выгнала бы шампанским,
я бы уже в обед –
только Киндзмараули,
но – облегченья нет,
кажется – обманули:
зря я ищу покой
где-то на дне стакана,
если вино – рекой,
значит, мы будем пьяны,
счастья лишь только нет
в терпком глотке пьянящем –
только кровавый след
прошлого – в настоящем…
Открыла дверь в надежде: он ворвётся
Открыла дверь в надежде: он ворвётся –
с цветами и шампанским, пьян слегка,
и в губы жадно-жадно мне вопьётся,
и по спине куда-то вниз рука
скользнёт, и, с гравитацией не споря,
и сами на пол съедем, не дойдя
до спальни трёх шагов. Мы в коридоре
в одно сольёмся целое, сойдя
с ума от наважденья грёз любовных,
и больше не расстанемся вовек…
Открыла дверь и жду его я, словно
я для него – желанный человек…
Так вдруг стало тепло, спокойно
Так вдруг стало тепло, спокойно —
отгорело, отбушевало,
и не плачется по покойной,
хоть и лет ей ничтожно мало,
хоть жила она – одиноко
(В моём сердце ища приюта,
долго-долго ночами волком
страшно выла – не убаюкать…
А теперь там дыра – размером
метр семьдесят на полметра,
а казалось – была разменной
этой нашей любви монета.
Никому не казалась нужной
эта наша любовь до гроба,
а скончалась – размером в душу
дыры в сердце латаем оба,
и ничто не пришло на смену —
никакое другое счастье:
только приторный запах тлена
от вчера бушевавшей страсти)…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
[Сердце гулко стучит в виски.]