Сторожевой волк
На улице по-прежнему падал мелкий снег, белил тротуар и плечи прохожих. Князев поднял воротник и собрался двигаться дальше, как вдруг к нему шагнула стоявшая возле крыльца молодая женщина. Она попыталась что-то сказать, но Богдан шел так быстро и решительно, что она не успела сделать этого. Уже пройдя вперед с десяток шагов, Князев услышал у себя за спиной возмущенное:
– Что ты мне предлагаешь? Украла, а теперь втюхать хочешь! – громко прозвучал мужской голос.
– Кто вам дал право? – тихо отозвался дрогнувший женский голос.
Богдан не любил ввязываться в уличные разборки. Никогда наперед не знаешь, что у людей на уме. Захочешь разнять, а дерущиеся объединятся против тебя. Такое в его практике уже случалось. Но он все же обернулся. Молодая женщина стояла на тротуаре с планшетником в руках и вздрагивала, хватая воздух ртом. Ее абсолютно не волновало, что на экран сыплется мелкий снег.
Если что и могло тронуть очерствевшее сердце бывшего прапорщика, так это вид плачущей женщины.
– Что случилось? – подходя к ней, спросил Богдан.
– Он… он… сказал, что я его украла, – выдавила из себя та.
– А ты его не крала?
– И вы туда же. Да пошли вы все!
Молодая женщина совсем не походила на воровку или на любительницу выпить.
– Продаешь, что ли? – поинтересовался Князев, показывая на планшетник.
– Продавала, – отрезала она.
– Теперь передумала?
– А вам какое дело?
– Может, я купить хочу.
– Правда?
– Правда, – кивнул Богдан. – Но только в том случае, если скажешь, почему продаешь.
– Деньги нужны.
– Это не ответ. Деньги по-разному нужны бывают.
– Мать у меня в больнице.
Сколько раз за последнее время Князев уже слышал рядом с универсамом подобное, но теперь поверил – женщина плакала очень искренне.
– Сколько хочешь за свой планшетник?
– Три тысячи хватит. Новый, он шесть стоил.
– Трех у меня нет, – честно признался Богдан. – Могу дать только две, – и буквально вдавил в сжатую ладонь деньги.
– Так не пойдет, – возмутилась молодая женщина, пытаясь вернуть купюры.
– Бери, а планшетник себе оставь. Мне он не нужен.
Женщина оторопело посмотрела на Богдана, не веря в происходящее.
– Я так не могу. Вы мне хоть адрес свой или номер телефона оставьте. Появятся деньги, я отдам.
– Не надо адреса. Меня по вечерам здесь часто можно найти в такое время, – махнул Князев рукой в сторону «Вечернего огонька». Но тут же понял, что сморозил глупость – по большому счету, предложил молодой женщине наведываться в распивочную, куда и не каждый мужчина посчитает приличным зайти. – Есть, чем адрес записать? – спросил он.
– Планшетник только. – Женщина быстро включила его, и экран засветился неживым светом.
– Тебя как зовут? – поинтересовался Богдан после того, как продиктовал свой адрес.
– Лариса. Но обычно друзья Ларой называют.
– Ну, счастливо тебе, Лариса. Пусть мама побыстрее выздоравливает.
Сказав это, Князев развернулся и быстро зашагал к улице, за которой темнели деревья. В кармане оставалось совсем немного денег. Но большего и не нужно было, на работе с ним рассчитывались в конце каждого трудового дня наличными. На «Вечерний огонек» и ужин хватало всегда.
Он поднялся на свой третий этаж. Дверь его квартиры была единственная из трех на площадке обита дерматином. Обивка за годы истрепалась. В двух других – стальные двери сияли новеньким лаком. Богдан криво улыбнулся. Зачем ему стальная дверь? Все равно в квартире, по большому счету, нечего брать. Ни дорогой техники, ни денег.
Ужинал он по привычке не на кухне, а в комнате. Включил телевизор, поставил перед собой на журнальный столик тарелку с нарезанной колбасой, открытую банку зеленого горошка и принялся священнодействовать – наливать в высокий стакан слои водки и томатного сока.
Глава 3
Вагон утренней электрички раскачивало. Внутри было полно народа, в основном мужчин. Пахло влажной кожей курток, дубленок, перегаром и одеколоном. Богдан стоял ближе к тамбуру, чтобы не пришлось пробираться к выходу на своей станции. Зашипели тормоза, состав остановился, приняв в себя еще с десяток пассажиров.
– Осторожно, двери закрываются, – донеслось из динамиков. – Следующая станция «Платформа рабочая».
«Моя», – мысленно отметил Богдан.
Во рту слегка чувствовался привкус выпитого вчера и выкуренной перед посадкой сигареты. Электричка, набрав скорость, выскочила на мост, прогрохотала по нему и пошла на спуск. Еще полгода назад Князев подъезжал на работу на своих стареньких «Жигулях». За руль садился специально, чтобы ограничить себя с вечера в спиртном. Но пару раз опоздал, попав в пробки, и поставил машину на прикол. На электричке подъезжать было и быстрей, и дешевле. А теперь, когда подморозило, то и удобней, можно было срезать дорогу, пройдя через поле.
Богдан сошел на платформу, дождался, пока уедет состав, перешел пути и зашагал от станционного поселка к видневшемуся в отдалении высокому зеленому металлическому забору оптовой овощной базы. Скрипел под ногами тонкий слой снежка, потрескивала подмерзшая земля вспаханного с осени поля. Воздух после города казался удивительно свежим. Даже закурить расхотелось. Князев почувствовал, что согрелся от быстрой ходьбы, расстегнул куртку.
Охранник-кавказец на въезде только смерил Богдана взглядом и пропустил без лишних слов. Князев был одним из немногих русских грузчиков, а потому все его здесь знали в лицо.
Десяток «южных» фур стояли в очереди на разгрузку. Водители кучковались у одной из машин, пили кофе, курили. Напарники Богдана – двое немолодых кавказцев-гастарбайтеров – сидели на овощных ящиках. На работу они никогда не опаздывали, потому что жили прямо на овощной базе в строительном вагончике вместе с другими земляками. У них «дома» Князев никогда не был. Не потому, что брезговал. Просто не любил, когда ему лезут в душу, а потому не лез в душу и к другим. У каждого найдутся свои сокровенные тайны, неудачи в жизни, приведшие человека на оптовую овощную базу. Зачем о них знать посторонним? Все отношения сводились исключительно к общению по профессии.
Электричка приходила так, что Богдан успевал на рабочее место за четверть часа до начала трудового дня. Как раз, чтобы не спеша переодеться.
– Подгоняй машину! – крикнул он водителю ближайшей фуры.
Свою работу, как ни странно, Князев даже любил. Она позволяла не только получать каждый день «живые» деньги, что избавляло от необходимости планировать даже ближайшее будущее, но и помогала забыться. Только таская ящики, он мог не думать о прошлом. Движения становились автоматическими, а из всех мыслей и рассуждений оставались лишь те, которые касались разгрузки – как поставить ящики, чтобы штабель не развалился.
Одна фура, вторая, третья… – считал про себя разгруженные машины Князев. Надсмотрщик Сулейман прохаживался вдоль рампы, поглядывая на часы, проверял, не ленятся ли грузчики. Если ему казалось, что разгрузка задерживается, он останавливался и пристально смотрел на рабочих. Одного его строгого взгляда хватало, чтобы начиналось ускорение. Еще бы, ведь именно Сулейман расплачивался в конце дня. В его воле было поощрить или же наказать рублем.
Обычно работа шла непрерывно, исключая двадцатиминутную паузу на обед. Но сегодня что-то пошло не так. После четвертой фуры образовалась пустота. Пузатый Сулейман тут же куда-то исчез, явно не желая слышать справедливые упреки из-за отсутствия фронта работы.
Очередная порция фур подъехала лишь через два часа. Вместе с машинами появился и Сулейман. Вновь он ходил неподалеку, высматривая, к чему можно придраться. Логика надсмотрщика проста: больше придирок за день – меньшая сумма к выдаче на руки к вечеру. Считать деньги Сулейман умел, а любимым его арифметическим действием было вычитание.
И вновь пошли ящики с хурмой, с мандаринами. Князев уже с трудом держался на ногах. Особенно он спешил с разгрузкой последней фуры. Рабочий день уже кончился, а нужно было еще успеть на электричку, следующая шла только через полтора часа.
– Баста! – облегченно выдохнул он, когда опустевшая фура отъехала от разгрузочной рампы. – Пошел переодеваться.
Но тут же рядом возник вездесущий Сулейман.
– Какое баста? Слушай, а?
– В чем дело? – возмутился Богдан. – Рабочий день уже пятнадцать минут как кончился. Имеем полное право разойтись. Только расплатиться с нами не забудь.
– Еще две фуры! – Сулейман для убедительности выбросил под нос Князеву два волосатых пальца. – Две фуры, и только тогда по домам. Ясно?
– Это с какого такого бодуна мы должны тебе еще две фуры разгружать? Надо было их подгонять, когда мы без дела по твоей вине сидели.
– Отказываешься работать?
– Отказываюсь.
– Ну, тогда ничего и не получишь. И они не получат, – показал он на других грузчиков. – Да?
Князева заело. Несправедливость он на дух не переносил. Если бы Сулейман предложил оплатить лишь сделанную работу, Богдан согласился бы, но оставить неоплаченной уже выполненную, это было за границами его понимания.
– Или ты платишь, или пожалеешь, – процедил он сквозь зубы. – Пару лет назад я таких, как ты, пачками по «зеленке» отстреливал.
– Ты кому угрожаешь? – прищурился Сулейман. – На себя посмотри, вояка, – фашист переодетый, алкаш конченый. Или ты разгружаешь две фуры, или потом я тебя даже перебирать гнилую картошку с бомжами не поставлю.
– Деньги давай, – протянул руку Князев.
То ли Сулейман не так понял этот жест, то ли и в самом деле решил ударить строптивого грузчика, но, так или иначе, кавказец замахнулся, а Богдан автоматически ударил первым – кулаком в челюсть. Подошвы ботинок оторвались от земли, и грузный Сулейман рухнул в своем кашемировом длинном пальто на грязный – разъезженный, растоптанный – снег.
– Я же сказал, пожалеешь, – проговорил Князев, уже понимая, что совершил ошибку.
Сулейман поднялся на четвереньки, ощупал челюсть, сплюнул кровью и, тихо ойкая, поднялся на ноги, после чего бросился убегать, крича:
– Убивают! Охрана!
Пожилой грузчик-кавказец покачал головой:
– Зря ты, Богдан, так. Теперь всем плохо будет. Разгрузили б мы эти фуры, ничего бы с нами не стало.
– С вами – может быть, а я на электричку опаздываю.
– Уже опоздал, – прищурившись, произнес грузчик, глядя на бегущих к рампе охранников склада, за которыми семенил Сулейман.
Один громила сжимал в руке арматуру, второй размахивал пистолетом-травматиком.
– Ой, плохо будет, – проговорил грузчик и попятился к раскрытым воротам.
Богдан спрыгнул с рампы и двинулся навстречу охранникам. Те были настроены решительно. Сразу видно, что разговаривать они не намерены, а станут бить сразу, как только поравняются. В принципе, этого и следовало ожидать. Сулейман не мог себе позволить уронить собственное достоинство в глазах своих «рабов». Бунтовщика следовало показательно покарать, чтобы другим неповадно было.
– Валите его! – крикнул надсмотрщик.
Князев переводил взгляд с одного охранника на другого, решая, с кем завязаться первым. Громилы уже перешли на шаг, они приближались, чуть разойдясь в стороны. Наконец Богдан сделал выбор – первым предстояло вырубить обладателя травматика.
Охранник вскинул руку с пистолетом и выстрелил без всякого предупреждения. Промазал, даже уклоняться Богдану не пришлось, пуля ушла в темную глубину хранилища. Второго шанса Князев ему не дал. Травматик выпал из заломанной руки, мощный удар под дых, нанесенный снизу, довершил дело, охранник сложился пополам, захрипел и упал на землю. Богдан отскочил в сторону, и очень вовремя – арматурный прут уже со свистом рассекал воздух. Князев и громила смотрели друг на друга. Сулейман испуганно пятился, то и дело проводя тыльной стороной ладони по губам и косясь на кровавый след на пальцах.
Охранник, поигрывая арматурой, двинулся на Богдана.
– Я тебя сейчас…
Что именно, он не уточнял. Князев медленно отступал. Арматура вращалась в руке охранника все быстрее и быстрее. Когда Богдан уткнулся спиной в рампу, громила криво усмехнулся и сделал выпад. Стальной прут стремительно пошел вниз. Богдан уклонился, и металл врезался в металлическую бровку бетонной рампы с такой силой, что полетели искры.
Еще один удар, еще… Каждый раз Князев уклонялся в сторону. Охранник хрипел, размахивая своим грозным оружием, способным с одного удара разнести череп или переломить кости. Когда громила стал выдыхаться, Богдан уперся руками в рампу, резко выбросил вперед ноги и врезал ему каблуками в грудь. Тот хрипло хватанул воздух, отлетел и плашмя рухнул на землю. Богдан подхватил выпавшую арматуру.
– Слушай, не надо. А? – запричитал Сулейман. – Я тебе заплачу. Брось эту штуку, – покосился он на толстый стальной прут.
– Ты всем заплатишь.
– И тебе, и им. Как скажешь, так и сделаю.
Он уже полез в карман, когда из-за угла хранилища выбежали двое полицейских. Сулейман тут же ожил и завопил:
– Он убить меня хочет!
Взывать к совести правоохранителей было бесполезно – Богдан несколько раз своими глазами видел, как эти самые полицейские «кормились» из рук Сулеймана, беззастенчиво беря от него деньги. При желании и при определенной доле везения, учитывая наличие у полицейских табельного оружия, он мог бы повалить и этих двух, но поднять руку на человека в форме при исполнении не мог себя заставить. Полицейские остановились, и один из них скомандовал:
– Брось арматуру, и мордой в землю!
– Не очень и хотелось. – Богдан отбросил арматурный прут, но, вместо того чтобы выполнить вторую часть приказа, просто поднял руки.
– Я сказал, мордой в землю!
Охранники базы уже осмелели, поднялись с земли, хотя до этого изображали из себя полутрупы.
– Да чего с ним разговаривать? – осклабился громила, поднимая с земли травматик.
– А ты заткнись, умник! Охранником здесь работаешь, а нам за тобой разгребать приходится, – подмигнул своему напарнику сержант.
Богдан даже не сопротивлялся, когда его повалили на землю, надели на запястья за спиной наручники. Сержант еще специально дернул их, чтобы браслеты потуже затянулись.
Охранник, у которого Князев забрал арматуру, подбежал и ударил его ногой в бок.
– Отставить, – лениво бросил сержант.
Громила не стал спорить, отошел в сторону.
– Ну что? Вызываем наряд, везем в отделение, протокол, – прокашлявшись, сказал сержант. – Повезло тебе, Сулейман, что мы рядом оказались и выстрел слышали.
Надсмотрщик сразу сообразил, что полицейские напрашиваются на деньги. Калькулятор в его голове защелкал. Он судорожно подсчитывал, где теряет, а где находит. Эти менты были уже прикормлены, и не раз, следовательно, удовольствуются малым. Не заплати им сейчас, завезут бунтовщика в отделение, составят протокол, будет заведено дело. Вот тогда и начнется. На овощной базе появится их начальство, потом прокурорские, наедут за нелегалов, которые тут неофициально работают. Платить придется уже в соответствии с количеством звездочек на погонах и занимаемой должности. А это совсем другие расценки. Такой расклад Сулеймана не устраивал.
– Э, дорогой, – проговорил он, растягивая разбитый рот в улыбке. – Зачем отделение, зачем протокол? Мы здесь и сами разберемся. Давай поговорим, – обратился он к сержанту.
– Поговорить всегда можно, – согласился правоохранитель. – Выслушаем мы твои аргументы. Если убедишь, будет по-твоему.
Полицейские отошли с Сулейманом в сторону, перешли на шепот. До слуха Князева долетали лишь обрывки разговора. Он лежал в грязном снегу со скованными за спиной руками. Где-то далеко прогрохотала электричка, на которую он опоздал. А менты все торговались с Сулейманом.
«Как барана на рынке покупают», – с досадой подумал Богдан.
Наконец зашелестели купюры, ударили по рукам. Сделка свершилась.
– Погодите наручники снимать, – бросился к сержанту охранник.
– Что ж, я тебе их подарить должен? – возмутился полицейский.
– Сперва его свяжем, а там и снимите.
Князева связали по рукам и ногам веревкой. Полицейский снял наручники и, чтобы не стать свидетелем расправы, вместе с напарником мгновенно улетучился. Тут уж охранники отвели душу, со всей силой пиная Богдана ногами.
– Хватит, – остановил их Сулейман. – Время уже позднее, по домам пора. Завтра решим, что с ним делать.
Князева подхватили и потащили в хранилище. Там забросили в каморку с разбитыми ящиками, и металлическая дверь с лязгом закрылась. Никто даже не стал развязывать с него веревки.
Глава 4
Переливающаяся зеркальными стеклами громада недавно возведенного на месте старых домов жилого здания ступенями уходила к затянутой первым ледком Яузе. Из-за этого, в общем-то, немаленькая река казалась чуть ли не ручейком. Такие дома в народе принято называть элитными. Хотя смысл слова, если посмотреть толковый словарь, никоим образом не связан со строительством, скорее, с племенным животноводством. Но законы, по которым развивается язык, не всегда соотносятся с формальной логикой. Просто люди, как справедливо заметил классик, любят говорить красиво. А «элитный дом» звучит красиво. Будто бы обитают в нем не люди из плоти и крови, а небожители.
Давно прошли те времена, когда практически в любой дом можно было просто так зайти в подъезд. Теперь в каждом крупном городе найдется немало жилых зданий, к которым даже не приблизишься. Тут же появится охранник и поинтересуется, к кому вы, с какой целью. И только получив исчерпывающую информацию, связавшись с нужным жильцом, убедившись, что гостя ждут, откроет заветную дверь.
Сверкающий черным лаком дорогой джип с тонированными стеклами подъехал к воротам элитного дома на набережной Яузы. Путь ему преграждал полосатый пластиковый шлагбаум. Охранник выбрался из стеклянной будки и неторопливо подошел к машине, но рассмотреть сидевших в ней людей так и не смог, видел лишь собственное отражение. Боковое стекло с тихим жужжанием поползло вниз. Увидев лицо водителя, охранник тут же напряженно улыбнулся, как и должен улыбаться человек своему благодетелю.
– А, это вы, – проговорил он. – Здравствуйте. Не сразу узнал. В прошлый раз вы на другой машине приезжали.
– Раз не узнал, значит, богатым буду, – произнес с легким кавказским акцентом обладатель вполне приятного тенора.
– Конечно, будешь, – подтвердил сидевший рядом с ним баритон и поднял руку, на которой блеснули золотые перстни.
– Тот, о ком мы говорили, дома? – поинтересовался тенор.
– Дома еще, дома, – согласно закивал охранник и воровато осмотрелся, не идет ли, не едет ли кто из жильцов. Видимо, ему не слишком хотелось, чтобы кто-то видел, как он пропускает на подземный паркинг чужую машину.
Тенор помахал в окне сложенной вдвое зеленой купюрой:
– Как договаривались. Бери.
Охранник ловко перехватил деньги и привычно сунул их в карман.
– Порядок. Только вы это… аккуратнее. Не подведите.
– Ты ж меня знаешь. Мы все аккуратно сделаем. Нам только поговорить надо. И претензий потом к тебе никто предъявлять не станет. Еще спасибо скажут.
– Проезжайте.
Полосатый шлагбаум взметнулся вверх. Черный джип неторопливо въехал в черный провал паркинга.
– Поаккуратнее рули, не по горам едем, – напомнил баритон, напряженно следя за тем, как сидевший за рулем спутник вписывается в узкий проезд.
– Ты за свою машину не переживай, – хохотнул тенор. – Ничего с ней не станется.
Джип заехал на паркинг. Машин внизу было немного. Время рабочее, жильцы разъехались по делам. Под потолком неярко горели лампы.
– Вот сюда, за колонну заезжай. Не стоит светиться раньше времени, – посоветовал баритон.
– А что? Место хорошее, – согласился тенор. – Лифт отсюда отлично просматривается. Не пропустим.
Джип ловко зарулил задом под колонну и остановился.
– Не нравится мне твой план, – вздохнул баритон.
– Он не только мой, – криво усмехнулся тенор.
– А если он не согласится, что тогда?
– Сомневаешься? Тогда сразу выходи из машины. – Тенор, прищурившись, смотрел на створки лифта.
– Я имею право сомневаться, – нервно потер горбатую переносицу баритон. – На кон слишком много поставлено.
– У меня к нему свой подход имеется. Не отвертится.
– Зря меня не послушались. – Баритон суетливо достал сигареты, протянул спутнику. – Надо было только своих задействовать.
– Наши приметные. Там, где несколько кавказцев появляются, «мусора» сразу тут как тут. Нам такое не нужно.
– Курить будешь?
– Нет, – отрицательно покачал головой тенор.
Баритон несколько раз щелкнул зажигалкой. Огонек так и не появился.
– И газ кончился, – разочарованно произнес он.
Тенор вдавил прикуриватель, приспустил стекло. Баритон затянулся, и дым тонкой струйкой потек в щель.
– Сколько нам ждать?
– Сколько надо, столько и будем, – пожал плечами тенор. – Обычно он в двенадцать выезжает. Но не факт, что сегодня так будет. Он сам себе начальник.
– Хреновое у меня предчувствие, – вздохнул баритон.
– Не мандражируй. Ему не с руки нас сдавать, у самого рыльце в пушку. Все сложится и срастется.
– Какое рыльце? Какой пушок? – взволнованно взмахнул баритон, и столбик пепла упал ему на колени.
– Просто так любил говорить тот, к кому мы приехали. Смотри, штаны себе не прожги.
– Уже прожег, – скривился баритон.
– Сочувствую.
Обладатель баритона загасил в пепельнице недокуренную сигарету и проворчал:
– Ненавижу ждать.
– И я не люблю. Только ничего тут не поделаешь. – Тенор откинулся на спинку сиденья. – Кучеряво наш клиент живет. Я и не думал тогда, что так круто развернется.
Лампочки на панели лифта заморгали, и он, оживившись, подался вперед, чтобы лучше видеть.
Створки кабинки лифта разошлись, и из нее вышел высокий холеный мужчина, явно с военной выправкой. На нем был непристойно дорогой костюм в серебряную полоску, светло-синий галстук туго стягивал шею. Куртку, подбитую мехом, он нес в руках.
– Появился, не запылился, – мечтательно произнес тенор. – Вон, как деньги людей меняют.
Холеный мужчина в дорогом костюме неспешно проследовал к новенькому кроссоверу «БМВ». Коротко пискнула сигнализация, моргнули габариты.
– Сам перед собой красуется, – тихо заметил тенор, положив пальцы на ключ зажигания.
Житель элитного дома сел за руль, но выехать со стоянки так и не успел. Черный джип резко выдвинулся из-за колонны и перекрыл ему дорогу. «БМВ» мигнул фарами, но джип остался стоять на месте.
– Черт, да что же это такое? – Мужчина выбрался из-за руля, подошел к джипу и попытался заглянуть в стекло. Рассмотреть водителя он не смог и постучал костяшками в дверцу:
– Эй, вы что, не видите? Вы мне выезд перекрыли.
В ответ ему было полное молчание. Он вновь пригнулся, но ничего, кроме собственного отражения, в стекле не увидел.
– Дорогу освободи, или я охрану вызову, – занервничал мужчина.
И вновь из джипа ничего не ответили. Он рванул на себя дверцу, но та оказалась заблокирована.
– Отъезжай! – несильно ударил мужчина ладонью по капоту.
И тут боковое стекло медленно поползло вниз.
– Слушай, чего ты нервный такой? – проговорил тенор.
Услышав кавказский акцент, тот сразу напрягся, заглянул в салон и, отшатнувшись, прошептал:
– Ты?..
По тону было понятно, что он дорого дал бы, чтобы за рулем джипа оказался кто-нибудь другой, пусть даже и черт с рогами.
– Вижу, помнишь. Что, не ждал? – усмехнулся тенор, открывая дверцу.
– Мы же договорились, что разбегаемся навсегда, – дрогнувшим голосом произнес холеный мужчина. – Я тебе ничего не должен.
– Это как сказать, – хмыкнул тенор. – Ты считаешь, что мы в расчете, а я другого мнения. Как в песне поется: «Ничто на земле не проходит бесследно». Слышал такую?
– Слышал… – растерянно ответил мужчина, лицо его осунулось, от прежней жизнерадостности не осталось и следа. – Откуда ты взялся?
– Фильм такой есть про «зловещих мертвецов». «Иногда они возвращаются» называется. Так это про нас. Понял?
– Сколько ты хочешь? – упавшим голосом проговорил жилец элитного дома.
– Не в деньгах счастье, – ухмыльнулся тенор, поняв, что зацепил собеседника. – Откупиться не получится. Да, счастье не в деньгах, а в их количестве, – хохотнул он. – Я не грабить тебя приехал, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
– Какое еще предложение?
– Денежное.
– Почему ты ко мне обратился?
– Ты молчать будешь как рыба. – Тенор выбрался из машины, взял с приборной панели планшетник, провел пальцем по экрану. – Все готово. Давай к тебе в машину. Интересное хоумвидео посмотришь. Увлекательное зрелище. С сердцем у тебя все в порядке? Не хотелось бы, чтобы ты коньки отбросил.
– Что там у тебя?
– Сам посмотришь. Забирайся на заднее сиденье.
Мужчины устроились на заднем сиденье «БМВ». Руки у холеного подрагивали, а в голове крутилась и крутилась фраза «иногда они возвращаются».