Наступила золотая осень. Уже как несколько дней стояла солнечная погода, но ветерок был прохладным. С деревьев сыпалась листва, покрывая землю желтым одеялом. Небо было прозрачное, и только несколько тучек изображали какую-то фигуру, в которую пристально всматривался Иван, закинув ногу на ногу, лежа возле красной рябины.
Его мысли были не о войне. После школы он собирался уехать в Москву, отучиться на инженера. В столице он был один раз, когда ездил к своей тетке (маминой сестре), и с тех пор был влюблен в этот цветущий город. Еще он переживал за маму с сестренкой, которые теперь находились в партизанском лагере. Трошин обещал отправить всех женщин и детей в тыл. Иван смотрел в небо, но глаза медленно закрывались от хронической бессонницы. В полудреме услышал голос:
– Вань! Вань! – это бежал Матвейка. Иван обернулся и сказал:
– Что ты, дурак, кричишь, – немцы повсюду!
Матвейка был сыном лесника и с детства знал все тропы в лесу. В отряде он был кем-то вроде егеря или проводника для партизан. Охламон высшей степени – неопрятный, беспардонный. Рыжеволосый, чуть выше среднего роста, лет восемнадцати от роду.
– Командир зовет, ? прошептал Матвейка.
Иван встал, отряхнулся, достал из кармана яблоко и вручил его Матвейке.
– Ну пошли, раз командир зовет, ? сказал Иван, засунув обе руки в карманы, и направился в сторону лагеря.
Илья Михайлович ждал Ивана в своей небольшой землянке. Она напоминала маленькую конуру, со столом из сбитых досок и лежанкой с хвойными ветками. На столе стояла большая свеча, которая освещала карту.
– Тук-тук, разрешите, товарищ командир?
– Заходи, Ваня, присаживайся, – произнес Трошин, не поднимая глаз с карты.
Слева от Трошина стояла небольшая печка, на которой находился маленький чайник. Илья Михайлович молча достал две железные кружки и два кусочка сахара.
– Чай будем пить! – только сейчас Трошин обратил взгляд на Ивана.
Он взял горячий чайник и наполнил обе кружки.
– Ты пей, Ваня, пей, – сказал Трошин, а сам опять опустил свой взор на карту.
Иван пил чай, облизывая кусочек сахара, чтобы продлить удовольствие от сладкого. Так продолжалось несколько минут, кроме чавканья Ивана стояла гробовая тишина.
– Ну что, Иван, хотел повоевать с немцами? – произнес Трошин, оторвавшись от карты.
– Так точно! – громко ответил Иван и вытянулся во весь рост.
– Да садись ты уже, не у генерала на приеме, – сказал Трошин. – Сегодня в два часа ночи выдвигаемся в город, место назначения – железнодорожная станция. Наша задача – проникнуть в здание вокзала и похитить документацию с немецкими картами. Идем в группе из трех человек: я, ты и Матвейка.
Около минуты стояла тишина, затем Трошин поморщился и сказал:
– Не доверяю я Матвейке. Чует мое сердце, какой-то он подозрительный. Последний раз пошел в город к связующему, вернулся без информации, а лицо светилось.
– Товарищ командир, может, не брать Матвейку? – уточнил Иван.
– Никак без этого рыжего черта, он дорогу короткую знает, – покивал Трошин. – Ничего подозрительного за ним не замечал?
– Шебутной он больно, товарищ командир, а в остальном – вроде как всё нормально, – ответил Иван.
– Ладно, вся инструкция – перед выходом на задание. Ты поспи, Иван, – сказал Трошин.
– Есть поспать! – Иван встал и собрался на выход, но Трошин внезапно произнес:
– Погоди, Ваня. Ты бы простился с матерью и сестренкой, кто знает, когда свидитесь. Я дал приказ сегодня вывезти всех женщин и детей в тыл. Другого момента, боюсь, не будет – обложили нас фрицы, Ваня.
– Спасибо, товарищ командир, – тихо произнес Иван, натянул кепку и пошел к выходу.
Дед Семен запрягал лошадей. В отряде он был вроде старшины и отвечал за отправку людей в тыл. Людей набралось три повозки. Иван подошел и спросил:
– Дед Семен, довезешь их?
– А куда я денусь, доедем. Завтра будем в Людиново, а там решат, куда твоих, – с улыбкой сказал дед Семен, похлопывая по плечу Ивана.
Людиново – небольшой городок, который пока находился в тылу. Иван подошел к матери с сестрой и молча посмотрел в глаза Антонине Тимофеевне.
– Прости, мама, я должен остаться, – сказал Иван.
– Береги себя, сынок, – еле проговорила мать, голос ее дрожал, глаза наполнились слезами.
Иван присел на корточки, обнял сестру, затем поднял на руки и усадил в повозку. Дед Семен дернул за вожжи и крикнул:
– Антонина, догоняй!
Ваня подошел к маме, обнял и сказал:
– Мама, я вернусь!
Наступил вечер, Иван сидел у костра и обугленной веткой перебирал угольки. Его жизнь разделилась на две части, одна осталась в прошлом, в котором была большая семья, а другая часть – война. За пару месяцев, что он находился в отряде, друзей так и не появилось, кроме Трошина, который ему стал близок. Иван смотрел на огонь, а мысли были о скором задании.
«Это мое первое задание, а вдруг не получится, а если с немцем придется встретиться? Одно дело – по бутылкам стрелять, а то человек. Да какой он человек? Фашист, выстрелю, если потребуется. Гады засели в нашем городе, наверно, в нашей хате какой-нибудь штаб устроили. Как же батя с братом! Уж четыре месяца прошло, ни одной весточки».
Все эти мысли крутились у Ивана в голове, и только утешало то, что рядом будет Трошин, который для него служил примером храбрости.
– Не спится, Ваня? – сзади стоял Трошин. Илья Михайлович был высокого роста, с русыми волосами и ярко-голубыми глазами. С плеч его свисал белый тулуп, а в руках он держал черно-белую фотографию.
– Заснешь здесь, – ответил Иван.
– А ну двигайся, посижу с тобой, – подвинув Ивана к середине бревна, Трошин протянул фотографию.
На фотографии был сам Трошин, женщина и молодой человек.
– Мои, Вань! Мама и братишка Костик. Так вот, Вань, нет их уже. Расстреляли их фашисты под Брестом, всю деревню, суки, сожгли, – на эмоциях сказал Трошин, сжимая от злости кулаки.
– Нет у меня больше никого, один я остался. Отчим еще до войны умер, дед в Первую мировую погиб, бабушка тоже не дожила. Где-то есть дядька, брат мамкин, но я его никогда не видел. Поэтому, Ваня, пока я жив, буду давить эту гадину, – продолжая сжимать кулаки, выговорился Трошин.
Иван смотрел на фотографию, а сказать нечего было. Он отдал ее Трошину и нашелся:
– Вместе, Илья Михайлович, гадину бить будем.
Трошин взял фотографию и засунул в карман гимнастерки.
