Солнечная Долина

– А как раньше люди жили без связи? – резонно заметила кухарка, косо глянув на нее светлыми глазами. – Так и мы живем. Ежели кому сообщить что нужно, так мы заранее договариваемся с тем, кто поедет в город. Там и телефон есть, и почта. И интернет, если надо. В город каждый день ездят.  – После некоторого молчания она продолжила. – А вообще, больше вреда от этого  интернета, чем пользы. Я так считаю. Не было этой всемирной связи, и жили себе, бед не зная. А сейчас? Повылазила эта грязь: кто с кем спит, да кто сколько ворует. Тьфу! Стыдоба!

– Это «желтая» пресса. Такая и в печатных изданиях есть. Но ведь от интернета и много пользы есть.

– Ой, ли? Например?

– Например… прогноз погоды.

– А народные приметы на что?

– Не все их знают.

– То-то и оно. Сначала прохерили всю мудрость, что народ веками копил, а потом понаделали всяких там…

– Метеослужб, – подсказала Влада, украдкой улыбаясь.

– Их самых! Ох, ладно. Некогда мне тут с тобой гутарить. Хочешь – помогай, а нет – не мешай.

Влада с удовольствием слушала бесхитростную неторопливую речь этой женщины. Она тушевалась всякий раз под ее грозным взглядом, каким тот казался из-за тяжелых век. И каждый раз ободрялась, когда за этим взглядом следовала добрая улыбка. С восторженным удивлением вслушивалась в вышедшие из обихода словечки, которыми она приправляла свою речь. Слух ласкал особый акцент. И, конечно же, она согласилась помогать, чем бы ее ни заняли. А занятие оказалось совсем не сложным: натереть картофель на драники, чтобы за ужином накормить всю ораву голодных ртов. Благо, что к бытовой технике хозяйка относилась благосклоннее, чем к интернету. На комбайне тереть картоху и быстро,  и легко.

Когда солнце взошло высоко, Раиса Семеновна закрыла окна и опустила жалюзи. Женщины вели простецкую беседу, мирно и слаженно работая на кухне. Кухарка то и дело посмеивалась над потешными байками из жизни Влады.

–… и когда я перепутала кориандр с кардамоном, этот тщеславный эстет бросил меня!

– Моим остолопам все одно: хоть бы и посолить забыла. Слопают за милую душу и спасибо скажут, – веселясь, вставляла свои реплики раскрасневшаяся домработница.

– Вот бы и ему таким быть! Нормальным, как все мужчины! – с жаром продолжала Влада. – Так нет же! Он мне всю душу вытрепал! «Как можно перепутать привкус одной травы с ароматом сладко-острой другой?» А я перепутала, представляете? Вот взяла и перепутала! Потому что не различаю их, ни по вкусу, ни по виду! И я искренне не понимаю, как можно уловить в блюде несколько разных ноток пряностей? Для меня – или блюдо вкусное, или – нет. Все! Максимум, что я могу заметить, это если его пересолили. Какие уж там нотки пряностей?

Раиса Семеновна месила тесто из протертой картошки и от души хохотала над уморительным рассказом Влады. Та сидела на табурете и чистила комбайн. За этим занятием и застал их Даниил, только что вошедший в кухню.

– Время беседы, – коротко напомнил он, когда домработница отсмеялась. Обе обернулись.

– Хорошо. Куда мне пройти? – быстро переключилась на деловой тон Влада. Но он успел заметить, как искорки смеха еще не все потухли в ее глазах.

– В кабинет.

– Данила Алексеич, милушка, отобедаешь? – звенящим от смеха голосом спросила кухарка.

– После, – отрицательно качнул головой и скрылся за дверями.

Влада ополоснула руки, сбегала в спальню за необходимыми принадлежностями и спустилась в кабинет. Даниил Алексеевич уже ждал ее. Он сидел за письменным столом. На него же положил свою широкополую шляпу. Влада увидела его кучерявые темно-русые волосы, влажные и блестящие от пота. Высокий лоб, вдоль и поперек изрезанный морщинами, был светлее, чем нижняя часть лица и шея. Наверняка и туловище, спрятанное под рубашкой от солнечных лучей, тоже светлее, чем руки.

Она подошла и села на стул напротив него за тот же стол. Он отметил, что сегодня на ней длинные шаровары и майка. Влада положила перед собой блокнот и ручку. Поставила между ними диктофон.

– Вы не против, если я буду делать не только письменные пометки, но и записывать беседу?

Он отрицательно качнул головой. Внимательно следил за каждым ее движением. Наконец, она приготовилась и подняла на него глаза:

– Итак. Начнем. Скажите, откуда вы родом?

Он смотрел на нее пристально, неотрывно. Ей тяжело было выдерживать его тяжелый, подавляющий взгляд.

– Вы родились здесь? – уточнила вопрос на его молчание. Качнул головой. – А где?

Он назвал городок и увидел, как она улыбнулась, делая пометку в блокноте.

– Как тесен мир. Я родом оттуда же, и тоже уехала, – заговорила она, не поднимая головы. Она пыталась разрядить гнетущую обстановку и разговорить собеседника. – Если вы скажете, что жили на Рисовой улице, я поверю в чудо!

– В доме 52, – прозвучал его голос. У Влады сползла улыбка с лица, а вместе с ней и все краски. Подняла на него потемневшие от волнения глаза. Рот непроизвольно приоткрылся, и между бровей залегла складка. – Мы были соседями. Конфетка.

Эти слова окончательно добили ее. Ручка выпала из онемевших пальцев. «Конфетка». Так называла ее добрая тетя. Мама мальчика в инвалидной коляске.

– Не может быть! – она вглядывалась в жесткие черты лица этого сурового, жесткого мужчины и не видела ничего общего с тем мальчиком, который даже голову прямо не мог держать. – Это был ты? Ты жил на четвертом этаже? Это твоя мама каждый раз угощала меня конфетами? – глядя на него, как на призрака, допытывала девушка.

Он кивнул. Ничто в нем не выдавало того же волнения, что охватило Владу. Разве что глаза стали еще проницательней и настороженней.

– Тебя не узнать! Ты стал совсем другим человеком! Ты… – она задохнулась от одолевших эмоций. Выдохнула и улыбнулась, прикусив нижнюю губу. Ее глаза заискрились. Он тоже незаметно выдохнул. Внутреннее напряжение, что тугой пружиной скрутило его, ослабло. Взгляд потеплел. – Так вот, как тебя зовут. Да-ни-ла, – протянула она на распев, а у него сердце пропустило удар. – Мне все было интересно, и все никак не могла узнать.

Они еще некоторое время безмолвно смотрели друг на друга. Обнимали друг друга глазами. Впитывали новые образы. Влада не переставала улыбаться таким чудесным изменениям друга детства. А он… Что творилось в его душе, сам чёрт не разберет.

– Что ж, продолжим, – первой опомнилась Влада и снова склонилась над блокнотом, взяв ручку. – Вы родились в полной семье? Вас воспитывали оба родителя?

– Я думал, мы перешли на «ты».

Влада подняла на него лучистые глаза.

– Да, пожалуй, так будет удобнее. Боже мой, Данила! Я не могу поверить, что это ты! Ведь ты был прикован к инвалидному креслу!

– Был, – согласился он.

– И… – она пробежалась по нему глазами, – и твои руки! Они перестали тебя не слушаться!

Она отбросила ручку и схватила его за руки. Большие, натруженные. С волдырями мозолей на широких ладонях. Черные от земли. С короткими сильными пальцами. Ее крохотные ладошки казались кукольными.

Вдруг его пальцы конвульсивно дрогнули. Не все, некоторые. Спазм прошелся по рукам и затих в основании шеи.

– Не совсем, – ответил он.

В его душе взорвался шквал эмоций. Они захлестнули с головой, мешая дышать и током промчавшись по венам. Вспыхнули в голове, ослепляя сознание. И это всего лишь от одного касания девушки. Но на лице не дрогнул ни единый мускул.

– Прости, – она мягко выпустила его руки. – Я постараюсь больше не перебивать. Иначе мы никогда не начнем!

Помолчав немного, он сказал:

– Ты видела, как ушел мой отец.

Влада сощурилась:

– Это было в тот вечер? – Он кивнул. – Но постой. Вас я тоже тогда видела последний раз. Думала, вы вместе съехали с того “злачного” места.

– Нет. Он ушел один. Больше мы не видели его.

– И ты зол на него?

Желваки заиграли на его челюстях. Он нахмурился и отвел взгляд. Посмотрел в окно.

– Я не могу сказать, что злюсь на него. Это адский труд – растить калеку. Он высасывает жизненную энергию, все силы. Он опустошает душевно. И эмоционально. Это неподъемный труд. Он дается упорством, злостью, – Даниил перевел глаза обратно. Глянул неприступно и сурово. – Это нескончаемая пытка. Вечная боль и страдание. Мука видеть своего ребенка таким.

Его речь была отрывистой и неспешной. Он тщательно подбирал слова и в каждое из них вкладывал особый смысл.

– Я не злюсь, что он ушел от меня. Не стану кривить душой и заявлять, что сам никогда бы так не поступил. Будь у меня выбор: прожить такую жизнь еще раз или не жить вообще, я выбрал бы второе. Я злюсь за то, что он оставил мать. Он мог не видеться со мной, но должен был поддерживать ее.

– Кстати, где она? Я бы с удовольствием ее навестила!

– На кладбище. Она скончалась два года назад.

– Прости…