Персональный демон

В отличие от других бизнесменов города, стремившихся засветиться у сильных мира сего, он не любил ходить на «высочайшие» тусовки, не считал нужным вместе с другими толпиться в приемных в дни генеральских именин. Он не посещал благотворительные губернаторские балы, не светился на телевидении. Посмотреть со стороны – он вообще не имел никакого отношения к местной политике и городскому бомонду. Но такая точка зрения была ошибочной. Эдуард Грач не принимал участия в политике сам. Лично. Но значительная часть политики города и области делалась на его деньги. Так ему было удобнее. Как ни странно, притом что Грачу очень многие завидовали, а некоторые даже его ненавидели, он имел безупречную репутацию. Он никогда не нарушал договоренностей – это была визитная карточка бизнеса Эдуарда Грача.

…Эдик вышел из «Мерседеса», вдохнул свежий воздух, постарался собраться с мыслями. Из джипа, на котором следовала охрана, вышли двое парней и стояли, оглядываясь, неподалеку.

Пока что в голову Эдуарда Грача лезли только две неприятные мысли: либо его продал мэр, который решил сыграть ту же бизнес-партию на землях Северо-Восточного района, но уже с другим партнером, а Вадим, как его человек, являлся этому помехой… Либо Вадим сам где-то преступил черту… Но Краснов был слишком осторожен, умен, расчетлив, в такую версию верилось с трудом. Вернее, совсем не верилось.

Официальное прощание с Вадимом Красновым должно было состояться в полдень в здании городской администрации. За членами семьи Эдуард решил заехать сам. Катя, Лиза и Борис Анатольевич поедут с ним в одной машине, а его собственная семья приедет сразу в мэрию из дома. Брат покойного Андрей и его жена Ирина находятся здесь, но поедут в своей машине, так они решили.

Когда Эдуард вошел, в квартире ощущался запах каких-то капель, Борис Анатольевич при его виде заплакал, и вообще он был плох, постоянно вытирал воспаленные красные глаза, глотал таблетки. Было видно, что держится он из последних сил. Опекала и поддерживала его жена Андрея Ирина. Лиза, даже в трауре – в длинной черной шелковой юбке, в тонкой черной водолазке, – выглядела потрясающе. Эдуард всегда восхищался ею. В сорок лет ей нельзя было дать больше тридцати трех. Как-то она ухитрилась сохранить гладкую, без морщинок, кожу, идеальную фигуру без единого лишнего килограмма. У нее и сейчас овал лица, шея – как у девушки. Великолепная женщина! Едва ли не самая популярная телеведущая в их городе, умница, красавица. Вадим любил ее, баловал, возил на модные курорты, дарил дорогие вещи. (Да и разве такой женщине можно подарить что-нибудь дешевое?) На мгновение Эдуарду показалось, что в глазах Лизы он прочитал не столько скорбь, сколько страх… А ведь точно, у Лизы глаза испуганного человека. Может, Вадиму все-таки угрожали, и теперь она боится за себя и за Катю? Обязательно нужно с ней поговорить. Наедине, когда никто не будет мешать.

Народу проститься с Красновым, как и ожидалось, пришло очень много. У здания мэрии стояли машины с эмблемами всех областных телеканалов. Здесь, не говоря о родственниках, были многочисленные сотрудники администрации, сокурсники, знакомые, бывшие клиенты, друзья Лизы, подруги Кати, коллеги Бориса Анатольевича, пришедшие оказать ему поддержку. Руководитель следственно-оперативной группы Сергей Алексеевич Поповкин придавал большое значение посещению процедуры официальной панихиды. Проработка бумаг погибшего пока никакого результата не дала, мотив не усматривался. Документы, выходившие из кабинета вице-мэра, пока не вызывали сомнений в их законности, явных признаков лоббирования каких-то определенных структур не имелось. Единственной подобной структурой был холдинг «Высота», в интересах которого был, по имеющимся данным, заинтересован сам Краснов, но тут мотив искать было бессмысленно. Искать надо среди противников и конкурентов холдинга. Таковые, безусловно, имелись, но признаков «закошмаривания» кого-либо со стороны Краснова не наблюдалось. Ну, мало ли строителей в миллионном городе? Есть свой рынок, на нем непременная конкуренция, но чтобы убивать? Ладно бы, если бы убийство произошло накануне каких-нибудь торгов, аукциона или чего-нибудь в этом духе, еще куда ни шло. Была бы версия, было бы поле, можно было бы работать. А тут… тухлятина какая-то. А ведь в эту тухлятину его, Сергея Алексеевича, будут тыкать мордой каждую минуту. Причем все: и руководитель следственного комитета, у которого дело на личном контроле, и прокурор области, и губернские власти, и городские начальники, и журналисты… все будут ждать результата, торопить. Шутка ли: убит вице-мэр, такое в их городе не только на его памяти, а и вообще происходит впервые. Словом, на поверхности никакой пригодной «служебной» версии не было, тут надо копать глубже, возможно, Вадим был не конечной целью убийцы, возможно, он стал разменной монетой в чьей-то игре.

Объем, в общем, колоссальный, и давление будет нешуточное. Но дело даже и не в том, что будут давить и теребить ежесекундно, просто Сергей Алексеевич, один из лучших следователей области, привык свою работу делать тщательно, добротно, не упуская никаких деталей, вникая во все мелочи. И вообще он был убежден, что в деле раскрытия преступления, особенно такого, как убийство, мелочей не бывает. Все важно, все может пригодиться. Любая мелкая деталька может на поверку оказаться важной, если не решающей, от которой может потянуться ниточка, ведущая к распутыванию всего клубка. Поэтому он встал поближе к группе, которую образовали самые близкие: отец убитого, вдова, ее родители, дочь, сестра Алла, брат Вадима Андрей с женой Ириной, Алексей Гордеев, ближайший друг Краснова, Эдуард Грач с женой. Отдельную группу составляли высшие чиновники города: мэр, его замы, главы районных управ, руководители департаментов, были представители и от областного руководства. Дальше шла вся остальная публика, которая его интересовала меньше, но которую тоже из виду упускать нельзя. Мало ли?

Особой надежды на то, что он увидит или услышит что-то интересное, Сергей Алексеевич не имел, но все равно пока оперативники отрабатывают близкое окружение на предмет имеющегося у всех алиби, пока идет отработка возможных мотивов, пока по его поручениям читают официальные бумаги и опрашивают всех, кто может иметь хоть какую-то информацию о связях жертвы… Пока продуктивных идей все равно нет. Пока не помешает понаблюдать, что за люди эти Красновы и иже с ними. Может, что-то и придет в голову.

Лица у всех присутствующих были сосредоточенные, хмурые.

Внимательно вглядываясь в них, следователь не замечал ни в одном признаков злорадства, удовлетворения, тщательно скрываемого торжества. Похоже, на работе к убитому и вправду относились хорошо. Мэр выглядел очевидно расстроенным, Грач производил впечатление человека, который очень хочет непременно и прямо сейчас сломать кому-нибудь шею… Андрей Краснов, брат погибшего, не был похож на убитого горем брата, но ведь он сам следователь, с такими вещами, как страдание и смерть, сталкиваться привык ежедневно. Профессиональная деформация уже сказывается, наверное. А его жена – Ирина? Он уже знал, что Ирина Скорикова в студенческие годы была возлюбленной Вадима Краснова, встречалась с ним около двух лет, а потом их дорожки разошлись в разные стороны.

Кто тогда кого бросил? И имеет ли вообще это какое-то значение сегодня? Вряд ли. А уж на предмет, кто кого бросил, Сергею Алексеевичу было все ясно: Ирина Краснова, бывшая Скорикова, конечно, женщина, интересная, никто не поспорит. Глаза раскосые, голубые, с какой-то чертовщинкой – косая она, что ли? – высокие брови, одним словом, интересное лицо. И фигуру к сорока годам она сохранила образцовую, не расплылась, не обабилась, как многие рожавшие женщины. (В семье старшего Краснова детей не было.) При всем при этом сравнивать ее с Елизаветой Красновой было совершенно невозможно. Ирина интересная женщина, Лиза – красавица, а это не одно и то же. И при взгляде на этих двух женщин почти одного возраста было слишком понятно, насколько разная у них жизнь.

Ире под сорок, но на все эти «под сорок» она и выглядит, ни днем моложе. Да, стройная, волосы пока пышные, но покрашены плохо, дешево. Посмотреть еще внимательнее – и видно, что морщинки вокруг глаз уже имеют место быть давно, и борьба с ними если и ведется, то не очень успешная или просто не теми средствами. И щеки уже выдают возраст, какие-то они опавшие, не упругие, одним словом. Ножки стройные, и туфельки изящные, но опять же недорогие… да что там – простенькие, если уж прямо говорить. И вся прочая одежда тоже, хоть и со вкусом подобрана, но куплена явно не в бутиках. Но даже не это главное. Главное, наверное, в глазах. Глаза у Ирины Ивановны злые. Очень странные глаза.

Елизавета – птичка совсем другого полета. Нет, не птичка – жар-птица, так было бы вернее ее назвать. Ей не «под сорок», ей ровно сорок лет, но если этого не знать, никогда не дашь ей ее возраста. Даже в траурной одежде она производит неизгладимое впечатление. Тонкая, изящная, головка посажена, как у французской принцессы, волосы шоколадные, густые, гладкие, как шелк. Даже на похоронах собственного мужа Лиза Краснова производила впечатление случайно и невпопад спустившейся на земную почву экзотической птицы. Вон какие глаза у нее синие, и осанка, и темно-серые крупные жемчужины в ушах как ей идут, а струящийся по телу черный шелк… Нет, Лиза – непростая женщина, это женщина-мечта, женщина-сказка. Таких, как она, немного. А ведь за такую, внезапно подумал Сергей Алексеевич, вполне могут и убить.

Сергей Алексеевич задумался, буквально какую-то минуту сознание его витало в каких-то далеких воспоминаниях, а глаза отвлеклись от картины, которую он наблюдал, поэтому он даже не понял, откуда взялась девочка лет, наверное, семи-восьми, с которой отошла от группы родственников Катя Краснова, держа малышку за руку. Девочка пришла сюда не одна, отвлекшийся на минуту Сергей Алексеевич заметил, что Кате ее передала высокая блондинка, которая сама вперед не лезла, а, наоборот, старалась затеряться в толпе прощающихся. Блондинку Сергей Алексеевич не знал. И что за девочка – тоже не имел представления, может, вообще какая-то совсем посторонняя и ненужная фигура, но Катя уж как-то очень крепко держала ее за маленькую ручку, а потом последовал совсем неожиданный жест – ласково погладила ее по беленькой головке и прижала к себе. Сергей Алексеевич попробовал подойти поближе, потому что видел: Катя что-то говорит девочке, но читать по губам он не умел, а знать было очень интересно. Конечно же, он опоздал, Катя выпрямилась во весь рост и сказала уже не девочке, а куда-то в скорбное пространство: «Ну, вот теперь ему можно простить все».

Вот это да! Вот это номер! Странно, если не сказать больше. Блондинка, которая пришла с девочкой, явно была не из одной компании с друзьями убитого, ни с кем не здоровалась, ни с кем не разговаривала. Когда-то она, видимо, была хороша, но сейчас являла собой довольно жалкое зрелище женщины, отчаянно борющейся за жизнь, но изо всех сил пытающейся не дать окружающим подумать о себе именно это. Черты лица правильные, чисто славянские, но лицо осунувшееся, под глазами тени, резко выделяются носогубные складки. Когда-то, наверное, была красавицей… Она подошла ближе к тому месту, где располагался гроб с покойным. Протиснулась сквозь строй клерков администрации и долго-долго смотрела на мертвеца, будто вела с ним какой-то свой, никому не слышимый разговор.

Да, не зря он посетил сие мероприятие… Сергей Алексеевич, готовый долго и мучительно выслушивать траурные речи и в принципе не очень надеющийся на то, что здесь что-то может дать толчок его идеям, просто опешил. Ничего себе! Появляется какая-то не очень молодая блондинка с ребенком, девочку берет за руку Катя, дочь убитого, говорит о том, что теперь ему – то есть покойному – можно простить все. Сжимает ручку ребенка, держит рядом с собой. А блондинистая мадам? Кто такая? Узнать срочно! Эта женщина здесь появилась не просто так, и у здания администрации на такой случай предусмотрительно дежурит оперативник из угрозыска, Костик Дьяков, надо срочно дать ему поручение, пусть проедет за женщиной и установит личность. Он толковый, ему двух слов, сказанных по телефону, будет достаточно.

Сергей Алексеевич взволновался, чуя что-то особенное, но как следует обдумать не успел, прощальная процедура преподнесла ему еще один сюрприз. Во второй раз его огорошила уже вдова. Что же это такое? Стояла себе у гроба, как положено всем скорбящим, слегка опираясь на руку Эдуарда Грача, другой обнимая вернувшуюся дочку Катю. Хотя было видно, что поддерживать ее не нужно, она падать в обморок не собирается. Стойкая женщина. Что-то в ее облике показалось следователю не таким, как надо, не таким, как бывает на похоронах любимого мужа. Она, конечно, прекрасно выглядит (телезвезда все-таки, у всех на виду, надо себя соблюдать – это он понимал). Но лицо у нее хоть и мрачное, но не скорбное какое-то. От горя женщины плачут или тупеют, впадают в ступор. А она не плачет, стоит с сухими глазами, но, кажется, очень сильно нервничает. Теперь он понял: в ее повадке, в мечущемся из стороны в сторону взгляде, в постоянном, непрекращающемся судорожном движении холеных тонких пальцев читается не горе – страх! Конечно, страх! Лиза напугана, она чего-то боится. И страха в ней сейчас явно больше, чем горя. Может быть, все-таки Краснову угрожали? Но она боится об этом говорить? А это еще что? Внезапно рука Елизаветы так судорожно сжала руку дочери, что та чуть не вскрикнула от боли и повернулась с вопросом: «Мам, ты что?» Но поняв, куда устремлен взгляд матери, прикрыла рот рукой. Лиза вдруг резко побледнела, глаза ее заметались. Кто ее так напугал? Сергей Алексеевич Поповкин увидел только одно лицо, которое могло вызвать такую странную и бурную эмоцию. Далеко, но прямо напротив вдовы остановился молодой человек, одетый не официально и не траурно. Высокий, черноглазый, красивый брюнет, на вид лет 25. С вдовой продолжало происходить что-то очень странное: ноздри ее судорожно дергались, а губы двигались в попытке беззвучно что-то произнести. Что за слово она хочет сказать? Что за команду ему подает? С третьей попытки Сергей Алексеевич понял, что она пытается сказать молодому человеку, стоящему напротив. Да, точно, так и есть, она говорит ему «уйди». Да, если он сейчас не уйдет, она упадет в обморок, подумал следователь. Но красивый юноша не торопился, постоял, потом наградил вдову еще одним долгим пронзительным взглядом, после чего наконец-то решил прекратить пытку. Ушел.

Ну и дела! Похоже, в этой семейке столько скелетов в шкафу, что разбираться и разбираться.

Установить личность светловолосой дамы, посетившей процедуру прощания, оказалось несложно, Костя Дьяков справился с поручением быстро, следователь, как всегда, остался им доволен. К следующему утру Поповкин знал об этой женщине если не все, то почти все.

Ольга Иванникова с самого детства обещала стать настоящей женщиной. Женщиной до мозга костей. Она не лазила по деревьям, не возилась в песочнице, зато, еще будучи маленькой девочкой, знала, для чего нужны мальчики – нести портфель, достать нужную книжку или пластинку, купить мороженое… Оля не без вздоха сожаления осознавала, что нужно учиться в школе, что нужно – хотя и очень не хочется – закончить какой-то институт. При этом она считала, что это необходимо не столько для ее саморазвития или карьеры, о которой она никогда и не думала, сколько для того, чтобы просто не быть белой вороной, не выглядеть хуже и глупее других, чтобы на нее не смотрели как на дурочку, не способную осилить учебу в вузе. Но судьбу свою она видела совсем в другом.

Ей нужен успешный, перспективный муж, который не будет пить и скандалить, а будет делать карьеру и обеспечивать семью.

Ольга мечтала о доме, о том, каким уютным и теплым она его сделает, о детях, которые вырастут послушными и талантливыми. На статную высокую девушку заглядывались многие, случались отношения, но Оля понимала, что все это не то… Если уж выходить замуж, то за такого, который будет отвечать всем ее требованиям. Влюбляться она себе не позволяла, от этого неизвестно что ждать, мало ли в кого влюбишься… Нет уж, судьбу непутевой влюбчивой мамы, оставшейся одинокой с двумя дочерьми от разных отцов на руках, ей повторять не хотелось. И она ждала.

Пережив несколько не оправдавших надежд романов, она все-таки вышла замуж, когда ей исполнилось двадцать пять. С Виталием Леонидовичем судьба свела ее, когда у девушки начались внезапные сильные головные боли и ее положили в областную больницу с подозрением на арахноидит. Устроиться в областную больницу, и именно в спецотделение, помогла подруга, у которой отец заведовал кафедрой в медакадемии. Отделение предназначалось исключительно для блатных, палаты были в худшем случае двухместными, лечение бесплатным, а пациенты являли собой сплошной городской бомонд. Заведующий отделением Виталий Леонидович Слепцов сразу привлек Ольгино внимание. Высокий, интересный мужчина 35 лет, кандидат наук. От девушки не укрылось, что из больницы он уезжает на добротной иномарке, обручального кольца на руке не носит. Оля поняла, что это и есть тот мужчина, которого она ждала. У него было открытое приятное лицо, он умел шутить, был добрым и щедрым. Они поженились через полгода после знакомства, их роман был бурным, радостным и обещал долгую и счастливую семейную жизнь.

Ольга не обманулась почти ни в чем. Скоро ее муж значительно продвинулся в карьере: его брат, высокопоставленный чиновник от медицины, открыл собственный клинико-диагностический центр и назначил Виталия главным врачом. Вскоре Олин супруг купил трехкомнатную квартиру в центре города, Ольга бросила работу, которую по большому счету и работой-то было назвать нельзя, и полностью посвятила себя благоустройству нового жилья.

Хотя Виталий много работал и сильно уставал, он был сексуально активен, всегда имел хорошее настроение и желание пошутить, обожал жену, с большим удовольствием делал ей подарки. Оля могла бы считать себя абсолютно счастливой женщиной, если бы не одно «но»… Она никак не беременела. Сначала она вообще не заводила разговоров на эту тему, потом стала осторожно спрашивать мужа-медика, что может быть причиной такой ситуации. Виталий старался уходить от этой темы, но через некоторое время все же признался: на самом деле очень возможно, что все дело в нем самом, в последствиях перенесенного ранее заболевания. Но медицина развивается семимильными шагами, надо подождать, в конце концов, она еще очень молода…

Такой вот рок – главных мужчин своей жизни Ольга Иванникова встречала, находясь на больничной койке. Головные боли после перенесенной болезни ее мучили только по осени, и муж настаивал, чтобы Оля своевременно ложилась в его бывшее отделение, получала необходимые физиопроцедуры, капельницы с необходимым лекарством, тем более что и без сезонных обострений сосудистые спазмы случались у нее довольно часто. Его это беспокоило. Оля, когда муж требовал немедленно лечь на «техосмотр», не возражала.

Был изумительный солнечный сентябрь. Стояло настоящее бабье лето. Почему-то именно в это прекрасное время года, при повышенном атмосферном давлении, у Ольги начинала болеть голова. В больнице ее быстро приводили в чувство, и жизнь снова казалась легкой и радостной. Она пробыла в отделении дня два, когда там появился Вадим Краснов. Спецотделение областной больницы отличалось от прочих тем, что там лежали терапевтические больные разного профиля, единственное, что их объединяло – это статус. Просто так туда было не попасть. Ольга находилась там на правах жены бывшего завотделением, сохранившего все необходимые связи и контакты.

У Вадима Краснова опух и сильно болел коленный сустав правой ноги, он хромал, лечился, имея страдальческий вид, но молодую женщину из 7-й палаты заметил, несмотря на боли, сразу же. Со второго дня пребывания стал здороваться. Сначала подчеркнуто вежливо, потом заинтересованно, глядя прямо в глаза. В общем, через три дня его пребывание поблизости стало Олю смущать. И смущать нешуточно.

Перед выходом из палаты она стала тщательнее обычного причесываться, пудриться, подводить глаза, дорогой уютный халат, в котором она ходила, она сменила на новый спортивный костюм, идеально облегавший фигуру. Выходя в коридор, она искала Вадима глазами, и когда не находила, расстраивалась, как дитя. Дело в том, что, дожив чуть не до тридцати лет, Оля Иванникова никогда не влюблялась, она вообще не знала, что это такое. И тут вдруг какое-то новое состояние… Неужели это оно, то самое?

Впервые в жизни она по-настоящему захотела мужчину, именно этого сероглазого шатена со слегка горбатым носом и ироничным изгибом губ…

Ей вдруг мучительно захотелось почувствовать его запах, погладить его грудь, запустить руку в его волосы… Все эти мысли сопровождало настолько явственное половое возбуждение, что ей делалось даже страшно. Что это с ней такое происходит?

Пока она размышляла, в дверь ее палаты тихо постучали.

– Войдите, – отозвалась на стук Ольга.

В дверях показался Вадим Краснов. С легкой улыбкой на губах, под курткой спортивного костюма он прятал бутылку вина.

– Не могу заснуть, – сказал он, улыбаясь, – все время думаю о вас, Оля. Я, конечно, от себя не ожидал, но факт есть факт. Что будем делать?

Перед ней стоял он – такой красивый, такой доступный. Только протяни руку, и ты ощутишь тепло его кожи, его запах, сделай движение – и ты узнаешь вкус его губ…

Движение было сделано. И Ольге открылся совершенно новый мир. Впервые в жизни она поняла, что такое любовь.

Вообще-то Вадим не изменял Лизе, но тут дал слабину. Когда он увидел Олю впервые, он даже удивился, чем она ему так понравилась? Он так привык к Лизиной красоте, к тому, что женщина должна быть воздушной, изящной, с узкими бедрами, тонкими запястьями и щиколотками, задорно торчащей, небольшой грудью, которая легко помещается в руке. Ольга была совсем другой. И не только внешне. Лиза – веселая, остроумная, ни минуты не сидит на месте, любознательная, ее все интересует, у нее миллион знакомых… Ольга – полная ей противоположность. Широкие бедра красивой формы, высокая большая грудь. Она, пожалуй, несколько медлительная, наверное даже ленивая, но сколько в ее медлительности неподдельной, не имитируемой женственности! Ну что он, в конце концов, не мужчина? Разве не может ему понравиться какая-то женщина?

Оля очень боялась, что после больницы ее роман с Вадимом может закончиться. Но ее страхи не оправдались, они стали встречаться и после.

Как ни прискорбно, Оля понимала, что как бы хороша в целом ни была ее жизнь, но с появлением Вадима она приобрела диссонанс. И заключается он в том, что она живет с одним человеком, а любит другого. А в том, что она любит Краснова, у нее сомнений уже не было.

Виталию Леонидовичу Слепцову дался нелегко вывод о том, что жена ему изменяет. Может, он еще долго продолжал бы оставаться в счастливом неведении, если бы Ольга была талантливой лгуньей, имеющей в этом деле хоть какой-то опыт. Но правду же говорит народная мудрость: не умеешь врать, не ври, тем более когда ложь можно проверить. Взглядом медика он определил у жены ранний токсикоз, о котором жена молчала, скрывая внезапные повызы рвоты за шумной струей воды.

Перед тем как поговорить с женой, Виталий Леонидович не спал всю ночь. Была еще одна маленькая надежда: а вдруг Ольга по-прежнему любит его, у нее нет никакого любовника, а просто она решилась на этот шаг, чтобы забеременеть и родить, понимая, что от него детей у нее не будет? И сделав это, боится объяснить ему свой поступок, не знает, как это сделать?

Ровно в восемь утра он набрал номер своей приемной и сказал секретарше, что в первой половине дня его не будет точно, а к обеду он перезвонит и скажет, какие у него планы на дальнейшее время.

– Привет, – поздоровалась Оля, заметив приближение мужа, – ты провел ночь в кабинете? Ты что, совсем не спал?

– Спал, часа два, наверное, – ответил Виталий.

– Работы много? – Оля не поднимала на мужа глаз.

– Оля, я не ученый, мне незачем работать по ночам, – спокойно ответил муж, но по тону его было понятно, что намечается серьезный разговор, – я думал о тебе, о том, что происходит, и о том, как нам с тобой быть дальше. Ты не находишь, что нам пора объясниться?

Ольга пожала плечами, повернулась к нему лицом. Вид у нее был, как у затравленного зверька – жалкий и испуганный.

– Я понимаю твое состояние, ты себя плохо чувствуешь, у тебя токсикоз. – Он увидел, как жену передернуло от впервые произнесенного вслух страшного слова, и продолжил: – Но все равно нам нужно объясниться. Ты скрываешь свою беременность, но это глупо, Оля, я же врач.

– Я ничего от тебя не скрываю, – прошелестела она.

– Хорошо, не скрываешь, но ведь и не говоришь мне об этом. Ты так хотела ребенка, наконец-то ты забеременела, ты должна быть на седьмом небе от счастья, ты должна была бы мне все уши прожужжать. Я хорошо знаю тебя и представляю, как бы ты себя вела. И я хорошо понимаю, что есть одно «но». Ты бы так себя вела, если бы была абсолютно чиста передо мной, если бы я был единственным мужчиной в твоей жизни и ты была бы уверена, что я отец этого ребенка.