Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления
Это не научная книга о потеплении; это книга о том, как потепление скажется на нашей жизни на планете. Но что говорит об этом наука? Это довольно сложный предмет, поскольку он состоит из двух уровней неопределенности: того, как поведут себя люди, в основном по поводу эмиссии парниковых газов, и того, как отреагирует на это климат – как через непосредственное потепление, так и за счет более сложных, а иногда противоречивых явлений. Но даже при такой неопределенности картина вырисовывается очень четкая, я бы даже сказал, пугающе понятная. Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) при Организации Объединенных Наций предложила эталон оценки состояния планеты и вероятной динамики изменения климата; эталон достаточно консервативный, учитывающий только новые исследования, признанные бесспорными. Новый отчет ожидается в 2022 году, но в самом последнем говорилось, что, если мы прямо сейчас озаботимся вопросом выбросов и выполним все положения Парижского соглашения, которые в реальности так и не были нигде имплементированы, мы, скорее всего, получим потепление на 3,2 °C (28) – примерно втрое выше прироста, произошедшего с начала промышленной революции. Это сделает невообразимый коллапс ледяного покрова планеты не просто вероятной перспективой, но неизбежной реальностью (29). В результате будут затоплены не только Майами и Дакка, но также Шанхай, и Гонконг, и еще сотни городов по всему миру (30). Считается, что точкой невозврата является потепление около 2 °C; согласно ряду недавних исследований, даже резкое снижение выбросов углекислого газа может привести к потеплению на эту величину к концу столетия (31).
Последствия изменения климата не закончатся в 2100 году, хотя большинство моделей просто из соображений удобства доходят только до этой отметки. Поэтому некоторые исследователи климата считают, что следующий за этим век станет «столетием ада» (32). Климат меняется быстро и, похоже, гораздо быстрее, чем мы способны воспринимать и осознавать эти изменения; но этот процесс также будет длиться очень долго, возможно, дольше, чем мы можем себе в полной мере представить.
Читая о потеплении, вы будете часто встречать исторические аналогии следующего характера: когда в последний раз планета была вот настолько теплее, как подсказывает логика, уровень морей был вот таким. И это не просто совпадение. Уровень морей был иным, поскольку планета была теплее, а геологический профиль – лучшая доступная нам модель для понимания сложнейшей климатической системы и оценки ущерба от повышения температуры на 2, 4 или 6 ° C. В связи с этим особое беспокойство вызывают недавние исследования древней истории планеты, согласно которым уровень потепления к 2100 году в наших климатических моделях может быть недооценен едва ли не в два раза (33). Иными словами, в конечном итоге повышение температуры может оказаться вдвое больше, чем предсказывает МГЭИК. Даже с учетом выполнения парижских норм по выбросам мы можем выйти на четыре градуса потепления, а это значит, что Сахара зацветет и тропические леса планеты превратятся в выжженные саванны (34). Авторы одной из недавних работ предполагают, что потепление может оказаться еще более значительным и сокращение выбросов все равно приведет к росту температуры на 4–5 °C, в результате чего, по их мнению, возникнет угроза жизни на всей планете. Этот сценарий (35) они назвали «Парниковой Землей» .
Поскольку эти цифры невысоки, мы склонны нивелировать разницу между ними – какая разница, один, два, четыре или пять. В истории человечества нет хорошей аналогии для анализа этих пороговых значений, но, как в случае с мировой войной или раком, лучше обойтись без практического опыта. При двух градусах потепления ледяной покров начнет разрушаться (36), количество людей, страдающих от нехватки воды, увеличится на 400 миллионов (37), крупные города в экваториальной зоне станут непригодными для жизни и даже в северных широтах летняя жара будет убивать тысячи людей. В Индии в 32 раза чаще будут возникать экстремальные тепловые волны (38), продолжительность каждой увеличится в пять раз, а число пострадавших вырастет в тридцать девять раз. Это оптимистичный сценарий. При трех градусах на юге Европы наступит перманентная засуха, в Центральной Америке средний период засухи будет длиться на девятнадцать месяцев дольше, а на Карибах – на двадцать один месяц дольше. На севере Африки средний период засухи составит шестьдесят месяцев – пять лет. Зона поражений от ежегодных природных пожаров в Средиземноморском регионе увеличится вдвое, а в США – вшестеро или больше. При четырех градусах только в Латинской Америке число случаев заболевания лихорадкой денге увеличится на восемь миллионов в год (39) на фоне ежегодного глобального продовольственного кризиса. Число смертей, связанных с жарой, может возрасти на 9% (40). Ущерб от паводков увеличится в тридцать раз в Бангладеш, в двадцать раз в Индии и до шестидесяти раз в Великобритании. В некоторых областях будет одновременно происходить по шесть природных катаклизмов, а общемировой урон может превысить 600 триллионов долларов, что вдвое больше всего финансового состояния мира сегодня. Частота войн и конфликтов может удвоиться.
Даже если мы сможем сдержать потепление до уровня 2 °C к 2100 году, содержание углекислого газа в атмосфере составит пятьсот частей на миллион – возможно, больше. В последний раз такие показатели были на нашей планете 16 миллионов лет назад (41), температура была выше не на 2 °C, а на 5 или даже 8 °C, что привело к подъему уровня моря на 39,6 метра. Этого хватило, чтобы побережье Америки переместилось на запад до трассы I-95[15]. Некоторые из этих процессов могут проистекать в течение тысяч лет, но они необратимы и поэтому практически перманентны. Не надейтесь, что изменение климата можно повернуть вспять; это невозможно. Оно всех нас обгонит.
Эта особенность позволяет характеризовать изменение климата термином «гиперобъект» (42), который ввел теоретик Тимоти Мортон, – концептуальное явление, настолько масштабное и сложное, что его невозможно полностью осознать, как, например, интернет. Изменение климата имеет множество характеристик: объем, масштаб, характер последствий – даже этого хватает, чтобы говорить о гиперобъекте; все вместе эти свойства могут переместить вопрос на более высокий и пока плохо осознаваемый концептуальный уровень. Но наиболее трудным для восприятия является фактор времени: развязки самых мрачных сценариев еще так далеко, что мы машинально отвергаем их реалистичность.
Однако эти развязки могут превратиться в насмешки над нами и нашим восприятием реальности. Экологические катастрофы, спровоцированные использованием земель и сжиганием ископаемого топлива – медленным в течение столетия и очень быстрым в течение нескольких десятилетий, – будут разворачиваться на протяжении многих тысячелетий, дольше, чем существует само человечество. В этих условиях, сформировавшихся в результате потепления, будут жить существа, с которыми мы даже пока не знакомы. Ради собственного успокоения мы решили считать, что изменение климата будет актуально лишь в текущем столетии. К 2100 году, по данным ООН, нас ждет потепление на 4,5 °C (43), если все продолжится без изменений. Это больше чем в два раза превышает порог катастрофы, установленный Парижским соглашением, – 2 °C.
Как однажды заметила Наоми Орескес[16], в наших климатических моделях слишком много неопределенностей, чтобы воспринимать их как абсолютную истину (44). При многократном прогоне моделей, как это сделали Герно Вагнер и Мартин Вейцман в книге Climate Shock («Климатический шок»), наш шанс выйти за отметку в 6 °C составляет 11% (45). В своей недавней работе нобелевский лауреат Уильям Нордхаус пишет, что экономический рост выше прогнозируемого означает, что с вероятностью более 33% наши выбросы превысят оценки ООН по худшему «обыденному» сценарию (46). Иными словами, повышение температуры составит 5 °C или больше.
Верхняя граница кривой вероятности, установленной ООН для оценки текущего сценария к концу столетия – худшего исхода при наибольшем объеме выбросов, – находится на отметке в 8 °C. При такой температуре люди на экваторе и в тропиках будут гибнуть, просто выходя на улицу (47).
В этом новом, разогретом на 8 °C мире жара будет далеко не самым страшным бедствием: уровень океанов в итоге поднимется на шестьдесят метров (48), две трети (49) крупных городов будет затоплено[17]; в мире почти не останется земель, где можно эффективно производить пищу (50), которой мы сейчас питаемся; леса исчезнут в огненных вихрях, а на побережья будут обрушиваться все более разрушительные ураганы; тропические болезни распространятся до изолированных районов (51), которые мы сейчас называем арктическими; вероятно, примерно треть планеты станет необитаема из-за жары; нынешние беспрецедентные невыносимые засухи и аномальная жара станут обычным делом для тех, кто доживет до этого момента.
Скорее всего, мы избежим потепления на 8 °C; более того, согласно последним данным, климат на самом деле менее чувствителен к выбросам, чем мы думали, и даже верхняя граница текущего сценария приведет нас к потеплению примерно на 5 °C, а возможно, и около 4 °C (52). Но 5 °C – это почти так же невообразимо плохо, как 8, и 4 °C ненамного лучше: нас ждет перманентная нехватка еды (53) во всем мире и Альпы, такие же засушливые, как Атлас[18].
Между этим сценарием и нынешним положением дел лежит лишь вопрос ответной реакции человечества. Некоторого потепления уже не избежать – оно предопределено благодаря отсроченным процессам, с помощью которых планета адаптируется к парниковым газам. Но дальнейший сценарий – 2, 3, 4, 5 или 8 °C – всецело зависит от выбора, который мы сделаем сейчас. Ничто не мешает человечеству избежать потепления на 4 °C, кроме нашего желания изменить ход событий, но пока мы его не выразили. Потому что планета настолько велика, а природа столь разнообразна; потому что люди умеют адаптироваться к самым разным условиям и, видимо, смогут адаптироваться к смертельной жаре; потому что разрушительный эффект потепления скоро станет слишком серьезным, чтобы его игнорировать или отрицать, если этого уже не произошло; по всем этим причинам изменение климата вряд ли сделает планету полностью необитаемой. Но если мы ничего не сделаем с выбросами углекислого газа, если в следующие тридцать лет промышленность будет двигаться по той же возрастающей траектории, что и в предыдущие тридцать лет, то к концу столетия целые регионы планеты станут непригодны для жизни даже по самым скромным стандартам сегодняшнего дня.
Несколько лет назад Эдвард Уилсон[19] предложил термин Half-Earth (Полу-Земля) (54), чтобы помочь нам задуматься над тем, как можно адаптироваться к последствиям изменения климата, позволив природе вести восстановительные процессы на одной половине планеты и изолировав человечество на второй, обитаемой половине. Правда, людям может достаться далеко не половина, а значительно меньше, и от нас это уже не будет зависеть; подзаголовком его книги была фраза Our Planet’s Fight for Life («Борьба нашей планеты за жизнь»). В долгосрочной перспективе также возможен и более мрачный исход – живая планета, темнеющая по мере приближения заката человечества.
Только невероятное совпадение ошибок и невезения может сделать планету полностью необитаемой за время наших с вами жизней. Но сам факт признания этой кошмарной перспективы, пожалуй, можно назвать выдающимся культурно-историческим событием современности – это именно то, чем наверняка будут интересоваться историки будущего, изучая наш период истории, и то, о чем, как мы надеялись, должны были подумать предшествующие поколения. Неважно, что мы будем делать для предотвращения дальнейшего потепления и насколько агрессивно защищаться от его последствий: нам хотя бы удалось привлечь внимание к вопросу уничтожения человеческой жизни на Земле – привлечь настолько, что мы четко видим, к чему это приведет, и знаем с определенной точностью, какая кара ждет наших детей и внуков. Настолько, что мы уже ощущаем эффекты повышения температуры на себе, когда не боимся смотреть правде в глаза.
Сложно поверить, как много всего произошло и с какой скоростью. В конце лета 2017-го в Атлантическом океане образовалось сразу три крупных урагана, которые поначалу двигались по одному маршруту, словно армейские батальоны на марше (55). Обрушившийся на Хьюстон ураган «Харви» вызвал такие дожди, что в ряде районов их охарактеризовали как «пятисоттысячелетнее событие», то есть нам следует ожидать, что такой объем осадков будет выпадать в этих районах раз в 500 тысяч лет (56).
Продвинутые читатели климатических новостей прекрасно понимают, насколько бессмысленным в свете изменений стало это определение, смысл которого в том, что такой ураган может обрушиться в любой год с вероятностью один к пятистам тысячам. Но все же эти цифры напоминают о том, как далеко из-за глобального потепления мы ушли от «стандартных» природных катастроф, к которым привыкли наши бабушки и дедушки. Если рассмотреть более понятный срок, например в 500 лет, получится, что такой ураган мог возникнуть лишь один раз за всю историю Римской империи. 500 лет назад за Атлантическим океаном не было английских поселенцев, то есть мы говорим об урагане, который должен был возникнуть единственный раз с момента основания европейцами колоний, за время американской революции и Гражданской войны, двух мировых войн и периода, когда их потомки основали хлопковую империю на рабском труде, освободили этих рабов, перешли от индустриализации к постиндустриализации, победили в холодной войне, провозгласив «конец истории», и наблюдали всего десять лет спустя ее трагическое возобновление. И за все это время должен был случиться один-единственный ураган, по метеорологическим прогнозам. Только один. «Харви» стал третьим, ударившим по Хьюстону с 2015 года (57). И он ударил, в отдельных районах – с интенсивностью, в тысячу раз превышавшей ожидаемую.
В тот же год атлантический ураган ударил по Ирландии (58), 45 миллионов человек оказались обездолены из-за потопов в Юго-Восточной Азии (59), а беспрецедентные лесные пожары превратили значительную часть Калифорнии в пепел. Из-за изменения климата появилась новая категория регулярных, ранее невообразимых природных катастроф – кризисов столь масштабных, что когда-то о них бы слагали легенды, но теперь их игнорируют, не замечают или попросту забывают. За примерами не придется далеко ходить: в 2016 году «тысячелетний потоп» (60) затопил небольшой городок Элликотт-Сити в штате Мэриленд, а через два года в том же городе произошел еще один. Летом 2018-го в течение недели десятки районов по всему миру накрыла аномальная жара (61), от Денвера и Берлингтона до Оттавы; от Глазго и Шеннона до Белфаста; от Тбилиси и Еревана до южных областей России. За месяц до этого в одном из городов Омана дневная температура достигла 49 °C, опустившись ночью лишь до 42 °C, а в канадском Квебеке от жары умерло 54 человека (62). В ту же неделю американский Запад выжгли сотни крупных природных пожаров (63): в Калифорнии пламя за день охватило 16 квадратных километров (64), в Канаде пожар вызвал вулканоподобный выброс пламени высотой около ста метров (65), заодно породив новый термин – «огненное цунами». На другой стороне планеты, в Японии, прошли ливни библейского масштаба, из-за чего было эвакуировано 1,2 миллиона человек (66). Позже тем летом ураган «Мангхут» привел к эвакуации 2,45 миллиона человек с материковой части Китая (67), в течение недели на обе Каролины[20] обрушился ураган «Флоренс», ненадолго превративший портовый город Вилмингтон (68) в остров и затопивший крупные районы штата свиным навозом и угольной золой (69). Попутно ветры «Флоренс» вызвали десятки торнадо по всему региону (70). За месяц до этого в Индии, в штате Керала произошли самые разрушительные за последние почти сто лет наводнения (71). В октябре того года ураган в Тихом океане стер с лица планеты остров Ист-Айленд на северо-западе гавайского архипелага (72). А в ноябре, когда в Калифорнии обычно начинается сезон дождей, в штат пришли крупнейшие за всю его историю природные пожары Camp Fire (73), которые выжгли сотни квадратных километров земли в окрестностях города Чико, в результате чего погибли десятки человек и гораздо больше лишились домов в городе с подходящим названием Парадиз[21]. Разрушения были столь масштабными, что все почти забыли о «пожаре Вулси» (Woolsey Fire), возникшем в тот же момент недалеко от Лос-Анджелеса, из-за которого было спешно эвакуировано 170 тысяч человек.
Глядя на эти события, сложно удержаться от мысли, что климат действительно меняется. Одной из реакций на воплощение в реальности давно предсказанных событий может стать ощущение, что мы перешли в новую эру, где все изменилось. Губернатор Калифорнии Джерри Браун во время катастрофических лесных пожаров в его штате был первым, кто назвал такое положение вещей «новой нормой» (74).
На самом деле реальность куда страшнее. Это конец «нормального», и «нормальным» больше ничего никогда не будет. Мы прошли этап, когда природа позволяла человечеству развиваться как виду с неопределенными перспективами на то, как этот вид будет существовать в дальнейшем. Климатическая система, взрастившая нас и все, что мы знаем как проявления человеческой культуры и цивилизации, теперь, подобно престарелому родителю, умирает. Но та климатическая система, за которой мы наблюдаем последние несколько лет, которая атакует нашу планету снова и снова, вовсе не предвестник нашего мрачного будущего. Было бы правильнее сказать, что она является продуктом нашего недавнего климатического прошлого, которое уже удаляется от нас в архив климатической ностальгии. Нет больше такого понятия, как «природный катаклизм», и дальше ситуация будет только ухудшаться – строго говоря, она уже ухудшилась. Даже если каким-то волшебным образом люди вдруг остановят выбросы углекислого газа, нам все равно не избежать некоторого потепления из-за тех выбросов, которые мы уже произвели. А поскольку глобальные выбросы только увеличиваются, мы бесконечно далеки как от «нулевого уровня», так и от остановки климатических изменений. Наблюдаемые сейчас по всему миру разрушения никак не вписываются в оптимистичный сценарий будущего потепления и климатических катастроф, которые оно принесет.
Это означает, что пока мы даже не приблизились к новому сбалансированному варианту. Напротив, мы сделали еще один шаг к пропасти. Возможно, из-за изнурительных бессмысленных споров о «реальности» изменений климата у многих из нас сложилось ошибочное мнение, что существует ситуация бинарного выбора. Но глобальное потепление не приемлет простых ответов вроде «да» и «нет», или «погода всегда будет как сейчас», или «завтра мы все умрем». Это процесс, ухудшающийся со временем, по мере того как мы продолжаем выбрасывать углекислый газ. И жизнь при климате, измененном деятельностью человека, – это не просто переход из одной стабильной экосистемы в другую, только похуже, независимо от того, насколько разрушительным и шокирующим будет этот измененный климат. Эффект будет нарастать и накапливаться по мере потепления планеты: от 1 до 1,5 °C, а затем почти наверняка до 2 °C и выше. Казалось бы, климатические бедствия последних лет – это максимум, который может выдержать планета. Но на самом деле мы лишь входим в «дивный новый мир», который разрушится у нас под ногами, как только мы сделаем первый шаг.
Большинство недавних стихийных бедствий сопровождается спорами о причинах их возникновения: насколько человечество ответственно за их разрушения? Они имеют лишь познавательный смысл, например, если вы хотите детально разобраться в том, как в спокойном океане возник чудовищный ураган, но в практическом смысле эти споры никакой ценности или значения не имеют. Ураган может быть на 40% сформирован антропогенным глобальным потеплением, как это объясняется рядом развивающихся климатических моделей, а засуха может быть в полтора раза слабее, чем та, что могла возникнуть в XVII веке. Но изменение климата – это не вещественная улика с места преступления: один ураган, одна аномальная жара, один голод или одна война. Глобальное потепление – это не один преступник; это заговор. Мы все живем в климате с теми изменениями, которые сами вызвали, и они затрагивают всё, чем мы занимаемся. Если частота ураганов определенной категории возросла в пять раз по сравнению с доколумбовой эпохой, то нет никакого смысла спорить, какой конкретно ураган был вызван изменением климата. Все ураганы формируются в метеоусловиях, которые мы сами же и ухудшили, поэтому их стало больше, и поэтому они стали более разрушительными. То же самое справедливо и в отношении природных пожаров: тот или иной пожар мог возникнуть из-за барбекю или упавшей линии электропередач, но каждый из них горит быстрее, масштабнее и дольше из-за глобального потепления, которое не зависит от сезонности пожаров. Изменения климата происходят не в каком-то конкретном месте, а везде и одновременно. И если мы не решимся их остановить, они не закончатся никогда.
За последние несколько десятилетий термин «антропоцен»[22] перебрался из области академического дискурса в сферу общественных интересов – так называют геологическую эпоху, в которой мы живем; это новая эпоха, для которой характерен высокий уровень вмешательства человека. Сам по себе этот термин уже предполагает некое «покорение природы», что в свою очередь напоминает о библейском термине «владычество». Можно сколь угодно оптимистично отнестись к идее, что мы уже надругались над природой, но совсем другое дело – предположить, что мы просто спровоцировали этот процесс; сначала в неведении, а потом в отрицании создав климатическую систему, которая будет воевать с нами на протяжении столетий, возможно, пока не уничтожит нас. Именно это имел в виду добродушный океанолог Уоллес Смит Брокер, популяризировавший термин «глобальное потепление», называя планету «злобным зверем» (75). А можно было бы назвать ее «машина войны». И каждый день мы все больше ее вооружаем.
Нападение не пройдет незаметно – это еще одно климатическое заблуждение. Напротив, грядут новые каскады насилия, водопады и лавины разрушений, планета будет наносить удары снова и снова, с нарастающей интенсивностью, способами, которые будут аккумулироваться и подрывать нашу способность реагировать, уничтожая значительную часть ландшафтов, воспринимаемых нами много веков как данность, как некий стабильный фундамент под ногами, на котором мы строим дома и дороги и по которому мы ведем своих детей через школу во взрослую жизнь, гарантируя безопасность – и нарушая обещание о том, что мир, который мы придумали и создали для себя из природных ресурсов, защитит нас от природы, а не войдет в сговор с напастями против его создателей.
Рассмотрим калифорнийские пожары. В марте 2018 года администрация округа Санта-Барбара выпустила постановление о принудительной эвакуации жителей городов Монтесито, Голета, Санта-Барбара, Саммерленд и Карпинтерия, которым декабрьские пожары нанесли наибольший урон. И это была уже четвертая за три месяца эвакуация в округе (76), вызванная климатическим событием, но только первая – из-за пожаров. Остальные были связаны с оползнями, сформировавшимися в их результате. Одно из самых фешенебельных сообществ в самом роскошном штате страны испугалось, что их частные винодельни и конюшни, шикарные пляжи и щедро финансируемые государственные школы захлестнут реки грязи, как это происходит в лагерях временного проживания беженцев народа Рахинджа из Мьянмы в муссонном регионе Бангладеш (77). И это произошло. Погибло более десяти человек (78), в том числе младенец, унесенный потоком грязи на несколько километров по склону горы к морю; школы закрылись, а дороги затопило, что сделало невозможным проезд спецтранспорта и изолировало людей, словно на острове, попавшем в блокаду грязевых масс.
Стоит ожидать климатических каскадов и на глобальном уровне – каскадов[23] столь масштабных, что их эффект из-за сложности изменений окружающей среды будет трудно осознать. Потепление планеты вызовет таяние арктических льдов, а значит, меньше солнечного света будет отражаться от поверхности и больше – поглощаться, что ускорит нагрев, из-за чего снизится способность океанов поглощать углекислый газ из атмосферы, что еще больше ускорит нагрев. Также произойдет таяние арктической вечной мерзлоты, в которой содержится 1,8 триллиона тонн углерода (79), что более чем вдвое превышает его текущее содержание в земной атмосфере, и часть которого, когда он растает и выйдет наружу, может испариться в виде метана, который в масштабе столетия в 34 раза сильнее (80), чем углекислый газ, влияет на усиление парникового эффекта; а в масштабе двадцати лет – в 86 раз сильнее. Разогретая планета плохо подходит для жизни растений в целом, что приведет к вымиранию лесов – исчезновению участков джунглей размером с целые страны и лесов, некогда столь протяженных, что в них умещался фольклор целых стран, – что означает значительное снижение эффективности естественных механизмов планеты по переработке углекислого газа в кислород, что приведет к дальнейшему росту температур, что ускорит вымирание лесов и так далее. При росте температур будет больше лесных пожаров, а значит, меньше деревьев, то есть снизится поглощение углекислого газа, его количество в атмосфере увеличится, планета еще больше нагреется и далее по нарастающей. Теплый океан поглощает меньше тепла, а значит, больше тепла останется в атмосфере, океан будет содержать меньше кислорода, а это смерть для фитопланктона, который в океане выполняет ту же функцию, что растения на суше, – поглощает углекислый газ и выделяет кислород, – в результате чего углекислого газа станет больше, что дополнительно ускорит нагрев планеты. И так далее. Климатологи называют это «системой обратных связей» (81). Некоторые системы работают в обратном направлении, сглаживая изменения климата. Но еще больше природных механизмов будут ускорять потепление, если мы спровоцируем их запуск. И то, как будут взаимодействовать эти сложные, взаимно компенсирующиеся системы – какие эффекты будут усилены, а какие ослаблены в результате обратных связей, – пока неизвестно, что наводит тень неопределенности на любые усилия по планированию в условиях будущего климата. Мы знаем, как выглядит оптимистичный сценарий изменения климата, каким бы нереалистичным он ни казался, поскольку он очень напоминает тот мир, в котором мы живем сейчас. Но мы еще не начали осознавать эти каскады, которые могут привести нас в инфернальный отрезок климатической кривой.