.
– Откуда столько людей? – спросила она у Снежаны. Кроме уже знакомых ей Арсения с дочкой, Александра, Хэлен, Темы и (что особенно странно!) седоусого Карла, у гроба собралось еще множество посторонних (Паша, естественно, не в счет).
– Коллеги Кости, – шепнула та в ответ. – Он же много лет проработал на одном месте… К тому же его любили подчиненные, вот и делегировали кое-кого.
– А это кто? – Герда кивнула на красивую дамочку в короткой песцовой шубке, что прикладывала к сухим глазам шелковый платочек, норовя при этом стрельнуть глазами в сторону. Что характерно, флюиды свои она посылала в направлении стоящего особняком Павла.
– Наверняка последняя Костина пассия. Как только она узнала, где его хоронят!
Тут они вынуждены были прервать разговор, потому что гроб опустили в яму и церковный служитель сказал, чтобы близкие первыми бросили по горсти земли.
– Идите, – шепнула Снежана. – Вы первая.
Герда не стала спорить. Подошла к горке мерзлой земли, зачерпнула горсть и швырнула вниз – на красивый дубовый гроб. Следом за ней то же самое сделала Снежана. После нее – остальные. Герда не видела, которым по счету бросил землю на гроб Павел, потому что ее вниманием завладела Снежана.
На похороны она приехала одетая мрачно, но очень элегантно. Замшевое пальто с норковой оторочкой, ботильоны с опушкой, тонкие перчатки, а на голове шляпка с черной вуалью. Вуалька была опущена. Всего лица она не прикрывала, но до кончика носа доходила. Герда, увидев Мороз в этом одеянии, а главное – с пикантной сеточкой на глазах, решила, что она интересничает. Или, говоря современным языком, выпендривается. Ведь вуаль придает любой женщине шарм и загадочность, не зря же каждая вторая героиня голливудского блокбастера является на похороны в шляпке с этой деталью. Но сейчас, когда Мороз была в шаге от нее, Герда поняла, что вуаль была опущена на глаза не для форсу. Снежана плакала и не хотела, чтобы это видели. Когда слезы скатывались на щеки, она касалась лица затянутыми в перчатки пальцами, будто оно просто мерзло…
Герда, простоявшая все время с сухими глазами, шагнула к Снежане и взяла ее под руку. Впервые она посмотрела на нее по-иному. Перед ней была не подлая разлучница и косвенная виновница смерти Кости, а женщина, скорбящая по нему не меньше Герды. «Если не больше, – тут же поправила себя она. – Вот я не плачу, держусь, а она… не может держаться, хотя характером сильнее меня будет!»
Снежана благодарно сжала ладонь Герды, и они стояли, сцепив кисти, до тех пор, пока на месте погребения не образовался холмик. По мере того как он вырастал, из сердца Герды уходила тяжесть. Как будто на нем лежала груда песка, и ее постепенно перекидали на Костину могилу. Ей до сих пор было безумно жаль его. И если бы сейчас появился добрый волшебник и предложил Герде загадать лишь одно желание, она, не раздумывая, попросила бы воскресить Костю. Но не для того, чтобы попытаться в очередной раз его добиться. А чтобы знать, что друг ее детства, ее брат, самый родной человек продолжит свой земной путь. И дело не в альтруистической любви, а в том, что и для Герды он, пожалуй, был прежде всего ее Дон Кихотом, а уж потом мужем…
Как жаль, что она поняла это поздно!
Когда песчаный холм покрылся венками и цветами, церемония закончилась.
– Откуда Савицкий узнал о месте погребения? – услышала Герда голос Снежаны. Она давно взяла себя в руки и теперь источала совершеннейшее спокойствие.
– Я ему сказала.
– Вы знакомы? – удивилась Снежана.
– Вчера он приехал к Косте, когда я была в квартире…
Мороз кивнула. Видимо, знала, что Павел с Костей крепко дружили и часто бывали друг у друга в гостях.
– Как он это воспринял? – спросила она.
– Очень расстроился.
– И все? Просто расстроился или наговорил обо мне кучу гадостей?
– Да нет…
– Бросьте! Я знаю, что он меня ненавидит. А вот за что – понять не могу, ведь я очень хорошо отношусь к его отцу…
– К кубинцу?
– К какому кубинцу? Я про Карла, моего дворецкого.
– Но Паша сказал…
– Ах да, я забыла, что Карл – его отчим. А отец, значит, кубинец? Теперь понятно, откуда у Савицкого такая экзотическая внешность.
– Значит, ваш дворецкий – отчим Павла? – Герда покосилась на своего недавнего любовника, стоявшего отдельно от всех, в том числе и от дворецкого. – Тогда почему они держатся друг от друга на расстоянии? И почему Паша узнал о смерти Кости не от Карла, а от меня?
– Они в ссоре и не разговаривают. Опять же из-за меня.
– Не понимаю.
– Карл давно работает в моем доме. Он почти член семьи. Поэтому я знаю о его личной жизни довольно много. Когда его сын решил поступать в институт, Карл сказал мне об этом. Я тут же решила, что Косте тоже не помешает получить образование, и отправила его поступать в вуз. Тот самый, что выбрал Савицкий-младший. Там ребята и познакомились.
– Да, Павел говорил, что они дружат с института.
– Они мгновенно нашли общий язык. Такое случается редко, но бывает. Естественно, Павлу не нравилось, что его товарищ вместо того, чтобы тусоваться с ним всю ночь, едет домой. По его мнению, я мешала их дружбе, и он, мягко говоря, меня недолюбливал. Когда Паша крепко встал на ноги, он предложил Карлу уволиться. Он готов был содержать отца, лишь бы тот не работал на нехорошую тетку.
– И что же Карл?
– Он отказался от предложения сына. Вернее, пасынка. Он не хотел быть иждивенцем, к тому же ему нравится работа… Я, кстати сказать, ему тоже нравлюсь. То есть Карл предан мне не потому, что получает хорошую зарплату. Вернее, не только поэтому.
– Я поняла, о чем вы. Из всего вышесказанного я делаю вывод, что Савицкие после отказа старшего уйти от вас рассорились.
– В пух и прах. И с тех пор не разговаривают.
Они бы продолжили разговор, но пора было уходить с кладбища.
– Я заказала скромный поминальный обед в кафе, – сообщила Герде Снежана. – Традиция, сами понимаете.
– Могу я на нем не присутствовать?
– Ни вы, ни я на нем присутствовать не будем. Это для посторонних. Вас же, Герда, я очень прошу присоединиться ко мне и членам семьи Морозовых, чтобы помянуть Костю в моем доме.
– Вы будете возражать, если я позову Павла?
– Я не хотела бы видеть его в своем доме… Но если для вас это важно – зовите.
Герда благодарно кивнула и устремилась к Савицкому, который уже развернулся и собрался покинуть кладбище.
– Паша! – окликнула его Герда. – Паша, постой.
Тот обернулся.
– Снежана устраивает поминальный обед…
– Слышал. Традиционный винегрет, щи, пюре с подливой и пирог с повидлом под компот из сухофруктов? Или будет салат-коктейль, суп-пюре и мясо на вертеле?
– Я не знаю. В кафе вряд ли будут какие-то изыски, но Снежана приглашает нас с тобой к себе…
– Нас с тобой? Да не смеши! Они никогда бы меня не позвали…
– Хорошо, она пригласила только меня, но я очень хочу, чтоб ты присоединился.
– Как друг?
– Да. Как лучший Костин друг.
– Спасибо, но я откажусь.
– Пожалуйста, Паша… Поехали.
– Нет, – твердо сказал он. – И не столько потому, что я не желаю сидеть за одним столом с Мороз… Просто мне на работу надо.
– Сегодня воскресенье. Выходной.
– Это у служащих выходной, а у генерального директора забот – полон рот. – Он взмахнул рукой. – Пока, Герда!
– Пока.
– Если что – звони.
Герда кивнула, но Паша этого не увидел. Бросив последнюю фразу, он сразу развернулся и зашагал прочь.
– Я так и думала, – услышала Герда за своей спиной. Обернувшись, она увидела Снежану.
– О чем вы?
– Я знала, что Савицкий откажется от вашего приглашения.
– Ему на работу надо.
– Ну конечно, – фыркнула Мороз. Потом, убрав с лица ухмылку, предложила: – А не перейти ли нам на «ты»?
– Не знаю, получится ли у меня.
– Ну, я не такая уж старая…
– Дело не в этом. Просто… Хм…
– Не хотите сокращать дистанцию? Что ж, понимаю… Хорошо, будем на «вы».
И быстро пошла к кладбищенским воротам.
– Снежана! – окликнула ее Герда.
Та остановилась, обернулась.
– Я еще немного постою у могилы. Подождешь меня пять минут?
Мороз оценила то, что Герда обратилась к ней на «ты», и улыбнулась:
– Конечно. Прощайся сколько захочешь…
– Пять минут. Я буду через пять минут.
Снежана ушла. А Герда вернулась к могиле, возле которой не осталось никого, даже кладбищенских рабочих. Присев, Герда положила руку на холм мерзлой земли и прошептала:
– Прощай, Костя!
Ей тут же вспомнилось их знакомство, а главное – он сам. Такой, каким он был в восемь: худой, белобрысый, ушастый. Наверное, другим он казался обычным мальчишкой, обаятельным, но не особенно красивым. И только Герде (да еще наверняка тете Вере) он казался прекрасным.
– Ты все же заплакала, – услышала она позади и только сейчас поняла, что действительно плачет. Герда вытерла слезы и обернулась. Позади себя она увидела Дарью. Сегодня на ней была норковая шубка с пояском и вельветовые брючки. Шубка болталась на ней, а брючки пузырились. Обе вещи выглядели новыми, так что вряд ли Даша носила их, когда была толще. Выходит, она покупает одежду, которая ей велика, то ли неправильно рассчитывая свой размер, то ли не веря тому, что она стала стройной.
– Я все время на тебя смотрела, – продолжала Дарья, – но ты стояла как статуя… И вот теперь ты плачешь.
– Чего тебе надо? – грубо спросила Герда. Ей не нравилась Дарья, но она этого не показывала, а вот свое недовольство тем, что та подкралась и лезет к ней в самый неподходящий момент, скрыть не получилось.
– Пришла проститься с Костей, как и ты.
– Вы были близки?
– О да!
– Дружили?
– Нет. Просто трахались. Но зато как!
– Ты была любовницей Кости? – не поверила Герда. По ее мнению – Дарья не годилась ему ни в постоянные, ни даже в случайные любовницы. По сравнению со Снежаной она казалась кошкой драной. Да и вообще… Не во вкусе Кости. Разве что могла большой грудью похвастаться, а ему всегда нравились женщины с пышным бюстом.
– Мы встречались с Костей три месяца.
– Прямо-таки встречались?
– Прямо-таки – да. Только, естественно, тайно, чтобы тетка не узнала.
– И почему перестали?
– Он меня бросил. – И со свойственной большинству обиженных женщин жестокостью добавила: – Как и тебя. Так что мы с тобой, вдовушка, сестры по несчастью.
– Я в таких родственниках, как ты, не нуждаюсь, – сухо проговорила Герда, после чего встала и пошла прочь от могилы, а главное – от Дарьи.
Глава 7
Хэлен, опорожнив четвертую стопку водки, проскрипела:
– Я, конечно, понимаю, что про покойников либо хорошо, либо ничего, но должна сказать, что Костик был самым настоящим поганцем.
– Тетя, – укоризненно протянул Арсений. – Нельзя так…
– Мне можно, я старая.
– И что из того?
– Всегда могу оправдаться маразмом, – хихикнула старуха.
– Не понимаю, почему вы его хаете, – подала голос Дарья. – Уж вам-то грех сердиться на Костю. Вам он ничего плохого не сделал. Более того, помогал получать удовольствие…
И заговорщицки подмигнула двоюродному брату. Александр, хихикнув, подхватил:
– Да, тетя, что это вы? Костя сил не жалел, помогая вам…
– Ты о чем, мальчик?
– Ну, мы все тут знаем, о чем… разве необходимо озвучивать?
– Саша, прекрати! – прикрикнула на сына Снежана.
– Нет, пусть говорит, – велела Хэлен, сурово сведя свои тщательно вырисованные брови. – Так о чем ты тут щебечешь, воробушек?
Но Александр молчал. То ли не смел ослушаться мать, то ли просто не хотел продолжать ведущий к серьезному конфликту разговор.
– Костя поставлял тете Хэлен мальчиков, – выпалила Дарья. – И это ни для кого не секрет!
– Ну, во-первых, не поставлял, – спокойно возразила Хэлен, – а знакомил с ними. Во-вторых, это было всего пару раз, когда я после долгого отсутствия приехала в Питер из Америки и не знала, что тут у вас и где…
– Так это Костя тебя тогда свел с прощелыгой Патриком? – спросила Снежана.
– Познакомил, – продолжала настаивать на своей формулировке Хэлен. – А Патрик не был прощелыгой. Удивительный парень, до сих пор его вспоминаю…
– Хэлен! – возмутился Арсений. – Да как ты можешь? Этот наглый камерунец обобрал тебя! Счастье, что мы вовремя вмешались, иначе ты бы без штанов осталась…
– Да, возможно, он не совсем чист на руку, но все равно удивительный… Как он любил меня! Да никто до него не доставлял мне такого удовольствия… Хотя у меня были десятки, сотни мужчин, но Патрик так умел…
– Не надо интимных подробностей! – запротестовал Александр. – Иначе меня стошнит.
Снежана, сидевшая рядом с Гердой, чуть наклонилась и тихонько пояснила:
– У Хэлен был роман с парнем из Камеруна. Он работал в службе эскорта, но, как потом выяснилось, еще и мошенничеством деньги зарабатывал. Втирал доверчивым россиянам, что бумажки в его руках – не просто бумажки, а доллары, которые нужно обработать специальным составом.
– Как так? – нахмурилась Герда, не совсем понимания, о чем речь.
– Ну вот так… – Мороз развела руками, давая понять, что сама не знает, как кому-то удалось внушить эту глупость ее тетке. – Окунаешь их, бумажки, в раствор, и они буквально на глазах превращаются в баксы. Однако состав этот стоил больших денег, никак не меньше тридцати тысяч евро (с Хэлен же вытянули много больше). Но, купив его, ты сможешь обработать макулатуру, и она на твоих глазах превратится в доллары.
– И превращалась?
– Конечно. На начальном, рекламном, этапе. Иначе не велось бы столько народу на этот развод. У камерунцев были очень ловкие руки и способности к гипнозу.
– И что было потом?
– Заветная бутыль с раствором разбивалась в самый ответственный момент. То есть именно тогда, когда потенциальные доллары приготовлены и до священной минуты превращения остается один лишь шаг.
– Их не убивали после этого прямо не месте? – поразилась Герда.
– Не только не убивали. А давали им еще денег. Чтобы купить другую бутыль и спасти предприятие, иначе через сутки бумажки потеряют свои «волшебные» свойства и уже никогда не превратятся в баксы.
– Бред какой!
– Согласна, со стороны это звучит как полный бред, но я не случайно упомянула о том, что мошенники обладали даром внушения.
– Не думала я, что Хэлен можно легко что-либо внушить.
– Практически невозможно. Если внушает не мужчина, в которого она влюблена. В Патрике она души не чаяла, поэтому верила всему, что он говорит! Она и на авантюру его согласилась не ради личного обогащения, а чтобы мальчику помочь. Кстати, Хэлен до сих пор считает, что Патрик ни в чем не виноват. Что сам он агнец божий, а на плохие дела его толкнули нехорошие дяди.
В подтверждение этого мнения прозвучал вопль Хэлен:
– И не говорите мне, что Патрик прощелыга! Он чистый, романтичный мальчик. Он любил меня… И если бы вы не вмешались, я была бы с ним счастлива.
Молодежь, переглянувшись, фыркнула. А Снежана вновь дала Герде разъяснение:
– Мы, когда узнали, что тетка творит, подключили Интерпол, и мошенников задержали. Сейчас вся компания сидит в тюрьме, однако деньги обманутым россиянам вернуть не удалось. Они будто испарились.
– Как всегда, были наказаны мелкие сошки.
– Все верно…
Снежана перед тем, как продолжить мысль, воткнула вилку в кусок мяса и собралась поднести его ко рту, как вдруг…
Никто из сидящих за столом не понял, что с ней. В том числе и Герда. Вроде сидит с поднятой вилкой, готовится съесть мясо, а вид такой, будто окаменела. Лицо восковое, неподвижное, и даже глаза застыли, как у античной статуи.
– Саша, что с тобой? – испуганно спросил Арсений, вторым после Герды заметивший странное состояние сестры. – Тебе нехорошо?
Но Снежана не ответила. И даже не посмотрела на брата. Несколько секунд она сидела в той же позе, даже руку не опускала, а потом вдруг начала стремительно падать. Герда, сидящая ближе всех, выбросила руку, чтобы придержать ее, но не успела. Голова Снежаны со страшным грохотом опустилась на стол. Лицо врезалось в тарелку с мясом и овощами. Тарелка раскололась, ее содержимое разлетелось, на белоснежной скатерти растеклась красная лужа…
Нет, это была не кровь!
К счастью, не кровь…
А всего лишь клюквенная подлива!
Но Дарья, не поняв этого, завизжала так душераздирающе, что Герде стало не по себе. Остальным тоже. Все повскакивали со своих мест и, перед тем как броситься к Снежане, сделали пару шагов назад. Испугались, попятились…
Самым хладнокровным оказался дворецкий. Карл, разносящий напитки, молниеносно среагировал: убрал поднос, бросился к хозяйке, поднял ее и приложил два пальца к шее…
– Умерла? – прошептала Дарья, и Герде показалось, что в ее голосе звучал не только испуг, но и надежда.