Торговцы космосом
И снова перед нами поплыла реклама.
– А на страховке от встречи с яком, – заметила вполголоса Кэти, – наверняка есть примечание мелким шрифтом, что она не действует в Тибете.
– Страховка от встречи с яком? – удивленно спросил я. – Ради всего святого, зачем она тебе?
– Ну, никогда не знаешь, где попадется разъяренный як, верно?
– Да ты, похоже, смеешься надо мной! – с достоинством ответил я. – Через несколько минут приземляемся. У Хэма Харриса мне хотелось бы появиться без предупреждения. Он парень неплохой, только боюсь, как бы Ранстед не заразил его вирусом пораженчества. В нашей работе нет ничего хуже.
– Если можно, Митч, я бы поехала с тобой.
Самолет снизился и начал кружить над Сан-Диего, ожидая, когда диспетчер подаст сигнал на посадку. Словно туристы, мы прилипли к окнам. Кэти никогда раньше здесь не была. Я был один раз, но сейчас пейзаж выглядел по-новому – и неудивительно: ведь этот город постоянно рушится и отстраивается заново. На месте старых домов появляются новые – и какие!
Больше всего они похожи на палатки на хлипких пластиковых каркасах. Во время землетрясений, постоянно трясущих Южную Калифорнию, такие дома-палатки не рушатся, погребая людей под собой, а просто складываются. И даже если сильное землетрясение ломает пластмассовый каркас – что вы теряете? Дом-палатку просто и недорого восстановить.
С точки зрения экономики страны идея отличная. После того как испытания водородной бомбы привели к разлому в Сан-Андреасе, есть немалая вероятность, что в один прекрасный день – в любой день – весь этот регион просто тихо сползет в океан. Однако он все еще на месте, здесь кипит жизнь, – и, как и все вокруг, мы надеялись, что с городом ничего не случится и за время нашего визита.
В прошлом, бывало, люди паниковали, особенно когда землетрясения здесь происходили изо дня в день. Насколько я понимаю, пугали их не сами землетрясения, а старые дома, под обломками которых легко было погибнуть. Со временем люди к этому привыкли; более того – как и следовало ожидать от Южной Калифорнии, начали этим гордиться, как местной достопримечательностью. Местные жители с удовольствием приводят статистику, доказывающую, что шанс погибнуть от удара молнии или от падения метеорита куда выше, чем от их землетрясений.
Арендовав скоростной велолимузин с тремя водителями, мы помчались в местное отделение «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Я не вполне доверял отделу маркетинга и не исключал, что в аэропорту дежурит человек Харриса, готовый предупредить его о моем появлении. Если Харрис будет предупрежден и успеет подготовиться, от моей инспекции никакого проку.
Первый недобрый знак получил я уже в приемной. Секретарша меня не узнала; хуже того – как выяснилось, не знала и моего имени.
– Подождите, мистер Конелли, – сказала она лениво, – я уточню, не занят ли мистер Харрис.
– Мистер Кортни, юная леди. И я – начальник мистера Харриса.
Мы с Кэти вошли – и глазам нашим предстала картина раздрая и морального разложения, от которой у меня волосы встали дыбом.
Харрис, скинув пиджак, дулся в карты с двумя молодыми сотрудниками. Еще двое замерли перед гипноэкраном: глаза остекленелые – парни явно в трансе. И только один сидел перед калькулятором и лениво в него тыкал. Одним пальцем.
– Харрис! – рявкнул я.
Все, кроме двоих перед телевизором, с открытыми ртами повернулись ко мне. Я подошел и выключил гипноэкран. Теперь, сонно моргая, на меня смотрели и эти двое.
– М-м-мистер Кортни… – пролепетал Харрис. – М-мы вас не ждали…
– Вижу, что не ждали. Вы все, за работу – а мы с вами, Харрис, пройдем в ваш кабинет.
Кэти последовала за нами; никто не возражал.
– Харрис, – заговорил я, – хорошая работа многое искупает. А вы чертовски хорошо работаете над нашим проектом. Не скрою, мне не понравилась – крайне не понравилась – та расхлябанная атмосфера, которую я здесь увидел. Но это можно исправить…
Тут на столе у него зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Хэм! – раздался в трубке взволнованный голос. – Он уже здесь! Поторапливайся – он взял лимузин!
– Спасибо, – сказал я и повесил трубку. – Это ваш соглядатай в аэропорту, – объяснил я Харрису. Тот побелел. – Ну а теперь показывайте мне все. Бланки анкет. Результаты опросов с разбивкой по категориям. Перфокарты. График работ. Словом, все, о чем, как вы надеялись, я не стану спрашивать. Выкладывайте все карты на стол.
Наступило долгое, очень долгое молчание, а потом он ответил:
– У меня ничего нет.
– То есть как нет? А что же вы мне присылали?
– Только готовые отчеты.
– Иными словами, фальшивки? Все это время вы кормили нас данными, взятыми с потолка?
Он кивнул с несчастным видом.
– Харрис, как вы могли? – вскричал я. – Как вы могли?!
В ответ я услышал почти бессвязный поток слов. Он не хотел. Это его первая самостоятельная работа. Должно быть, он просто не справился. Не понимал, что делать самому, а что переложить на подчиненных. Не хотел быть с ними слишком жестким и в результате их распустил. Скоро нотки жалости к себе в его голосе сменились раздражением; он уже не защищался, а нападал. Да какая разница? В любом случае это просто предварительная бумажная работа. От нее ничего не зависит. В конце концов, кто сказал, что проект «Венера» вообще не вылетит в трубу? Да, он напортачил – и все же готов поспорить, что другие сотрудники на своих местах портачат не меньше. Все работают спустя рукава, но в конечном итоге все как-то устраивается!
– Ну нет, – ответил я. – Вы не правы, и я вам это докажу. Искусство рекламы строится на строгих научных принципах, на данных социологических опросов и маркетинговых исследований. Вы выбили почву у нас из-под ног! Тем не менее мы спасем все, что можно спасти, и начнем заново.
Он сделал слабую попытку защититься:
– Мистер Кортни, если вы действительно будете этим заниматься, то только зря потеряете время. Я долго и очень близко работал с мистером Ранстедом. Знаю, как он думает. А он ведь такая же большая шишка, как вы. Так вот: он считает, что все эти тесты и прочее – пустая трата денег.
Вот, значит, как? Мэтта Ранстеда я знал отлично – и прекрасно понимал, что на самом деле он так не думает. Он очень умный парень, этот Ранстед. Чертовски умный.
– Чем вы можете доказать свои слова? – резко спросил я. – У вас есть документы за подписью Ранстеда, где он пишет, что предварительная работа не нужна? Служебные записки? Может быть, аудиозаписи?
– Да, кажется, что-то такое было, – ответил Харрис и нырнул в недра своего стола.
Долго он рылся в бумагах, включал какие-то записи, прокручивал их туда-сюда – и лицо его все сильнее омрачалось волнением и страхом.
Наконец он проговорил в недоумении:
– Ничего не могу найти. Точно помню, что-то такое было!
В том, что он «точно помнит», я не сомневался. Высшая ступень нашего искусства: внушить потребителю какую-то идею так, чтобы он сам этого не заметил.
Сукин сын Ранстед хорошенько промыл этому слюнтяю мозги, а потом отправил работать над моим проектом, чтобы он мне все завалил.
– Вы уволены, Харрис, – сказал я. – Убирайтесь отсюда, и чтобы я вас больше не видел. И не советую больше пробовать себя в рекламном бизнесе.
Вернувшись в офис, я объявил:
– Вы уволены. Все. Собирайте вещи и убирайтесь. Расчет получите по почте.
Они смотрели на меня, разинув рты. Кэти у меня за спиной спросила вполголоса:
– Митч, это действительно необходимо?
– Да, черт возьми! Хоть кто-нибудь из них сообщил в головной офис о том, что здесь происходит? Нет, все расслабились и плыли по течению. Заразу нужно выжигать каленым железом.
Мимо нас бочком пробрался Харрис, с помятым портфелем в одной руке и плащом в другой. На меня он не смотрел. На лице застыло выражение недоумения и обиды. Как видно, он был уверен, что ссылка на Ранстеда его защитит.
Я прошел в опустевший кабинет и, сняв трубку, заказал прямой звонок в Нью-Йорк.
– Эстер? Это мистер Кортни. Я только что уволил весь наш отдел в Сан-Диего. Извести отдел кадров, пусть разберутся с их документами и выплатами. И позови к телефону мистера Ранстеда.
Минуты шли; я нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Наконец снова послышался голос Эстер:
– Мистер Кортни, прошу прощения, что заставила вас ждать. Секретарша мистера Ранстеда сообщила мне, что он успешно закончил работу с АГИ и уехал отдохнуть в Маленькую Америку.
– Отдохнуть? Боже правый! Он решил отдохнуть!.. Эстер, закажи мне билет в Маленькую Америку из Нью-Йорка. Отсюда вылетаю ближайшим рейсом. Оказавшись в Нью-Йорке, хочу немедленно пересесть на другой рейс и отправиться прямиком на Южный полюс. Поняла?
– Да, мистер Кортни.
Повесив трубку, я обнаружил, что Кэти смотрит на меня во все глаза.
– Знаешь, Митч, – сказала она, – наверное, я была к тебе слишком сурова. Злилась на твою резкость, на то, как ты любишь командовать. Теперь я понимаю, откуда все это – если твоя работа обычно выглядит так.
– Обычно она выглядит не так, – признал я. – С таким наглым саботажем я еще не сталкивался. Хотя острых углов хватает. Такой мир: все подсиживают друг друга. Зазеваешься – тебя сожрут. Дорогая, мне нужно срочно вернуться на восточное побережье. Полетишь со мной?
Поколебавшись, она ответила:
– Не возражаешь, если я останусь? Мне хочется отдохнуть и осмотреть город.
– Разумеется. Отдыхай на здоровье. А когда вернешься в Нью-Йорк, я буду там.
Мы поцеловались, и я поспешил на выход. Офис уже опустел; я попросил привратника, когда уйдет Кэти, прибрать здесь все и запереть здание до лучших времен.
На улице я оглянулся и увидел в окне этого неправдоподобного зыбкого здания Кэти. Она смотрела на меня и махала мне рукой.
Глава шестая
Едва сойдя с трапа в Нью-Йорке, я увидел Эстер.
– Молодчина! – похвалил я ее. – Когда отправляется ракета в Антарктику?
– Через двенадцать минут, мистер Кортни. С полосы номер шесть. Вот ваш билет. И завтрак на всякий случай.
– Вот за это спасибо! Я как раз не успел позавтракать.
Мы направились к полосе номер шесть. По дороге я торопливо жевал сэндвич с эрзац-сыром.
– Как дела в офисе?
– Увольнение всех сотрудников в Сан-Диего наделало много шума. Отдел кадров пожаловался на вас мистеру Шокену, но тот встал на вашу сторону. Примерно на четыре балла.
Четыре? Так себе результат. Я бы предпочел все двенадцать баллов – рев разъяренного урагана, слышный далеко за пределами его кабинета: «Да как вы, неумехи, осмеливаетесь подвергать сомнению решение члена правления, работающего над собственным проектом? Что вы в этом понимаете?» – и так далее.
Четыре балла – это легкое, почти незаметное волнение. Что-то вроде: «Джентльмены, уверен, что у мистера Кортни были на это весьма основательные причины. Те, кто занят рутинной работой, часто теряют чувство перспективы, и картина в целом от них ускользает…»
– Скажи, – спросил я у Эстер, – секретарша мистера Ранстеда – просто наемный работник или… – тут я хотел сказать «его подпевала», но удержался, – его доверенное лицо?
– Она к нему достаточно близка, – уклончиво ответила Эстер.
– И как она отреагировала, узнав про Сан-Диего?
– Я слышала, мистер Кортни, что она долго смеялась.
Я решил не продолжать эту тему. Выяснить, что думает о тебе начальство, – одно дело, но выспрашивать подчиненных друг о друге – значит поощрять их к доносам. Хотя в нашем офисе хватало охотниц «стучать» друг на дружку.
– Вернусь очень скоро, – сказал я. – Только улажу кое-что с Ранстедом.
– Ваша жена с вами не полетит? – спросила она.
– Ну нет! Моя жена – хирург. Я собираюсь разорвать Ранстеда на кусочки, и еще не хватало, чтобы доктор Нейвин потом его сшила!
Эстер вежливо рассмеялась:
– Приятной поездки вам, мистер Кортни.
Мы были уже на полосе номер шесть.
Поездка оказалась вовсе не из приятных. Мерзкий полет в тесноте мерзкой туристической ракеты. Летели мы низко над землей, со всех сторон окруженные призматическими иллюминаторами, которые неизменно вызывают у меня воздушную болезнь. Поворачиваешь голову, чтобы посмотреть в окно – и видишь пейзаж вертикально под собой, как будто тебя вертит в воздухе туда-сюда. Что еще хуже, здесь гоняли рекламу «Таунтон ассошиэйтед». Только успеешь убедить себя, что с желудком все в порядке, а внизу есть на что посмотреть, – и вдруг та-дам! Стекло затуманивается, по нему начинает ползти вульгарная реклама какой-нибудь очередной дряни, а в уши ввинчиваются идиотские прилипчивые таунтоновские стишки.
Пролетая над долиной Амазонки, я с интересом рассматривал «Третью Электрическую» – величайшую в мире гидроэлектростанцию, как вдруг в самое ухо мне заорало:
Чудо-лифчик, чудо-лифчик,Что за чудо из чудес!Он во всех мужчинах мираРазожжет к вам интерес!Сопровождали этот ужас анимированные картинки «до и после» – в жизни не видывал такой пошлятины! Я возблагодарил Бога, что не работаю на «Таунтон ассошиэйтед».
То же самое – над Тьерра-дель-Фуэго. Здесь ракета сделала большой круг, чтобы пассажиры могли полюбоваться на китовые плантации: огромные участки океана, огороженные ловушками, которые пропускают планктон вместе с китами, но не дают китам выбраться наружу. Вид китихи, кормящей малыша, всерьез меня увлек – было похоже на дозаправку самолета в воздухе. Потом стекло вновь затуманилось, и я получил еще порцию шок-контента от Таунтона:
Эй, девчонка! Знаешь, чем пахнет твоя юбчонка?
Дальнейшее предназначалось непосредственно для органов обоняния. Это было уж слишком: я выхватил бумажный пакетик и воспользовался им по назначению под радостное щебетание рекламы:
Мужчины на тебя и не глядят? Тебе поможет «Дивный аромат»!
Дезодорант «Дивный аромат»: повышает желание, облегчает понимание!
А следом – внезапно сухой и прозаический медицинский совет:
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ОСТАНОВИТЬ ПОТООТДЕЛЕНИЕ. ЭТО РАВНОСИЛЬНО САМОУБИЙСТВУ. ВРАЧИ РЕКОМЕНДУЮТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ДЕЗОДОРАНТАМИ, А НЕ АНТИПЕРСПИРАНТАМИ.
Дальше повтор первой строчки и новая волна запахов. Впрочем, мне было уже все равно: в желудке ничего не осталось.
Таунтон обожает вставлять в рекламу медицинские рекомендации. Дешевый трюк. И можно подумать, он сам его изобрел!
Мой сосед, невзрачный потребитель в костюме от «Юниверсал», наблюдал за моими мучениями с явной иронией.
– Что, приятель, это для вас уж слишком? – поинтересовался он с тем мерзким самодовольством, с каким обычно смотрят на нас счастливчики, не страдающие воздушной болезнью.
– Угу, – промычал я.
– Да, от такой рекламы кого угодно стошнит! – продолжал он, видимо, поощренный моим красноречивым и остроумным ответом.
Такого я стерпеть не мог.
– Можно уточнить, что вы имеете в виду? – поинтересовался я ледяным тоном.
Это его напугало.
– Просто хотел сказать, что запах уж очень бьет в нос, – торопливо объяснил он. – Но только в этой рекламе. Я не про рекламу в целом. Что вы! Я добропорядочный гражданин!
– Вот и славно, – сказал я и отвернулся.
Но он, все еще обеспокоенный, принялся доказывать мне свою благонадежность:
– Клянусь вам, со мной все в порядке! Я из приличной семьи, учился в хорошей школе. Сам занимаюсь производством – у меня в Филадельфии мастерская по изготовлению штампов, – однако прекрасно понимаю, что товары надо продавать. Каналы распространения, создание новых рынков, вертикальная интеграция… Видите? Я порядочный человек!
– Хорошо, хорошо, – проворчал я. – Просто больше не распускайте язык.
Он съежился на своей половине сиденья. Не скажу, что мне понравилось затыкать ему рот, но это дело принципа. Пусть впредь думает, что говорит.
Над Маленькой Америкой мы зависли и некоторое время болтались в воздухе, ожидая, пока зайдут на посадку еще два туристических судна. Одно было из Индии: при виде его у меня потеплело на душе. Весь корабль, от носа до хвоста, создан «Индиастрией»! Команда прошла обучение в «Индиастрии» и на «Индиастрию» же работает. Пассажиры, и спящие, и бодрствующие, непрерывно приносят доход «Индиастрии». А «Индиастрия» приносит доход «Фаулер Шокен ассошиэйтед»!
Пассажирский фургон доставил нас к круглому корпусу Маленькой Америки с двойными пластиковыми стенами. Пропускной пункт здесь был только один. Маленькая Америка – чисто туристический объект, устройство для выкачивания денег из отдыхающих со всего света. Военного значения она не имеет. (На Антарктиде есть военные базы, но они невелики, разбросаны по всему региону и спрятаны глубоко подо льдом.) Тепло и энергию здесь дает небольшой ториевый реактор. Даже если какая-нибудь иностранная держава, отчаявшись заполучить собственное ядерное топливо, вздумает захватить реактор – ничего полезного с военной точки зрения она здесь не найдет. В помощь реактору используются ветряные двигатели, а ветряным двигателям, в свою очередь, помогают какие-то непостижимые для меня «тепловые насосы».
На пропускном пункте я спросил о Ранстеде. Чиновник заглянул в регистрационный журнал.
– Да, приехал из Нью-Йорка в двухдневный тур. Турагентство «Томас Кук и сыновья». Его номер – III-С-2205.
Он достал карту Маленькой Америки и показал мне, где это находится: третье кольцо снаружи, третий надземный этаж, пятый сектор, комната двадцать два.
– Вы легко его найдете. Могу поселить вас в номере рядом, мистер Кортни…
– Спасибо. Это подождет.
Я пробрался сквозь толпу, разговаривающую на дюжине языков, нашел номер III-С-2205 и позвонил в дверь. Ответа не было.
Тут ко мне подскочил приятный молодой человек:
– Меня зовут мистер Кэмерон, я директор туров. Чем могу помочь?
– Где мистер Ранстед? Он мне срочно нужен по делу.
– Ай-яй-яй! Сюда приезжают, чтобы забыть о делах! Если подождете минуточку, я посмотрю в регистрационной книге…
Парень привел меня в свой кабинет (жилая комната плюс туалетная кабинка) сектором выше и принялся копаться в гроссбухах.
– «Восхождение на ледник Старрзелиус», – прочитал он наконец. – Смотрите-ка! Пошел в одиночку. Вышел в 7.00, в электрокомбинезоне с пеленгатором и запасом питания. Вернуться должен примерно через пять часов. А вы уже взяли себе номер, мистер?..
– Пока нет. Я пойду за Ранстедом. Мое дело не терпит отлагательств.
Так оно и было. Я чувствовал, что меня хватит удар, если в самое ближайшее время не схвачу этого ублюдка за горло!
Минут пять директор туров с волнением в голосе объяснял, что выгоднее и безопаснее всего мне будет подписать с ним договор и воспользоваться его услугами. Он все организует. А иначе придется собирать себе снаряжение с бору по сосенке: что-то покупать, что-то арендовать, у одного посредника, у другого… на выходе непременно выяснится, что что-нибудь не работает – а посредника уже ищи-свищи! Вот так и отпуск пройдет. Я подписал договор, и он, просияв, немедленно выделил мне номер.
Через пять минут мистер Кэмерон уже выдавал мне снаряжение:
– Рюкзак-батарею закрепите на плечах, вот так. Это единственное, что может вас подвести. Если откажет батарея, просто примите таблетку снотворного и ни о чем не тревожьтесь. Вы начнете замерзать, но мы доставим вас домой быстрее, чем вы успеете серьезно переохладиться или обморозиться. Ботинки. Застегиваются вот так. Перчатки. Их вот так. Комбинезон. Капюшон. Маска. Солнечные очки. Радиопеленгатор. Просто произнесите вслух «Ледник Старрзелиус», и он сам задаст направление. Два переключателя с простыми обозначениями: «Вверх» и «Вниз». При подъеме вы слышите сигналы «Бип-бип!», при спуске – «Бип-бип!». Легко запомнить, правда? При подъеме тональность повышается, при спуске снижается. Большая красная рукоять – сигнал тревоги; потяните за нее – и вы в эфире. Через пятнадцать минут к вам прибудет вертолет. Спасательная экспедиция – за ваш счет, так что не советую дергать рукоять просто ради того, чтобы вернуться домой. Всегда ведь можно отдохнуть, глотнуть кофиэста, отдышаться и продолжить путь. Карта с указанием маршрута. Снегоступы. Гирокомпас. И питание. Теперь, мистер Кортни, вы полностью готовы к путешествию! Пойдемте, я проведу вас на выход.
Звучал этот перечень жутковато, но на деле все оказалось довольно удобно. Зимой в Чикаго, когда с озер дули холодные ветра, приходилось и посерьезнее укутываться. Массивные и тяжелые грузы – батарея, пеленгатор, запас питания – были удачно распределены. Снегоступы складывались и превращались в пару палок со стальными наконечниками, с какими удобно взбираться по льду; в таком виде их можно было сунуть в специальный карман на спине.
На выходе меня со всех сторон осмотрели и ощупали. Для начала проверили пульс, затем перешли к снаряжению, уделив особое внимание батарее. Мой пеленгатор настроили на ледник Старрзелиус, сто раз предупредив о том, что нельзя отклоняться от маршрута.
Холода не чувствовалось совсем – по крайней мере, в костюме. На секунду я высунул лицо из капюшона… упс! – и тут же снова спрятался под маску. По словам сотрудников, здесь сорок градусов ниже нуля: для меня эта цифра ровно ничего не значила, пока на мгновение я не ощутил ее кончиком собственного носа.
Вблизи огромного пластикового «чума» Маленькой Америки снегоступы не требовались: здесь я шел по обледенелой тропе, для которой вполне подходили ботинки с шипованной подошвой. Я сориентировался по гирокомпасу и зашагал по тропе прочь от здания, в необъятную белизну. Время от времени нажимал на кнопку пеленгатора, вмонтированную в левый рукав, и слышал в капюшоне бодрое: «Бип-бип! Бип-бип!»
Я миновал группу туристов, резвящихся в снегу – то ли индусов, то ли китайцев, и помахал им рукой. Представляю, какое это для них приключение! Вон, жмутся к стене Маленькой Америки, словно неопытные пловцы к берегу. Чуть подальше еще одна группа играла в неизвестную мне игру: очертили прямоугольное поле, поставили по двум его сторонам шесты, а на шестах – корзины без дна и старались забросить в какую-нибудь из этих корзин большой силиконовый мяч. А еще дальше инструкторы в красных костюмах учили группу туристов кататься на лыжах.
Мне казалось, я прошел всего несколько минут, но когда оглянулся, красных костюмов позади уже не было. Да и сама Маленькая Америка превратилась в едва заметную белесую тень. «Бип-бип!» – позвал вперед мой пеленгатор, и я продолжил путь. Скоро, скоро я доберусь до Ранстеда!
Одиночество, пустота, бескрайний простор вокруг – все это было очень непривычно, но, пожалуй… пожалуй, не неприятно. Маленькая Америка окончательно растаяла позади. Быть может, так же чувствовал себя Джек О’Ши на Венере? Поэтому, рассказывая о своем полете, он с трудом подбирал слова и всегда оставался недоволен тем, что говорил?
Ноги начали тонуть в снегу; я распаковал и надел снегоступы. Поначалу в них спотыкался, потом приноровился и перешел на легкий скользящий шаг. Что за удовольствие! Не то чтобы паришь над землей – но нет в этом и ничего от обычной ходьбы, от размеренных ударов подошвами по полу или мостовой. За тридцать с лишним лет жизни мне еще не приходилось ходить иначе, чем по твердой земле.
Я шел по компасу, выбирая себе все новые ориентиры: причудливо торчащий ледяной торос, голубую тень во впадине на белой равнине. Пеленгатор подтверждал, что курс выбран верно, и я не на шутку возгордился своим умением ориентироваться в дикой природе.
Часа через два вдруг страшно захотелось есть. Чтобы перекусить, надо было опуститься на корточки, поставить силиконовую палатку и в нее забраться. Время от времени я осторожно высовывал нос и через пять минут убедился, что температура в палатке стала вполне терпимой. Я жадно съел саморазогревающееся жаркое, выпил чаю, а затем попытался выкурить сигарету. Однако на второй затяжке маленькая палатка наполнилась дымом, и у меня защипало в глазах. С сожалением я загасил сигарету о подошву, натянул маску, сложил палатку, с наслаждением потянулся – и продолжил путь.
Наверное, все не так уж страшно, говорил я себе. Наверное, дело просто в разнице темпераментов. Ранстед – малый приземленный, ему не под силу разглядеть те грандиозные перспективы, что вижу я. Ничего плохого он, конечно, не хочет. Просто искренне считает, что это безумная идея. Ему не понять, что есть люди, готовые вести новую жизнь на Венере, надо лишь найти их и убедить… Увы, эти прекраснодушные размышления разлетелись в прах под ударом одной простой мысли. Ранстед тоже здесь, на леднике. И в грандиозных перспективах, несомненно, знает толк – иначе с чего бы из всех мест на земле ему выбрать ледник Старрзелиус?
«Бип-бип!» – звал вперед пеленгатор. Скоро, скоро все решится!
Глянув сквозь визир компаса, я заметил прямо по курсу неподвижный темный предмет. Что это такое – сказать было мудрено. Во всяком случае, предмет не двигался. Я попытался бежать, но скоро начал задыхаться и принужден был замедлить шаг.