Это всегда была ты

Глава 2

Я стою перед зданием аэропорта, где солнце настойчиво светит мне в лицо. Не в силах сопротивляться своему порыву, я начинаю блуждать взглядом по улице. Даже если это бессмысленно, я надеюсь увидеть «Форд F», проносящийся мимо меня, или другой пикап огромных размеров, который, по моим представлениям, отлично подошел бы Ашеру. Но разумеется, мой сводный брат уже давно далеко отсюда. Он определенно услышал, что у меня украли кредитную карточку, и все же Ашер бросил меня на произвол судьбы. Так что его вопрос о том, должен ли он меня подвезти, был просто пустой болтовней. Разумеется, я не жду от него никакой помощи, но то, что он не воспринял собственное предложение всерьез, – лишь одна из причин, по которой я злюсь. Вторая – вид его задницы, который засел в моей голове, словно клещ. Снова и снова я вижу перед собой Ашера и его сокращающиеся мышцы – теперь я действительно предпочла бы забыть об этом.

Поскольку на улице очень тепло, я снимаю толстовку и запихиваю ее в спортивную сумку. Я откидываю челку со лба, левой рукой закрываю лицо от солнца, а правой набираю номер в надежде, что Обри больше не сидит в университете и возьмет трубку. У нее в отличие от меня впереди еще два заключительных экзамена, и она сможет поехать домой только в конце недели. Последние несколько лет я всегда ездила с ней и хочу сделать это снова, как только улажу все вопросы с отчимом, потому что теперь я уже мучительно скучаю по ней, по ее маме и Мэй.

Раздается четыре гудка.

– О боже, неужели все настолько плохо? – спрашивает она еще до того, как я успеваю опомниться. – Я ожидала твоего звонка не раньше сегодняшнего вечера. Блейкли уже доконали тебя?

Я щурюсь на пожилого мужчину в тюрбане, который, нагруженный несколькими пластиковыми пакетами, ожидает свободное такси, и поворачиваюсь в сторону, как будто так смогу помешать ему подслушать наш разговор.

– Еще даже не доехала туда, – признаюсь я ей. – Но в самолете я встретила Ашера, и он… – я останавливаюсь, потому что не хочу жаловаться. Обри уже столько наслушалась от меня на тему Ашера, что хватит на ближайшие двести лет. – И у меня украли кошелек.

– Вот проклятье.

– Не столь трагично, – быстро говорю я. – Я смогла заблокировать свою кредитную карту еще в аэропорту. Но эта беготня, чтобы получить новые водительские права и все такое… Можно было бы обойтись и без этого.

– У тебя много наличных с собой?

Я фыркнула.

– У меня когда-нибудь бывают наличные?

– Значит, нет. Ну хоть что-то?

– Вообще-то я не хочу говорить об этом, но у меня такое чувство, что у меня сейчас лопнут все вены. Можешь как-нибудь отвлечь меня? Как прошел твой день?

Обри глубоко вздыхает, но не мучает меня расспросами. Она точно знает, что происходит у меня внутри, ведь мы уже много лет делили комнату в интернате и теперь живем вместе в общежитии. То, что я не хочу говорить об Ашере, наверняка сообщает ей больше, чем мне хотелось бы. Я прислушиваюсь к ее тихому дыханию, которое звучит так глубоко, как будто в него можно нырнуть, а потом она начинает рассказывать. Про Тейлора, который сегодня в столовой накрошил ей печенье в макароны. Про ее доклад, который она читала в поэтической мастерской, и, наконец, про декана Страута, который застукал Обри за подготовкой к ее подработке в качестве актрисы озвучки. При этом ее голос нервно повышается.

– Для очередной мыльной оперы? – спрашиваю я. Обри почти год дарила свой голос одной молодой сеньорите из мексиканского сериала. Пока героине не суждено было умереть.

– Если бы… – Обри тяжело вздыхает. – Для одного из этих японских аниме-порно. Я не знаю, почему они вообще предложили мне эту роль. Зачем в принципе нужно озвучивать нечто подобное? Там же нет никаких глубокомысленных диалогов. Мало того, что этот женский образ сам по себе отвратителен, но ты не можешь себе представить, как ужасны эти животные стоны!

О нет, я прекрасно могу себе это представить. Я думаю об Ашере, Каденс и туалете на борту самолета.

– Ну, по крайней мере, тебе не нужно запоминать много текста.

– Ха-ха. Не смешно. Обычно мы никогда не видим сценарий заранее, тексты предоставляются лишь незадолго до записи. Но я взяла себе один фрагмент старого сценария, чтобы попрактиковаться в этом. Я осталась в холле за спортивным залом, в поле зрения не было видно ни единой души, даже никого из этих футбольных фриков. И как раз в тот момент, когда я издала первый стон и, признаться честно, произнесла довольно вульгарную фразу, за мной вдруг возник декан Страут.

Мне приходится прикусить себе руку, чтобы не рассмеяться вслух.

– О боже. Наверное, он подумал, что тебе нужна помощь.

– Айви, я думала, что умру. Я показала ему текст и объяснила, что между делом занимаюсь озвучкой, чтобы немного заработать на этом. Но он не поверил ни единому моему слову. Наверное, теперь декан думает, что я сама пишу эти дурацкие тексты и загружаю их на какие-нибудь сайты под псевдонимом.

– Или, что еще хуже, он думает, что ты хочешь быть актрисой, как твоя мама.

Мама Обри довольно успешна с тех пор, как появилась в качестве детектива в одном из сериалов Netflix. Но она считает, что ее дочь все равно не должна в этой жизни получать все даром. Поэтому, хоть она и оплачивает все, что касается университета, на каждую маленькую роскошь Обри должна заработать сама, пусть это и касается в основном только пары новых шмоток.

– О боже, я даже не думала об этом! Тогда сегодня ночью этот старпер наверняка будет искать мое имя на каких-нибудь порносайтах.

Мне остается только хмыкнуть.

– Ты победила. Твой день определенно ужаснее моего. Ни одна встреча с Ашером не может быть настолько плохой, как мысль о Страуте, который сидит перед своим компьютером со спущенными штанами, пока кликает по фотографиям на твоей странице в Фейсбуке.

Я поднимаю взгляд и смотрю прямо в глаза мужчине в тюрбане, который сдвинул брови и сердито пожевывает что-то, похожее на корень мисвака[4]. Словно извиняясь, я пожимаю плечами.

– О боже, не нужно сеять эту мысль в моей голове. Никаких образов, ла-ла-ла-ла-ла. – Обри помолчала, потом спросила почти испуганно: – Ты действительно думаешь, что он зайдет на мою страницу в Фейсбуке?

Я киваю, чего Обри, конечно, не видит.

– И на твой профиль в Инстаграме.

– Я немедленно закрою их, – грозится она. Затем Обри неожиданно начинает смеяться. – Ну что, отвлеклась немного? Если так, то все эти неприятности были не зря.

– Спасибо. Когда я знаю, что твоя жизнь еще хуже моей, то чувствую себя намного лучше. Ты настоящая подруга.

– Обращайся.

– Неужели ты и в самом деле будешь участвовать в этой записи? Аниме, я имею в виду.

– Ни в коем случае, я не могу так поступить с мамой. Даже под псевдонимом. Я только что отправила в студию письмо с отказом. Вообще-то я думала, что это легкие деньги, но такое не для меня. Отныне я интересуюсь только мыльными операми. Или можно снова озвучивать маленьких мальчиков в мультиках. – Я слышу, как Обри вздыхает, а затем захлопывает дверцу шкафа. – Мне пора. Мама пригласила меня сегодня на ужин, и я еще хочу успеть переодеться, хотя у меня нет желания проводить вечер с ее новым парнем.

– Я думала, в прошлый раз он оказался довольно милым.

– Да, но происходящее как-то не вызывает у меня доверия. Он так любезен, словно они с мамой уже планируют следующий шаг! Но при этом знают друг друга всего месяц. Наверняка он бегает за ней только потому, что мама знаменита. Так что ты определенно счастливица, потому что твой отчим не знакомит тебя постоянно с потенциальными новыми мамами.

Я знаю, что Обри говорит это не всерьез, тем не менее сказанное ставит меня в тупик. Я готова смириться с любой неприятностью, лишь бы иметь хотя бы одного родителя. Я имею в виду родного, обеспокоенного моей жизнью, а не просто отчима, который не хочет, чтобы я путалась у него под ногами.

– Ну, – говорю я, – кто знает, что ему теперь от меня надо. Но мне на самом деле все равно. – Если я повторяю себе эту фразу достаточно часто, то начинаю и сама верить в свои слова. – Наверное, Ричард просто хочет поговорить со мной, потому что понял, что в девятнадцать лет я должна твердо стоять на ногах и теперь он может избавиться от старых обязательств.

Тут мы могли бы достигнуть взаимопонимания, потому что я тоже хотела бы избавиться от кое-каких старых воспоминаний.

– Я так не думаю. Если только его компания не на грани разорения и он больше не может платить за твою учебу.

– Не могу представить себе подобного.

Предположение Обри я тут же отмела, покачав головой. Прадед Ричарда – Уильям Блейкли – основал корпорацию «Блейкли» более девяноста лет назад, его отец Энтони продолжил это дело, но только Ричард превратил компанию в крупную корпорацию. Тот факт, что у него могут быть финансовые проблемы, выходит за рамки моего воображения. Ричард Блейкли без своей компании немыслим, и, кроме того, этот логотип действительно повсюду. Они делают поставки даже в Белый дом.

– А разве ты не рассказывала, что он довольно религиозен? Возможно, Ричард присоединился к какой-то секте и теперь хочет, чтобы и ты вступила в сообщество.

– Ты спятила. Он всего лишь католик, а не сторонник секты. Но спасибо, твои домыслы действительно очень помогают мне успокоиться.

Обри вздыхает.

– Прости, я не специально. Может быть, я тоже нервничаю. Совсем капельку. Если тебе нужно будет поговорить со мной сегодня вечером, просто позвони, ладно? То есть нет, лучше напиши мне сообщение, а потом я проберусь в туалет в ресторане. Наверное, мама снова потащит меня в один из этих храмов роскоши, где нельзя пользоваться своим телефоном.

– Договорились. И не будь так сурова с новым парнем мамы. Скорее всего он просто боится твоей реакции, когда прозвучит признание, что они хотят пожениться.

Я показываю Обри язык, даже если она не может этого видеть.

– Ты только что показала мне язык?

Я смеюсь. Она слишком хорошо меня знает.

– Пожениться! Черт! Поговорим позже. И держи выше нос!

Затем она кладет трубку.

Все еще ухмыляясь, я убираю телефон обратно во внешний карман своего рюкзака. Делаю шаг вперед, потому что мужчина с тюрбаном как раз укладывает свои огромные пакеты в багажник такси и моя очередь ловить машину. Вдруг внезапно приблизившийся автомобиль заставляет меня испуганно отпрыгнуть назад. Я даже не слышала шума мотора и, подавив ругательство, бросаю злобный взгляд на темное тонированное боковое окно, возникшее прямо передо мной. Стекло опускается.

– Залезай, – велит мне голос. Я прищуриваю глаза, чтобы хоть что-нибудь разглядеть внутри, но мурашки, которые пробегают по моему телу при тембре этого голоса, на самом деле делают все это ненужным.

Ашер.

Но Ашер – и на электромобиле? Это те вещи, которые я не могу сопоставить между собой. Автоматически мой взгляд направляется к багажнику, где сквозь стекло я вижу огромную решетку.

– В багажнике нет места. Просто брось сумку на заднее сиденье.

В следующее мгновение задние боковые двери двигаются вверх, делая автомобиль похожим на насекомое с расправленными крыльями, которое собирается взлететь прямо сейчас. Теперь я также понимаю, для чего предназначена странная решетчатая рама в багажнике – это ящик для перевозки собак.

– Думала, ты уже уехал, – говорю я несколько беспомощно, потому что не могу решить, должна ли испытывать облегчение от того, что Ашер все-таки дождался меня, или же мне больше хочется продолжать злиться на него.

– Парковка в самой заднице этого аэропорта, мне нужно было сначала добраться до шаттла. Ну так что?

Ашер смотрит на лобовое стекло, полностью игнорируя меня, что провоцирует неприятное чувство в моем животе. Неужели он думает, что я тут же радостно запрыгну в его машину только потому, что он мне это говорит? Даже не глядя на меня?

– Что ж, мило с твоей стороны, но тебе не нужно обременять себя моим обществом, меня уже ждет такси. Увидимся позже!

Я просто ухожу, оставив его. Да, знаю, что это неблагоразумно, потому что у меня нет денег, но я просто не могу иначе. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не могу видеть его глупое лицо прямо сейчас. Ведь он, бьюсь об заклад, этого не ожидал. Внутренне я даю себе пять, взваливая сумку на плечо. Я справлюсь! Я выдержу нужное время здесь, и, может быть, мне даже удастся повеселиться, если я смогу продолжать так смотреть на Ашера. В конце концов, мне больше не пятнадцать.

Такси подъезжает и тормозит в положенном месте. Я подаю знак водителю и шагаю к машине, но еще до того, как оказываюсь хотя бы в зоне досягаемости дверной ручки, мимо меня проносится пожилая пара. Женщина почти отталкивает меня своей сумочкой, а ее муж стремительно открывает дверь. Через несколько секунд я вижу, как загораются задние фары.

Совершенно ошарашенно я смотрю вслед такси, глубоко вдыхая и выдыхая. Все происходит не на самом деле, не так ли? Все еще глядя в ту сторону, где исчезло такси, я понимаю, что машина Ашера снова двигается в моем направлении. Слышится только шуршание шин, поскольку двигатель абсолютно бесшумный. Из недр машины раздается «Love Is Madness» группы Thirty Seconds To Mars, и я на мгновение сжимаю губы, прежде чем повернуться к машине Ашера.

– Хорошо, ты победил. Но можешь хотя бы включить другую песню?

Ашер по-прежнему смотрит вперед, но правый уголок его рта вздрагивает в усмешке.

– Моя машина – моя музыка.

А Ашер сама отзывчивость. А я прямо-таки преуспела в своем стервозном плане просто отшить его и оставить здесь.

Подавив стон, я бросаю свою спортивную сумку на заднее сиденье и смотрю, как двери машины снова закрываются. Затем я пытаюсь открыть пассажирскую дверь, но ручка как-то так по-дурацки встроена, что за нее не ухватиться.

– Нужно ли произнести какое – то заклинание, чтобы открыть ее?

– Ага.

– Сезам, откройся?

Даже не видя другой стороны его лица, я знаю, что он улыбается.

– Попробуй так: «Пожалуйста, о, великий Ашер, не могли бы вы открыть мне дверь? Я готова на все, чтобы поехать в вашей машине».

– Ну, не знаю, – сухо отвечаю я. – Не могу ли я вместо этого просто продать свою душу?

Ашер смеется.

– Твое тело – может быть, но кому нужна твоя душа?

Какой же он придурок! Я подумываю вывалить ему на голову содержимое своего рюкзака, но отбрасываю эту идею, потому что слишком ценю мой ежедневник и карандаши.

Ашер, ухмыляясь, нагибается через пассажирское сиденье и подмигивает мне. На мгновение мне показалось, словно кто-то зажег свет в его глазах, потому что янтарные пятна вспыхнули на солнце, будто золото.

– На самом деле, если нажать на ручку снаружи, дверь откроется сама по себе. Но эффектно также выглядит, если я…

Он снова выпрямляется и нажимает на огромный дисплей в центре приборной панели, и пассажирская дверь автоматически распахивается.

Я опускаюсь на сиденье, и меня тут же охватывает его запах. Ашер все еще пахнет мылом «Блейкли» и по́том, что я, на удивление, не нахожу нисколько неприятным. Скорее наоборот. Тем не менее мне хотелось бы, чтобы между нами было больше пространства, а не просто приборная панель. Океан стал бы идеальным вариантом.

Одним щелчком я пристегиваю ремень и смотрю на дисплей, на котором изображена 3D-версия карты.

– Это мне кажется немного странным, – говорю я, поправляя рюкзак на коленях. – Вождение электромобиля и при этом полеты на небольшие расстояния на самолете, которые являются причиной выброса больших объемов углекислого газа в атмосферу? Разве это не выглядит несколько нелогично?

Ашер пожимает плечами.

– Папа заказал билет и транспортировал мою машину сюда. Я на самом деле хотел остаться в Нью-Йорке еще на несколько дней из-за встреч по работе, а потом вернуться на поезде. И к тому же… – он вытаскивает свой телефон из центральной консоли и открывает какое-то приложение, в котором он быстро что-то набирает, – в качестве компенсации за полет… – клик, клик – я только что пожертвовал сто долларов для «myclimate»[5].

– Ничего себе, – говорю я. – Это очень великодушно с твоей стороны. Должно быть, здорово, когда можно все уладить с помощью денег.

Я просто не могу удержаться и злюсь на себя, потому что знаю, что не должна провоцировать Ашера. Отчасти потому, что пожертвование все-таки является достойным поступком.

– Ты говоришь, полагаясь на собственный опыт? – он иронично смотрит на меня с поднятыми бровями. – Ах, постойте, ты ведь не зарабатываешь деньги сама, прости. Каково это – тратить деньги моего отца? Тебе нужно было привыкнуть к нечистой совести, или это даже доставляет удовольствие – полностью игнорировать ее?

Я знала, что пожалею об этом. Одна минута с Ашером – и мне уже больше всего на свете хочется ударить его по лицу. Кирпичом. Лямку моего рюкзака я обвиваю вокруг руки так крепко, что кровь прекращает нормально циркулировать в ней, но это слабо утоляет мою ярость.

– Привыкаешь, и это доставляет удовольствие, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы и слышу, как Ашер фыркает. Я не отпускаю лямку до тех пор, пока моя рука не немеет. Покалывание, пульсирующее после этого по моим пальцам, гарантирует, что я могу полностью сосредоточиться на боли и у меня получится ничего ему больше не отвечать.

Ашер трогается с места, и хотя он даже не нажимает на газ как следует, мой желудок начинает скручивать от беспокойства. Невольно я пытаюсь отыскать на двери какую-нибудь ручку, чтобы держаться, потому что боюсь, что он хочет мне что-то доказать. Я до сих пор помню, как раньше он гонял по окрестностям на своем мотоцикле, и совсем не в восторге от мысли пережить подобное на собственной шкуре, даже если вокруг меня успокаивающе много защищающих металлических листов. Но Ашер всего лишь неторопливо включается в плавное движение, и напряжение в моем желудке утихает. С облегчением я выдыхаю, потому что манера вождения Ашера вовсе не такая, как я ожидала от него. Он едет довольно осторожно, держит нужную дистанцию между другими автомобилями и несколько раз тормозит, чтобы пропустить пешеходов. Навигатор Ашер не стал настраивать, но я предполагаю, что до острова мы доберемся не меньше чем через час.

Один час с Ашером – это мне под силу.

Но когда он ненадолго останавливается на обочине, чтобы снять джинсовую рубашку, я уже не так уверена в этом. Футболка под ней такая облегающая, что я вижу, как играют мышцы его плеч. Когда Ашер снова трогается и свободно опускает правую руку на свое колено, от нервозности я начинаю считать нитки, торчащие на потертом месте его джинсов прямо возле его ладони. У Ашера, к сожалению, возмутительно красивые руки. Они крепкие и загорелые, ногти короткие и ухоженные, а на правой руке у него маленькая родинка точно в изгибе между большим и указательным пальцами. Когда он сжимает кулак, как сейчас, на тыльной стороне его руки выступают отдельные венки.

– Ты пялишься на меня.

Я вздрагиваю. Как он понял это, даже не взглянув на меня ни разу?

– Нет, я не пялюсь.

– Тогда, наверное, это должно быть солнышко, которое прожигает мне дырку в ногах. При этом я могу даже поклясться, что ты рассматриваешь мои джинсы.

Я не хочу краснеть, но боюсь, что это мне не под силу.

– Мне просто было интересно, как часто ты ходишь на маникюр. Это такой стандарт для человека, работающего в корпорации «Блейкли»? Раз в неделю к вам приходит маникюрщица и по очереди занимается руками менеджеров?

Я с трудом сдерживаю смех, представляя себе это.

Судя по всему, Ашер солидарен со мной, потому что он вдруг начинает смеяться, и на этот раз не язвительно, а почти… мило. Веселье полностью меняет его лицо, осанку, да и просто всю атмосферу в машине. Я чувствую покалывание, мурашки, роящиеся в желудке, но на этот раз дело не в досаде. Покалывание приятное, теплое и какое-то радостное. Происходящее совсем не соответствует моим ожиданиям по поводу поездки на машине со сводным братом.

– Обычно нет, – признается он. – Но несколько дней назад у нас была встреча с прессой, и они очень хотели сфотографировать мои руки с нашим мылом.

– И ради этого ты сделал маникюр?

– Первый и последний в моей жизни, – объясняет он. – Но отделу маркетинга это понравилось, и они планируют использовать фотографии для серии плакатов. Так что скоро ты сможешь любоваться моими руками размером с Кинг-Конга по всей стране.

– Потрясающе.

Этого мне еще не хватало. Так, значит, даже в Нью-Йорке я не смогу никуда спрятаться от мыслей о руках Ашера – и о том, что он вытворял ими недавно в туалете на борту самолета. Вместо рук теперь я снова вижу перед собой другую часть его тела, и у меня пересыхает горло.

– Ты действительно давно знаешь Каденс?

Без понятия, почему я вообще спросила его об этом, потому что она уже дала мне ответ на этот вопрос. Наверное, я просто не могу вынести тишины между нами. Или хочу вспомнить, какой он осел, теперь, когда этот разговор проходит почти дружелюбно.

– Кого?

Он поднимает одну бровь.

– Это так жалко, – отвечаю я, и он усмехается. Ашер точно знает, о ком я говорю, и просто хочет поставить меня в неловкое положение. Тем не менее я подыгрываю ему: – Каденс – девушка из самолета. Может быть, ты все-таки припоминаешь? У нее светлые волосы, длинные ноги и красивое лицо с первыми морщинками вокруг глаз. Она, наверное, где-то на пятнадцать лет старше тебя.

– Ах, эта Каденс.

Его ухмылка медленно исчезает.

– Это подруга моего приятеля Лиама, ты его не знаешь, мы были вместе в Дартмуте. В позапрошлом году мы тусовались вместе в Нью-Йорке на музыкальном фестивале «Governors Ball». Вы с ней говорили?

Я не отвечаю на вопрос, вместо этого просто ошарашенно пялюсь на Ашера.

– Ты был на фестивале «Governors Ball»? Ты видел Шона Мендеса на острове Рэнналдс? Вживую?

Он окидывает меня мрачным взглядом.

– Если бы я знал, что ты этим так увлечена, я бы промолчал, – грубо отвечает он. – И прежде чем ты спросишь – нет, я не стану включать песни Шона Мендеса. В противном случае моя машина не выдержит.