Много раз я использовал название этой книги, чтобы определить основную тему наших бесед. Нередко женщины интересовались, могут ли они присоединиться к нашей группе, признаваясь, что хотели бы немного лучше узнать, о чем думают мужчины: «У меня нет ни малейшего представления, о чем думает мой муж большую часть времени»; «Он со мной этим не делится» и «Если на него надавить, он еще больше закрывается». Я вспоминаю, как одна женщина сказала: «Мне хочется постучаться в его сердце и крикнуть: „Эй, есть кто-нибудь дома?“».
Я не имею ни малейшего представления, сколько людей прочтет эту книгу. Но думается, что, каким бы ни было общее количество читателей, женщин будет больше, чем мужчин. И это забавно, потому что, в основном, то, о чем я здесь пишу, предназначено для строго мужской аудитории. Отсюда и ориентированный на мужчин словарь, местоимения мужского рода и рассказы для мужчин. Высказав это, хочу добавить, что и женщин ждет наше «Добро пожаловать!» До тех пор, конечно, пока они не начнут восклицать к месту и не к месту: «Ох, не пора ли повзрослеть!»
По «Первым понедельникам» я, кажется, поражаю многих своих слушателей, когда говорю им:
«Давайте представим, что мы собрались в раздевалке. Никаких костюмов; только полотенца. Мы просто компания приятелей – у некоторых из нас мускулатура такая, что люди вроде меня зеленеют от зависти; у других обвисший живот и тощие безволосые ноги. Давайте определимся, что такое наши „мысли про себя“. Это проблемы, с которыми так или иначе сталкивается каждый из нас, хотя каждый думает, что ничего подобного не может происходить ни с кем, кроме него.
Давайте поговорим о родителях, сексе и о том, почему из-за него многие из нас становятся такими идиотами, о разочарованиях, конкуренции, страхах, семьях, работе и карьере, злости, успехах и неудачах. И давайте не забудем Бога и веру, потому что рано или поздно все мы приходим к мыслям о душе – она есть у каждого – и Бог ближе всего к этой части нашего существа».
Меня никогда не переставало удивлять, как меняется атмосфера. В начале этих встреч немало слушателей сидят молча, скрестив руки в жесте отчужденности или вежливого внимания. У меня возникает ощущение, что кое-кто из них как бы говорит: «Ну-ну, выслушаем это до конца, и я смогу вернуться к более важным вещам – еженедельному матчу, моему газону, компьютеру и послеобеденному сну».
Минуты бегут, а мы говорим о своем потаенном. Я вижу, что позы меняются. Слушатели подаются вперед, на самые краешки сидений. Дело не в том, что мои слова так зачаровывают. Скорее, присутствующие просто осознают, что их «мысли про себя», в конце концов, не так уж уникальны и необычны. «И вы тоже? Я всегда думал, что я…»
Когда беседа заканчивается, я обычно прошу всех встать, разбиться на группы по четыре и посвятить пять минут следующему вопросу: Что из того, о чем вы подумали за последние тридцать-сорок минут, самое важное? Через несколько минут все садятся, и я получаю то, что называется «обратной связью». «О чем вы говорили в своих группах?» – спрашиваю я. И на следующие тридцать-сорок минут беседа становится захватывающей. Почти никто не уходит. Мужчины помоложе начинают говорить о своих отцах. Пожилые утверждают, что, будь у них возможность обсудить некоторые из этих вещей много лет назад, их семейная жизнь и их перспективы были бы совсем другими. И почти каждый раз кто-то встает и говорит: «Я думал, что я единственный, кого одолевают такие мысли. И впервые я встретил братьев по духу, с которыми могу поговорить обо всем этом».
Когда мужчины играют в полночные игры и их одолевают мысли «про себя», произойти может все, что угодно, – от наихудшего до наилучшего сценария. Надеюсь, что эта книга внесет хотя бы малый вклад в направлении к лучшему.
Гордон Макдональд
Лексингтон, штат Массачусетс
Кентербери, штат Нью-Гэмпшир
Глава 1
Что значит быть «настоящим мужчиной»
Однажды, когда я был юным идеалистом, я написал сердитую статью для местного религиозного издания. Она взволновала немало читателей, и один из них настолько вышел из себя, что решил встретиться со мной.
Сегодня, десятилетия спустя, тема моей глупой статьи забыта. Но не точка зрения моего критика. Я по-прежнему могу восстановить в памяти, что и как он тогда сказал. И мне нетрудно вспомнить, что его слова разрушили ту шаткую уверенность в себе, которой я, юноша, обладал. Полагаю, что именно этого он и добивался. Я вывел его из равновесия, а он отплатил мне сторицей.
Он сказал с презрением: «Вам бы надо послужить в армии. Может быть, это сделало бы из вас настоящего мужчину».
Этот упрек, отозвавшийся во мне подобно взрыву гранаты, обескуражил меня и на долгие годы отнял уверенность в себе. Сегодня для некоторых мужчин такое замечание не значит ничего. Они бы только посмеялись, возможно, кое-кто постарался бы выбить из него спесь. Я не сделал ни того, ни другого. Я просто захандрил. Ведь то, что он сказал, означало, что я не дотягиваю до настоящего мужчины, и (как дополнило мое воображение) остальные мужчины не считают меня настоящим, одним из них.
Не думаю, что женщины поймут это, но большинство мужчин сочувствуют мне, когда я говорю, что рана от этих слов некоторое время саднила. Вы можете сказать мужчине, что вам не нравится цвет его рубашки, марка его автомобиля, игра его любимой команды и вкус того, что он пьет. Но не позволяйте себе усомниться в его мужественности, если вы не готовы к неадекватной реакции.
В каком-нибудь другом столетии мужчина бы дрался на дуэли из-за подобных слов. Сегодня в иных кварталах мужчины назначают встречу где-нибудь в тихом месте, где дело решат кулаки, ножи или пули. «За такие слова можно и схлопотать», – как мы иногда любим говорить.
Однако я предпочел промолчать, а не лезть в драку. В конце концов, соперник превосходил меня на десяток сантиметров и три десятка килограммов. Но что-то глубоко внутри меня, что, конечно, не от Бога, предпочло бы иной вариант, менее мирный. Вот пример, как у мужчин рождаются «мысли про себя».
Когда они приходят, смутная тень представлений о мужестве и мужественности маячит где-то неподалеку. Мы склонны тревожиться из-за того, как нас оценивают другие мужчины. Считают ли меня сильным или слабым? Крутым или слабаком? Помощником или помехой? Другом или врагом? Везучим или невезучим? Умным или тупым?
Может быть, впервые мы задавали себе такие вопросы, когда стояли на бейсбольном поле в толпе мальчишек, ожидая, в какую команду нас возьмут.
Помните этот ритуал? Два самых лучших, самых сильных игрока бросают монетку или биту, чтобы определить, кто из них начнет поочередно набирать игроков в свою команду. Затем начинается этот мучительный процесс. Вы можете прочесть, что написано на лицах обоих капитанов, когда отбор подходит к концу и остаются одни слабаки: Взять, что ли, вот этого? Если тебя выбрали одним из первых, знаешь, что ты в порядке, что тебя оценили. Ты, так сказать, в начале очереди в высшую лигу. Но если ты последний! Да, это удар, и удар тяжкий. Ты готов умереть. Только одно может уязвить тебя еще глубже – когда капитан назначает тебя «дальним филдером» («Ты будешь помогать аутфилдерам подбирать мяч!»).
Что такое настоящий мужчина? Узнать, что делает меня мужчиной – непростой вопрос.
Не считая определенных физиологических различий, сегодня уже не всегда доподлинно известно, что мы имеем в виду, когда называем кого-то мужчиной или говорим, что кто-то до настоящего мужчины не дотягивает. Женщина говорит: «Есть мужчина для тебя!» Слышится здесь какая-то ирония, предполагающая, что быть мужчиной – почти то же, что быть варваром или клоуном. С другой стороны, «вот мужчина, так мужчина» подразумевает нечто иное. Эта оценка обычно приберегается для человека сильного, умелого, надежного, для победителя. Того, к кому тянутся другие мужчины и чьей дружбой дорожат.
«Берегись мужчин!» – звучит как девиз обиженной половины человечества. Здесь мужчина предстает жестоким тираном. Рассмотрим и другое: «Таких благородных мужчин еще поискать!» Возникает впечатление мужественности, определяемой твердостью характера и великодушием. Уильям Бут, основатель «Армии спасения», однажды пошутил: «Лучшие мои сотрудники – это сотрудницы». Подчеркивались, очевидно, их бесстрашие и решительность.
Так это или нет, но мы все привыкли думать, что знаем точно, что такое мужчина и что такое женщина. Раньше существовали строго очерченные разграничительные линии, и было не много людей, которые их пересекали. Но произошли перемены. Если вы ощущаете себя мужчиной сегодня, нет гарантий, что так же будет и завтра. Почему? Потому что сама суть мужественности в нашей культуре подвергается переосмыслению. Мужчинам такое положение дел может не нравиться, но это факт, и нам лучше осознать его и перестроиться.
Представления о мужественности тех, кому пятьдесят и больше, могут не соответствовать представлениям тех, кто моложе. Мы выросли на таких образцах мужественности, как Одинокий рейнджер[1 - Герой вестернов. – Примеч. пер.], генерал Дуглас Мак-Артур, Роберт Митчем и Чарлз Линдберг. Худшим – безусловно худшим – словом, которым у нас обзывались, было слово девчонка. В моем поколении это слово было взрывоопасным.
Не так у нового поколения мужчин, которые, кажется, обзавелись новыми образцами. Рок-музыканты, программисты и мужчины-домохозяйки вполне могут входить в их число. Образцы прошлого отличались некоторой симпатичной грубоватостью. Нынешние вызывают ощущение страстности или мягкости.
Слишком часто мужественность определяется поверхностно, через набор стереотипов. Вот, например, три таких стереотипа. Мы, мужчины, иногда допускаем, что представления о мужественности основаны на работе, на том, что мужчина делает: настоящий мужчина – охотник и добытчик; он несет в дом добычу. Иногда мы определяем мужественность способностью привлекать женщин: настоящий мужчина – «ходок», женщины не в силах ему отказать. А можно замкнуться на третьем определении, связанном с тем, как мужчина расправляется со своими врагами и соперниками: настоящий мужчина – боец, другим лучше поберечься, когда он идет.
Все эти три стереотипа нашей культуры могут причудливо перемешиваться и не всегда выражаются в удобных или строго разграниченных категориях мышления. Но они послужат для нас отправной точкой.
Настоящий мужчина – охотник и добытчик: неудача – его злейший враг
На протяжении многих тысяч лет самоопределение мужчины было связано с тем делом, которым он занимался и которое обычно требовало известной физической силы, выносливости и сноровки. Сначала мы были парнями, которые волокли домой мамонта. Позднее мы стали приносить деньги в конверте. Именно это определяло, кто мы есть – охотники, добытчики. Это был трудный путь в жизни, но он себя оправдывал. Я хорошо помню дни, когда мальчишки говорили: «Когда я вырасту, пойду работать и буду кормить свою семью». Именно это делали мужчины! И в те дни это было очень почетно. Без нас было никак!
У нас в Северной Америке значительную часть своих представлений о мужчине как охотнике и добытчике мы выстроили вокруг образа крепко сбитого индивидуалиста XIX века, который прокладывал путь на дикий Запад, мыл золото, охотился на бизонов, перестреливался с бандитами и поднимал целинные земли. Он никого и ничего не боялся. Таков был этот образ. В наше время миф переместился в мир деловых и профессиональных достижений.
Еще недавно олицетворение мужчины как охотника и добытчика можно было найти в профессионалах, подобных менеджеру Ли Якокке, который вошел в фирму «Крайслер», словно ковбой в Додж-Сити[2 - То есть типичный городок в вестерне. – Примеч. пер.]. Он перестреливался с правительством, японскими автопромышленниками и консерваторами. Он добивался своего. Раскупив его биографию, изданную в количестве пары миллионов экземпляров, все мы признали, что настоящий мужчина – тот, кто может спасти корпорацию от банкротства. Настоящий мужчина способен на большие дела. Настоящий мужчина умеет разрабатывать серьезное программное обеспечение, летать на «Боинге-757» и пришивать оторванные конечности. Настоящий мужчина преуспевает. Он никогда не приходит домой с пустыми руками.
Этот настоящий мужчина не просто тащит домой мамонта; он делает это стильно. Он ездит на мерседесе или на джипе-чероки. Он носит одежду, которая уместна в любом случае, посещает престижные клубы, отдыхает на престижных курортах и знаком с влиятельными людьми. Его мир наполнен символами его успеха в качестве охотника и добытчика.
Будь таким или, по крайней мере, выгляди и веди себя, как он, и тебя причислят к мужчинам. Выпадешь из обоймы – и превратишься в одного из множества самцов-трутней, которых никто не уважает.
Именно поэтому неудача становится настолько немыслимой. Ведь если мужественность основана на достижениях охотника и добытчика, тогда отсутствие достижений говорит само за себя. Это проигрыш. А мужчинам никогда нельзя проигрывать. Так поражение – и все символы поражения – становятся злейшими врагами мужчины.
Бывший чемпион мира по боксу в тяжелом весе Флойд Паттерсон однажды рассказал, что на каждую встречу приносил с собой набор для изменения внешности. Если бы он не смог выйти из схватки победителем, из раздевалки он вышел бы другим человеком. Быть проигравшим – немыслимо. И быть проигравшим в своем профессиональном мире немыслимо – коль скоро профессия определяет, кто ты есть.
Я вспоминаю человека из нашего городка, который несколько лет назад потерял работу. Он счел невозможным признаться своей жене, детям и друзьям в том, что с ним произошло. И вот каждый день он уходил из дома в то же самое время, что и всегда. Вместо того чтобы идти на работу, он отправлялся в библиотеку и убивал время в читальном зале. Вечером он приходил домой и рассказывал ложные новости о том, что сегодня было на работе. Это продолжалось несколько месяцев, пока ему удавалось распоряжаться своими средствами так, чтобы создавалось впечатление, будто он по-прежнему регулярно получает зарплату. Когда поддерживать эту иллюзию стало невозможно, он застрелился. Поражение в роли добытчика было немыслимо.
История об отклонениях в поведении? Разумеется. Но она иллюстрирует, какую власть может иметь над мужчиной работа, определяя, кто он есть и чего он стоит. До тех пор пока мужчины отождествляют свои профессиональные успехи и достижения со своей мужественностью, неудача всегда будет их злейшим врагом. Как и сама мысль о признании поражения. Или о связи с кем-то, кто проиграл.
Поскольку мысль о неудаче невыносима для того мужчины, который определяет себя как охотника-добытчика, ему трудно будет освоиться с неудачей. Признаться в слабости или неумении. Привыкнуть к болезни или инвалидности. Примириться с ограничениями (пока не вынудят факты), согласиться, что в этом мире есть просто уйма вещей, которые он не в состоянии сделать.
Размышляя об этой особенности, я начинаю понимать, почему для многих нормальных мужчин становятся камнем преткновения совсем простые вещи. Например:
• Не надейтесь, что мужчине легко будет спросить дорогу, даже когда все остальные уже поняли, что он заблудился.
• Не ждите, что ему легко будет признать свою ошибку и попросить о снисходительности.
• Не рассчитывайте, что он охотно пойдет к врачу, от которого может услышать дурные вести.
• Не думайте, что он может с готовностью признать, что был не прав, чего-то не знает или не выполняет свои обязанности в доме.
Существует теневая сторона мужественности, когда достоинство мужчины определяется единственно на основе его успехов в качестве охотника-добытчика.
Настоящий мужчина – «ходок»: успех у женщин – его привилегия
Другое стереотипное представление о мужественности основано на способности мужчины привлекать женщин. Очевидно, оно связано с мужской сексуальной энергией. У настоящего мужчины, согласно определению, есть то, что для этого нужно: он окружен женщинами; они молоды и красивы, и каждая готова на все, чтобы угодить ему.
