– Дура какая–то, – решил Егорыч. Кому мы заплатили бабло! И чего так орать…
– Они, как бы это вам поточнее сказать, Анастасия Ивановна… – докладывал Евсеич из укрытия, – не по форме одеты…
– Оба?
– Неа, один… Второй чуть получше… Но тоже мокрый. Насквозь!
– А–а, это с Угадая. Приехали–таки. Мы договаривались. Запускайте.
Дедушка взвился. Шариком водородным. Поджечь – взорвётся старикашка: никаких поблажек! Он на службе:
– Я таких ни разу не видел. Один вроде бы культурный, но… это… выпимши (прыгает, шутит… при такой–погоде–то).
– Пропустите!
– Другой вообще… наркоман что ли…, и он босиком, Настасья Иванна. Ногти как у тигра – вы бы видели! Жёлтые ногти, кривые…
– Расскажите, как им меня найти…
Не слышит: «Бородатые оба, щёки не бриты…! Настась Ванна, слышьте меня? они будто с крыши упали. Не люди, а натуролисты, босяжи голякастые».
– Давайте без этих ваших, говорю вам!
– Опасно! Вы таких что ли… с блохами… дожидаетесь?
– Они одеты? В шортах? В майках? С рукавами или в спальных? Спросите фамилии…
Одеты. С рукавами. В брюках. Без манжет.
Фамилии? Запросто. Назвали. Совпало.
– Это мои, точно мои, – рассвирепела молодая да ранняя Настасьиванна. – Что им, в бабочках что ли ездить! Они из Угадайки приехали. Из да–ле–ка! Пусть заходят. Слышите, Евсеич! Они едут в Европу… через Москву… Понимаете? В Ев–ро–пу! Торопятся. Давайте уж… без закидонов ваших.
Проплаченное вперёд и вбелую бабло решило и простило всё – даже экстравагантную экипировку.
Офис передумал. Офис, распрягши тоску, гостеприимно встречал Бима с Егорычем – великими путешественниками, писателями, любимчиками дам и девочек, гашеками и бабелями двадцать первого века.
***
За дубовой дверью. Мокрые ноги – все четыре, из них две пятки. Встали на пёстрый ковёр. Турецкий ворс. Он скрыл мокрые пятки и разогнутые для вентиляции пальцы Бима. Пахнуло. Разбавленным потом.
Ворс. Наполовину поглотил кроссовки Егорыча. Сами собой. Развернулись и обмякли полуметровые шнурки, засунутые в дыры, зацепленные за крюки. Обмотанные вчетверо. Вокруг самих себя. И угадайским ногам в московском офисе стало тепло.
С Бима потекла осень. Над ремнём взвихрил пар. Май, двенадцатое!
Егорыч, ещё на лестнице промакнул причёску. Кепкой. Перед дверью пригладил кое–что. Сверху вниз. Дважды.
Волосы на груди, вздыбившиеся на улице, в помещении опали. И прилипли.
Чесалось и кусалось. Тело. Дождь был с химией. С блохами, вшами и тарантулами. Проклятые америкосы! Снова испытывали Русь. В нескольких местах сразу. Как в Угадае в девяностых: мимо цеха сероводорода на Капроне надо бежать: если хочешь сохранить глаза. Егорыч сумел сохранить. Русский сероводород он мирный.
Ну да ладно. Тут всётки цивиль, Москау, Никитские дела. Найдите их на карте.
***
– Тапочек, к сожалению, у нас нет, – извинялась девушка. – Что? Ой, кхэ, фена тоже нет. А чайку?
– Ничего, ничего. Мы как–нибудь. А кипяточку найдём? –это Егорыч вспомнил ходоков у Ленина.
– А я ноги об ковёр вытер, – сказал Бим, – не беспокойтесь, они пойштишто сухие.
Как мог утешал приветливую девушку Порфирий Сергеич Бим. Он щас джентльмен, хоть и босиком.
Если олигарх бродит босиком по спальне, или по майямскому пляжу, он не перестаёт быть олигархом.
Бим при девочках всегда джентльмен, аристократ и олигарх. Он готов по–джентльменски любить… и по–аристократски кря… тра… в общем, учить кое–чему–либо–как–нибудь.
Ногти его больших пальцев ножницам не подвластны; для них в кроссовках вырезаны дыры. Дыры за новорусский археологический подход к кроссоверам определяем в «Музей хождения по льду в варяги».
Кроссовки с тапочками в машине, а ноги с ногтями тут:
– Лучше всего по Москве ходить босиком, – убеждал Анастасию Бим, показывая ей пятки и когти царьгорохового цвета. Что это за цвет, смотрите на ближайшей аллее, называется Никитской: там этим цветом дорожки посыпаны: и это тихий ужасть, как говорят в Угадайке.
Грамотный тигр с человеческим лицом, с умом как у дедушки Бима, и с когтями как у дедушки Бима, способен выцарапать в граните наименование его прайда на памятнике вожаку его прайда.
– Кожа–то она нарастёт, а обувка попортится.
– Я вас понимаю, – говорила девушка столичная…
Вредный настин таракан, зовут его НА: «Сама бы с удовольствием смогла бы? Ну, с Бимом? Чего–чего – перепихнуться, вот чего. Смотри какой тигрище. Ну, если б без свидетелей?»
Таракан БИ, Бима, значит, вот же сволота какая: «Смогла бы, я вижу. Засучила бы юбчонку и вперёд. Глазки–то вона как засверкали, любишь старых извращенцев».
Таракан НА (а он любитель провоцировать): «Сегодня, какое счастье, ты в юбке. Ну давай, придумай что–нибудь».
Бим: «Дак, пойдём…те! Купим тебе… походные штаны… нет, трое штанов… и поедем смотреть Париж».
Настя: «Я замужем и только что из отпуска».
На: «Вот дура–то! Такое предложение!»
Бим: «Нам ваш «замуж» в барабан не тарахтел. Правда, Кирюх? берём Настьку?»
– Берём, – Кирюх Егорыч согласен. – Чёб не взять. Поехали!
А сам – хитёр бобёр: «…ну если Ксан Иваныч позволит. Будем на заду втроём. Нормально так, Порфирыч?»
БИ: «Нештяк, нормально».
