Луна Васмиора

1

В детстве думала, что меня зовут «Сгинь», так часто приходилось это слышать. Сгинь то, Сгинь это. Я родилась в замке и с пяти лет возомнила себя принцессой, которую однажды спасет прекрасный принц, он увезет меня далеко-далеко от Васмиора, где нет рабства и жестокости, в тот мир, где люди не являются предметом торга.

Но обо всем по порядку.

Еще сорок лет назад Васмиор был свободен, прекрасное королевство, по крайне мере, так говорят. Очень многое в Васмиоре создавалось руками магов, способных повернуть течение реки или за мгновение взрастить целую рощу молодых деревьев. Мама рассказывала, что по весне лесные нимфы собирались, чтобы помочь растениям очнуться от зимнего сна, к следующему дню Васмиор зеленел и цвел. Сейчас в это трудно поверить, вот уже тридцать четыре года наше королевство серое, как слой пыли на древних фолиантах и унылое, прекрасным цветам Повелители запретили цвести и радовать глаз, могучие водопады и полноводные реки обмельчали, красота нашего королевства как бы поредела, но где-то еще можно встретить отголоски былого, так говорят. Сама же я с рождения не покидала пределов замка одного из Повелителей.

Кто они? Откуда взялись? Почему мы рабы?

Эти вопросы я начала задавать матери, как только научилась внятно изъясняться к четырем годам. Она отвечала шепотом, боясь, что могут подслушать.

Тридцать четыре года назад в Васмиор пришли савирайцы после этого магия из королевства исчезла, мы стали легкой добычей, и наши враги этим воспользовались. Савиран – одно из королевств где-то на севере, но где север я, увы, не знаю. Порабощенным жителям запретили учиться, поэтому до семнадцати лет я не умела читать и писать, смотрела на карту континента, как на красочное галлюциногенное пятно.

После захвата Васмиора мою мать одну из фавориток покойного короля Корса, оставили в замке в качестве рабыни, позволив ей жить. Неслыханная милость со стороны савирийцев. Спустя какое-то время появилась я, маленькая темноволосая девочка с яркими серо-голубыми глазами. За это мать получила десять ударов плетью.

Савирийцы отличались от нас, как день различен с ночью. Они от природы высокие, плечистые, даже женщины, а мы светловолосые и бледные, будто никогда не видели солнца.

Видите ли, так повелось после захвата, что рожать рабыне от савирийца – нельзя, а матушку угораздило влюбиться в одного из приближенных Повелителя (ему за это ничего не было, конечно же). Того приближенного отослали обратно в Савиран и только.

Но по какой-то неведомой мне причине, смеска савирийца и васмиорки не убили, не отлучили от груди матери, меня оставили жить в замке, а Повелитель сам выбрал мне имя. Мама говорила, что сам Ворхот Грозовой взял меня на руки, заглянув в мои глаза и произнес: «Лу́на». Возможно, она преувеличила, но Повелитель в самом деле относился ко мне снисходительно, мне позволялось играть с другими детьми и носиться по территории замка, кричать в запале очередного игрища и громко смеяться. До двенадцати лет меня не били, не принуждали к тяжелому труду. Я ни на что не могла пожаловаться, таким было мое «рабское» детство.

Я перебирала светлые кудри мамы маленькими детскими пальчиками и только так могла заснуть. Запах ее кожи преследует меня до сих пор. Помню, как она часто плакала по ночам и говорила, что всего этого не должно было случиться, мы должны быть свободны, вольны жить так как хотим, ведь васмиорцы родились такими. Сочетая слезы с бранью, мама говорила, что савирийцы испортили свою землю, она перестала быть пригодной для жизни, и эти бесы ломанулись к нам, каким-то немыслимым образов прервав нашу связь с волшебством. Но если они попортили свои края, то и с нашими поступили не лучше.

После захвата в четырех замках бывшего короля поселились нынешние повелители, точнее их отцы, разорвав Васмиор на части. Теперь мы живем под их гнетом, смотрим, как волшебство, что раньше питало наши вены, питает их и позволяет творить бесчинства.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, мама умерла. Не представляю, как она вообще умудрилась так долго протянуть, жизнь без магии угнетала ее, лишала смысла существования. Она чахла день за днем и в конце концов захворала, надолго слегла, а я ждала, когда же она поправится, поднимется с кровати. Мама так и не поднялась.

Перед смертью, она грубо привлекла меня к себе и горячо зашептала мне в ухо:

– Ты не просто смесок, а я никогда не была фавориткой Корса. Помни об этом, деточка. Я Элисона родная сестра нашего покойного короля Корса.

Тогда мне всего лишь хотелось отстраниться от нее, зловоние болезни пугало меня, отвращало от родной матери. Мне по сей день за это стыдно. Если бы только я могла что-то изменить.

Маму все звали Хеса, имени Элисона я никогда не слышала. Видимо, мама перед смертью бредила. В ту ночь она взяла с меня клятву, что я верну свободу в Васмиоре. Какая глупость, кто я такая, чтоб что-то возвращать или вообще решать.

После ее смерти, мне доходчиво объяснили, кто я и что должна делать. Лэнни привела меня в сад около замка, указала пальцем на деревья и цветы, сказав:

– Твоя мамаша здесь копалась, так что принимай наследство. Повелитель любит, чтобы был порядок.

Так я стала работать в саду, ухаживать за цветами, которые так любила мама, она могла целый день копаться в земле и чувствовала себя при этом счастливой, приговаривая: «В земле наша сила, принцесса, в земле. Сейчас ты не почувствуешь, но быть может позже, их проклятие ослабнет, и ты все почувствуешь, все поймешь, принцесса». Теперь понятно, почему в своих мечтах я была принцессой, ждущей сказочного принца? Мама рассказывала мне о них сказки, конец всегда был счастливый. Обычно я только конец и запоминала, ведь именно там принц и принцесса воссоединялись и прогоняли зло поцелуем истинной любви.

Сейчас мне двадцать лет, я садовница Повелителя южной части Васмиора господина Рида Огненного, единственного сына Ворхота Грозового. Я рабыня от рождения и мечтательница, взращённая на маминых волшебных сказках, которые никогда не смогу рассказать собственным детям, ведь у меня их не будет. Только не в таком мире, я не стану плодить очередных рабов.

Первые пару лет мне было ненавистно копошиться в земле, удобряя цветы, под ногтями всегда собиралась грязь, и эта вонь от удобрений… Со временем стало легче, я уходила в недра своей души, начала представлять себя в другом мире, в другой реальности, абстрагировалась от запахов и грязи. Но с растениями не заладилось, многие из них сохли, хотя я старалась делать все, как мама, вяли или гнили. Поэтому Лэнни прислала в сад Диору, разделив обязанности между нами. Таким образом, часть дня мы обе находились в саду, а другую часть драили полы или помогали на основной кухне. Зимой нас разделяли, Диору отправляли к конюху в помощь, меня убирать верхние этажи, предназначенные для гостей Рида, каких всегда находилось в достатке.

Ничего сложного, главное, успеть убраться до возвращения гостей по их комнатам. За годы такой работы я научилась быть невидимкой, поэтому в моем присутствии велись достаточно интимные разговоры. И так я полюбила сад. Согласилась бы молиться на каждую травинку, чтоб она взошла, размораживать деревья собственным дыханием, да что угодно, лишь бы не находиться рядом с савирийцами.

Видимо, наша обоюдная неприязнь передается с молоком матери. Не хочу сказать, что я ненавижу наших захватчиков, нет, просто… Ведь все могло бы сложиться иначе, они могли выбрать кого-то другого для порабощения, и тогда бы я не думала о них настолько ужасно, наверное.

2

– Вставай, лентяйка, все на свете проспишь! – Диора привычно тычет мне в бок, уместившись на крою моей скрипучей кровати и громко пыхтит.

А может мне бы хотелось проспать все на свете? Уснуть и не просыпаться до тех пор, пока Васмиор не обретет прежнюю свободу и красоту. Этот серый замок раздражает меня, особенно зимой, дует из каждого угла, согреться можно только у каминов, пока не видят хозяева. Однажды я мельком видела камин в покоях Рида, высотой в два человеческих роста, длинной во всю стену. У него в покоях наверняка тепло, уж теплее, чем в нашей коморке на восемь человек с забитым досками окном и старым потертым ковром, таким же холодным, как и камень.

Скидывая остатки сладкого сна, я высовываюсь из-под тонкого одеяла и зеваю. Ненавижу просыпаться утром, моя главная мечта – выспаться до обеда, чтобы не возникало по утрам желания помереть от недосыпа или чувства, будто я восстаю из гроба. Очень холодного, между прочим.

– Лэнни уже сказала, куда мы сегодня?

Я быстро встаю, натягивая платье через голову и подпоясываясь вылинявшей лентой. Хоть бы на кухню! Там тепло и вкусного перепасть может. Пару дней назад в замок подоспела кавалерия очередных гостей, жаждущих веселья и плясок, поэтому лишние руки на кухне сейчас весьма востребованы. Некоторые из девушек готовы драться за привилегию работать в теплом помещении, другая часть девушек подерется за возможность убираться в покоях каких-нибудь очень важных шишек. А тех двух, что стали личными служанками Рида, – их ненавидят открыто, мол, за хорошенькие мордашки оторвали себе самый лакомый кусочек.

Мне становится смешно при мысли об этом, ну неужели, девушки все еще не поняли, как Рид к нам относится? Его отец еще был милостивым по отношению к нам, Рид же либо не смотрит в сторону такой грязи, как мы, либо, срывает свой гнев, да так, что стены сотрясаются. Не зря этого быка прозвали Огненным. Огнем он дышит от злости только так.

– Тебе не повезло.

Я жму плечами, Диора знает, что это жест означает «кто бы сомневался».

– Главный зал, – с напускным сочувствием выдыхает она.

Вот уж правда, не свезло. Ночью в главном зале шло отборное гуляние наших господ во главе с хозяином Ридом, а потому дел там на целый день, и если не потороплюсь, придется задержаться до глубокой ночи.

Подхватив туфли-лодочки, выныриваю из комнаты, обуваясь на ходу и спешу приступить к своим обязанностям, примерно с таким же энтузиазмом, с каким Диора взялась мне сочувствовать.

Пробегая по холлу первого этажа, оглядываюсь, чтобы не приведи демоны, наткнуться на господ и быстро взбегаю по шикарной лестнице, начищенные ступеньки блестят, в них при желании можно разглядеть свое отражение. Рид в самом деле дотошен до порядка. Его отец, когда я была маленькой тоже гонял рабов, но с меньшим рвением.

Свернув в коридоры, я замедляю шаг до тех пор, пока не оказываюсь перед массивными дверьми, ведущими в главный зал. Зайдя с закрытыми глазами, сначала открываю один, измученно вздыхаю и открываю второй.

Не представляю, что нужно делать, чтобы помещение превратилось в свинарник всего за несколько часов. Длинные столы стоят буквой «П», один из них перевернут ножками вверх и все содержимое премило раздавлено. Один из гобеленов порван, еще один валяется на хозяйском кресле Рида. На окнах не хватает куска шторы. Блюда, которые готовили почти весь день десяток рабынь во главе с мясистой кухаркой Сиртой, объедками раскиданы то тут, то там.

Я вздрагиваю и противно взвизгиваю, слыша шорох под одним из столов. Прикрыв рот рукой, начинаю пятиться к выходу, потом вспоминаю, что именно Лэнни наказала здесь убраться, значит празднество точно закончено и мне нет нужды прятаться в тени, чтобы стать незаметной и не портить своим рабским челом вид господам.

Пока я решаю, как лучше поступить, из-под стола вываливает тело, бормоча что-то невнятное и отборно ругается, увидев меня, оно замирает и тупо моргает сонными глазами.

– Ты кто? – Хрипит оно и чешет лысоватый затылок.

Несколько мгновений я медлю с ответом, пытаясь осознать, что это и чего этому надобно.

– Я Лу́на, убраться здесь надо, – глуповато улыбаюсь, убирая за спину дрожащие ладони, а вспомнив свое место в замке, низко кланяюсь. – Прошу прощения, господин, я не знала, что кто-то еще отдыхает здесь. Приду позже.

К сожалению, меня не научили правильно общаться с господами, предполагалось, что это мне без надобности, ведь никто не сойдет до моего уровня, чтобы разговаривать с рабыней. Меня пробивает мелкая дрожь от осознания, что одного слова этого пьяного мужчины достаточно, чтобы всыпать мне плетей.

– Ох, как неловко вышло. А где этот… черт бы его… выход, милая?

Представляю, как сейчас глупо выгляжу, округляя и без того немаленькие глаза и показывая пальцем в сторону двери напротив которой все еще стою.

– Отлично, уже удаляюсь, – голос этого гостя все еще хриплый, тягучий. Он не кажется мне неприятным, хотя этот мужчина без сомнения савириец.

Мне приходится прижаться к стене, чтобы полностью освободить проход, но я не уверена, что это правильно. Все же нужно будет попросить Лэнни, чтобы просветила меня, как вести себя при встрече с савирийцами. К счастью, мы хотя бы на одном языке говорим, было бы совсем обидно, если б нас захватили виройнары, например, в таком случае служить им было бы в разы сложнее, не понимая ни слова.

Наконец полуживой гость, качаясь и шатаясь в разные стороны, удаляется, дважды промазав мимо двери и давшись лбом об косяк. Мне приходится подавить смех, чтобы не накликать беды. Теперь я могу приняться за уборку, вот только не понятно, с чего начинать. И вообще, сюда бригаду направлять нужно, а не одну тощую рабыню. Вот каким образом мне стол в его исконное положение переворачивать? Он весит втрое больше меня!

С тяжелым вздохом, берусь за первое на что цепляется взгляд, в надежде, что если убрать объедки, зал станет выглядеть чуточку лучше.

Уборка в главном зале заняла весь день, мне все же пришлось задержаться до глубокой ночи. Любуясь на точенный месяц и россыпь звезд через окно, я ползаю по каменному полу, натирая его до предельной чистоты. Ломота в руках прошла несколько часов назад, сейчас я, кажется, не чувствую ни рук, ни ног в принципе и как никогда ощущаю жгучую ненависть ко всем савирийцам разом. Чертовы свиньи, неужели нельзя кутить более аккуратным образом.

В надежде скорее закончить и добраться до кровати, я не услышала цоканье дорогих мужских каблуков, не заметила нависшую надо мной тень. Видимо, я засмотрелась в окно, очень некстати предавшись своим мыслям.

– Что ты делаешь?

Голос, похожий на гром и рычание одновременно, раньше мне не приходилось сталкиваться с Повелителем Ридом. Его голос я слышала всего несколько раз и то, издалека, в те разы он орал на служанок (до рабынь хозяин обычно не снисходит), сейчас Рид спокоен, он переминается с ноги на ногу, ожидая ответ.

– Ты немая? Глухая? – Рид обходит меня сзади.

Цок-цок. Цок-цок. Я поджимаю губы, опустив взгляд и вижу, как его сапоги пачкают только что намытый пол. Хочется выругаться, мне так хочется спать, но придется отмывать уличную грязь, смешанную со снегом. Внутренне уже подсчитываю ущерб, забыв про заданный мне вопрос.

– Встань! И будь добра ответить, когда к тебе обращается Повелитель.

Я встаю, медленно, откладывая тряпку в сторону и оправляя измятое поношенное платье. Поднимая голову, невольно разглядываю хозяина, всего пару мгновений, но он успевает заметить.

Все слова разом позабылись. Еще ни разу я не видела хозяина так близко, он встал прямо передо мной, сложив руки за спиной в замок. Вместо того, чтобы спасти свою шкуру от взбучки и ответить, я стою и раздумываю, отчего у этого человека такой колючий, злой взгляд. Что я и все васмиорцы сделали ему, за что заслужили такой взгляд?

– Я… Мне… – тупо моргая, как полуживой господин утром, пытаюсь найти нужные слова. И набрав в грудь побольше воздуха, собираюсь и выдаю твердо: – Мне сказали убраться, – чуть подумав, добавляю, – хозяин.

Я готова была к выговору, к взбучке, но не к улыбке. Улыбка на лице Рида появилась медленно, расплываясь как у довольного кота, урвавшего свежую сметану.

– Имя, – голос Повелителя немного смягчился, но от этого не стал приятнее.

– Меня зовут Луна, хозяин.

– Видишь ли, Луна, мне хочется побыть здесь одному, так что, убирайся прочь. Закончишь потом.

Не знаю, почему меня так сильно возмутил его тон, его слова, обычно со мной никто особо не церемонился. В этот раз мне стоило особых усилий, поклониться, сцепив зубы и зашагать к выходу.

– Неужели все васмиорки такие тупые? – Рид усмехнулся, отворачиваясь от меня, для него меня не существует с того момента, как я вышла из поля видимости, поэтому, вряд ли Повелитель считает такую реплику оскорбительной. К тому же у рабыни не должно быть чувства собственного достоинства, и она не может обижаться или злиться на сказанное.

– Неужели все савирийцы такие ослы? – шепчу я едва слышно, передразнивая тон хозяина.

– Что ты сказала?

Мне бы очень хотелось повторить сказанное громче, в идеале, показать хозяину язык и остаться при этом живой. Но это где-то в другой реальности, поэтому я останавливаюсь, снова кланяюсь и смотря в пол отвечаю:

– Я сказала, хозяин, что ум васмиоркам от рождения не дан. Гены. Или природа. – И нервно пожимаю плечами.

Так уж сложилось, что при жизни, мама не успела объяснить мне, язык лучше держать за зубами, она, к сожалению, слишком сильно была занята своими личными страданиями и не вложила в мою пустую голову мысль о смирении. Поэтому с этим у меня не срослось. Это конечно же не повод, оговариваться с Повелителем, однако, едва ли тупая васмиорка может отдавать себе детальный отчет о сказанном. Быть рабыней со вспыльчивым норовом непросто. Ни раз мне за это перепадало от Лэнни.

Однажды я отказалась убирать рвоту одного из гостей. Лэнни отходила меня по спине розгами, но нужного эффекта это не возымело. Тогда по ее милости мне было наказано неделю сидеть на воде и горохе. Признаться, в следующий раз я все же дочиста вытерла неприятную лужицу, но едва ли стала послушнее. В другой раз вместо того, чтобы копаться в пыли в богами забытом помещении (до сих пор не знаю, для чего оно предназначено), я прошмыгнула на кухню, чтобы погреться у печи.

– Вон отсюда! Живо! – Рявкнул Рид, окончательно теряя ко мне интерес.

Мне хотелось уйти, очень. Но еще больше хотелось узнать, что ему понадобилось в пустынном зале. Наш Повелитель совершенно не склонен к одиночеству, обычно он нежится в обширных компаниях своих гостей. И судя по слухам, даже в собственных покоях никогда не бывает один.

Наживать неприятности в ночи было бы действительно глупо, я развернулась и ушла. Многое в замке было странным, я наблюдала это с самого детства, но вмешиваться не смела. Пока была жива мама, она старалась укрывать от моих любопытных глаз многие грязные вещи в замке. С тех пор как ее не стало, мои уши наслушались много гадостей, а глаза навидались и того больше.

Стоит начать хотя бы с того, что с приходом господина Рида в замок пришла смерть и стала постоянной жительницей древних стен нашего дома. Люди умирают часто, но здесь, в разы чаще, примерно раз в неделю, я вижу, как с очередной попойки выносят мертвеца с перекошенным от страха лицом.

Когда Ворхот состарился, то пожелал уехать на родину и доживать остаток там, а мы остались одни, через несколько месяцев на горизонте замаячила одинокая фигура верхом на коне. Так в замке появился Рид, объявив о смерти отца, он занял его место. И убийства (или смерти) начались с первого же дня его приезда. Как-то раз мы с девушками обсуждали это перед сном и так вышло, что Лэнни услышала наш разговор. Ух, какую взбучку она нам устроила. После она собрала всех рабынь в холле и объявила, что со смертями Повелитель никак не связан и обсуждать это строжайше запрещено, в частности, не только это, всё что касается Рида. Лэнни пригрозила нам розгами, поэтому больше девушки не обсуждали не то что Рида, а даже убранство многочисленных залов.

Но меня по сей день мучает этот вопрос. Я могу понять, что один из гостей перебрал с выпивкой или развлечениями и распрощалось его бренное тело с душой, но так чтоб это происходило регулярно?!

Иной раз мой по-глупому неукротимый нрав толкает меня на опасный путь. В этот раз особенно, ведь я хочу разобраться в происходящем, выяснить, что заставляет людей прощаться с самым ценным, что у них есть и отчего это происходит так часто. Не только из любопытства я ступаю на эту темную дорожку, но и из опасения, ведь под угрозой не только благородные гости Повелителя, но и мы сами. За последние два года в замке умерло двенадцать рабов при весьма странных обстоятельствах.

Надеюсь, боги будут на моей стороне. Или хотя бы удача…

3

Зима в Васмиоре долгая, последний снег тает в середине апреля, а холода держатся до июня. Но жизнь просыпается в замке после Хасмоса – праздника цветов в марте. Повелитель устраивает пышное гуляние, в котором поучаствовать можем и мы. Правда, Лэнни редко кого-то из рабынь выпускает в город, я, по ее мнению, не заслуживаю доверия, поэтому в городе еще ни разу не была.

В этот раз я уговаривала ее особо уперто, ведь мне единственной не дозволялось покидать стены дома. Диора рассказывала, как весело в Сумеречной Пустоте, городе подле замка, как раз им и заправляет наш загадочный Повелитель.

В небольших магазинчиках столько всего интересно, многие торговцы выставляют за стеклянную витрину наряды невиданной красоты, многие из них привезены из Савирана. А запах сладостей… Как бы мне самой хотелось все это увидеть. Денег у рабынь не водится, поэтому нам остается лишь смотреть, но и этого было бы достаточно, отпусти меня Лэнни в город. Наша смотрительница как всегда осталась слепа к моим уговорам.

Поэтому весь праздник я просидела в саду, подсаживая свежие ростки и приводя в порядок немалую территорию.

За зиму умерло пятеро человек, трое из них – гости Рида, один кто-то из приближенных Повелителя, а одна… рабыня.

Ее звали Кейдра, как и я, она родилась в замке, ее нашли в общей библиотеке. Лэнни вспомнила, что отправила девушку туда с утра и больше не видела ее. Никто не стал разбираться в подробностях ее смерти, тело просто вывезли на местное кладбище. С того дня я перестала бояться за свою судьбу, больше не думаю о наказании, которое может постигнуть меня, когда я суну нос не в свое дело.

Если откровенно, сунула уже давно. Той же ночью, когда нашли тело Кейдры, я пробралась на задний двор, пока снабжали повозку, в которой рабыню должны были вывезти на кладбище. На ее запястьях под слабым светом свечи, я успела увидеть синяки, на губе запеклась алая капля крови. Само лицо бедняжки выражало ужас, глаза широко распахнуты, зрачок расширен, губы плотно сжаты, видимо, Кейдра очень боялась закричать, позвать на помощь.

Сомнений не осталось. Девушку убили. Но чем смиренная рабыня смогла не угодить кому-то в замке? И даже если так, достаточно было бы сказать об этом Риду, и он казнил бы бедняжку открыто.

Что-то темное существует в душе Повелителя. Обычно, когда говорят: господин казнит преступника, имеется ввиду, что он отдает приказ. Но Рид исполняет казнь своими руками. Отвратительное зрелище, я сама видела, как это происходит. Повелитель вместо палача выплывает на деревянный помост, заносит над головой приговоренного свой личный меч, привезенный из Савирана и бросает руку вниз, не позволяя жертве осознать свой конец. Стоит только догадываться, сколько силы должно иметься в человеке, чтобы мечом с одного удара отделить голову от тела. И сколько жестокости в его душе, раз Рид находит нечто приятного в таком действии.

Вчера он казнил одного из стражников, но тому голову не рубил, он пробил мальчишке желудок, чтобы тот умирал медленно и мучительно, нас же заставил смотреть до тех пор, пока стражник не издал последний предсмертный хрип.

Ночью после жестокой сцены я не смогла уснуть. Всякий раз закрывая глаза, вижу лица казненных и убитых в Сумеречной Пустоте. Пусть стражник и был савирийцем, он не совершал того, за что можно заслужить такую ужасную смерть. Будучи совсем юным в свой выходной он решил отдохнуть в таверне и так случилось, что устроил небольшую кулачную драку. Не вижу я ничего в том ужасного. Мужчины частенько чешут кулаки друг об друга, так они отводят душу что ли.

Зато знатного савирийца Рид не казнил, лишь отослал на родину, после того, как тот изнасиловал одну из рабынь. И в чем же правда? Где она?!

С самого утра я зарылась в работу в саду, почему-то именно сегодня мне постоянно думается о маме, она любила это место, взращивала его с любовью, заботилась о каждой травинке, я же многим растениям и названий то не знаю.

Этот чертов замок стал моей тюрьмой, впервые я почувствовала, как стены, ставшие опасными, душат. Увидев хозяина прогуливающимся мимо деревьев, так вальяжно и спокойно, во мне вскипел гнев, зверски казнив человека и отпустив другого преступника на свободу, он будто не чувствовал ничего. Мерзкий холодной кусок камня!

Рид не видел меня, он глубоко о чем-то задумался, привычно сложив руки за спиной. На мгновение я подумала: а что будет, если я плюну в его холеное лицо? Однажды смерть в этом дьявольском логове настигнет и меня, чего же тогда ждать?