Алекс как-то странно дернул головой и уставился на меня. Тяжело вздохнув, вдруг изрек:
– Ты вот уже почти четыре месяца твердишь одно и то же. Самой-то не надоело? Не понимаю, почему до сих пор живешь со мной. Я же тебя не закрыл в высокой башне, как принцессу. Знаешь, в этот миг я на минуту замерла.
– Почему? – удивилась Лина.
– Потому, что он был совершенно прав. Ведь я, как заезженная пластинка, в последнее время только и талдычила ему: давай разведемся. А это был именно тот момент, когда мне стоило броситься мужу на шею и попросить прощения.
– И ты не попросила?
– Нет. Вместо этого на меня вновь накатил приступ ярости и на себя, и на нашу неустроенность.
– Будь ты проклят, как и твоя никчемность! – заорала вдруг не своим голосом. – И я не шучу: мне действительно все осточертело!
И тут Алекс поднял руки, словно сдаваясь в плен, и уставшим голосом сказал:
– В таком случае нам действительно лучше разойтись.
Услышав это, меня охватила легкая паника, переходящая в страх, но громче других чувств во мне всё же бушевал неуемный гнев.
– Что ж, прекрасно! Наконец-то и ты это понял! Слава Богу, достучалась до тебя, не прошло и полгода, выкрикнула я и уверенными широкими шагами ушла в спальню, где остановилась возле большого зеркала на стене. Собственное отражение заставило меня ужаснуться. Вид у меня был препаршивый! Продолжая заниматься прической, представила, как смехотворно выглядела, когда, разгораясь, как неудержимый огонь, сотрясала своими запутанными волосами. Злоба в душе разгорелась с новой силой, хотя, казалось бы, дальше просто некуда.
– Я сегодня же перееду к маме! – крикнула я, напрягая слух, чтобы понять, услышал это Алекс или нет.
А он на мою угрозу ничего не ответил. Представляешь, молчал, словно ему все равно. Я, естественно, не успокоилась и не привела свои эмоции в порядок. Мне было очень плохо, и я горела физически ощутимым желанием сделать ему больно. Причем, как можно больнее! И тут, уже не сдерживая себя, со злобой заявила:
– Потому что сыта по горло и тобой, бездарным неудачником, и этими постоянными выяснениями отношений, и теснотой, которую ты только и способен обеспечить своей семье, и твоей беспросветной тупостью, чтобы понять всё это!
Я была уверена, что на подобное оскорбление он отреагирует, во всяком случае не останется спокойным. Однако Алекс, к моему великому удивлению, в ответ продолжал молчать. Как будто речи лишился. Правда, в тот момент я не знала: от страха потерять меня или от равнодушия.
– И даже не думай звонить мне, донимать меня попытками все вернуть и изводить упреками! – решила продолжить я свой монолог. Говоря это, на мгновение замерла и опять прислушалась. Тишина, только какие-то легкие звуки доносятся из ванной. Меня начало трясти от возмущения. Неужели собирается идти на работу? По всей видимости, спокоен, как слон, несмотря на мои угрозы. Да как он смеет?! Мне ужасно захотелось сорвать с него эту маску показного равнодушия, и я решила припугнуть его еще больше.
– Если появишься у моей матери, она тебя даже в калитку не пустит, а погонит метлой по улице у всех соседей на виду! Понятно?! – уже заорала я, совсем теряя власть над собой.
И вдруг Алекс неслышно возник на пороге спальни, уже одетый в костюм и держа в руке галстук.
– Не появлюсь, – сказал он спокойно и так убежденно…
И, знаешь, меня заклинило. Я так и застыла с расческой в руках в полном ошеломлении. Потом бросилась к нему, готовая расцарапать ему лицо. А он… он… представляешь? Одной рукой отодвинул меня, как мебель, и с невозмутимым видом пошел к входной двери, открыл ее, задержался у зеркала, чтобы надеть галстук и пригладить волосы, и исчез из виду.
– Сволочь! Скотина! – закричала я что есть мочи, бросившись вслед за ним на площадку. – Наглая скотина!
Но, видя, что его уже нет, и, понимая, что он уже меня не слышит, в тот миг осознала, что это в самом деле конец…
– Алекс домой так и не вернулся?
– Не знаю. В состоянии невменяемости я достала чемоданы, побросала туда свои вещи, вызвала такси и поехала к маме. Через час была уже у нее.
– И всё?
– Да.
Подруги несколько минут сидели молча, осмысливая что-то свое. Анна после того, как рассказала всё о скандале с Алексом, посмотрела на ситуацию со стороны, ужаснувшись своему поведению, и чувство вины отозвалось щемящей болью в сердце. Она знала, что имеет взрывной характер и с трудом управляет разбушевавшимися гормонами, но повести себя как вздорная базарная баба на пустом месте, оскорбляя мужчину, которого любит, – такого и врагу не пожелаешь. До сих пор непонятно, какая пчела её укусила!
Глава 2
Элина незаметно наблюдала за переживаниями подруги, отражавшимися, как в зеркале, на ее лице. Слова утешения и сочувствия вряд ли были бы сейчас к месту, а потому она решила продолжить прерванный разговор:
– И как отреагировала мама?
– Никак. Сделала вид, что в порядке вещей то, что после стольких лет замужества я переехала к ней.
– А с работой все проблемы утрясла?
– В принципе, и утрясать было нечего. Я ведь в регистратуре работаю посменно. Правда, в первую смену теперь приходится рано вставать, а после второй – поздно возвращаться, но это мелкие неудобства. Уже привыкла.
– А кто из вас на развод подал?
– Конечно, я, но Алекс не возражал.
– Что ж, рассказывай, дальше, – вздохнув, сказала Лина.
– А что тут рассказывать?
Анна допила остывший кофе, скривилась и тихо прошептала:
– Знаешь, на самом деле, если честно, до сих пор не верю, что два дня назад даже на бумажке перестала быть женой Алекса.
– Как все прошло? Он не просил тебя отказаться от этой безумной затеи? – спросила Лина, погладив подругу по руке.
– Гмм… нет, – тяжело вздохнула Аня.
– Знаешь, все время, находясь в ЗАГСе, я твердила себе, что ничего другого и не желаю. Что если затяну с разводом, превращусь в неизлечимую истеричку, да и Алекса сведу с ума своими разборками. В глубине души я чувствовала, что между нами что-то безвозвратно умерло, и нет ни малейшего смысла мучить друг друга. Так во всяком случае мне казалось. Наверное, потому так стойко демонстрировала ему свое чувство оскорбленного достоинства. А теперь, когда получила на руки документы о разводе, перестав перед собой притворяться, вдруг ясно осознала, что втайне от себя только и ждала, что Алекс не допустит этого, что, вопреки всему, явится ко мне и назовет меня глупышкой, прижмет к своей груди и начнет целовать мне веки, собирая с них готовые скатиться по щекам слезинки. И, как обычно, у меня что-то смягчится внутри – и мы снова заживем, как раньше.
Но, к сожалению, Алекс после моего ухода даже не думал осыпать меня мольбами и не опустился до уговоров. А позавчера держался с достоинством и, несмотря на то, что все-таки выглядел грустным и несколько растерянным, вел себя так, как будто ни о чем не сожалел. Я до последней минуты надеялась, что он дрогнет, поглядывала на него, но…
Получив документы, Алекс, даже не попрощавшись, вышел из кабинета. Я не выдержала и поспешила вслед за ним, ошеломленная случившимся до такой степени, что хотелось истерически и плакать, и смеяться.
– Почему вдруг? Ведь ты же сама стала инициатором развода, – удивилась Лина. – Ты что-то противоречишь сама себе. Или ты все же не хотела, чтобы распалась ваша семья?
– Не знаю, что я тогда хотела. Помню только злость, которая сотрясала меня: и на Алекса, и на саму себя. И боль, впившуюся острой занозой мне в сердце. Я изо всех сил сдерживала слезы, готовые хлынуть из моих глаз. Мне так хотелось догнать его и сказать, что я дура, что по глупости наказала не только его, но и себя, но вместо этого позвала:
– Александр!
Он остановился, выйдя из главного входа, и повернул ко мне голову. Мне следовало все всё то искреннее, что рвалось из моей души, сказать ему. В крайнем случае, что-нибудь нейтральное или даже дружеское, однако…
– … ты ему ничего такого не сказала, – закончила Лина мысль вместо подруги. – Гордыня не позволила. Или вредность?
– Не могу ничего на это ответить. Знаю только, что вдруг почувствовала неожиданное опустошение внутри, потом… даже стыдно вспоминать… засмеялась дурацким смехом и воскликнула:
– Ура! Наконец-то свершилось! Поздравляю тебя и себя с долгожданной свободой! Да здравствуют перемены и новая жизнь!
– Ну ты даешь! – не выдержала Лина. – Это с какой же дури ты выкинула такой необъяснимый финт?
– Не спрашивай. Даже спустя два дня я не могу объяснить свое поведение. Оправдать тоже.
– А что Алекс?
– Он, прищурившись, пристально посмотрел на меня, медленно положил документы в папку и, полностью владея собой, сухо спросил:
– Может, еще устроишь по этому поводу вечеринку?
И, представляешь, я опять рассмеялась, а потом, отдышавшись, выкрикнула:
– Конечно, устрою! Будем гулять и веселиться с девчонками ночь напролет. Это же такое счастье – избавиться от семейных цепей. Теперь я свободна, как птица…
– Вот —вот, – перебил он меня, – отныне будешь жить, как в мультике ворона: «куда хочу – туда лечу». Что ж, счастливого полета. Не смею больше сдерживать твоей души прекрасный порывы, которая сорвалась с привязи.
И столько сарказма было в его голосе!
– А может, сожаления? – предположила Элина.
– Нет, сожаления не было ни в голосе, ни в глазах. Я же, непонятно почему, гордо вскинула
голову, словно действительно скинула с себя цепи, которыми была опутана, будучи его женой. Хотя это чушь собачья. До сих пор не понимаю, зачем я разыграла подобную роль.
– Возможно, тебя потрясло равнодушие Алекса, которое он показал в день развода?
– Наверное. Если честно, я ожидала какого-нибудь признания, вроде: «Нелегко ведь это – прожить с женой восемь лет и вдруг снова стать холостяком» или «Жаль, что ничего у нас не получилось». Тем не менее, ничего подобного я не услышала, кроме:
– Ладно, пока. У меня нет времени на пустые разговоры, – и, спокойно повернувшись ко мне спиной, пошел к остановке маршрутки.
А я еще долго стояла на месте и смотрела сначала ему вслед, потом на тротуар, по которому он ушел… Если честно, у нас давно так: я затевала скандал, а Алекс любыми способами пытался восстановить мир. Вот и позавчера мне, как обычно, хотелось выступить в роли королевы, а его видеть в роли заискивающего раба, над которым я посмеюсь и гордо уплыву, а он, убитый и подавленный, будет провожать меня тоскливым взглядом и придумывать, как все вернуть. Но не тут-то было! Мы поменялись местами.
– И как? Отметила с девчонками развод? – поинтересовалась Лина.
– Глупости, никакого праздника я устраивать не стала, потому что вернулась домой в прескверном расположении духа. Настроение было ни к черту, и я позвонила маме, с которой весьма странно побеседовала.
– А вот с этого места подробнее, – улыбнулась подруга.
– Не торопись. Я до сих пор анализирую наш разговор. Как только мама ответила на мой звонок, первое, что она меня спросила, – «Как дела?».
– Как дела? – глупо переспросила я и округлила глаза.
– Почему? Ведь Анна Петровна знала, что в этот день у тебя должен состояться развод.
– Конечно. Но она спросила об этом таким голосом, каким обычно интересовалась, не случилось ли у меня чего-нибудь новенького.
– Все, я в разводе, – медленно ответила я, настороженно ожидая ее ответа.
– Извини, но я тебя перебью, – сказала Лина. – Как твоя мама отнеслась к тому, что ты ушла от Алекса?
– Когда я переехала к ней после последнего скандала с мужем и объявила о решении покончить с семейной жизнью, мама лишь сказала, что этот дом навсегда останется и моим, тяжело при этом вздохнув. А потом все больше избегала говорить о моем намерении и ни разу не упомянула про Алекса. Меня это удивляло, но первой заводить разговор об этом я тоже не стала. Родители ведь были категорически против моего раннего брака, считая, что до добра он не доведет, и недолюбливали зятя, который настоял на нем. Мама даже ревновала меня к нему, а в последнем разговоре держалась так, будто не радуется моему разводу и молча осуждает меня.
– Как-то странно ты себя ведешь, – не выдержала я. – Такое чувство, что ты не понимаешь моих поступков и не поддерживаешь меня.
– В чем? – с невинной интонацией спросила мама.
Я повысила голос, теряя терпение:
– Как это в чем? Мы с Алексом развелись, потому что продолжать в том же духе просто-напросто не могли! Это была не жизнь, а каторга!
Она пробормотала в ответ что-то неопределенное, так и не высказав прямо своего отношения к произошедшему.
– Мама! – воскликнула я. – Умоляю, скажи, что ты об этом думаешь!
Сначала было молчание, а потом устало прозвучало:
– Я, если честно, и правда не совсем тебя понимаю, Анна. Мне важно, чтобы ты была счастлива, дочь.
И опять молчание. У меня возникло чувство, будто ей очень жаль, что я такая бестолковая.
– Что ты имеешь в виду? – выдавила я из себя, хотя продолжать разговор уже расхотелось.
– То, что без Алекса ты…, – мама вновь умолкла, словно споткнулась. Через время она все же свою мысль закончила:
– Ты уверена, что сможешь жить без него полноценной жизнью?
Если бы ты знала, Лина, какая меня взяла злость. Даже в глазах потемнело. Создавалось впечатление, что все кругом правы и прекрасно разбираются в любой ситуации и лишь я одна совершаю ошибку за ошибкой.
– По-твоему, я не могу быть счастлива сама по себе? Намекаешь на то, что я теперь, после восьми лет семейной жизни, недочеловек? Так? А ты не допускаешь того, что мне необходимо отдохнуть от этой лавины неурядиц? Может, я еще не нашла свой настоящий путь и отыщу его лишь теперь, когда не надо будет каждый день растолковывать мужу, что ребенок отнюдь не дешевое удовольствие и что он не обеспечил условия для его рождения.
– Вы прожили вместе немало лет, – задумчиво произнесла мама. – Неудивительно, что Алексу захотелось, чтобы у вас родился ребенок. Это важно для укрепления семейных отношений. Помню по себе: когда у нас появился твой брат, мы с твоим папой будто вступили в новую фазу…
– Вы уже жили здесь, в этом доме! – воскликнула я.
– Да, это так, но были вынуждены платить ежемесячно внушительные суммы, погашая деньги, взятые на пять лет в долг под большие проценты. Пришлось во многом себе отказывать. Это только кажется, что другим живется легче. Проблемы есть у всех без исключения, просто кто-то спокойно, последовательно и без лишней суеты их решает, а кто-то пытается от них сбежать.
– Можешь не продолжать: я тебя поняла. Намекаешь на меня?
Мама, не скрывая огорчения, тяжело вздохнула:
– Не намекаю, а прямо говорю об этом. Когда ты вернулась в отчий дом, я старался помалкивать, не лезть к тебе со своими советами, считая, что ты уже взрослая, к тому же неглупая женщина. Думала: успокоишься, переосмыслишь случившееся и вернешься, но… Словом, не хотела вмешиваться в твою личную жизнь. Но ты ведь сейчас сама об этом заговорила…
– По-твоему, у меня был другой выход? – не на шутку разнервничавшись, спросила я.
– Думаю, да. Может, вам следовало обратиться к психологу? Чтобы он посоветовал, каким образом снять напряжение в ваших отношениях, устранить скандалы… С ним обсудили бы все спокойно и мирно решили, стоит ли рожать малыша сейчас или все же нужно еще подождать и найти способ зарабатывать побольше. Вам обоим. А уж потом…
– Дельный совет, – сказала Лина, отреагировав на услышанное. – Неужели ни тебе, ни Алексу не пришла подобная мысль? Не исключено, что и овцы при этом были бы живы, и волки сыты. Другими словами, вы могли бы с минимальными потерями решить свои проблемы.
– Признаться, после развода, когда Алекс со столь важным видом удалился, мне и самой пришла на ум подобная мысль, но я, чтобы скрыть собственный упрек, прозвучавший у меня в душе, лишь рассмеялась на мамины слова.
– Неужели ты искренне веришь, что психологи в таких случаях способны дать дельный совет?
Мама с недовольством в голосе сказала:
– А почему нет?
– Боже мой, какое заблуждение! Да они сами точно такие же люди, как и мы! К тому же, они и в своих собственных жизнях не в силах навести порядок! По-моему, это невозможно – заставить мужчину и женщину, которые терпеть друг друга не могут, снова воспылать любовью.
– Ты действительно уверена, что не можешь терпеть Алекса, а он – тебя? – спросила мама и вновь сделала многозначительную паузу.
– С сегодняшнего дня он не мой! – излишне горячась, воскликнула я. – К тому же, я не могу судить, какие мысли бродят у него в голове.
– Что ж, пусть так, – то ли с усталостью, то ли с грустью произнесла мама. – Только я не об этом.
– И знаешь, Лина, у меня вдруг защемило в груди. Да так сильно. Все это время я пребывала в неопределенности и смутно чего-то ждала, стараясь не погрязать в раздумьях и не жалеть о содеянном. Теперь же впервые осознала всю серьезность своего шага. Ненавистен ли мне Алекс? Когда я впопыхах собирала вещи, была уверена, что мы поженились, не думая о последствиях, и ошиблись. А в ту минуту… он не был мне чужим. Не знаю. Я растерялась.
Потом велела себе прекратить сомневаться в своих решениях и поступках. При этом постаралась себя убедить, что мне тяжело и тревожно исключительно потому, что слишком непросто прощаться с давними привычками. Да-да, не смотри на меня с таким удивлением! Алекс, говорила я сама себе, мало-помалу превратился для меня в привычку, а любви к нему уже давно нет…
Мое сердце, будто услышав эти категоричные выводы, больно сжалось. Но я постаралась прикинуться, что не заметила этого.
– Да, я уверена, – с чрезмерной торжественностью заявила я ожидавшей ответа матери. – На сто процентов уверена, что поступила правильно.
Мама опять не сдержала печального вздоха.
– Тогда могу только сказать, что это самое главное. Я не стану тебя осуждать. Может, когда-нибудь встретишь другого парня и с ним заживешь совсем иначе, – добавила она и опять замолчала.
У меня, по правде сказать, что-то неприятно дрогнуло внутри. Я засмеялась, чтобы мама не почувствовала смятения, которое могло прозвучать в моем голосе.
– Может, я его уже встретила.
Мама обреченно спросила:
– Имеешь в виду Максима?
– Он тебе что, не нравится? – спросила я таким тоном, будто меня оскорбили.
– Да нет, почему же. Но он не для тебя. Впрочем, не мне судить, хотя жизненного опыта у меня побольше твоего.
И мне вдруг захотелось плакать. Наверное, потому, что все последние месяцы слезы у меня были где-то совсем близко, но я не позволяла им проливаться, поскольку жила, как полузамороженная.
– В любом случае выбирать только тебе, – добавила мама.
– Вот именно! – с неуместной воинственностью, маскирующей маяту в душе, воскликнула я. – Ладно, я отключаюсь, чтобы не мешать тебе. Дел у тебя, как мне кажется, невпроворот, а тут я со своими проблемами.
Мне очень хотелось, чтобы мама меня утешила, сказав, что мои проблемы для нее важнее всего, но…
– Удачи тебе, моя хорошая! – услышала я в ответ.
Гудки, последовавшие за ним, привели меня в чувство, и я поднялась к себе в спальню. Больше часа лежала на кровати, глядя невидящим взглядом на стену. Потом пришел Макс.
– Что-то мне подсказывает, что это Максим Чернецкий. Я не ошибаюсь? – уточнила Элина. – Помню, как он еще в выпускном классе сох по тебе и смотрел на тебя такими щенячьими глазами…
– Не ошибаешься. Макс тоже развелся и сейчас живет один, так что никому дорогу я не перехожу. Правда, у него с первой женой остался сын, но это ничего не значит. У меня относительно Максима никаких серьезных планов нет, мы с ним просто друзья.
– У тебя, может, и нет, а что касается его чувств к тебе, сомневаюсь, что их можно назвать дружескими. Не играй с огнем и пожалей его. Тебе надо кому-то поплакаться в жилетку, а ему каково, ты подумала?
– Вот еще! Не строй из себя защитника прав человека или адвоката. Я ему на что-то более серьезное, чем дружба, поводов не даю.
– Так то оно так, но ведь сердцу не прикажешь.
– Это уже его проблемы, и не надо вызывать в моей душе чувства вины. Я его не заставляю ко мне ходить. Изначально сказала, что, кроме дружбы, никакие другие отношения между нами невозможны. Макс согласился. На этом и поставим точку.
– Хорошо. Тему эту закрываем. Давай лучше поговорим о твоем внутреннем состоянии после развода. Только, как на духу, без рисовки и роли сильной женщины, которая уверена в своей правоте. Что ты чувствуешь на самом деле, Аня? Тебе, думаю, прежде всего, необходимо разобраться в причинах происшедшего.
– Я только этим и занимаюсь последние два дня. Все мои мысли о нашей вине, точнее, о моей собственной вине, о том, что развода могло и не быть. Раздумья, начинающиеся с «если бы не…», – одни из самых мучительных в этот период.
– Как психолог могу сказать пока одно: существуют две основополагающие установки супругов по отношению друг к другу в ситуации конфликта. Первая – познавательная – заключается в стремлении понять супруга и выяснить свою роль в его действиях, несмотря на ту боль, которую он доставляет. Вторая – защитная – состоит в попытках уйти от боли, защититься, оградить себя от неё, а то и напасть самому. Наиболее успешно реализуется вторая стратегия, особенно при разводе.
– Нет, Лина, дело не в боли. Алекс как муж очень хороший, терпеливый, понимающий, добрый… Он никогда ни поступком, ни словом не сделал мне больно. Просто безденежье достало. Не то чтобы я стремилась купаться в деньгах, но хотелось бы жить, не заглядывая со страхом в кошелек. А Алекс все эти годы искал себя и применение своим знаниям и способностям за счет меня и нашего благосостояния.
– Но, как я поняла, ты тоже палец о палец не ударяла, чтобы увеличить семейный бюджет за счет своей зарплаты. Устроилась в регистратуре на шесть часов в день – и травушка не расти. Малая зарплата – малая ответственность и малая загруженность. Почему же ты к себе не предъявляешь финансовых требований? Семья ведь строится на общих ценностях, в том числе и материальных.
– Я женщина, и обязанность Алекса меня обеспечивать. Знаешь, как жена, я была все эти годы весьма нетребовательной. На какие-то особенные шмотки себе деньги не тратила, по магазинам не шастала. Ограничивалась минимумом, за исключением свеч и косметики. Так что претензий в легкомысленном отношении к деньгам ко мне предъявить нельзя. Впрочем, Алекс никогда меня в этом и не упрекал. Если бы не этот ребенок, которого ему захотелось, думаю, и дальше мы жили бы, как и все предыдущие годы.
– А мне кажется, Аня, что дело вовсе не в ребенке. Ты привыкла жить для себя, максимум для мужа, а ребенок – это многолетние хлопоты и ответственность.
– Возможно ты и права. Есть женщины, которые при виде младенца тут же начинают его неистово тискать. Так вот, если бы я была одной из них, уже давно завела бы своего ребенка. Но в какой-то момент я поняла, что не готова пожертвовать той жизнью, которая есть у меня сейчас, в том числе и возможностью поспать допоздна в воскресенье. К тому же, от коллег по работе наслушалась жалоб, что их мужья не разделяют с ними заботы по уходу за детьми. Для меня это стало еще одним аргументом «против». Все годы замужества в целом я была довольна своим браком и не хотела портить его «третьим лишним».
– Ты не любишь детей?
– Не знаю. Наверное, люблю, но материнство требует слишком больших усилий, и это навсегда. Словом, не хочу осложнять себе жизнь и быть прикованной к ребенку. К тому же, еще и сильный страх испытываю от мысли о ребенке, не понимая, почему. Может, просто боюсь ответственности за него?
– Выходит, материальная сторона вашего брака для тебя не так уж и важна, а твое поведение – это обычное проявление эгоизма?
– Возможно, хотя и не хочется признаваться в этом.
Анна вдруг неожиданно заплакала, закрыв лицо руками. Лина молчала, понимая, что подруге сейчас нужно побыть наедине со своими чувствами и мыслями. Минут через пятнадцать Аня успокоилась и вытерла зареванное лицо салфеткой.
– Не осуждай меня, Лина, за слезы. Я страдаю после расставания с Алексом, потому что за то время, что мы были вместе, успела психологически, эмоционально и физически сильно привязаться к нему. Плюс общие бытовые дела, общий досуг, одна на двоих «химия». После того, как я от него ушла, бывали ощущения, будто от меня оторвали мой собственный кусок тела. И это не позволяет мне полноценно жить без него.