Наши ожидания

Глава 1 Холодное утро

Кира проснулась незадолго до того, как зазвенел будильник. Ровно в семь он дал о себе знать тихим дребезжаньем, однако Кира не поспешила выключить этот неумолимый счетчик времени. Наоборот, она натянула на голову одеяло и сделала вид, что не слышит нарастающую трескотню будильника. Полежав так некоторое время, Кира все же приняла решение встать с кровати и для начала осторожно выглянула из-под одеяла, но тут же снова спрятала лицо в спасительное тепло. Будильник, потеряв терпение, заходился в конвульсиях, грозя свалиться с прикроватной тумбочки на пол. «Что же все-таки перевесит: мои нервы или холод? – подумала Кира. – Теперь-то я уверена, что пытка холодом не менее ужасна, чем пытка голодом».

У Киры имелись все основания для столь кощунственных мыслей: хотя за окном стоял конец мая, в ее комнате было очень холодно. Так же холодно было и во всей квартире (впрочем, не только в той, в которой вместе с мамой и бабушкой проживала Кира), потому что пятнадцатого мая в девять часов утра из отопительной системы города Болотинска была изгнана вся горячая вода, а после обеда неожиданно выпал снег и существенно похолодало. Снег вскоре растаял, но холод никуда не ушел. По прогнозам синоптиков, он, то есть холод, решил задержаться в Болотинске, а также во всей области до середины июня. В общем, ждать тепла было неоткуда, к тому же отопительный сезон был завершен строго по графику, с незапамятных времен утвержденному где-то и кем-то на самом верху, поэтому во всех домах и учреждениях с раннего утра и до поздней ночи работали обогревательные приборы самых всевозможных конструкций, какие только смогли отыскаться в сараях и кладовках жителей, отчего городская энергосеть была постоянно перегружена. Однако, несмотря на мучительный холод, охвативший город, болотинцам нужно было каждый день ходить на работу. В том числе и Кире.

Кира вытянула из-под одеяла правую руку, ощупью нашла будильник, к тому времени окончательно пришедший в неистовство, и выключила его, а затем так же, на ощупь, отыскала теплый махровый халат, лежавший на стуле. Халат, конечно же, только назывался теплым, на самом деле за прошедшую ночь он стал невероятно холодным, но Кира, скинув с себя одеяло, быстро прыгнула в тапочки, набросила халат на пижаму и помчалась в ванную комнату. Там она включила горячую воду и встала под душ, мысленно благодаря родителей за то, что много лет назад они установили бойлер, чтобы тем самым компенсировать отсутствие горячей воды в летнюю пору, ибо в Болотинске в означенный сезон горячей воды никогда не было.

Выйдя из ванной комнаты, Кира направилась в кухню. Там уже было относительно тепло благодаря кухонной плите, на которой Кирина мама, Лидия Алексеевна, готовила завтрак.

– Ну и как нынче погодка? – спросила Кира, поцеловав маму.

– Ночью снег выпал, – ответила Лидия Алексеевна. – Уже третий раз за эту неделю. Неужели тепло так никогда и не наступит? Куда ни зайдешь, везде обогреватели работают. И как люди только это терпят?

– Да нас каждый день звонками достают и письмами заваливают, как будто мы не редакция газеты, а сам Господь бог, – сказала Кира, выглядывая в окно. Двор и крыши близлежащих домов были покрыты тонким слоем снега. – Галатрея Марковна не раз звонила и в администрацию, и руководству коммунальной службы, а там один ответ: потерпите немного, тепло уже на подходе.

В ответ Лидия Алексеевна удивленно покачала головой:

– Неужели, зная о холодах, нельзя было продлить отопительный сезон?

– Как же, они продлят, – усмехнулась Кира. – Все кочегары в котельных уволены и будут приняты на работу только пятнадцатого сентября, то есть тогда, когда начнется новый отопительный сезон. Если только мы все к этому времени окончательно не вымерзнем, как мамонты.

Сквозь шум закипающего чайника Кира вдруг расслышала глухие удары, раздававшиеся за стеной.

– Что это? – удивленно спросила она, выключив чайник.

– Может быть, Зимины вещи собирают? – предположила Лидия Алексеевна, тоже услышав стук. – Кажется, они собирались переехать на дачу. Тамара Павловна вчера сказала, что у них в дачном домике есть печка.

Едва Лидия Алексеевна договорила, как послышался такой грохот, как будто за стенкой уронили шкаф.

– Или им буржуйку принесли, – выдвинула новую версию Лидия Алексеевна. – Николай Иванович как-то говорил, что его брат очень хорошие буржуйки для гаражей делает, а в последнее время от заказчиков просто отбою нет. У нас на почте главный бухгалтер тоже себе буржуйку заказала. У нее сын в этом году и так всю зиму проболел, а на прошлой неделе снова кашлять начал. Так она боится, как бы дело до воспаления легких не дошло. И дойдет, если тепла не будет. Я хорошо помню, как ты заболела, когда тебе пять лет было. Правда, это зимой случилось.

– Это когда в центральной котельной все котлы полетели и нас паровоз отапливал? – улыбнулась Кира.

Конечно, она плохо помнила события двадцатилетней давности, потому что была тогда еще слишком мала, однако из рассказов мамы и бабушки знала, что той зимой им действительно пришлось несладко. Из-за аварии в котельной весь центр Болотинска оказался под угрозой замерзания. Конечно, благодаря паровозу удалось не допустить размораживания системы отопления, но в квартирах все равно было холодно, ведь за окном стояли сорокаградусные морозы. В ту зиму вся семья Кузьминых жила в одной комнате. Над дверью для тепла повесили ковер, а в центре комнаты поставили самодельный обогреватель, который работал круглые сутки.

– Да, – вздохнула Лидия Алексеевна, расставляя на столе тарелки. – На этом обогревателе папа тебе все время хлеб подрумянивал. Тебе так нравился этот хлебушек, что ты больше ничего не хотела есть.

За стеной снова послышался грохот.

– Не иначе Николай Иванович дрова для буржуйки заготавливает. Прямо в квартире, да еще, наверное, из мебели, – хмыкнула Кира, но в душе невольно позавидовала чужой печке.

Сев за стол, она пододвинула к себе тарелку с рисовой кашей и положила в нее кусочек сливочного масла. Наблюдая за тем, как тает масло, Кира взяла пульт и включила телевизор.

– Настоящее тепло придет в Сибирь только во второй декаде июня, – бодро произнесла дикторша, одетая в очень короткое платье, своим фасоном напоминавшее колокольчик.

– Тебе не кажется, что платье немного коротковато для нее? – спросила Лидия Алексеевна, взглянув на экран. – Такое платье больше четырнадцатилетней девочке подойдет, а уж если точнее, то десятилетней. А этой даме, несмотря на осиную талию, судя по лицу, не меньше сорока будет.

– Для такой программы это не существенно, – пожала плечами Кира. – Это же не просветительская передача.

– Ты так думаешь? – Лидия Алексеевна бросила на дочь растерянный взгляд.

Кира внимательно посмотрела на дикторшу.

– Хотя, – произнесла она, – вполне возможно, что одежда исполняет роль температурной шкалы: чем короче платье, тем выше температура, и наоборот.

– А если наступит пекло? – улыбнулась Лидия Алексеевна.

– Могу допустить два варианта.

– Каких?

– Либо она наденет купальник – такие случаи уже встречаются на телевидении, либо… – Кира не успела закончить.

– Либо ее муж женится на другой, и тогда мы увидим совсем другой гардероб, – произнесла, входя в кухню, Нина Григорьевна, Кирина бабушка.

Когда Кира вышла на лестничную площадку, то увидела, что в дверь соседней квартиры стучит незнакомый подросток, нанося удары по двери ногой, облаченной в ботинок с очень толстой подошвой. «Ну вот и источник шума прояснился», – подумала Кира, натягивая перчатки.

– Кто там? – вдруг послышался из-за двери сонный голос Вадима Кошкина, сына соседей.

– Сто грамм, – раздраженно ответил хозяин ботинка, перестав стучать ногой. – Открывай скорей!

– Не могу. Меня мать на ключ закрыла, а сама на работу ушла.

– И что же тогда делать? – растерянно произнес приятель Кошкина.

Повисло глубокомысленное молчание как по одну сторону двери, так и по другую. Кире очень хотелось узнать, какое решение примут в столь непростой ситуации (действие разворачивалось на третьем этаже) молодые люди, но ей нужно было торопиться в редакцию.

Глава 2 Первое задание

В редакции царила тишина и, конечно же, холод. По поводу холода добавить уже нечего, а вот, что касается редакционной тишины, то у нее тоже имелось свое объяснение: вчера после шумного разговора с главным редактором «Болотинские вести» покинул один из ее сотрудников – Семен Смородинов. Главный редактор газеты Галатрея Марковна Енютина до этого неоднократно указывала Семену на то, что он с завидным постоянством уклоняется от разработанной ею стратегии, переча при этом главному редактору чуть ли не по каждому поводу.

Галатрея Марковна, женщина с волосами, выкрашенными в сиреневый цвет, отчего за глаза ее в городе звали Мальвиной, была редактором в третьем поколении, и это, как она искренне полагала, давало ей пожизненное право на «Болотинские вести». Столь незамысловатое название газета носила последние двадцать пять лет, а до этого в течение почти полувека она была известна Болотинску и всем его окрестным деревням и селам как «Дорога к коммунизму». Но прошлые времена давно канули в Лету, дорога так и не была построена, и Галатрея Марковна, оказавшись за доставшимся ей по наследству штурвалом, уверенной рукой опытного капитана повела свой корабль, неуклонно следуя старым, проверенным временем редакционным маршрутом. Передовица, как и прежде, посвящалась важным административным событиям, происходившим в городе. Вторая и третья страницы отводились под рубрики «Взгляд на село» и «Чем живет горожанин». На четвертой полосе печатались объявления, реклама, кроссворды и прочая «дребедень», как презрительно отзывался об этом газетном материале Семен Смородинов.

Конечно, нельзя утверждать, что за истекшие со дня отказа от построения коммунизма годы газета совсем не претерпела никаких изменений. Наоборот, она вместе со страной пережила все те суровые бури и штормы, которые выпали на ее долю: ей тоже не раз в девяностые годы угрожало исчезновение, ей также пришлось пойти на немалые жертвы – уменьшить своё пространство, то есть размер и количество страниц, а затем и число сотрудников и подписчиков (в связи с интенсивной убылью последних по естественным и не очень естественным причинам). И все же, несмотря на смену названия и изрядное уменьшение, как в объеме, так и в тираже, этому единственному в городе печатному изданию удалось удержаться на плаву. Заслугу в этом Галатрея Марковна приписывала исключительно своим способностям и талантам.

Правда, и нынче имелись некоторые нюансы, затруднявшие деятельность «Болотинских вестей»: например, газета не могла похвастаться стабильностью своего кадрового состава. В ней наблюдалась сильная текучка. Это было связано с тем, что в самые трудные для нее годы газету покинули почти все опытные журналисты: кто-то подался на телевидение, кому-то пришла в голову мысль заняться собственным бизнесом, а кого-то жизненные обстоятельства вынудили отправиться на поиски счастья в более крупные города. Поэтому за минувший период в должности корреспондентов «Болотинских вестей» побывали те граждане, кто по ряду причин лишился предыдущего места работы: инженер по технике обработки древесины, уволенный из милиции старший лейтенант (следует, однако, отметить, что уволен он был исключительно по собственному желанию), воспитательница детского сада, закрывшегося из-за резкого сокращения числа воспитанников, а также продавец книжного магазина, переставшего существовать, как и детский сад. Но по совсем иной причине. И все же порой в газету приходили и те, кто имел непосредственное отношение к столь замечательной и важной профессии, как журналист. В их числе оказался и Семен Смородинов, продержавшийся в газете шесть лет. Однако его взгляды на информационную политику существенно отличались от взглядов его работодателя, то есть Галатреи Марковны Енютиной.

«Целый номер отдается советам по ведению домашнего хозяйства или перечню платных услуг, которые предоставляет прачечная! Но ведь это же никуда не годится! Вы понимаете, что так больше нельзя? У нас нет аналитических статей! Нет острых дискуссий, полемики! По-настоящему не ведется работа с читателями! Молодежь нашу газету не читает, а если и читает, то только затем, чтобы узнать, что идет в болотинском кинотеатре! А старики нас выписывают только потому, что мы печатаем программу!» – не раз гневно восклицал Семен, выкрикивая свои обвинения, словно выстреливая снаряды из пушки по никак не сдающейся крепости, и всякий раз получал неизменный ответ: «Вы никак не хотите меня понять! – укоризненно качая головой, произносила Галатрея Марковна. – В наши дни простому человеку и без нас с вами, Семен Сергеевич, хватает жестокости и агрессии. Ведь нынче даже «Прогноз погоды» на телевидении напоминает сводки с места боев. Так зачем же еще увеличивать людские страхи и опасения? Наша газета, попадая в дом обыкновенного читателя, должна излучать добро, даря тепло и надежду. Людям так необходимы эти простые вещи! Нет, мы просто обязаны давать нашим подписчикам хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне».

В общем, Семен Смородинов ушел, так и не добившись решительных перемен от Галатреи Марковны и громко хлопнув при этом входной дверью, посаженную на столь тугую пружину, что всякий входящий нередко оказывался под угрозой быть ударенным этой дверью по своему мягкому месту. На прощание Семен пожелал всяческих благ оставшимся сотрудникам. Теперь после его ухода коллектив редакции состоял ровно из четырех человек: самой Галатреи Марковны, бухгалтера Анны Антоновны, семидесятилетней старушки с мелкими кудряшками на голове, фотографа Пети, невысокого худощавого шатена, по совместительству исполнявшего обязанности водителя, и нашей героини, корректора Киры Кузьминой.

После столь громкого ухода Смородинова Галатрея Марковна второй день приходила в себя, запершись в своем кабинете. Петя скрывался в комнате, которую все по старинке называли фотолабораторией, Анна Антоновна безучастно щелкала счетами, а Кира, закутавшись в теплый шерстяной платок, одолженный у бабушки, читала сводку, полученную из городской администрации, в которой сообщалось о новых назначениях в Болотинске: директором стадиона «Луч» был утвержден Бурятин И. Г., к руководству узлом технической эксплуатации на днях должен был приступить Черных А.П., заместителем главы администрации по жилищно-коммунальному хозяйству становился Грачев Н.С. Руководство города выражало надежду на то, что новые назначенцы успешно справятся с возложенными на них обязанностями в столь непростых для сегодняшнего времени условиях.

Покончив со сводкой, Кира нашла себе развлечение в том, что стала выискивать в предыдущем газетном номере, посвященном выборам в городской совет, необычные, на ее взгляд, инициалы кандидатов в избирательные комиссии, как-то: Кобелев Марлен Иванович или Ананасова Лолита Вячеславовна. Кира так увлеклась этим занятием, что не сразу обратила внимания на то, что кто-то подошел к ее столу и присел на стул.

– Простите, – сказала Кира, после того как ее окликнула Анна Антоновна, все еще не в силах оторваться от очередного обнаруженного ею экстравагантного сочетания имени с отчеством.

– Я тут хочу объявление в газету дать, – произнес незнакомый женский голос.

Кира наконец взяла себя в руки и перевела взгляд от газеты на листок, положенный прямо перед нею рукой, три из пяти пальцев которой были унизаны кольцами с большими камнями красного, желтого и зеленого цвета. На листке кривыми печатными буквами было написано, что через неделю в городе открывается кафе под названием «Таверна» и что это кафе будет работать ежедневно с десяти утра до десяти часов вечера.

– Простите, – снова сказала Кира, пробежав глазами объявление, – вы хотите открыть кафе или таверну?

– «Таверна» – это название, – снисходительно произнес все тот же голос.

Кира подняла глаза. Напротив нее сидела женщина, одетая в ярко-оранжевое пальто. Но самым примечательным в женщине были вовсе не ее кольца или пальто, а большие черные очки, закрывавшие чуть ли не половину лица. «На улице снег идет, а она в солнцезащитных очках ходит, – невольно удивилась Кира, но тут же одернула себя, посчитав, что у женщины могут быть проблемы с глазами.

– Я бы не стала давать кафе такое название, – вежливо произнесла Кира. – Дело в том, что кафе и таверна – разновидности одного и того же предприятия общественного питания. Это равносильно тому, если ресторан назвать «Столовой». К тому же слово «кафе» пришло к нам из французского языка, а «таверна» имеет итальянские корни.

Но женщина в черных очках и пальто цвета апельсиновых корок Кириных лингвистических экскурсов то ли не поняла, то ли не приняла, а потому твердо повторила:

– Кафе называется «Таверна». Так и на вывеске написано.

– Простите, – в третий раз сказала Кира, – а как вас зовут?

– Катерина.

– Так, может быть, стоит назвать кафе вашим именем? – дружелюбно предложила Кира. – Кафе «Екатерина». Мне кажется, это звучит достойно и благородно, не правда ли, Анна Антоновна? – обратилась она за поддержкой к бухгалтерше.

– Меня Катериной зовут, а не Екатериной, – сердито уточнила хозяйка «Таверны».

– Хорошо-хорошо, можно написать кафе «Катерина», – сказала Кира, – или таверна «У Катерины». Как вам?

– Хочу так, как на бумаге! – Несмотря на все Кирины ухищрения, женщина была непреклонна.

Поняв, что владелицу «Таверны» не переубедить, Кира отдала объявление Анне Антоновне, которая, рассчитав его стоимость, вернула бумажку Кире. Не успела Кира внести текст объявления в компьютер, как в комнату вошла Галатрея Марковна. Главный редактор выглядела спокойной и уверенной в себе женщиной, словно вчера ничего особенного в редакции «Болотинских вестей» и не произошло.

– Кира Игоревна, – произнесла Енютина, пристально вглядываясь в корректора, – я надеюсь, что у вас за все это время, что вы трудитесь в нашей газете, успело сложиться представление о журналистике.

– Успело, – кивнула головой Кира и тут же добавила: – В общих чертах.

– Как вам известно, вчера нас изволил покинуть господин Смородинов. Что ж, свято место пусто не бывает. Сегодня после обеда я позвоню в городской центр занятости. Может быть, мне кого-нибудь там порекомендуют… – Енютина сделала многозначительную паузу, знаменовавшую собой выпад в сторону непокорного журналиста, а также означавшую, что подобные потери вполне восполнимы – для чего же еще в Болотинске существует Центр занятости населения, как не для поиска подходящих для «Болотинских вестей» журналистов. – Пока же я прошу вас, Кира Игоревна, выручить родную газету в трудную минуту. Мы давно не давали на своих страницах ничего поучительного. Так вот, побывайте, пожалуйста, завтра в городском суде – там будет слушаться дело о финансовых махинациях директора спортивной школы. Узнайте, в чем именно его обвиняют, понаблюдайте за тем, как он будет себя вести и что скажет в свое оправдание, ну и попробуйте написать хоть что-то, отдаленно напоминающее статью… – тут Галатрея Марковна снова сделала многозначительную паузу, а затем торжественно завершила свою речь: – Вам предоставляется прекрасная возможность проявить себя.

Высказав данное распоряжение, Енютина с несокрушимым достоинством удалилась в свой кабинет.

– Это она назло Семену, – прошептала Анна Антоновна Кире из своего угла. – Говорят, ему на телевидении программу предложили вести. Информационно-аналитическую.

Кира в ответ лишь вздохнула. Итак, Галатрея Марковна решила предоставить ей шанс отличиться, а она вовсе не пришла в восторг от столь заманчивого предложения. И вот почему.

Кира Кузьмина никогда не стремилась стать журналистом и в газету попала, что называется, случайно. Еще в школе она мечтала не писать, а издавать любимые книги, и поэтому окончила книгоиздательский факультет, но так как в Болотинске за всю его историю не было ни одного издательства и чье возникновение не предвиделось в самом ближайшем (и даже отдаленном) будущем, то Кире пришлось устроиться на первое попавшееся место. И этим местом оказалась должность корректора в «Болотинских вестях». И пусть зарплата у нее была небольшой, Кира ценила свое место за то преимущество, которое оно ей давало. Это преимущество заключалось в том, что она могла спокойно предаваться чтению самых интересных книг в остававшееся от исправления чужих ошибок время.

Всю вторую половину дня Кира надеялась на то, что случится чудо: Семен передумает и вернется, и все опять пойдет по-прежнему; но к шести часам чуда так и не произошло – Семен не вернулся, и Кира отправилась домой.

Глава 3 Прялкины

Войдя во двор, Кира увидела, что напротив ее подъезда стоит машина с большим фургоном.

– Вот теперь Прялкины по-настоящему развелись, – сказала Кире стоявшая возле подъезда соседка, которая проживала на первом этаже.

Кира удивленно посмотрела на женщину.

– Они же мебель вывозят, – пояснила соседка, – чего раньше никогда не делали.

Прялкины жили на четвертом этаже и имели привычку разводиться, причем делали это с завидной регулярностью – примерно каждые полгода. Причина развода всякий раз оказывалась довольно прозаической – это была самая обыкновенная ревность. Несмотря на свой совсем не юный возраст, супруги Прялкины ссорились и разводились с горячностью молодых. Правда, развод их обычно длился не более двух недель и сопровождался лишь тем, что Маргарита Прялкина уходила от мужа с двумя чемоданами, наполненными одеждой. Более тяжелые предметы, вроде телевизора или мягкой мебели, пределы квартиры никогда не покидали.

Примирение супругов происходило опять же, как у молодых: сначала муж терпеливо ждал с букетом цветов жену возле крыльца здания, в котором она работала, и смиренно просил у нее прощение, через неделю Маргарита сменяла гнев на милость, и Прялкины, встречаясь после рабочего дня, принимались прогуливаться по соседним улицам или под окнами дома. «Дружат», – перемигивались между собой соседи. В конце второй недели Маргарита окончательно прощала своего мужа и возвращалась к нему со своими чемоданами.

– Не знаю, не знаю, – произнесла подошедшая к ним соседка со второго этажа, которая слышала эти слова. В руках женщина держала две большие хозяйственные сумки.

В это время грузчики, кряхтя и выражаясь не слишком высокопарно, пытались вытащить из узких дверей подъезда застрявший в проеме кожаный диван.

– И трех месяцев не прошло, – тихим ровным голосом произнесла соседка с первого этажа, решившая твердо держаться своей версии, – а они ведь на прошлой неделе как раз всю мебель сменили. И кухонный гарнитур с телевизором купили, и новую спальню взяли. Там одни зеркала высотой по три…

– А старую куда дели? – перебила соседка со второго этажа.

– Наверное, Зое Михайловне отдали.

Зоя Михайловна приходилась матерью главе семейства. Когда-то она подарила свою большую квартиру молодой семье, перебравшись в более скоромные апартаменты, принадлежавшие невестке и состоявшие из комнаты с кухней, а также крошечного санузла. Когда молодые расходились, Зоя Михайловна возвращалась к сыну, а невестка – на свою бывшую жилплощадь.

– Вряд ли, – засомневалась соседка со второго этажа. – Она в однокомнатную квартиру не поместится.

– Ну, тогда не знаю, – поджав губы, произнесла женщина.

Грузчики продолжали мучиться с диваном, так что войти в подъезд по-прежнему не представлялось никакой возможности. Кира невольно пожалела, что живет на третьем этаже. «Жили бы мы на первом, влезла бы домой через окно», – подумала она.

– Неужто в этот раз не помирятся? – вдруг спросила соседка со второго этажа, все-таки решив согласиться со своей оппоненткой.

– Ой, вряд ли! – тут же с готовностью откликнулась та. – Мишка, оказывается, какую-то девицу на днях подвозил. Вроде бы его начальница дочку попросила на вокзал увезти – та на поезд опаздывала, – а Ритка не верит. Кричит, что он сам предложил этой девице проехаться и что никто его об этом не просил.

– Откуда же Ритка об этом узнала?

«Откуда про все эти подробности узнала соседка? – подумала Кира. – Она же на первом этаже живет, а Прялкины на четвертом».

– Так Ритка на работу Мишке позвонила, а ей ответили, что он уехал, – с готовностью прояснила ситуацию соседка с первого этажа, – а куда уехал, не сказали. Ритка тогда давай настаивать, чтоб признались, куда он подевался, а они ей в ответ: мы, мол, не знаем, где он с красивыми девушками разъезжает. Должно быть, пошутить хотели, да только она не поняла.

– Да разве ж она шутки понимает? Я ее даже никогда улыбающейся-то и не видела. Ой, да было бы кого там ревновать-то! – поставив сумки на землю, всплеснула руками соседка со второго этажа.– Он же ее на полголовы ниже!