Фараон

– К тебе, Мефрес, обращается верховная коллегия вавилонских жрецов. Священная каста жрецов в Египте приходит в упадок. Многие копят деньги, имеют женщин и проводят жизнь в утехах. Мудрость у вас в небрежении. Вы не властны ни над миром незримым, ни даже над собственными душами. Некоторые из вас утратили высшую веру, и будущее сокрыто от ваших глаз. Но что еще хуже, многие жрецы, сознавая свою духовную немощь, вступили на путь лжи и ловкими фокусами обманывают невежд. Так говорит верховная коллегия: если вы хотите вернуться на путь истины, Бероэс останется с вами на несколько лет, дабы при помощи искры, принесенной с великого алтаря вавилонского, возжечь свет истины над миром.

– Все, что ты говоришь, справедливо, – ответил с прискорбием в голосе Мефрес. – Останься же с нами на несколько лет, дабы подрастающая молодежь познала вашу мудрость.

– А теперь к тебе, Херихор, слова от верховной коллегии.

Херихор склонил голову.

– Пренебрегая великими таинствами, ваши жрецы недосмотрели, что для Египта приближаются черные годы. Вам угрожают внутренние бедствия, и предотвратить их могут лишь добродетель и мудрость. Хуже, однако, другое: если вы в течение ближайших десяти лет начнете войну с Ассирией, войска ее разгромят ваши войска. Они явятся на берега Нила и уничтожат все, что здесь существует испокон веков. Такое зловещее расположение звезд, как ныне, было над Египтом впервые в эпоху XIV династии, когда вашу страну и покорили и разграбили гиксосы. В третий раз оно повторится через пятьсот или семьсот лет, когда вам будет угрожать опасность со стороны Ассирии и народа парсуа, который живет на восток от Халдеи.

Жрецы внимали в ужасе. Херихор побледнел. У Пентуэра выпала из рук дощечка. Мефрес ухватился за висевший на груди амулет и запекшимися губами шептал молитву.

– Берегитесь же Ассирии, – продолжал халдеянин, – ибо ныне ее час. Это жестокий народ!.. Он презирает труд и живет войной. Побежденных ассирийцы сажают на кол или сдирают с них кожу. Они разрушают покоренные города, а население уводят в неволю. Их отдых – охота на диких зверей, а забавляются они, стреляя в пленников из лука или выкалывая им глаза. Храмы они превращают в развалины, священными сосудами пользуются во время своих пирушек, а мудрых жрецов делают своими шутами. Они украшают стены жилищ кожей, снятой с живых людей, и ставят на пиршественные столы окровавленные головы врагов.

Когда халдеянин умолк, заговорил Мефрес:

– Великий пророк! Ты заронил страх в души наши, но не указываешь спасения. Возможно – и даже наверно так, коль скоро ты это говоришь, – что судьба временно будет немилостива к нам. Но как же этого избегнуть? Есть на Ниле опасные места, где не уцелеть ни одной лодке, но мудрость кормчих огибает опасные водовороты. То же с несчастьями народов. Народ – ладья, а время – река, которую иногда возмущают бурные вихри. Но если утлому рыбачьему челну удается спастись от бедствия, почему же многомиллионный народ не может, попав в беду, избежать гибели?

– Слова твои мудры, – ответил Бероэс, – но не на все я могу тебе ответить.

– Разве тебе не ведомо все, что будет? – спросил Херихор.

– Не спрашивай меня о том, что я знаю, но чего не могу поведать. Важнее всего для вас в течение ближайших десяти лет сохранить мир с Ассирией, а это в ваших силах. Ассирия еще боится вас, она ничего не знает о неблагоприятном для вашей страны стечении судеб и хочет начать войну с народами, живущими на берегу моря к северу и востоку. Сейчас вы могли бы заключить с ней мирный договор…

– На каких условиях? – спросил Херихор.

– На очень выгодных. Ассирия уступит вам землю израильскую вплоть до города Акко и страну Эдом до города Элат. Таким образом, без войны границы ваши продвинутся на десять дней пути к северу и на десять дней к востоку.

– А Финикия? – спросил Херихор.

– Берегитесь соблазна!.. – воскликнул Бероэс. – Если ныне фараон протянет руку за Финикией, то через месяц ассирийские армии, предназначенные для севера и востока, повернут на юг, и не пройдет и года, как кони их будут купаться в Ниле.

– Но Египет не может отказаться от влияния на Финикию! – горячо перебил его Херихор.

– Если он не откажется, он сам подготовит свою собственную гибель, – ответил халдеянин. – Вот слова верховной коллегии: «Поведай Египту, – наказывали братья из Вавилона, – чтобы он на десять лет, как куропатка, прижался к земле, ибо его подстерегает ястреб злой судьбы. Поведай, что мы, халдеяне, ненавидим ассирийцев еще больше, чем египтяне, ибо несем на себе бремя их власти. Тем не менее мы советуем Египту сохранить мир с этим кровожадным народом. Десять лет – небольшой срок, после которого вы можете не только отвоевать свое прежнее положение, но и нас спасти».

– Это верно! – согласился Мефрес.

– Рассудите сами! – продолжал халдеянин. – Если Ассирия вступит с вами в войну, она потянет за собой Вавилон, который не любит войны, она истощит наши богатства и задержит расцвет мудрости. Даже если вы и не будете покорены, страна ваша на долгие годы подвергнется опустошению и потеряет не только много людей, но и плодородные земли, ибо без ваших усилий их за один год занесет песками.

– Это мы понимаем, – вмешался Херихор, – а потому и не думаем задевать Ассирию. Но Финикия…

– Что вам до того, – ответил Бероэс, – если ассирийский разбойник прижмет финикийского вора? От этого только выиграют наши и ваши купцы. А если вы захотите иметь в своей власти финикиян, разрешите им селиться на ваших берегах. Я уверен, что самые богатые из них и самые ловкие убегут от ассирийцев.

– А что будет с нашим флотом, если Ассирия начнет хозяйничать в Финикии? – спросил Херихор.

– Ведь на самом деле это не ваш флот, а финикийский, – ответил халдеянин. – Когда в вашем распоряжении не будет тирских и сидонских судов, вы начнете строить свои и станете обучать египтян искусству мореплавания. И если вы проявите ум и деловитость, вам удастся вырвать из рук финикиян торговлю на всем западе.

Херихор махнул рукой.

– Я сказал, что было велено, – заявил Бероэс, – а вы поступайте, как найдете нужным. Но помните, что ближайшие десять лет для вас неблагоприятны…

– Помнится, святой муж, – вмешался Пентуэр, – ты говорил о внутренних бедствиях, угрожающих Египту в будущем. В чем это выразится – не соблаговолишь ли ответить слуге твоему?

– Об этом не спрашивайте меня. Это вы должны знать лучше, чем я, чужой человек. Ваша зоркость откроет вам болезнь, а опыт укажет средства исцеления.

– Народ живет под тяжким гнетом сильных и богатых! – прошептал Пентуэр.

– Благочестие упало! – сказал Мефрес.

– Есть много людей, мечтающих о завоевательной войне, – прибавил Херихор. – А я давно уже вижу, что мы не в силах ее вести. Разве что лет через десять.

– Так вы заключите союз с Ассирией? – спросил халдеянин.

– Амон, читающий в моем сердце, – ответил Херихор, – знает, как противен мне подобный союз. Еще не так давно презренные ассирийцы платили нам дань! Но если ты, святой отец, и верховная коллегия говорите, что судьба против нас, мы вынуждены заключить союз…

– Да, вынуждены… – поддакнул Мефрес.

– В таком случае о вашем решении сообщите вавилонской коллегии; они уже устроят так, что царь Ассар пришлет к вам посольство. Поверьте мне, этот договор очень выгоден для вас: вы без войны увеличиваете свои владения! Впрочем, об этом подумала наша жреческая коллегия.

– Да низойдет на вас всякая благодать: богатство, власть и высокая мудрость! – сказал Мефрес. – Ты прав, надо поднять нашу жреческую касту, и ты, святой муж Бероэс, поможешь нам.

– Необходимо облегчить тяжелое положение народа, – вставил Пентуэр.

– Жрецы… народ!.. – сказал как бы про себя Херихор. – Прежде всего надо обуздать тех, кто жаждет войны. Правда, фараон на моей стороне, и мне кажется, что я добился некоторого влияния на наследника – да живет он вечно! Но Нитагор, которому война нужна, как рыбе вода… И начальники наемных войск, которые только во время войны приобретают у нас значение… И наша аристократия, которая думает, что война покроет их долги финикийским ростовщикам и принесет им богатство…

– А между тем земледельцы падают под бременем непосильного труда, а работающие на общественных работах бунтуют против жестокости управителей, – вставил Пентуэр.

– Этот – все свое! – сказал Херихор. – Ты, Пентуэр, думай о крестьянах и рабочих, а ты, Мефрес, о жрецах. Не знаю, что вам удастся сделать. Но клянусь, что даже если бы мой собственный сын толкал Египет к войне, я не пощадил бы его.

– Так и поступай, – проговорил халдеянин. – Впрочем, те, кто хочет, пускай воюют, только не там, где они могут столкнуться с Ассирией.

На этом совещание закончилось. Халдеянин накинул шарф на плечи и опустил на лицо вуаль. Мефрес и Херихор стали по бокам, а Пентуэр позади, все лицом к алтарю.

В то время как Бероэс шептал что-то, скрестивши руки на груди, в подземелье снова началось движение; раздался отдаленный гул. Присутствующие с удивлением прислушивались. Тогда маг громко возгласил:

– Бараланенсис, Балдахиенсис, Паумахие, взываю к вам, дабы вы были свидетелями наших уговоров и оказывали нам покровительство.

Вдруг раздался звук труб, столь ясный, что Мефрес припал к земле, Херихор, пораженный, оглянулся, а Пентуэр бросился на колени и, весь дрожа, зажал уши.

Пурпуровая завеса на алтаре зашевелилась, и ее складки приняли такие очертания, как будто оттуда хотел выйти человек.

– Будьте свидетелями, – взывал халдеянин изменившимся голосом, – вы, небесные и адские силы! А кто не сдержит клятвы или выдаст тайну договора, да будет проклят…

«Проклят…» – повторил чей-то голос.

– И погибнет…

«И погибнет…»

– В этом, видимом, и в том, невидимом, мире. Неизреченным именем Иеговы, при звуке которого содрогается земля, море отступает от берегов, гаснет пламя и все в природе разлагается на элементы…

В подземелье, казалось, разразилась настоящая гроза. Звуки труб смешивались с раскатами далекого грома. Завеса алтаря спала и унеслась почти по земле, а из-за нее среди непрерывных молний появились какие-то причудливые создания – полулюди, полурастения и полузвери, все вперемешку свиваясь в клубки…

Вдруг все стихло, и Бероэс медленно поднялся в воздух над головами трех жрецов.

В восемь часов утра харранец Пхут вернулся в финикийскую гостиницу «У корабля», где его мешки и сундук оказались уже найденными. Спустя несколько минут явился и доверенный слуга Асархаддона; хозяин повел его в подвал и торопливо спросил:

– Ну как?

– Я стоял всю ночь, – ответил слуга, – на площади, где находится храм Сета. Часов около десяти вечера из сада, расположенного на расстоянии пяти владений от дома «Зеленой звезды», вышли трое жрецов. Один из них, с черными волосами и бородой, направился через площадь к храму Сета. Я побежал за ним, но спустился туман, и я потерял его из виду. Вернулся ли он в «Зеленую звезду» и когда – я не знаю.

Хозяин гостиницы, выслушав посланного, хлопнул себя по лбу и стал бормотать:

– Если мой харранец одевается как жрец и ходит в храм, то, должно быть, он и есть жрец; а поскольку он носит бороду и волосы, – очевидно, халдейский жрец. И то, что он тайком встречается со здешними жрецами, наводит на подозрения. Полиции я не скажу об этом, а то как бы мне же еще не попало, но сообщу кому-нибудь из влиятельных сидонцев. Из этого, пожалуй, можно извлечь выгоду если и не для себя, то для наших.

Вскоре вернулся второй посланец. Асархаддон и с ним спустился в подвал и услышал следующее:

– Я всю ночь стоял против дома «Под зеленой звездой». Харранец был там, напился и так орал, что полицейский даже сделал замечание привратнику…

– Как?… – спросил хозяин. – Харранец был всю ночь под «Зеленой звездой»? И ты его видел?…

– Не только я, но и полицейский…

Асархаддон вызвал первого слугу и велел каждому повторить свой рассказ. Те повторили в точности, каждый свое. Из их рассказов следовало, что харранец Пхут всю ночь веселился под «Зеленой звездой», ни на минуту не уходя оттуда, и что в то же время он поздно ночью отправился в храм Сета, откуда не возвращался.

– Ого!.. – пробормотал про себя финикиянин. – Здесь кроется какое-то шарлатанство… Надо поскорее сообщить старейшинам финикийской общины, что этот хетт умеет бывать одновременно в двух местах. И, кстати, попрошу его убраться поскорее из моей гостиницы. Не люблю тех, у кого два лица: одно свое, другое – про запас, на всякий случай. Такой человек – или большой мошенник, или чародей, или заговорщик.

Асархаддон боялся и того, и другого, и третьего, поэтому поспешил сотворить молитвы перед всеми богами, украшавшими его гостиницу, и заклинания против колдовства, а потом побежал в город сообщить о происшедшем старейшине финикийской общины и старшине воровского цеха. Проделав все это и вернувшись домой, он вызвал полицейского и заявил ему, что Пхут, по всем признакам, человек опасный. От харранца же потребовал, чтобы тот покинул гостиницу: он не приносит ему никакой прибыли, а только навлекает на его заведение подозрения полиции.

Пхут охотно согласился, заявив, что сегодня же вечером отплывает в Фивы.

«Чтоб тебе оттуда не вернуться! – подумал гостеприимный хозяин. – Чтоб тебе сгнить в каменоломнях или попасть в зубы крокодилу».

Примечания