На Никитской спросил: «Долго ещё?».
Получил ответ: «Жди. Стояк ищем».
Но вот и стояк, слава тебе господи.
Бим вылетел первым: пулей. И ринулся куда–то бежать – хоть куда. На юг к черепахам, на север к песцам, в Кремль к медмедям – без разницы. Сквер, дерево, куст, аптека под фонарём, та самая, Блока или Мандельштама – без разницы, всё равно не успеть. Без единого комментария в отношении дезорганизаторов машинных удобств.
Лопушок, ты где?
Да и есть ли в Москве лопухи? А в Питере? Там есть, но далече Питер.
А в центре Москвы нет лопухов.
***
Нам–то, кто сбоку–припёку, сидит за столом и читает, или пишет умную критику, всё без слов понятно: весёлый абсурдистский фарс превращается балбесом–автором в «конкретизон»[12 - Нет такого термина, я уже проверил. – 1/2Эктов.].
Егорыч–писака (в «Загвоздях в Европу») описывает таковскую робинзонаду:
«Бедный, несчастный Робинзон Крузо! Ни одного приличного туалета на острове он не построил. Дефо тему санузла умолчал точно так же, так как не рассказал читателю – чем на островах подтираться, чтобы не позеленела человечья гузка. Зелень, если речь о красках, особенно парижская, вообще яд. Эта зелень сделана из мышьяка. За зелень островную и вообще, говорят, нужно благодарить хлорофилл. А естественная нужда это не только часть необитаемой жизни робинзонов, а стыдливо умалчиваемая часть даже жизни цивилизованной. Она порой доводит людей до крайности. У людей пустыни на этот предмет есть песок, у кого–то под рукой листики, кому–то подвезло с лопухами. А если живёшь на острове, где полным–полно камней, рыбы и тюленей, но нет растительности и, соответственно отсутствует целлюлозный завод, то годится пух фламинго и перья попугая».
Какая глупая, и какая длинная шутка! Все заметили?
***
У Бима ни одного попугая рядом. И ни одного Пятницы, которого можно было бы послать за сортирной принадлежностью. Вместо Пятницы – суббота, во всём Московском округе. От субботы толку никакого. Округ возглавляет Громов. Тут читатель с башкой может сообразить «год какой был».
Мочит Бима мэр и пчеловод. Год уточняется.
Кругом люди, люди, больше чем надо людей.
Биокабин ноль целых хер десятых, а часики в штанах, там–там, именно там–там, тикают.
***
В полукилометре от Reno, на радость Биму вырос вяз по прозвищу карагач, кустистый, остролистый, от дождя спасает, будто землянка с парой прорех в крыше: один такой полезный на всю столицу. От сглаза защищает меньше. И растёт на возвышении, как царский сортир на Воробушках. Бим не царь, конечно, но что делать Биму? На газоне пристроиться?
Лопушок есть под вязом. Сух, да недоразвит: пять сантимов диаметр.
Под сенью вяза–карагача, сортира царского, Бим и разрешился. Двойней. Братом Поссывом и Бро Посравом.
Дюшан, Мандзони, Херст отдыхают. Бим на Олимпе.
Две фракции, одна высокохудожественная – хоть по баночкам раскладывай, вышли из тухиса звезды «Загвоздей в Европу».
В Дублине Bloomsday в честь Джеймса Джойса. А в Москве движение Grow on the street[13 - Посрать на улице! – англ.] в честь Бима. В счастливом возбуждении. От свободы посрава на улицах.
Ассамбляж Бима размазало через час. Ливнем. По заказу организаторов. С неба. Согласно религиозным ценностям постмодернистского толка. Называется пассаж: «Инсталляция на исчезновение ничтожного объекта». Зелёный поворот в искусстве. Это примерно, как «коровам не пердеть» – ибо много CO2. А кто из президентов обнаружил в России коров? Вот–вот. Наш и нашёл. Даже мясную породу нашёл. А эта порода портит атмосферу меньше, наверное. Так что отстань, иностранец зелёный – гринпис драный: всё–то мы блюдём, всё–то по науке развитого капитализма.
А захотим, так не станем соблюдать.
Русская фольк–инициатива она другая принципиально. Нашим надо поначалу засрать всё вокруг себя: земли–то немеряно. А уж потом чистить. Это, конечно, не то что целые острова в океане из пластмассовых бутылок, но таки композиции. С художественной наклонностью. «Горы мусора», «Полигоны», и прочие «рэди–мэди»[14 - От «ready–made». То же самое, что и «object trouve», «found object» или «найденный объект». Рэди–мэди придумал Марсель Дюшан.]. Из Сибири, Зауралья, Центра и Дальних земель.
***
Внешний вид художника неожанра «посрав» соответствует его поведению.
Хотя, по гамбургскому счёту, Бим не придаёт радикального значения своему ни внешнему виду, ни маргинальному поведению в частности. Его поведение – это такая выверенная свобода поведения, которая не ведёт в полицейский участок.
Ему в этом смысле положительно насрать! Товарищи его спасут. И нассать. Хотя бы постараются. Где ты Бро? Русские не бросают своих. Теперь Бим – Посрав, а бро – Обосрамшись. На себя и на наблюдателей тем более. Бим возвращается. Где же Reno?
Постсоветское «фу» тупо и всяко свободнее европейского.
А гражданин Бим – умный чел. И без тараканов на лысине. И на кепке их нет. Спрятались в костяшке черепа! Заzzали, да? Заняли оборону? Или дрыхнут… лентяи.
Это Бим думает. А тараканусы в его башке тем временем, незаметно кальки снимают:
***
«Насрать на асфальт и, тем более, при москвичах, а у всех москвичей в пределах Садового кольца, как известно, высшее туалетное воспитание, он не может».
«Он турист инкогнито. А вот это уже нештяк, как полезно. В Москве его никто не ждёт, и никто не знает, следовательно, не для кого стараться и приглаживать интерфейс».
***
Или вот перл, из последних защитных, и даже неоднократно озвученных на судилищных пьянках: «Сверкать голой жопой и трещать пёрдом у всех на виду он не согласен».
***
Вот принципиальное отличие нашего русо–башкира Бима от прозападных русских перформэйстеров – мастеров либералистики, гвоздь им в попенс.
***
Бим ещё не отошёл от операции эвтаназии с суецидом, фу, чёрт, вы уже простили его друзей? и самозабвенно, но с грустью, купался в последственном цимусе, играя «вареника».
Закончив туалетный ритуал, но не покончив с круженьем головы соловой, Бим вернулся.
Вот он/оно Reno. А вот и товарищи.
Не торопясь, и с беззаботной повинной:
– Здрасьте, я ваша тётя. Тётя покакала.
– Вот и молодец, – сказал Егорыч.
– Старый балбес, – подумал Малёха.
– Обормот, – сказал Ксан Иваныч, – мы тебя потеряли! Ты куда взвился? Предупреждать надо. Ты мог заблудиться.
