Институт

– Перед тем как отправиться в обувной, я заглянул в «Бичкомберс» и пропустил там пару кружек. Полицейские, которые в итоге задержали парня, учуяли запах и велели мне дыхнуть в трубку. Надышал я шесть десятых промилле – не криминал. Но то, что я в легком подпитии отправил человека в больницу, чести мне не делало.

– А вы вообще-то пьете, мистер Джемисон?

– Пил несколько месяцев сразу после развода, но это было пару лет назад. Сейчас уже не пью.

А если бы пил – так и не признался бы, подумал Тим.

– Понял, понял… Ладно, теперь я говорю – а вы меня поправьте, если что. Значит, вы были не при исполнении. Если бы не форма, вас бы вообще никто не стал просить о помощи.

– Да, но я бы услышал шум и все равно подбежал бы. Коп всегда на службе, вы же знаете.

– Ну да, ну да… А пушку вы тоже всегда с собой носите?

– Нет. Она у меня в бардачке лежит.

Тут Эшворт загнул второй палец, а потом сразу и третий.

– Значит, пистолет у паренька был наверняка липовый, хотя мог оказаться настоящим. Издалека вы не разглядели.

– Точно.

Шериф загнул четвертый палец.

– Незадолго до стычки вы успели принять две порции спиртного.

– Да. Причем пил я тоже в форме.

– Вот это вы зря, конечно. Не самый разумный поступок – опрометчивый, прямо скажем. Но мне все равно кажется, что вам просто страшно не повезло. – Шериф Джон забарабанил пальцами по столу. Рубиновый перстень на мизинце отмечал каждое движение кисти негромким щелчком. – История уж больно бредовая – нарочно не придумаешь. Завтра я для порядка позвоню в ваш участок и все проверю. Заодно еще разок эту байку послушаю, она того стоит.

Тим улыбнулся.

– Шеф полиции Сарасоты – Бернадетта Дипино. И бегите уже домой, а то жена заругает.

– Ну да, ну да. С Марси я сам как-нибудь разберусь. – Шериф подался вперед, перегнувшись через собственное брюхо. Его глаза горели ярче, чем прежде. – А вот если я вас попрошу дыхнуть в трубку прямо сейчас, а? Трезвый вы будете – или не очень?

– Так давайте и узнаем, чего зря гадать?

– Да ладно, думаю, в этом нет нужды. Никакой. – Шериф выпрямился, и многострадальное кресло под ним громко взвизгнуло. – Лучше скажите, зачем вам работать обходчиком, да еще в таком захудалом городишке. Зарплата смешная – сто баксов в неделю. С воскресенья по четверг у нас спокойно, а вот по пятницам и субботам бывает жарко. Стрип-клуб в Пенли закрыли еще в прошлом году, но рядом есть пара злачных местечек.

– Мой дед служил ночным обходчиком в городе Хиббинг, Миннесота. Там еще Боб Дилан родился, слыхали? Ну вот, дед там работал на пенсии, а в молодости тоже был копом. Глядя на него, я и захотел стать полицейским. А как ваше объявление увидел, так сразу подумал… – Тим умолк. А что он, собственно, подумал? Вроде и мыслей-то особых не было, равно как и две недели назад, когда он нанимался рабочим на перерабатывающий завод. Совершенно пустая голова. Тим рассудил, что это запросто может быть признаком некоего внутреннего кризиса.

– Пошли по стопам деда, стало быть. Ну-ну. – Шериф Джон сцепил руки над своим внушительным брюхом и уставился на Тима; его проницательные глазки поблескивали в сальных карманах глазниц. – Небось, решили, что уже вышли на покой? Коротаете последние деньки? Не рановато ли вам, а?

– Ну, с полицией я точно покончил. Назад пути нет. Один приятель обещал устроить меня охранником в Нью-Йорке, а мне давно хотелось сменить обстановку. Но для этого ведь необязательно ехать в Нью-Йорк. – На самом деле Тиму хотелось сменить не обстановку, а свой настрой. Работа ночным обходчиком вряд ли поможет это сделать, хотя как знать…

– Разведены, говорите?

– Да.

– Дети есть?

– Нет. Жена хотела детей, а я не хотел. Не созрел еще.

Шериф Джон пробежал глазами по анкете Тима.

– Тут написано, что вам сорок два. Уж к сорока-то годам обычно созревают, а если нет… – Он умолк и в лучших полицейских традициях стал ждать, когда Тим закончит предложение за него. Не тут-то было. – В общем, когда-нибудь вы и поедете в Нью-Йорк, а пока что решили плыть по течению и никуда не торопиться, я правильно понял?

Да, шериф понял все правильно.

– Если я дам вам работу, откуда мне знать, что через две недели или через месяц вы дальше не поплывете? Дюпрей – не самый интересный городишко в мире и даже в Южной Каролине. Я это к чему… рассчитывать-то на вас можно? Или не стоит?

– Никуда я не поплыву, не бойтесь, – пока работа есть. Вы ведь всегда можете меня уволить, так? А я, если решу плыть дальше, предупрежу вас заранее. Даю слово.

– На такую зарплату не проживете.

Тим пожал плечами.

– Подыщу еще что-нибудь. Думаю, я тут буду не единственный, кто на двух работах крутится. И потом, я подкопил немного – для начала хватит.

Шериф Джон посидел с минуту, подумал, затем встал – на удивление быстро и ловко для человека его комплекции.

– Приходите завтра утром, и мы все решим. Часиков в десять будет нормально.

А вы тем временем успеете позвонить в полицию Сарасоты, подумал Тим, и проверить мою историю. А заодно узнать, нет ли на моей репутации еще каких пятен.

Он тоже встал и протянул шерифу руку. Тот пожал ее – крепко и уверенно.

– Где вы сегодня ночуете, мистер Джемисон?

– В том мотеле, если там есть свободные номера.

– У Норберта номеров хоть завались, – сказал шериф. – И дурить он вас не станет: вы еще немного похожи на копа. Если нормально переносите жареное – советую заглянуть к Беверли, там с семи вечера кормят. Лично я предпочитаю печенку с луком.

– Спасибо за совет. И за собеседование.

– Не за что. Славно поболтали. Когда придете заселяться в мотель, скажите Норберту, что шериф Джон велел вас не обижать. Пусть выдаст вам хорошую комнату.

– Так и скажу.

– Но койку все же осмотрите, перед тем как лечь.

Тим улыбнулся.

– Да, меня ваши коллеги уже предупредили.

Тим поужинал в закусочной «У Беверли» – жареная курица, зеленые бобы и персиковый пирог. Недурно. С мотелем все обстояло куда хуже: по сравнению с ним предыдущие клоповники показались Тиму прямо-таки дворцами. Кондиционер под окном усердно грохотал, но воздух почти не охлаждал. Из проржавевшей душевой лейки капала вода, и Тиму не удалось ее починить. (В конце концов он положил на дно ванны полотенце, чтобы заглушить надоедливый звук.) Абажур светильника над кроватью был в сигаретных прожогах. Единственная картина – корабль с кровожадно ухмылявшимися чернокожими матросами на борту – висела на стене криво. Тим пытался ее поправить, но она тут же опять скособочилась.

На лужайке перед мотелем стояло раскладное садовое кресло с продавленным сиденьем и ржавыми, как душевая лейка, ножками. Впрочем, сесть Тиму все же удалось: он вытянул ноги и, отбиваясь от мошкары, смотрел на закатное солнце. Оранжевый печной свет пробивался сквозь ветви деревьев, и от этого зрелища Тиму стало тепло и в то же время грустно на душе. В четверть девятого из-за поворота появился очередной товарняк и, одолев переезд, начал уходить за склады на окраине города.

– Чертов «Джорджия саузерн» вечно опаздывает.

Тим обернулся и увидел хозяина – и единственного ночного сотрудника – сего славного заведения. Он был тощий как жердь. Огромная узорчатая жилетка висела на нем, словно на вешалке. Подвернутые снизу штаны защитного цвета обнажали белые носки и древние кеды. Он носил старомодную стрижку под «битлов», которая обрамляла его лицо, отдаленно напоминавшее крысиную морду.

– Да вы что? – сказал Тим.

– А, плевать! – Норберт пожал плечами. – Вечерний поезд все равно мимо чешет. Да и ночной мимо, разве что иной раз дизель для заправки привезет или фрукты с овощами для продуктового. Вон там у нас развязка. – Для наглядности он скрестил два указательных пальца. – Один путь уходит на Атланту, Бирмингем, Хантсвилл и так далее, а второй, из Джексонвилла, – на Чарлстон, Уилмингтон, Ньюпорт-Ньюс. Товарняки здесь днем останавливаются. Грузчиком не думали наняться? На складах обычно требуются люди. Только спина нужна крепкая, не то что у меня.

Тим поглядел на него. Норберт шаркнул ногой и ухмыльнулся, обнажив зубы; Тим подумал, что они явно скоро покинут своего владельца.

– Машина-то ваша где?

Тим продолжал молча смотреть на Норберта.

– Коп, что ли?

– В данный момент я просто человек, который смотрит на закат. И предпочитает делать это в одиночестве.

– Понял, понял, – забормотал Норберт и отбыл, лишь раз покосившись на Тима через плечо.

Товарняк наконец проехал мимо. Красный сигнал на переезде погас. Шлагбаум поднялся. Две-три машины завелись и тронулись с места. Тим смотрел, как алеет опускающееся за горизонт солнце. Вспомнилась любимая поговорка деда, ночного обходчика: «Если небо красно к вечеру – моряку бояться нечего». От сосен вдоль магистрали поползли, сливаясь друг с другом, длинные тени. Тим был почти уверен, что работу не получит. Может, оно и к лучшему: Дюпрей – не просто провинция, а самая настоящая глушь. Если бы не те четыре склада на окраине, город давно бы сгинул. Да и в чем смысл его существования? Служить временным пристанищем телевизоров, что везут с какого-нибудь северного порта вроде Уилмингтона или Норфолка в Атланту и Мариетту? Или компьютерных запчастей, которые переправляют из Атланты в Уилмингтон, Норфолк и Джексонвилл? А то и удобрений, опасных химикатов – раз в здешних краях это не запрещено законом? Все по кругу и по кругу, а ходя по кругу, далеко не уйдешь, это каждый дурак знает.

Тим вернулся в мотель, запер дверь (глупо: хлипкую картонку можно было снести одним пинком), разделся до нижнего белья и лег в постель – продавленную, зато, насколько он сумел разглядеть, без клопов. Закинув руки за голову, уставился на чернокожий и белозубый экипаж фрегата, или как там называют такие посудины. Куда они плывут? И кто они – пираты? С виду вроде пираты. Как бы то ни было, в следующем порту им разгружаться и загружаться. Может, рано или поздно это ждет всех. Он сам недавно выгрузился с самолета на Нью-Йорк. Потом загружал бутылки и банки в сортировочную машину. Сегодня грузил книги для старушки библиотекарши, а потом выгружал. Да и в Дюпрей он попал только потому, что трасса оказалась загружена под завязку: машины и фуры ждали приезда эвакуатора, который должен был увезти автомобиль какого-то бедолаги. После того как скорая погрузит в салон водителя и выгрузит его в ближайшей больнице.

А вот ночной обходчик ничего не грузит и не разгружает, подумал Тим. Знай себе ходит да стучит. И в этом, как сказал бы дедушка, есть своя прелесть.

Он уснул и проснулся только около полуночи, когда мимо с грохотом проносился очередной товарняк. Сходил в туалет и, прежде чем снова лечь, снял со стены ухмылявшихся чернокожих матросов.

От этой картины мороз шел по коже.

Когда на следующее утро в номере зазвонил телефон, Тим уже принял душ и опять сидел в кресле на лужайке, наблюдая, как тени, накрывшие вчера дорогу, вновь исчезают в лесу. Звонил шериф Джон. Времени он не терял.

– Я подумал, что ваша начальница так рано на работу не приезжает, и решил пока порыться в Интернете, мистер Джемисон. Смотрю, вы кое-чего не упомянули в анкете. Да и на собеседовании тоже. В две тысячи семнадцатом вас представили к награде за спасение жизни, а в восемнадцатом вы у себя в Сарасоте заслужили титул «Полицейский года». Неужто запамятовали?

– Нет, – ответил Тим. – Просто я без подготовки к вам пришел. Будь у меня время подумать, я бы заполнял анкету повнимательней.

– Расскажите-ка эту историю про аллигатора. Сам я рос на берегу болота Литл-Пи-Ди – люблю, знаете ли, крокодильи байки.

– Байка не слишком занятная, потому что аллигатор был не слишком большой. И того мальчишку я не спас, его жизни ничто не угрожало. Но пару забавных моментов могу рассказать.

– Валяйте.

– Вызов поступил из «Хайлендса» – это такой частный гольф-клуб. Я как раз был неподалеку и сразу приехал. Мальчишка – лет одиннадцати-двенадцати – сидел на дереве рядом с водной преградой и орал почем зря. Ну, а в воде, понятно, сидел аллигатор.

– Прямо «Маленький черный Самбо». Только там были не аллигаторы, а тигры. И судя по тому, что у вас дело происходило на поле для гольфа, мальчонка вряд ли был черный.

– Верно. И аллигатор, в общем-то, спал, – сказал Тим. – Совсем небольшой – футов пять в длину. Может, шесть. Я попросил клюшку, «пятерку», у отца мальчонки – этот самый папаша потом и предложил представить меня к награде – и врезал ему пару раз.

– Надеюсь, аллигатору, а не папаше?

Тим засмеялся.

– Ну да. Аллигатор скрылся в воде, мальчишка слез с дерева – вот и все. – Он помолчал. – Но меня зачем-то показали в местных новостях. Как я махал клюшкой, значит. Ведущий пошутил, как лихо я «загнал» этого аллигатора в воду. Шуточка для гольфистов…

– Ну-ну. А «Полицейского года» вам тоже просто так дали?

– Я никогда не опаздывал, никогда не брал больничные… Надо же кому-то награду вручить.

В трубке на пару секунд воцарилась тишина. Наконец шериф Джон сказал:

– Уж не знаю, как это теперь называется – ложной скромностью или низкой самооценкой, – но мне оно не по душе, так и знайте. Вы простите, я привык без обиняков. Без ножа режу, говорят местные. Моя жена, например.

Тим посмотрел на дорогу, на железнодорожные пути, на убывающие тени деревьев. На водонапорную башню, что возвышалась над городом, словно робот-захватчик из фантастического боевика. День будет жаркий, рассудил он. И еще рассудил, что может либо получить работу, либо потерять ее прямо здесь и сейчас. Все зависит от того, что он скажет. И вот вопрос: так ли нужна ему должность обходчика? Может, он просто скучает по дедушке Тому?

– Мистер Джемисон? Алло?

– Я заслужил награду. Она могла достаться другим полицейским, у меня было немало прекрасных коллег, однако заслужил ее именно я. Из Сарасоты я уезжал налегке, но похвальную грамоту все же с собой захватил. Она у меня в сумке. Могу показать, если хотите.

– Хочу, – ответил шериф Джон, – и не потому, что не верю вам на слово. Просто неплохо бы на нее взглянуть. Вы чересчур хороши для этой работы, но если еще не перегорели, можете начинать сегодня в одиннадцать вечера. С одиннадцати вечера до шести утра, такая у вас рабочая смена.

– Не перегорел, – сказал Тим.

– Вот и славно.

– Так запросто?

– Помимо прочего, я привык доверять своим инстинктам. К тому же вы ночным обходчиком устраиваетесь, а не в «Бринкс»[3] охранником, так что да, вот так запросто. В десять ко мне можете не приходить, лучше выспитесь как следует. И заглядывайте к полудню. Сержант Галликсон проведет вам инструктаж. Короткий. Небось, не ракету строить будете. Хотя субботними ночами по Мэйн-стрит такие ракеты носятся – ух!..

– Понял вас. Спасибо.

– Вы сперва до первого выходного дотяните, а потом уж будете благодарить. Да, и еще кое-что. Вы – не помощник шерифа, табельное оружие вам не полагается. Если попадете в передрягу, сразу зовите нас, не лезьте на рожон. Договорились?

– Да.

– Очень на это надеюсь, мистер Джемисон. Не дай бог узнаю, что у вас с собой оружие – придется вам уносить отсюда ноги.

– Понял.

– Ну, отдыхайте. С сегодняшнего вечера начнете переходить на ночной образ жизни.

Как граф Дракула, подумал Тим. Он нажал «отбой», повесил на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», задернул тонкую облезлую занавеску, убрал телефон и снова лег спать.

Венди Галликсон (помощник шерифа на полставки) была лет на десять младше Ронни Гибсон и красотка, каких поискать. Ее не портила даже строгая прическа – она стягивала белокурые волосы на затылке в очень тугой пучок, на который и смотреть-то было больно. Тим сразу бросил попытки ее обаять: вокруг Венди словно висело защитное поле, отражавшее любые улыбки и заигрывания. Возможно, она держала на примете другого кандидата на должность обходчика – брата или бойфренда.

Венди вручила Тиму карту убогого центра города, портативную рацию и поясные табельные часы. Батареек на часах нет, объяснила она, их нужно заводить вручную каждый раз, когда заступаешь на смену.

– Такие часы, наверное, считались последним словом техники году эдак в сорок шестом, – сказал Тим. – А вообще они мне нравятся. Ретро.

Галликсон даже не улыбнулась.

– Вам нужно нажать кнопку у центра по продаже и ремонту садовой техники «Фромиз», а потом – в железнодорожном депо на западном конце Мэйн-стрит. Это одна целая шесть десятых миль в одну сторону. Эд Уитлок успевал намотать за смену четыре таких круга.

То есть почти тринадцать миль.

– Здорово! Про диеты и тренировки можно забыть.

И опять ни намека на улыбку.

– Мы с Ронни Гибсон составим вам график. На неделе у вас будет два выходных, скорее всего по понедельникам и вторникам. После уик-энда обычно тихо, но иногда мы будем просить вас выйти на работу во внеурочное время. Если вы тут задержитесь, конечно.

Тим положил руки на колени и улыбнулся уголком рта.

– Я вам чем-то не угодил, помощник шерифа Галликсон? Если да, так и скажите. Или не рычите.

Кожа у нее была светлая, северного типа, и оттого щеки моментально залились ярким румянцем – очаровательным. Впрочем, вряд ли она ему обрадовалась.

– Я пока не знаю, угодили вы мне или нет. Время покажет. Коллектив у нас хороший, хоть и маленький. Мы давно вместе. А вы пришли с улицы и сразу получили работу. Хотя местные над обходчиками вечно посмеиваются, Эд держался молодцом, близко к сердцу шуточки не принимал: дело-то важное, особенно в таком городке, как наш, где полицейских по пальцам пересчитать можно.

– Профилактика обходится дешевле лечения, – сказал Тим. – Так мой дед говорил. Тоже ночным обходчиком работал, офицер Галликсон. Потому я и вызвался на эту должность.

Кажется, она немного оттаяла.

– Часы в самом деле древние. Что я могу сказать? Привыкайте, делать нечего. Ночной обходчик – аналоговая должность в цифровом веке. По крайней мере, в Дюпрее.

Тим очень скоро понял, что она имела в виду. Он стал, в сущности, патрульным полицейским образца 1954 года, только без пистолета и дубинки. Задерживать правонарушителей не входило в его полномочия. Несколько городских контор были оборудованы сигнализацией, но большинство заведений не могли себе этого позволить. Обходя магазины вроде «Тысячи мелочей» и «Аптеки Оберга», Тим проверял, горят ли зеленые огоньки сигнализации и нет ли на дверях следов взлома. В заведениях поменьше он тряс дверные ручки, заглядывал в окна и трижды стучал – по традиции. Порой изнутри отвечали – жестом или голосом, – но обычно ответа не было, и Тима это устраивало. Он оставлял мелом отметку и шел дальше, всякий раз вспоминая старый ирландский анекдот: Коли придешь первым, Пэдди, оставь метку на двери. А коли первым приду я, так я ее сотру. Никакого практического смысла в этих отметках не было, просто так уж повелось у обходчиков – вероятно, еще со времен Реконструкции.

Один помощник шерифа помог Тиму с жильем. У матери Джорджа Баркетта была небольшая меблированная квартирка над гаражом, и она готова была ее сдать.

– Всего две комнаты, зато чисто и уютно. Мой брат жил там пару лет, пока не уехал во Флориду: вовремя понял, что тематический парк студии «Юниверсал» – дельце выгодное. Сейчас прилично зарабатывает.

– Молодец.

– Да, но жизнь во Флориде ух какая дорогая!.. Должен предупредить, Тим, если ты снимешь у мамы эту квартиру, музыку ночью слушать нельзя. Она музыку не любит. Даже когда Флойд на банджо играл – а играл он знатно, – она на него так злилась, просто ужас.

– Да меня по ночам и дома-то не бывает.

Помощник шерифа Баркетт – лет двадцати пяти, добродушный и веселый, не слишком обремененный интеллектом – тут же просиял.

– А, ну да! Запамятовал, извини. В общем, там стоит небольшой «Кэрриер» – воздух слегка охлаждает, спать можно. Флойд спал и не жаловался. Ну как, будешь снимать?

Тим согласился, и хотя кондиционер его действительно не впечатлил, кровать оказалась удобной, гостиная – уютной, а душ не капал. На кухне кроме микроволновки и плитки ничего не было, но Тим почти всегда ел в закусочной «У Беверли». Да и деньги хозяйка просила смешные: семьдесят баксов в неделю. Джордж выставил свою мать эдакой драконшей, но та оказалась милой старушкой с густым южным акцентом (Тим обычно не понимал и половины ею сказанного). Порой она оставляла у него под дверью ломтик кукурузного хлеба или кекса в вощеной бумаге. Не хозяйка, а добрый домовой.

Норберт Холлистер, крысомордый хозяин мотеля, оказался прав насчет «Складов и хранилищ Дюпрея»: им действительно всегда требовались грузчики. Тим рассудил, что там, где за тяжелый физический труд платят по минимальной ставке (в Южной Каролине она составляла семь долларов двадцать пять центов за час), текучка всегда большая. Он побеседовал с бригадиром – Вэлом Джарретом, – и тот предложил ему три часа в день, начиная с восьми утра: Тим как раз успевал умыться и перекусить после смены. Так что теперь он не просто обходил город, а снова грузил и разгружал.

Так устроен мир, говорил он себе. Так устроен мир. И вообще – это временно.

Жизнь Тима Джемисона в маленьком южном городке постепенно входила в приятный размеренный ритм. Он не собирался торчать в Дюпрее всю жизнь, но вполне мог остаться до Рождества (и даже поставить крошечную елочку в своей квартире над гаражом), а то и до лета. Да, насыщенной культурной жизнью городок похвастаться не мог, и ясно было, почему молодежь рвалась прочь из этой монохромной тоски, однако Тим жизнью наслаждался. Со временем он, конечно, заскучал бы, а пока его все устраивало.

Вставал он в шесть вечера. Ужинал в закусочной «У Беверли» – то один, то в компании помощников шерифа; потом семь часов подряд обходил город; завтракал в той же закусочной; работал на вилочном погрузчике на складе до одиннадцати; съедал сэндвич с колой или сладким чаем в тенечке у железнодорожного депо; возвращался к миссис Баркетт и спал до шести, а по выходным мог продрыхнуть двенадцать часов подряд. В свободное время читал юридические триллеры Джона Гришэма, а еще проглотил всю «Песнь Льда и Пламени» – и особенно проникся личностью Тириона Ланнистера. Тим знал, что по циклу есть сериал, но смотреть его не хотел: драконы и сами прекрасно оживали в его воображении.

Работая полицейским, он успел хорошо узнать ночную жизнь Сарасоты – она так же разительно отличалась от курортной пляжно-серферской идиллии, как мистер Хайд – от доктора Джекила. Ночная личина города нередко внушала омерзение, а порой и ужас. Хотя Тим никогда не использовал в речи гнусную полицейскую аббревиатуру, обозначающую мертвых наркоманов и подвергшихся насилию проституток – ЧЖН (человеческих жертв нет), – спустя десять лет службы он стал тем еще циником. Иногда он приносил эту горечь домой (часто, мысленно добавлял Тим, когда хотел быть с собою честен), и она стала составляющей той кислоты, что в конечном итоге разъела его брак. Из-за этой горечи, судя по всему, он не хотел иметь детей. Слишком уж страшен мир, слишком многое может пойти не так. И аллигатор на поле для гольфа – меньшая из бед.

Устраиваясь ночным обходчиком, Тим ни за что бы не поверил, что в городишке с населением чуть больше пяти тысяч человек (значительная часть которых жила на фермах за пределами города) вообще может быть какая-то ночная жизнь. Тем не менее у Дюпрея она была, и Тим с удивлением обнаружил, что она ему нравится. Люди, которых он встречал ночью, стали самой приятной частью его работы.

Например, он познакомился с миссис Гулсби – та почти каждую ночь махала ему рукой или тихо здоровалась, мерно покачиваясь в кресле на крылечке и потягивая что-то из кружки (виски, газировку с сиропом или ромашковый чай – бог ее знает). Порой она засиживалась допоздна и снова махала Тиму, когда тот нарезал уже второй круг за смену. Фрэнк Поттер, еще один помощник шерифа, с которым Тим иногда ужинал в закусочной, рассказал, что миссис Гулсби в прошлом году овдовела. Фура Венделла Гулсби попала в снежную бурю и съехала со склона холма в Висконсине.

– Ей еще и пятидесяти нет, но Вен и Эдди были женаты целую вечность, – сказал Фрэнк. – Поженились почти детьми, когда им еще голосовать и покупать спиртное было нельзя. Как в песне Чака Берри, про свадьбу двух подростков. Обычно молодежи надолго не хватает, но это не про них.

Позже Тим познакомился с Сироткой Энни, бездомной, что почти каждую ночь спала на надувном матрасе в проулке между полицейским участком и «Тысячей мелочей». В поле за железнодорожным депо у нее была палатка, и в дождливые ночи она перебиралась туда.

– Звать ее Энни Леду, – сказал Билл Уиклоу, отвечая на вопрос Тима. Билл был самым старшим из помощников шерифа, работал на полставки и, похоже, лично знал всех жителей Дюпрея. – Обосновалась в этом проулке сто лет назад. Почему-то он ей больше по душе, чем палатка.