Поскольку телефонная связь по прежнему не восстанавливалась и позвонить в Москву не удавалось, то Деканозовым было решено отправить телеграфом его сообщение о разговоре с Риббентропом.
Шифрованную депешу вызвался отвезти на главный почтамт Берлина я сам на посольской машине с дипломатическим номером.
Это был наш громоздкий «ЗИС-101», который обычно использовался для поездок на официальные приемы.
А за одно нужно было позвать товарищей из торгпредства на собрание… Машина выехала из ворот, но тут же была остановлена и через 15 минут я возвратился в посольство пешком один.
Мне удалось вернуться лишь благодаря тому, что при мне была дипломатическая карточка.
Нас остановил какой-то патруль. Шофер и машина были взяты под арест…
В гараже посольства, помимо «зисов» и «эмок», был желтый малолитражный автомобиль «Опель-Олимпия».
Я решили воспользоваться им, чтобы, не привлекая внимания, добраться до почтамта и отправить телеграмму.
Эту маленькую операцию мы разработали тут же.
После того как я сел за руль, ворота распахнулись, и юркий «опель» на полном ходу выскочил на улицу.
Быстро оглянувшись, я вздохнул с облегчением: у здания посольства не было ни одной машины, а пешие эсэсовцы растерянно глядели мне вслед.
Как я и ожидал, телеграмму сразу сдать не удалось.
На главном берлинском почтамте все служащие с испуганными лицами стояли у репродуктора, откуда доносились истерические выкрики Геббельса.
Он говорил о том, что большевики готовили немцам удар в спину, а фюрер, решив двинуть войска на Советский Союз, тем самым спас германскую нацию. Я подозвал одного из чиновников и передал ему телеграмму.
Тот, посмотрев на адрес, воскликнул: – Да вы что, в Москву? Разве вы не слышали, что делается?..
Не вдаваясь в дискуссию, я попросил принять телеграмму и выписать квитанцию. Забегая вперёд скажу, что вернувшись в Москву, Деканозов узнал, что эта телеграмма так и не была доставлена по назначению…
Возвращаясь с почтамта, я решил заехать в наше торгпредство… Оно находилось на Лиценбургерштрассе… Но меня к нему не пустили… Здание торгпредства было оцеплено и его уже захватило гестапо…
Я видел, как прямо на улицу полицейские выбрасывали папки с документами. Из верхнего окна здания валил черный дым. Там… как я позже узнал… шифровальщик торгпредства… геройский товарищ Лагутин, забаррикадировав дверь от ломившихся к нему эсэсовцев, сжигал шифры.
А когда штурмовикам удалось, наконец, взломать стальную дверь, Лагутин уже успел всё уничтожить. Задыхаясь от дыма, почти без сознания он лежал на полу.
Эсэсовцы его жестоко избили и уволокли в застенок. Только через несколько дней, по настоянию нашего посольства, он был доставлен туда весь в кровоподтеках…
Когда я, возвращаясь назад, повернул с Фридрихштрассе на Унтер ден Линден, то увидел, что около подъезда советского посольства уже стоят четыре машины защитного цвета.
– По-видимому, эсэсовцы уже сделали вывод из своей оплошности, – подумал я.
В самом посольстве было всё спокойно… На втором этаже несколько человек по-прежнему стояли у приемника. Но московское радио ни словом не упоминало о войне.
Я доложил Деканозову о выполненном задании и вручил ему квитанцию об отправке телеграммы. Он удовлетворённо кивнул на это, как чему то обычному…
Но затем его и товарища Бережкова я просто потряс своим сообщением о виденном мною варварском захвате нашего Торгпредства.
Тут сыграло то, что я внутренне был готов к такому развитию событий.
А им это всё казалось ужасным нарушением дипломатических и международных норм… как например захват наших диппредставительств в далёкие уже 20-е годы…
Они ещё раз переспросили меня: – Не путаю я чего ни будь?
Я был вынужден поклясться «памятью Ленина». Этой наивной клятве они поверили… Хотя и выглядели ошеломлёнными и смотрели не верящими глазами на меня…
Оставив их переваривать эту неожиданную для них новость, я, спустившись вниз, увидел из окна, как по тротуару пробегают мальчишки, размахивая экстренными выпусками газет.
Я вышел за ворота и, остановив одного из них, купил несколько изданий.
Там уже были напечатаны первые фотографии с фронта…
С болью в сердце мы все разглядывали наших советских бойцов … раненых, убитых… пленных…
В сводке германского командования сообщалось, что ночью немецкие самолеты бомбили Могилев, Львов, Ровно, Гродно и другие города.
Было видно, что гитлеровская пропаганда пытается создать впечатление, будто война эта будет короткой прогулкой… Снова и снова все мы подходим к радиоприемнику. А оттуда по-прежнему доносится народная музыка и марши.
И только лишь в 12 часов по московскому времени мы услышали заявление Советского правительства: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!».
«…Победа будет за нами… Наше дело правое…» – эти слова доносились с далекой Родины к нам, оказавшимся в самом логове врага.
Одновременно с этими важными для всех нас словами в посольство ворвались люди в штатском, а за ними маячили эсэсовцы…
На наши протесты никто из них внимания не обращал…
Один из них направился прямо ко мне и взяв меня под руку настойчиво потащил к выходу, говоря на ходу: – А с Вами герр Козырефф очень хочет увидится ваш друг…
Я счёл сопротивление бессмысленным и отправился покорно на встречу судьбе…
И уже буквально через пол часа я действительно встретился с моим… ещё со студенческой скамьи… другом – Вальтером Шелленбергом, а в данный момент одним из руководителей службы безопасности третьего Рейха…
Мог ли я подумать, что мой первый знакомый одногруппник, с которым я заговорил на первой лекции в Боннском университете в таком далёком 1930 году станет одним из главарей самого опасного врага моей Родины?
***
«Международный» вагон экспресса Москва – Берлин, июнь 1930 года.
Вот и граница…
Строгие красноармейцы – пограничники…
Те, что помоложе совсем волчатами смотрят.
Конечно, мы все для них либо буржуи – то есть враги… либо потенциальные перебежчики, предатели и будущие шпионы, что пока ещё ходят в «товарищах» – то есть тоже враги.
Те, что постарше, имеют взгляд иной… Пронзают им, как рентгеном… Спрашивая в мыслях: «А за того ли ты себя выдаёшь, как тут написано?»… Внимательно листая страницы паспортов и ища только им известные приметы их подделки. Но это я уже загнул… Что может быть известно этому парню о подделке американского паспорта? Да ровным счётом ничего! Их и в Америке раз два и обчёлся! Нету в САСШ никаких паспортов! Как и регистрации с пропиской! Их специально делают, если тебе нужно покинуть территорию САСШ.
