Рюммери
Теперь стало намного светлее. На некоторых стенах получилось разглядеть полки с орудиями и предметами, о предназначении которых Рюмси могла лишь гадать. Еще стояло несколько стеллажей, заполненных в основном банками и бутылками.
– Я не такая, – протянула Рюмси с укоризной в голосе.
– Ты нет, но твои… родные такие. Кстати, кроме них и меня ты с кем-нибудь еще общаешься?
– Тетя из-за чего-то поссорилась с отцом и больше к нам не приходит. Уверена, она и Брэкки запретила со мной общаться.
– Вот как? – староста нахмурил брови, скривив маленький рот, будто знал что-то об ее семье, чего не знала она сама. – Слушай, если кто-то уходит из твоей жизни…
– Слу-ушай, – она быстро перевела разговор в другое русло. – Так зачем все-таки тебе труп в доме? Это же неприятно и мерзко.
– С этим трудно не согласиться. Но, знаешь, боль ведь тоже неприятная, но она бывает двух видов: та, что убивает, и та, которая лечит. С трупами тоже не все так однозначно. Бывают и полезные трупы. Чтоб на их… опыте у живых не появилось боли, которая убивает. Живот, если тебе интересно, я ему разрезал уже мертвому. Но до этого на его теле не было ран. Он не стар, посему меня заинтересовала причина смерти.
– Если деревенские узнают про мертвяка в твоем доме, то ой как не обрадуются, – проговорила Рюмси, с опаской наблюдая, как на стенах медленно покачиваются тени от свечей.
– А если, скажем, у матери будет умирать ребенок, она тоже не обрадуется, когда я спасу ему жизнь?
– Я просто переживаю за тебя. В деревне тебя не сильно жалуют.
– Людям всегда необходим тот, на кого они могут злиться. Но в Счастливчиках все отлично, а значит, я хорошо справляюсь с обязанностями старосты. И, заметь, – он приподнял указательный палец, – они ведь всегда ко мне идут со своими проблемами. Даже не к лекарю или той старой женщине… запамятовал ее имя…
– Ягориадной она назвалась, когда приходила в последний раз, – Рюмси радовалась, что наконец представился случай поумничать самой. – А не помнишь ты потому, что до этого она назвалась Ягишей, а еще раньше Ведьмерой.
Свинопас сделал вид, что не придал этому значения. Но Рюмси знала его слишком долго, чтоб это у него получилось.
– Так почему они не идут к Ягориадне? – продолжил староста. – Потому что они признают мою помощь. А пока я могу помочь, я нужен.
– Не думаю, что ему ты поможешь, – съязвила Рюмси, кивнув на мертвеца. Ее всегда раздражала привычка Свинопаса мудрствовать с поднятым пальцем.
Староста был главным в деревне и, несмотря ни на что, его уважали, а некоторые даже побаивались. Не любили Свинопаса, правда, почти все. Но лишь с ним Рюмси вела себя естественно, не прикидываясь.
– Ему нет. Но, узнав причину, я смогу помочь другим. Это могла быть и болезнь.
– Твоя жена… ее болезнь забрала?
Свинопас слегка нахмурился:
– Я очень любил свою жену, она меня – нет. Мое сердце разбилось. А она… Она тоже не вынесла ран… сердечных. – Во взоре серых глаз старосты ни на мгновение ничто не дрогнуло. – Тебе тогда и года не было.
Рюмси опешила, не в силах понять, что же скрывают его слова. Иногда разница между шутками и серьезностью старосты оказывалась настолько тонка, что можно было легко и порезаться. Но он, похоже, не лгал. Не мог. Днем Правда достанет даже в темноте подвала.
Рюмси молчала, не зная, что ответить, но не жалела о своем вопросе. Староста доверял ей больше всех, но имел кучу тайн. И Рюмси при случае собирала крохи сведений о нем.
– Он тоже не от болезни умер, – теперь тему сменил староста. – Его погубил хлеб.
Свинопас многозначительно помолчал.
– Хлеб, к слову, свежайший и не отравленный. Глупейшая история, но в той же мере и поучительная. Хотя тебе это, скорее всего, не интересно.
Он лукаво покосился на Рюмси. Огни-хитринки блестели в его глазах. Девочка нахмурилась.
– Ладно, так и быть, расскажу. Он, – кивок на мертвеца, – крутился поблизости от Вечного Леса, пока оттуда не выбежала какая-то тварь…
– Покинула Лес?!
– Порой чудовища покидают Лес. Но наш приятель вовремя заметил и успел вскарабкаться на дерево. И, как позже поведал своей жене, сидел там два дня, пока тварь не ушла. Потом еще и ночь, аж до рассвета, чтоб удостовериться, что чудовище точно не вернется. И лишь затем слез и побежал домой. Вернее, побрел: думается мне, конечности у него затекли порядочно.
– Я бы тоже не сразу слезла, особенно ночью. Но это ведь не конец…
– Нет, дорогая, меня просто перебили ценным замечанием.
– Прости.
– Ну так вот. Добрался он, наконец, домой. А там хлеб как раз испекся, он его прямо из печи схватил и съел. Хлеб, как я потом выяснил, застрял в животе, а точнее, в кишках. Это и стало причиной смерти.
– Глупая какая-то смерть.
– Люди вообще делают много глупостей, в особенности когда голодны. Я видел голод и очень рад, что в Счастливчиках его нет. Надеюсь, никогда и не будет.
Староста умолк, о чем-то задумавшись.
– История поучительная, но не обязательно было мне его показывать. Иногда рассказа достаточно, – процитировала она его же давние слова. Рюмси нравилось повторять за старостой, и она почти всегда понимала значение сказанного.
– Мог бы. Но жизнь не всегда приятная. Спрятав от ее реалий, я не помогу тебе избегнуть всех опасностей. К тому же мне казалось, ты захочешь помогать, как в случае с картой. Или не ты говорила, что со мной намного интересней, чем на огороде?
– Уж лучше на огороде спину гнуть, чем с мертвецами возиться. Не этого я хотела.
– А что тебе мешает заниматься тем, чем хотела?
– Когда я повзрослею, меня ждет судьба всех девочек. Выйду замуж, нарожаю деток. Хлев, огород, дом… Если, конечно, кто-то позарится на такое лицо, – ее голос задрожал. – А так хочется любви. Настоящей. Которая без огня согревает.
– Где ты услышала эти слова?
– Н-не знаю, – в глазах уже забили роднички. – Сама придумала от безиходости.
– Правильно – безысходности.
– Б-благодарю, – родники превратились в реки. – М-мне в жизни еще пригодится это слово.
– Рюммери, у тебя красивое лицо.
– П-почему тогда другие дети дразнятся? Даже взрослые кривятся, глядя на меня.
Староста вздохнул.
– Рюммери, уж кому и стоило бы горевать, так это мне. Я многое сделал для деревни, где меня на дух не переносят. А мой единственный друг – девятилетняя девочка, ноющая о своем уродстве.
Он положил руку на плечо Рюмси.
– Но девочка эта – самое удивительное создание, что я встречал – а повидал я многое, – и ее переживания смехотворны, подобно тому, как лиса, выросшая среди крыс, беспокоится о том, что ее огненно-рыжий хвост не такой облезлый, как у остальных. – Он убрал руку с плеча, и „умный” палец снова поднялся. – Будешь переживать о том, что думают другие – проживешь чужую жизнь.
Его приятное лицо, прищур глубоких серых глаз и тонкие, вечно ухмыляющиеся губы как будто специально были созданы для того, чтобы учить жизни. Когда староста состарится и отпустит бороду, из него выйдет идеальный мудрый старец.
Рюмси не смогла удержать улыбку при этой мысли. Реки иссохли. Порой и так бывает.
Тем временем староста подошел к промежутку между стеллажами и стянул покрывало. Рюмси увидела человеческий скелет. Его вычищенные добела кости совсем не походили на грязные стручки, которые находят собаки. Скелет не выглядел жутко, Рюмси нашла его даже забавным.
– По нему я изучал строение костей, – объяснил староста. – Что ты видишь?
– Кости и вижу. Человеческие. Наверное.
– А подробнее можешь рассказать о человеке, которому он принадлежал?
– Надеюсь, это не девочка, которая спустилась не в тот подвал? Прости, – извинилась она, когда староста нахмурился. – Он мог принадлежать кому угодно.
– Но человек был богат?
– Не знаю, у богачей разве кости другие?
– А много у него было друзей?
Рюмси снова пожала плечами.
– Принес ли он какую-нибудь пользу деревне?
– Без понятия. Обычный скелет, хоть и первый, что я увидела.
– Обычный скелет, который не говорит нам ничего. Хороший или плохой, богатый или бедный… Все мы умрем, превратившись в кости. Так не лучше ли заниматься тем, о чем мечтаешь? Ведь жизнь одна.
– А кормить меня тоже мечта будет?
– А чем бы ты хотела заниматься, если бы не нужно было переживать о том, на что жить?
Девочка немного покраснела:
– Я бы хотела рисовать карты. Как ту, что мы рисовали.
– Карты местности, – он улыбнулся. – Если ты что-то действительно любишь, то обязательно достигнешь успеха в любимом деле. И о том, что поесть, точно не будешь переживать.
– Правда? – Рюмси радостно улыбнулась. В конце концов, как любит повторять Брэкки: жить становится гораздо проще, если хоть немного верить в чудеса.
– За хорошую карту купцы и богатые путешественники заплатят тебе столько, что некоторые в Счастливчиках за всю жизнь не заработают. Открою тайну: я всегда мечтал исследовать все подряд. Страны, города, разных животных… людей.
– Так и знала, что ты не ради лечения исследуешь труп.
– Нет. Но это не отменяет того факта, что я смогу приносить пользу людям. Кошка тоже не очень-то заботится о сохранности зерна и ловит мышей исключительно для своей выгоды, но, поймав мышь, она помогает и людям.
Он почесал подбородок и помрачнел.
– Этого не следует говорить ребенку, но ты умна… чересчур для своих лет. Я не говорю тебе делать что вздумается, но считаю, что черти правы со своим взглядом на жизненные ценности. Нужно делать то, к чему лежит душа, ибо мы не знаем, куда приведут наши дела. К примеру, твои карты помогут путникам, но они могут попасть и к плохим людям, которые пройдут туда, куда без карты не добрались бы. Спасая утопающего ребенка, мы не знаем, кем он вырастет.
Рюмси удивилась, уже в который раз. Отец иногда говорил, что мужик скорее поверит своей бабе, у которой дети на соседа похожи, чем черту. Она не совсем понимала эту поговорку, но суть уловила и поразилась тому, что староста ценил мудрость чертей.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что если мы не знаем, к чему приведут наши поступки, то не лучше ли наслаждаться жизнью, не думая о последствиях? Понимаешь меня?
– Понимаю.
Он кивнул:
– Пошли уже наверх, а то еще простудишься.
Но Рюмси уставилась на одну из стен, рассматривая ее странную поверхность. Присмотревшись внимательнее, она сообразила, что на стене что-то нарисовано. Внезапно рядом раздался какой-то звук.
– А там у тебя что? – заинтересовалась девочка, когда одна из посудин на стеллаже снова дрогнула. Там в мутной стеклянной банке находилось какое-то существо.
– Взгляни, если хочешь.
Староста поднес факел к стеллажу и осторожно отодвинул крышку. Оранжевый свет залил мебель целиком, изгнав тени даже из дальних углов. Рюмси, осмелев, подошла поближе. Существо внутри, сильно напоминавшее крысу, подняло рыльце и принюхалось. У него совсем не было туловища, вместо этого из головы росло несколько отростков, походивших на облезлые хвосты.
– Зачем оно тебе? И что это вообще такое?
– Я бы и сам хотел знать. Оно похоже на песчаного марионеточника, хоть они и водятся только в гробницах Аакона.
– А где ты его нашел?
– Нашел не я, а Недовольный Дарелл. Знаешь его?
Недовольного Дарелла знали все. Рюмси кивнула. Староста продолжил:
– Он уверял, что нашел это возле Вечного Леса. И меня терзают смутные сомнения, прав ли я.
– Насчет чего?
– В Лесу обитает множество разных тварей, которые по какой-то причине не покидают его, за редкими исключениями, – староста кивнул на посудину с тварью. – Я склонен думать, что кто-то намеренно населил Вечный Лес всевозможными монстрами из разных стран только для того, чтоб никто не смог туда проникнуть. И окутал Лес какой-то магией, чтоб твари обитали лишь внутри и не покидали его.
– Разве Лес не появился… ну… сам по себе?
– Случайно вырос лес с деревьями, которые нигде больше не растут, и населенный смертоносными тварями, не способными его покинуть? Рюммери, да над ним даже птицы не летают. Лес явно создан, чтоб туда никто не вошел, словно внутри него тайны, знать которые запрещено. Вырос сам по себе? С таким же успехом можно наткнуться на деревянный забор и утверждать, будто деревья сами попадали друг на друга, а гвозди принес и вонзил ветер.
– Но этот твой… марионеточник как-то выбрался. Как и монстр, что того бедолагу на дерево загнал.
– Верно. Но это детеныш. Возможно, сила, которая сдерживает тварей внутри, меньше влияет на их отпрысков, – староста закрыл крышку и задвинул посудину обратно. – Пойдем.
Они вышли из подвала, за что Рюмси была благодарна.
– А ты встречал чертей? – спросила она.
– Несколько раз.
– Ух ты, расскажи о них!
Свинопас посмотрел на Рюмси. Как всегда, доброжелательно, но с хитрецой в глазах.
– В другой раз, – ответил он и с особой осторожностью достал с полки шкафа свиток пергамента. Неспешно развернув его, староста повернул лист лицевой стороной к Рюмси. На пергаменте красовалось изображение деревни Счастливчики. Рисунки выглядели намного лучше, чем в последний раз, староста детальнее все разрисовал и украсил.
– Какая же она красивая! – проговорила Рюмси.
Староста, опустив взгляд, едва заметно улыбнулся – несомненно, радуясь ее восхищению.
– Первая моя карта, но она и твоя тоже, Рюммери. Ты и вправду мне очень помогла, – он протянул ей перо все с той же усмешкой на лице. – Видишь мое имя? Впиши рядом свое. Ведь это – наша карта.
Рюмси дрожащими руками приняла перо. Под его легкий скрип на пергаменте появилось и ее имя.
Это был лучший день в жизни Рюмси.
Глава 2. Озеро испражнений
1
Рюмси вздохнула. Это место называли «страдальней». Дорога, вымощенная плоскими камнями, змейкой вилась вверх. Идти по ней было гораздо тяжелее, зато путь таким образом получалось неплохо сократить. Рюмси старалась наступать на камни и, не дай боги, попасть ногой в щель – вывих обеспечен. Иногда промеж камней попадался ручеек, от чего те становились скользкими и еще более опасными.
Рюмси заметила, что на некоторых участках горы встречались мертвые пятна серого налета без крохи растительности, точно лишаи на больном животном. Раньше такого не было.
Жара усиливалась, и, найдя прохладу в тени развесистого дерева, ребята наконец присели передохнуть.
Брэкки делился своими страхами:
– Самое опасное – это когда ты не ожидаешь нападения, – просвещал он. – Вечный Лес с его чудовищами, конечно, жуткое место, но нет ничего страшнее Кутного Бога и Вонидлы.
– Ко-го?! – скривился Кир.
– Кутный Бог – иногда домового так называют, – пояснила Рюмси. Что такое Вонидло, оставалось загадкой.
– И чем тебе домовой не угодил?
– Тем, что у себя дома мы беззащитны. Пускай мы везде и начеку, но дома-то можем расслабиться. Спокойно уснуть, не ожидая нападения, а Кутный Бог – раз, – Брэкки ухватил себя за шею, – и задушит тебя. Так же и Вонидло, – продолжал мальчик. – Сел ты, значит, по большой нужде, а он…
– Понял-понял, – вздохнул Кир. – Но какой смысл тревожиться по этому поводу, если все равно ничем себе не помочь? Только беспокойства лишние.
– Не совсем так. Чертов Хвост и Вещий Лист, – с гордостью объявил Брэкки, доставая из сумки засушенные растения, – средство ото всех негораздов.
– Ну вот, опять началось, – Кир безнадежно покачал головой и скривился так, словно у Брэкки вышеупомянутый хвост изо рта вывалился. – Это корень коллиды, лишь среди безмозглого народа его называют Чертовым Хвостом.
Рюмси не имела понятия, есть ли у чертей хвосты, но предположила, что если имеются, то будут выглядеть именно так, как этот засушенный корень.
– Черт бы тебя побрал! – выругался Кир, все же рассматривая дивные предметы. – И на это ты потратил свое добро?!
– Твои речи – тебе на плечи. Корень поможет мне внушать, а Вещий Лист покажет будущее, – пояснил Брэкки, словно не замечая укола. – А в нашем деле это ой как полезно.
Рюмси слышала о силе Вещего Листа. Поговаривали, что, если он проскользит вокруг руки – человек проживет целый день, а если круг окажется неполным – значит, умрет в течение дня. А вот о Чертовом Хвосте она ничего не знала.
В отличие от Кира.
– Внушение, может, вещь и полезная, не спорю, – проговорил толстяк. – Вот только жизнь куда полезнее будет.
– О чем ты? – явно нехотя спросил Брэкки.
– Допустим, ты даже знаешь, как правильно его заварить и настоять, – сказал Кир, насмешливо щуря глаза, – и даже знаешь, сколько отвара нужно выпить.
Брэкки скривился. Выражение лица мальчика недвусмысленно говорило о том, что он не имел ни малейшего понятия, о чем толкует Кир.
– Но знаешь ли ты, сколько человек из… ста выживет после того, как попробует сей чудесный отвар? – продолжал толстяк. – А я тебе отвечу: один. И то – если повезет.
Услышав это, Брэкки на мгновенье поник, но затем его губы разошлись в улыбке.
– Так для того и Вещий Лист!
Он протянул Рюмси и Киру по листку.
– Я и для вас взял. Если не будет круга – значит, к развалинам идти не стоит. И вообще, конечно, не стоит рисковать в этот день. Не благодарите, – раздулся от гордости Брэкки. – Я слыхал, как один такой Лист спас целую армию ааконцев от засады проклятых.
Брэкки положил Лист себе на ладонь и уставился на него, затаив дыхание. Рюмси и даже Кир заинтересованно следили за происходящим.
Листок пошевелился, будто от дуновения ветра, и начал двигаться. Он, как живой, проскользил вокруг кисти и вернулся на прежнее место.
Брэкки даже не старался скрыть свою гордость, он аж засиял от радости, но Кир лишь фыркнул:
– Но как ты узнаешь, что не сдохнешь на следующее утро? Лист показывает только, проживешь именно этот день или нет, – напомнил ему толстяк. – А о том, как из-за этого Листа погибали, ты, видимо, не слышал. Его довольно просто сделать, и, если бы он был таким полезным, им бы пользовались все подряд. – Кир отпил воды из фляги. – Кстати, – проговорил он, вытирая рот, – два дегейских принца погибли из-за этого листа.
– Что случилось? – снова нехотя спросил Брэкки, знаток всевозможных мистических вещиц, но явно не принцев.
– Загвоздка в том, что Лист не показывает возможных увечий. Человек, зная, что не умрет в этот день, отважно идет в путь, ничего не боясь, и… падает, ломая ноги, или, например, попадает в плен к каннибалам. Но да, – добавил Кир издевательским тоном, – Лист всегда говорит правду: в этот день человек действительно не умирает.
Некоторое время ребята шли молча, предаваясь каждый своим мыслям и воспоминаниям. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были их редкие громкие вздохи и ругань Кира. Одежда промокла от пота и натирала тело.
Дорога делалась все круче. Говорить стало трудно, а дышалось все тяжелее и тяжелее. Но вскоре показался спуск, и ребята снова решили передохнуть.
Когда-то Рюмси уже поднималась сюда в компании старосты, чтоб нарисовать карту деревни. Но приятные воспоминания сменились горькой картиной настоящего: буйная растительность этой местности вымирала. Вместо вечнозеленых сосен и елей торчали голые и мертвые стволы, подобно копьям воинства из рассказов о битве ааконцев против дегейцев, когда их страны еще враждовали.
Лишь горная речушка – равнодушная ко всему – по-прежнему тянулась змейкой, ее быстрый и неистовой рокот доносился даже сюда.
Ребята взобрались достаточно высоко. Снизу, как будто прямо под ногами, раскинулись Счастливчики. С такой высоты деревня походила на молодой месяц.
Внизу стоял туман, или, возможно, пыль до сих пор не осела. Казалось, что, кроме черного и серого, там больше не существовало оттенков. Дома, в которых еще недавно кипела жизнь, стали развалинами и могилами.
– Еще чутка спуститься – и ты увидишь великана, – хвастался Брэкки, словно тот ему принадлежал. – Он здорову-ущий! Каждый палец с дерево. Будь великан жив, то десятком шагов пересек бы всю деревню. Чтоб мне в Лес попасть, да там и пропасть – если не так.
– Зачем ему шагать? – хмыкнул Кир. – Если ты не заметил, у него есть крылья. Тоже, между прочим, немаленькие.
– Что это за существо такое? Откуда он взялся? – спросила Рюмси ни у кого конкретно.
– Неизвестно, – ответил Брэкки. – Даже старики не слыхали о таких.
– А ты, смотрю, умный, словно тиметрин. Скоро, небось, и третий глаз появится. Быть старым не значит быть мудрым, – пробурчал Кир. – Можно состариться, не покидая деревни, даже не зная, что творится за ее пределами.
– Старших нужно уважать, – категоричным тоном заявил Брэкки.
– А в каких моих словах ты услышал неуважение?
– Кир, как будто я тебя не знаю, – торопливо ответил Брэкки.
В глазах толстяка мелькнуло удивление, точно тот сказал глупость.
– Знаешь меня? – переспросил Кир, чуть заметно скривив губы. – Наверное, так же хорошо, как и стариков, которых ты уважаешь, при этом даже не догадываясь, как они жизнь прожили и что у них на уме.
Брэкки не нашел, что ответить.
Рюмси шокировали слова Кира: уважение к старшим прививалось детям с малого возраста, и подобные речи приравнивалось к греху.
Кир покосился на нее, словно она озвучила свои мысли, и пояснил:
– Я всегда подам руку старшему, если тот не в силах подняться. Поднесу что-нибудь… Но не стоит заставлять меня уважать людей, о которых я не знаю ни черта, кроме того, что они старые.
Кир перевел взгляд на Брэкки:
– А то, что ты огрызаешься, будто новорожденный котенок, боящийся всего подряд, говорит лишь о том, что ты не знаешь мира. Я не утверждаю, что все взрослые плохие и недостойны уважения. Но зрелость еще не показатель ума, достоинства и других… качеств. Неразумно любить людей и доверять им, ссылаясь лишь на седые волосы и морщинистое лицо. Даже самый злобный и мерзкий негодяй, если его не прикончат раньше времени, конечно, когда-нибудь состарится. Подумай над этим, Брэкки. Мы не можем знать, что у людей на уме. В старой голове могут скрываться такие мысли, что и у пятилетнего, узнай он о них, волосы поседеют от ужаса.
В его голосе больше не сквозила привычная насмешка, там звучала печаль. Словно Кир давно уже не ждал от людей ничего хорошего.
– Разумеется, нам бы хотелось, чтоб все взрослые были добрыми, справедливыми и всезнающими, но, увы, это далеко не так. Уж прости, что я настолько прекрасные ожидания порчу такой уродливой правдой.
– Рюмси, а ты что думаешь? – мрачно спросил Брэкки.
Рюмси вспомнила один случай, когда мужчина заманил девочку в Золотой Дом. Изнасиловал и убил. Он попросил малышку о помощи, и та спокойно пошла с ним, не чувствуя страха. Скорее всего, родители тоже учили ее, что взрослых нужно слушаться, им нужно помогать. А вот каким именно взрослым – не уточнили. Мужчина оказался не местным. Его быстро нашли и наказали. Но девочку это не вернуло к жизни.
Брэкки смотрел на Рюмси с явной надеждой на поддержку. Она была благодарна ему, поэтому предпочла промолчать, пожав плечами.
Кир безрадостно улыбнулся.
– Последние слова я, пожалуй, заберу, – проговорил он и многозначительно добавил, увидев вопросительный взгляд Рюмси:
– От страха волосы не седеют. Думаю, это выдумка, чтоб лучше описывать и приукрашивать перепуг в какой-нибудь жуткой истории. Будь так на самом деле, мои волосы еще четыре года назад поседели бы, будто их пеплом посыпали.
Где-то залаяли собаки.
– Не думала, что у кого-то хватает еды, чтобы еще и собак держать, – проговорила Рюмси, чтобы сменить тему.
– Нет выбора, – пояснил Брэкки. – Кто-то рыщет в развалинах, как мы, кто-то на меч пытается вскарабкаться, а кто-то в дома залазит, чтоб грабить. Поэтому мой брат и остается дома. Кое-кто для охраны пока еще собак держит.
– Что значит “вскарабкаться на меч”?
– Ну, говорят, меч усыпан драгоценностями – Багровым Закатом…
– Алым Закатом, – буркнул Кир.
– …вот люди и лезут, пытаясь хоть что-то выковырять. Пока, конечно, безрезультатно. Покамест никому не удавалось, только калечат себя зря, срываясь с высоты. Мало того, и других тоже. Отец говорил – ему знакомый рассказал, – что у одного дядьки, когда тот взобрался почти на верхушку меча, порвалась нить, и полумесяц полетел вниз, – Брэкки многозначительно помолчал и отчеканил: – И пробил череп человеку, стоявшему внизу! Когда ему обувь сняли, то из пятки кусок полумесяца торчал – насквозь пробил. Ясно, конечно – с такой-то высоты.
– Чертова жара, – промямлил Кир, вытирая сухой лоб. Каким-то образом он совершенно не вспотел. – Вот когда небеса сжалятся и пойдет дождь, ты, Брэкки, спрячься куда вместе с отцом и его знакомым, чтоб не покалечило. Только представь, с какой высоты капли падают.
– Кир, а что ты думаешь о великане? – поинтересовалась Рюмси.
– Люди поговаривают о неких Дарителях, – начал толстяк, – вроде как специально разбрасывающих ценности, чтоб причинить вред.