Статистка

Был, есть и буду

В закрытых прокатах участвуют топ-пять пар национального первенства, на Олимпиаду поедут только три – максимальная квота, завоёванная на прошедшем чемпионате мира. Прокаты проходят не у нас, в более крупном дворце спорта. Сегодня минус пятнадцать и солнце, дорога настолько гладкая и скользкая, что до «Ниласа» можно доехать на коньках. Но у входа нас встречает микроавтобус.

– Почему не можем поехать на своих машинах? – Машка Колокотова вместе с Кириллом Афанасьевым, занявшая четвертое место, поглядывает на Андрея. Она уже накрашена для выступления, и я не могу понять, замерзла ли Маша или переборщила с румянами.

– Зачем бензин лишний раз тратить? – пожимает плечами Дима Чернов, партнёр Полины.

Колокотова и Афанасьев и Лапина с Черновым – подшефные Ивериной, ещё одного тренера в нашей академии. Маша с Кириллом неплохие среднячки, делающие ставку на наигранный артистизм: распахнутые глаза, закусанные губы, застывшая улыбка. «Я за любую активность, кроме цирковой», – презрительно морщится Лидочка при их упоминании. А мне кажется, что Иверина просто потеряла к ним интерес. Это особенно заметно, когда смотришь на Лапину с Черновым, катающих кутюрные программы дорогого зарубежного хореографа. Полина с Димой уступили сильным итальянцам на Европе, но их участие в Играх почти необсуждаемо. Я бы тоже, не раздумывая, выбрала их. Но возможно у меня есть личная предвзятость, Поля Лапина – это самое близкое к тому, что я могу назвать «подругой». Мы иногда покупаем друг другу кофе и делимся силиконовыми вкладышами в коньки.

До «Ниласа» не так уж и далеко, большую часть времени мы стоим в пробке. Дворец поражает своим размахом, по сравнению с ним наша «Полярная Звезда» – маленький каток для массового катания. Вместимость «Ниласа» – двадцать тысяч мест, ряды в секторах для болельщиков простираются до самого потолка. На двух дополнительных аренах занимаются шорт-трекисты и конькобежцы, а главная арена сегодня отдана нам.

На льду уже разминаются занимающиеся в «Ниласе» пары: наши попутчики Лера с Макаром и Аня с Владом. Ранова и Осипов – ветераны, катающиеся вместе с самого детства. Они ещё в строю, есть порох в пороховницах, но программы отдают нафталином.

Нас уведомляют, что катаем в обратном порядке, от худших к лучшим согласно результатам первенства. Начинают старожилы.

Чистенько, простенько, достойно 6.0 за технику на Олимпиаде 1984. Должностные лица и судьи делают себе пометки и приглашают следующих.

Маша с Кириллом катают танго Роксаны с завываниями про проститутку, которая will drive you MAAAAAAD, очередная классика. На Маше бордовое платье, сидящее на ней как влитое. Кирилла облипает белая рубашка с подкатанными рукавами – смотрелось бы почти привлекательно, если бы не вырез, заделанный бежевой сеткой, абсолютно не подходящей к тону кожи. Я грею руки в карманах жилетки, прислонившись к трибуне, и впервые соглашаюсь с Лидочкой. Программа слизана от и до у более успешных коллег: от нарядов до музыкальной нарезки. Но вот беда, хорошая постановка – это штучный продукт, где соперникам она скрывала недостатки, Колокотовой и Афанасьеву обнажает всё. Вылезает и отклянченный зад, и брошенные руки, и отсутствие музыкальности. Я сейчас задумываюсь: если это наши крепкие среднячки, насколько низкая тогда планка. Музыка заканчивается, но широкая улыбка не слетает с лица Маши, она довольна прокатом. Тренер удостаивает их парой негромких аплодисментов. Маша проезжает мимо нас и подмигивает моему партнёру. Андрей не подает виду, продолжая тянуться, словно вчера ничего и не было.

– Пойду руки вымою, – отдав тренеру куртку и салфетницу, Маша направляется к двери с горящей зеленой надписью «Выход».

– Сейчас приду, – сообщаю я своим и отправляюсь за ней.

Я давно не была в «Ниласе», кажется, это был Кубок России в 2015 году и сейчас, боясь запутаться в бесконечных коридорах, стараюсь не отстать от Колокотовой. Машка – это не терпеливая, трудолюбивая Лера и не талантливая, яркая Поля. Она моего типажа, не внешне, по характеру – не перетрудится там, где, по её мнению, этого не нужно. Если она зачем-то понадобилась Андрею, то у него в этом свой умысел. Не верю я в светлые чувства к тому, кто напоминает меня.

Наконец, она сворачивает за дверь с табличкой WC. Я захожу за ней.

– Чего тебе? Иди разминайся, – недовольно тянет Машка, включая кран. Холодная вода с шумом вырывается из него.

Я проверяю кабинки, подпираю входную дверь стулом, сняв с него ведро с белой облупившейся надписью «Туалет» сбоку. Маша таращится на меня как на сумасшедшую, но мне всё равно.

– Что вы вчера вместе делали? – я перехожу сразу к сути.

Морщины между Машиных бровей разглаживаются, её лицо становится спокойным и расслабленным.

– У вас всё равно ничего не будет. На твоем месте я бы не сильно обнадеживала себя: лобызания на камеру – это одно, а жизнь – совсем другое, – словно девчонке разъясняет она мне. Колокотова чувствует себя в своей тарелке, ведь я «пришла ругаться из-за парня».

– Маша, ты дура? – я опускаю крышку унитаза и сажусь, закинув нога на ногу. – Маша, ты дура. Ты каждый день вместе с нами на льду, хочешь такого отношения и к себе? Задумайся, почему у него было так много партнёрш, а потом они все внезапно исчезали с радаров? Была Наташа Абросимова, потом Катя Иванченко… Да хоть возьми меня, ты видишь, как я свечусь рядом с ним?

– Наташке жрать надо было меньше, Катька – тупица невыносимая, – Колокотова не хочет ничего слышать. – Про тебя в лицо ничего не скажу, но, извини, ты сама всё понимаешь.

– И ты, конечно, особенная, – я упираю руки в бока и ухмыляюсь, но мне совсем не смешно.

– Ну за халявным золотишком он повезет тебя, но да, может быть и особенная, – Машка отпирает дверь, и пластмассовые чехлы на коньках неодобрительно цокают о плиточный пол.

Я отпускаю её. Некоторым людям жадность затуманивает мозг, другим же обостряет все органы чувств. Я принадлежу ко второму типу людей, Машка – типичный представитель первых. «Ну и пошла в жопу, – сплевываю я и выключаю забытый кран. Пусть учится на своих ошибках».

Когда я возвращаюсь, Хомячки уже докатали. За десять минут, что меня не было, над льдом повисают грозовые тучи. Головы членов судейской бригады головы склонены друг другу так, что очки техконтролера съезжают на самый кончик носа. Президент Федерации, женщина без возраста, тычет пальцем в экран и неодобрительно качает головой. Пошептавшись еще пять минут, они достигают консенсуса. Все опять рассаживаются по своим местам. Следующими катают Полина и Дима.

– Что случилось? – я перехватываю Аню Ранову, которая уже накинула свое пальто и собирается уйти.

– Упали два раза, – беззаботно сообщает мне она. – А учитывая, что на Европе только на восьмое место накатали, то поездке в Поднебесную бай-бай.

– Ты-то когда в последний раз на Европу отбиралась? Когда они только в новисы вышли? – Ранова меня бесит, и я не собираюсь проявлять уважение к их опыту и спортивному долголетию.

Аньку сложно вывести из себя, она невозмутимо показывает мне средний палец и исчезает. Ранова и Осипов сейчас находятся в фазе «мы всё всем доказали и катаемся ради себя и своих болельщиков», что в переводе означаем «выступаем лишь потому, что ничего другого в жизни не умеем». Спорить с ними я не собираюсь.

Поля хороша, Дима тоже неплох, но как-то осторожничает, нет раската, широты в движениях, на которую он способен. И всё же это лучшее, что могут дать танцы на данный момент. Когда мы с Андреем ещё не встали в пару, его мать упрашивала Полининых родителей поменять свое мнение. Как бы хорошо они вместе смотрелись: её гибкость и музыкальность вместе с напором и силой моего партнёра. Что если бы тогда женщина с раскосыми глазами и диковинным именем Фатиха не оказалась случайным свидетелем того, как на маленьких, региональных соревнованиях вытянутый, уже сформировавшийся подросток со всей силы дал жесткими чехлами по лицу своей партнёрше. Каждый раз здороваясь с Наташей Абросимовой, я в первую очередь вижу небольшой шрамик во внешнем уголке глаза. Прощальный подарок от волшебника льда.

Я неслышно хлопаю в ладоши, когда они заканчивают. Следующими катаем мы, но нам не скоро дают начать. Обсуждение длится подозрительно долго для такого хорошего, рабочего проката, начальство подзывает их тренера к себе. Они шепчутся, Иверина нервно поддергивается, то разводя руками, то рисуя пальцем в воздухе какие-то абстракции. Мы на льду уже вечность, а они все не прекращают.

– Ну что, начинаем? – кричит им Охламонов, но на него ноль внимания.

Они так ни к чему и не приходят. Иверина с покрасневшими глазами уводит подопечных с арены.

– На лед приглашаются Колесникова и Ларионов, – объявляет главный судья.

Все устали и хотят домой, думаю я, сильно придираться не будут. Тренеры напутственно стискивают нам руки, и мы занимаем начальную позу. В этот раз никаких накладок, лишь мысли, вялотекущие на фоне. Каждый день, каждый новый прогон танца или занятие ОФП приближают меня к Пекину. Время несется с сумасшедшей скоростью, а я так ничего и не придумала. Мысли меняют свою форму, плавно перетекая друг в друга, словно поддержка в дорожку, дорожка во вращение, но их суть неизменна – «Должен же быть какой-то выход».

Я встречаю Полину уже в коридоре, она мешает пластмассовой ложечкой противный кофе из автомата. Дима сидит рядом на корточках, завязывая шнурки на кроссовках, коротковатая толстовка обнажает спину – на ней тейпы. Он пытается подняться и охает, держась за поясницу. Полина выкидывает недопитый кофе в мусорку и помогает ему разогнуться. Заметив меня, соперники мрачнеют.

– Твои, – отдаю ей перчатки, оставшиеся на трибуне. Я чувствую себя, будто застукала ребят с поличным.

Полина с благодарностью забирает.

– Всё хорошо? – спрашиваю, когда мы немного отстаем от её партнёра.

– У Димы травма спины, – нехотя признается Поля. – Нужна операция. Что если ему станет хуже, уже на месте, когда мы прилетим? Я боюсь, что сделают ставку на стабильность, а… – она заминается, проглатывая имена. – Кого-нибудь другого вторым номером сборной.

– Н-да, – слова поддержки тут излишни. Поля права, в их случае одна осечка и все заработанные грибы улетят в чужую корзинку.

Мы вместе с тренерами устраиваемся на задних сиденьях автобуса, Охламонов разваливается в кресле, становясь похожим на старого уставшего кота. Они с Лидочкой довольны, мы откатали на ура.

– Ну-у, – тянет он слишком громко для набитого автобуса, – сами то рады?

– А чего радоваться? – Андрей невозмутим. – Мы готовились, мы показали это. Кто ерундой страдал, тот жопой лед полировал.

Плечики Леры вздрагивают.

– Давай потише, – шепчу я ему.

– А то что? – он смеется и достает наушники. – В чем я не прав? Сейчас хорошая партнёрша на вес золота.

– Андрей, в самом деле, – Охламонов ожесточенно застегивает молнию. – Катают в паре, значит, отвечают оба. И у вас у всех партнёрши – профессионалы своего дела, – он говорит еще громче, чтобы Лера услышала. – Просто так бывает, слишком сильно хотели показать себя.

Андрей наклоняется к Охламонову, касаясь губами уха тренера. Почти касаясь, чтобы я слышала.

– Святослав Юрьевич, не врите себе, я был, есть и буду, а танцовщица Алёна Колесникова появилась после меня.

– Я пойду, – одергиваю куртку и встаю.

– Ну, Алёна, куда, – Лидочка пытается усадить меня на месте.

– К родителям, они живут недалеко, – в этом лишь половина правды, но мне всё равно, как я сейчас выгляжу. Я пробираюсь между узких рядов, отмахиваясь от костюмов, чехлы от которых зацепили за верхние поручни. Сдвижная дверь открыта, и я вылезаю.

«Самими собими»

Мама сегодня не одна. Тетя Люба, подперев расплывшееся лицо, роняет слезы в нетронутую чашку чая.

– Как же я так, – она прерывает рыдания, – сунула его в медицину, а он… Знала бы, – она грозит в пустоту, – отправила бы в спортшколу, чтобы уберечь наверняка.

Я пододвигаю к ней вазочку с печеньем. Сейчас не время что-то доказывать, но она не права. Большой спорт и здоровый образ жизни не равны друг другу, и речь даже не о бесконечных травмах или расстройствах пищевого поведения, вроде анорексии и булимии. Если отвлечься от традиционных попоек, которыми спортсмены, однако, тоже не брезгуют, существует немало случаев, когда наркотики использовали как стимулятор для улучшения результативности.

Сегодня мама Павлика ночует у нас. Я раздвигаю диван в моей комнате, стелю постельное белье. В стенке за стеклом стоят мои фото: вот я в платье, сшитом под русский народный сарафан, с грамотой «Юный фигурист», тут я постарше, мне лет пятнадцать, и мы с мамой в Кабардинке. Мои огненно-рыжие волосы, тайком покрашенные хной, висят сосульками, а пупок проколот. Тогда я пыталась подражать солистке одной рок-группы и впервые попробовала бросить фигурку, но быстро вернулась. Пубертат еще не накрыл меня с головой и сальховы и тулупы было собирать легче, чем отсиживать восемь уроков в школе. Пятнадцать лет… Сейчас в это время быстро собирают титулы и уходят на покой, а мне казалось, что всё только впереди. Андрей прав, фигуристка Алёна Колесникова появилась после него и благодаря ему. Но ведь нескладная девчонка с волосами цвета морковки была и раньше. И даже один раз съездила на международные соревнования! Не Гран-при среди юниоров, конечно, что-то вроде соревнований на призы Конького-Задунайского, где платишь вступительный взнос, чтобы покататься по желтому, в выбоинах льду между тренировками хоккеистов. И тем не менее моя первая поездка за границу. А потом уже с Андреем была Америка, огни ночного Лас-Вегаса из иллюминатора самолета и сумасшедший джетлаг, Франция, лужи на льду во время турнира и пластиковые звезды вместо медалей, и конечно, Япония, мекка фигурного катания. Только там, когда на лёд летят со всех сторон десятки плюшевых игрушек и цветов, приветливые лица на заполненном до отказа стадионе машут в камеру плакатами, а Kiss&Cry, КиК, место, где мы сидим в ожидании оценок, украшен искусно сделанными ветками сакуры, ты ощущаешь себя живой. Говорят, что дома помогают стены и нет ничего лучше соревнований в родной стране, но я предпочту катать для тех, кто любит спорт, а не флаг.

Мы сворачиваемся с мамой калачиком на её кровати, я каждые пару минут обновляю сайт Федерации. Принятие решения происходит кулуарно, и объявление состава приходится мониторить самим. С опозданием в несколько часов списки выкладывают. Среди одиночников и парников одни знакомые лица, сильнейшие спортсмены страны и мира, которые поедут биться между собой. Пролистываю до танцев на льду: Колесникова и Ларионов, Полина с Димой, тут все понятно, и третьими стоят Колокотова и Афанасьев. Лера с Макаром – первые запасные, Федерация расчетливо выбрала синицу в руках. Для нас шестерых эти Игры первые в карьере: несмотря на солидный возраст, на предыдущие мы не попали – отстаивали в очередь, ожидая пока из большого спорта уйдут более опытные коллеги.

– Там блат, еще похлеще, чем наш, – зло кинула тогда Ирина Александровна, когда со сборов мы вернулись домой как запасные.

– Алёна, – мама тычет меня в бок, – что там?

– Привезу тебе доширак, – сквозь сон бормочу я.

Я просыпаюсь посреди ночи от дурного сна, на прикроватной тумбочке что-то едва заметно поблескивает. Тянусь к нему, пластмассовая упаковка хрустит у меня в руке. Встаю аккуратно, чтобы скрип кровати не разбудил маму и разглядываю вещицу у окна. У меня на ладони лежит хрупкое китайское печенье с предсказанием, мамин подарок. Аккуратно разрываю упаковку и разламываю тонкое песочное тесто.

«Не думай – действуй», – говорит предсказание.

Казалось бы, что может быть легче, но сомнение вдруг закрадывается мне в душу. Вдруг у меня ничего не получится или еще хуже, всё получится, но сразу же вскроется? Что будет тогда?

На этот вопрос тонкая полоска бумаги ответа не дает.

Зал для хореографии сегодня пустует, в нем только мы и ещё парочка спортсменов академии.Нас уведомляют, что наши пробы чисты как слеза, и всё идет своим чередом.

– А где главная звезда, Колокотова? – я шагаю по дорожке, пока Охламонов сидит на скамейке и роется телефоне. Тренер щурится, держа его на вытянутой руке. В отражении зеркала видно, как в открытый чат сыплются картинки. Мой тренер не удостаивает меня ответом, только и успевая пролистывать сообщения.

– Гостиницы заказывают? – увеличив скорость, начинаю бежать.

– Да, – он похрустывает шеей, наклоняя её в разные стороны. – Привези мне, батюшка, аленький цветочек.

– Времени гулять не будет, – парирует разминающийся Андрей. – Сначала акклиматизация, потом две тренировки в день, затем соревнования и на следующий день вылет.

– Андрюх, и ты прям совсем не хочешь развеяться? – парень из академии, танцор второго эшелона, вставляет свои пять копеек в наш разговор.

– Хочу, но результат превыше всего, – Андрей невпопад смеется, но я впервые слышу его живой смех. Глаза Андрея горят, и это не обжигающий холод, а жар Олимпийского огня.

Лидочка и Охламонов, как дураки сидят с раскрытыми ртами, а я останавливаю дорожку. Беру роллер и отхожу в другой конец зала, пока мой партнёр вещает про Олимпийские ценности и «быстрее, выше, сильнее». Спина закоченела после ночи на узкой кровати, по уровню хруста, я сама как печенье. Андрей – неплохой оратор, возможно, сейчас он звучит убедительнее чем в интервью, потому что сам в это немного верит? Я даже слышу какие-то слова про команду, совместные усилия и общую цель. Пусть нас вместе это и не связывает, но знаю, что на душе тренеров теплеет.

Сегодня короткий день, нашу пару забирают на запись видеообращения к болельщикам. Всего фигурное катание будут представлять восемь человек, лидеры в своих видах. Говорить будет, как всегда, Андрей, я лишь добавлю пару слов в конце.

– Никакого заученного текста, только живая, дружеская атмосфера, – заверяют телевизионщики, но записать видео самим не дают и сгоняют в студию под свет прожекторов.

В гримерке уже висят три новеньких комплекта формы: бело-голубой спортивный костюм для меня, однотонный – для кого-то из одиночниц и верхняя одежда для парницы Даши, которую я, не глядя, сначала натягиваю на себя. Человечки, формирующие затейливый узор, разъезжаются в стороны, ткань трещит по швам.

– Ой, так это моя, – мы замечаем бирку с именем, и Даша, встав на диван, помогает мне стянуть куртку.

Я метр семьдесят пять, а она, если верить Интернету, едва перешагнула отметку в метр пятьдесят. Маленькая, плотно сбитая, словно состоящая из одних мускул Даша идеальна для прыжков и выбросов.

– А от одиночниц кто сегодня? – Даша осматривает вещи в поисках бирки с ещё одним именем.

– Не знаю, – я крашу ресницы, и мой рот сам собой складывается в букву О. – У них каждый год новая, – моргаю и тушь отпечатывается на всем веке. Я шиплю как кошка и тянусь за ватным диском, а Дашка падает на диван.

– Это точно не Сазонова, она в жестком пубертате, двойные собрать не может, – перечисляет она. – И не Манкова, она ушла от тренера, а грибы ушли от неё.

– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от Федры не уйдешь… – бормочу я, присматриваясь к стрелкам. – Что гадать, кто Европу выиграл, тот и придет.

– Оу, – она листает галерею и показывает мне экран. Я легонько отталкиваюсь ногой и на стуле подъезжаю к ней. На фото с Гала мы, чемпионы Европы, зависли в прыжке: я и Андрей – танцоры, парники из Германии, француз, рассекающий лед словно нож масло, и Арина, маленькая девочка с натянутыми на коньки колготками.

– Она? – Даша приближает экран. – Первый раз вижу.

– Ты совсем новости не читаешь? Это же… – я перечисляю регалии Арины, полученные за сезон.