– И тебе никто не помог?
– О, помогли две женщины, когда я постучалась к ним в дверь, но, по правде сказать, до старушки никому дела не было. Так порою случается. Люди в одночасье исчезают. – Тиффани помолчала. – Пап, мы ведь старым каменным амбаром так и не пользуемся? Ты не пошлёшь ребят его для меня вычистить?
– Конечно, – кивнул отец. – А можно я спрошу зачем?
Тиффани оценила его вежливость: он ведь разговаривал с ведьмой.
– Мне кажется, у меня есть идея, – отозвалась она. – И мне кажется, я могу найти ему хорошее применение. Это пока только мысль, и там ведь в любом случае не помешает прибраться.
– Так вот, я здорово горжусь, когда вижу, как ты носишься по всей округе верхом на этой своей метле, – промолвил отец. – Это ведь магия, правда?
Все хотят, чтобы магия существовала на самом деле, подумала про себя Тиффани, и что на это скажешь? «Нет, магии не бывает»? Или: «Да, магия, но она не то, что ты думаешь»? Все хотят верить в то, что мы способны изменить мир, просто щёлкнув пальцами.
– Их делают гномы, – объяснила девушка. – Понятия не имею, как эти штуки работают. Весь фокус в том, чтобы на такой метле удержаться.
К тому времени лютая музыка уже стихла, возможно, потому, что дела для неё не нашлось, а возможно, потому – и, скорее всего, так оно и было, – что если лютые музыканты вернутся в пивную прямо сейчас, то, пожалуй, успеют хлебнуть ещё пивка до закрытия.
Господин Болен встал.
– Наверное, нужно отнести девочку в дом, так?
– Молодую женщину, – поправила Тиффани, склоняясь над спящей.
– Что?
– Молодую женщину, – повторила Тиффани. – Уж хоть это-то она заслужила. И я думаю, я сперва отвезу её в другое место. Ей требуется больше помощи, чем я в состоянии дать. Ты не мог бы раздобыть где-нибудь верёвку? У метлы, конечно, есть кожаный пристяжной ремень, но, боюсь, его недостаточно.
Сверху на сеновале что-то зашуршало, и девушка улыбнулась. Некоторые друзья, они такие надёжные.
Но господин Болен ушам своим не верил.
– Ты её забираешь?
– Недалеко. Так надо. Но послушай, ты не тревожься. Пусть мама застелет гостевую кровать, я скоро привезу Амбер обратно.
Отец понизил голос:
– Это всё они, верно? Они всё ещё ходят за тобой по пятам?
– Ну, сами они уверяют, что нет, но ты ж знаешь, что эти Нак-мак-Фигли – лгунишки те ещё!
День выдался долгий и не из лучших, иначе бы Тиффани сдержала резкие слова, но, как ни странно, сверху не донеслось ни звука, никто себя не выдал. И внезапно отсутствие Фиглей показалось Тиффани почти таким же огорчительным, как переизбыток.
Но тут, к вящей её радости, раздался тихий голосок:
– Ха-ха-ха, в энтот раз она нас не застукала, так, ребя? Мы ж затихарились как мыхи! Мал-мала громазда карга ваще ничо не усекла! Ребя? Ребя?
– Туп Вулли, ей-же-ей, у тебя мозговьев не хватит, чтоб носяру сморкануть! Каковску куску в «шоб никто ни мал-мала словца ни сказанул» ты не бумс-бумс? Ох, раскудрыть!
За последним восклицанием последовал шум потасовки.
Господин Болен опасливо вскинул глаза к крыше и придвинулся ближе.
– Видишь ли, твоя мама очень за тебя беспокоится. Ты ведь знаешь, она только что снова стала бабушкой. Она всеми ими ужасно гордится. И тобой тоже, конечно, – торопливо добавил он. – Но ведьминские дела, ну, это не совсем то, чего молодой человек ждёт от будущей жены. А теперь, когда ты и молодой Роланд…
Тиффани справилась и с этим. Умение справляться – это же часть ведьмовства. Отец глядел так горестно, что Тиффани с деланой бодростью промолвила:
– На твоём месте, пап, я бы пошла домой и хорошенько выспалась. Я всё улажу. Собственно, вот и моток верёвки, но теперь он мне, кажется, не понадобится.
Отец облегчённо выдохнул. Нак-мак-Фигли вызывают немалое беспокойство у тех, кто не знает их как следует, хотя, если подумать, даже если ты знаком с ними очень долго, они всё равно вызывают немалое беспокойство: войдя в твою жизнь, Фигли меняют её на «раз-два».
– И вы всё это время там сидели? – воззвала Тиффани, как только отец торопливо вышел за дверь.
В следующее мгновение вниз обрушился дождь из соломинок и Фиглей.
Злиться на Нак-мак-Фиглей – всё равно что злиться на погоду или кусок картона: дело бесполезное. Но Тиффани, тем не менее, попробовала: это уже вроде как вошло в привычку.
– Явор Заядло! Ты обещал за мной не шпионить!
Явор поднял руку.
– Лады, то-то и оно, точняк, но дык енто ж одно из не доразумениев, хозяйка, потому как мы ваще даже не шпиёнствовали, так, ребя?
Над толпой маленьких сине-красных фигурок, что заполонили собою весь пол, загремел дружный хор откровенного вранья и лжесвидетельств.
– Явор Заядло, ну почему ты продолжаешь врать, даже если тебя сцапали с поличным?
– А, ну, дыкс, это дело плёво, госпожа, – отвечал Явор Заядло, формально – глава клана Нак-мак-Фиглей. – Чё толку вракать-то, ежели ты ничо дурственного не створил? Короче, я смертно поранен прям в потрох, слухая этаку клевятину на моё добро имище, – широко ухмыльнулся он. – Сколько ж раз я те вракал?
– Семьсот пятьдесят три раза, – отозвалась Тиффани. – Всякий раз, когда обещал не вмешиваться в мои дела.
– Ах-ха, ну дыкс ты ж всё ишшо наша громазда мал-мала карга, – возразил Явор.
– Может, так, а может, и нет, – надменно отозвалась Тиффани, – но я уже куда более громазда и значительно меньше мал-мала, чем прежде.
– И куды больше карга, – радостно подхватил чей-то голос. Тиффани и приглядываться не понадобилось, чтобы понять, чей он. Только Туп Вулли мог вот так сесть в лужу по самые уши. Девушка поглядела сверху вниз на его сияющую физиономию. И ведь он вообще никогда не понимает, что делает не так.
Карга! Звучит не слишком-то лестно, но для Фиглей любая ведьма – карга, сколько бы лет ей ни было. Они ничего такого не имели в виду – ну, то есть, наверное, не имели, с Фиглями никогда не знаешь наверняка, – а Явор Заядло порою произносил это слово с ухмылкой. Но ведь это не их вина, что для любого, в ком не шесть дюймов[11 - 1 дюйм равен 2,54 сантиметра. (Прим. ред.)] росту, оно означает страхолюдину, которая причёсывается граблями, а зубы у неё хуже, чем у старой овцы. Если тебя называют каргой в девять лет – это по-своему забавно. А вот когда тебе почти шестнадцать, и день выдался тяжёлый, а поспать почти не удалось, и очень, очень не помешало бы помыться, оно не то чтобы смешно.
Явор Заядло явно это заметил: он обернулся к брату и рявкнул:
– Ты памятуешь, о брат мой, что бывает такой рядь, когда тебе лучше б голову в утятин зад всунуть, чем рот раззявливать?
– Звиняй, Явор. Я тута утятины не узырил.
Глава клана Фиглей опустил взгляд на Амбер, мирно спящую на полу под одеялом, и внезапно серьёзности в мире поприбавилось.
– Будь мы тута, когда ремень в дело пошёл, гад бы свету не взвидел, точнякс, – заверил Явор Заядло.
