– Передай ей привет, ладно? – Бо подмигнул. Его взгляд пробежал по Реджи сверху вниз, словно в поисках присутствия Веры. Ничего не обнаружив, Бо тихо фыркнул.
– Конечно, – заверила Реджи и подумала: «Хрен тебе, гадина».
Тара наклонилась и прошептала ей на ухо:
– Кто этот извращенец? Он то и дело поглядывает на мои титьки. И могу сказать, что он врет насчет льда. Небось трахал какую-то девчонку-скаута.
Бо посмотрел на них, и Реджи на секунду показалось, что он все слышал. Тара одарила его ответным взглядом, откусила большой кусок мороженого от своего рожка, потом, не отводя взгляда, медленно и с довольным видом облизнула губы. Вот больная! Ну точно, больная.
– Пожалуй, нужно решить загадку с пропавшими булочками, – отрывисто произнес Бо, оторвав взгляд от Тары. Он выглядел вспотевшим и рассеянным, когда направился к грилю.
* * *– Чарли просто осел, – сказала Тара немного позже, когда они пришли домой к Реджи. Они сидели в гостиной, смотрели канал MTV и ели кукурузные чипсы из пакетика. – Ты не должна слушать то, что он болтает. Эта прическа как будто создана для тебя.
– М-мм, – пробурчала Реджи.
– Через десять минут будут новости, и мы переключимся на другой канал, – предупредила из кухни Лорен.
– Вот тоска-а-а, – застонала Тара. Ее мать работала двойную смену, и Реджи знала, что Тара не захочет идти домой. Она ненавидела одиночество. Когда ее мать брала много работы, Тара проводила большую часть времени в «Желании Моники».
– Могу я кое-что спросить? – обратилась к ней Реджи.
– Валяй, – сказала Тара и сунула в рот очередной оранжевый ломтик.
– Он тебе нравится?
– Чарли?
– Да.
Тара задумчиво пожевала.
– Он нормальный и все такое, но это не мой тип.
Реджи оставалось только гадать, какие парни нравятся Таре. Возможно, кто-то вроде ребят из театрального клуба, которые слушали группу Cure и носили прически с торчащими шипами волос. Но Реджи ни разу не видела, чтобы Тара говорила с кем-то из них. Единственными школьниками, с которыми она проводила время, были Реджи и Чарли.
– Такой, как Чарли, шансов у меня не имеет, – продолжала Тара. – У меня есть особые секреты, которые я не выдам ему и за миллион лет.
Реджи кивнула. Тара посмотрела ей в глаза.
– Но может быть, тебе я скажу. Когда-нибудь.
Лорен решительно вошла в гостиную.
– Пора переключаться на третий канал. Давайте послушаем, что нам сегодня скажет Эндрю Хэддон.
Реджи была уверена, что Лорен тайно влюблена в метеоролога «Актуальных новостей» Эндрю Хэддона. Он был похож на долговязое пугало, и ни одна рубашка не сидела не нем как следует. Во время прогноза погоды он неизменно запускал игровой автомат, который якобы подводил итог предсказаниям синоптиков. Вместо яблок и вишенок там были картинки солнца, облаков, снега и дождя. Он с улыбкой крутил колесо, словно делал погоду своими руками, потом опускал взгляд и провозглашал: «Завтра будет солнечный денек! Выходите на улицу и радуйтесь!» или: «Завтра не будет ничего, кроме дождя. Не забудьте захватить зонтики!»
Реджи взяла пульт и переключила канал. Там шла реклама, где мужчина в костюме цыпленка рекламировал дилерский автосалон Бо Бэрра. «Никаких кредитов, никаких проблем! Не будьте пугливыми цыплятами, заходите к нам!»
– Думаешь, это действительно сам старина Бо Бэрр в цыплячьем костюме? – спросила Тара и подалась вперед, пристально вглядываясь в экран. Реджи вспомнила, как многозначительно Тара откусила кусочек мороженого, а потом облизала губы, глядя на Бо. Мысль об этом была тошнотворной.
– Нет, – сказала Реджи. – Наверное, это один из бедных продавцов в его автосалоне. А может быть, это Сид.
– Точно не он, – отозвалась Тара.
– Кто такой Сид? – спросила Лорен.
– Сын Бо Бэрра, – объяснила Реджи. – Он вроде как балуется травкой.
Лорен скорчила кислую мину.
– Бо Бэрр когда-то ухаживал за мамой, верно?
– Не помню такого, – пренебрежительно сказала Лорен.
– Не может быть! – взвизгнула Тара. – Правда?
Реджи кивнула.
– Мама рассказывала мне. Это было, когда они оканчивали среднюю школу. Тогда Бо был звездой футбола.
Лорен промолчала, вертя в руке вылезшую нитку из диванной обивки.
– Кстати, а где мама? – спросила Реджи.
– Не знаю, – ответила Лорен. – Она встала незадолго до полудня и молча ушла.
Реджи знала, что после новостей Лорен пойдет в гараж, возьмет удочку и болотные сапоги, а потом направится вниз по склону заднего двора к маленькой бухте, где останется до тех пор, пока не станет слишком темно, чтобы ловить рыбу на муху. Левая сторона крыльца, где Лорен сидела вечерами, пропиталась терпким запахом рыбы, который сопровождал ее повсюду. Реджи не удивилась бы, в один прекрасный день увидев жабры у нее на шее.
– Осталось две недели до школьных каникул, – обронила Лорен, по-прежнему занимаясь вылезшей ниткой.
– Ага. – Тара потянулась за очередным ломтиком кукурузных чипсов. – До свидания, неполная средняя школа Брайтон-Фоллс! И слава богу!
– Наверное, вам обеим стоит устроиться на работу, – сказала Лорен.
Тара рассмеялась.
– Мы еще слишком маленькие.
– Я с двенадцати лет работала в отцовском магазине, – возразила Лорен.
– Это было еще до принятия закона о детском труде, – парировала Тара. – Средневековье! – добавила она, стряхнув оранжевые крошки со своих черных джинсов, и заговорщицки подмигнула Реджи.
– Не думаю, что молодым людям полезно лодырничать, – заметила Лорен.
– Мы не собираемся лодырничать, – ответила Реджи. – Мы собираемся достроить домик на дереве. И может быть, я помогу Чарли стричь лужайки.
Чарли стриг траву у соседей с тех пор, как умерла его мать. Он зарабатывал неплохие деньги и всегда искал помощников.
– Говори за себя, Дюфрен, – сказала Тара. – Я собираюсь бездельничать сколько влезет. Валяться на диване, жевать леденцы и загорать.
Реджи невольно засмеялась. Мысль о Таре, принимающей солнечные ванны, была нелепой. Ее даже никогда не видели в рубашке с короткими рукавами.
– А ты не умрешь, если окажешься под солнцем? От внезапного самовозгорания или чего-нибудь в этом роде?
Тара улыбнулась.
– А еще я не вижу своего отражения в зеркале. И не вздумай креститься в моем присутствии!
– Хватит, Тара! – отрезала Лорен.
– Извините, мисс Дюфрен, – нежным голосом пропела Тара.
Главный сюжет шестичасового выпуска новостей заставил их всех затаить дыхание и подвинуться ближе к телевизору, где за столом сидел диктор с безупречной прической и квадратной челюстью.
– Сегодня на крыльце полицейского участка Брайтон-Фоллс была обнаружена женская рука. Неназванный источник в департаменте полиции сообщает, что руку оставили в картонке из-под молока, завернутой в коричневую бумагу.
У Реджи возникло ощущение, что она попала в кинофильм, а реальная жизнь осталась где-то позади.
– Что за дьявольщина? – воскликнула Тара, но Лорен была так потрясена, что не сделала ей замечания за ругань.
Реджи непроизвольно дернула ногой, как в тот раз, когда врач стукнул по ее колену резиновым молоточком. Нервный тик пробегал по всему телу, словно ее дергали за невидимые нити.
Детектив, дававший интервью репортерам, мало что мог сказать. Это был краснолицый здоровяк с густыми усами, в зеленой спортивной куртке из полиэстера.
– Бог ты мой, – ахнула Тара. – Это же отец Чарли!
– Это не он, – отозвалась Реджи и наклонилась ближе к телевизору.
– Реджина, не заслоняй экран, – велела Лорен. – Ты мешаешь мне смотреть.
Реджи вернулась на диван.
– Очень похож, – сказала Тара. – Он… он теперь вроде знаменитости.
– У вас есть версия, кому может принадлежать эта рука? – спросил репортер. – Принадлежала она мертвому человеку или живому?
– Боюсь, на данном этапе я не могу давать комментариев, – сказал усатый детектив. Он попросил всех, кто находился в центральной части города и видел человека с коричневым свертком, позвонить в полицейский участок. Реджи вгляделась в его лицо. Тара была права: это отец Чарли. Он выглядел более грузным, изможденным и более похожим на картофелину, чем в реальной жизни. С другой стороны, в последнее время Реджи почти не встречалась с ним. Чарли редко приглашал ее к себе, а когда это случалось, его отец всегда находился на работе.
– Гос-споди! – Тара открыла рот; ее глаза были огромными, голодными и светились изнутри, как это бывало, когда она заводила одну из своих игр о конце света.
Лорен разгладила руками свой запятнанный рыбацкий жилет, покачала головой и на мгновение закрыла глаза, словно загадывала желание.
Реджи подняла руку и прикоснулась к своему новому уху, отстегнула его, а потом со звучным металлическим щелчком поставила на место.
Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»
Офицер Томас Спэрроу был первым, кто заметил сверток, вернувшись с парада примерно в 11.45. Сверток находился на верхней площадке гранитной лестницы, ведущей к главному входу в полицейский участок Брайтон-Фоллс. Это был сверток из плотной коричневой бумаги, перевязанный бечевкой. Офицер Спэрроу, лишь недавно приступивший к исполнению своих обязанностей, развязал бечевку, не известив начальство и не выставив защитное ограждение вокруг вероятного взрывного устройства.
«Не знаю, о чем я думал», – признался он потом в интервью со мной. Это был румяный двадцатидвухлетний юноша, который получил степень по специальности «уголовная юстиция» в местном двухгодичном колледже и сразу же подал заявление о работе в полиции. Он вырос в Брайтон-Фоллс и всегда хотел стать полисменом. «По-моему, я подумал, что произошла ошибка, понимаете? Кто-то оставил пакет на крыльце, а потом случайно забыл о нем. Он выглядел примерно так же, как пакет из булочной, аккуратно завернутый и перевязанный бечевкой».
Под коричневой бумагой Спэрроу обнаружил красно-белую картонку из-под молока, скрепленную степлером. Движимый любопытством, он вскрыл коробку и увидел женскую руку с безупречно наманикюренными ногтями кораллового оттенка. Офицер Спэрроу отложил коробку и поспешил в участок, где оповестил о своей находке дежурного сержанта, а потом побежал по коридору в мужской туалет, где его вывернуло наизнанку.
16 ноября 2010 года. Уорчестер, штат Коннектикут
– Реджина? – пробормотала женщина, лежавшая под одеялом. – Это ты?
Ее лицо страшно исхудало, кожа была такой тонкой и белой, что под ней проступали пульсирующие голубые вены. Волосы некогда роскошного платиного оттенка теперь были бесцветными и безжизненными, словно рисовая лапша. Но это, без сомнения, была Вера.
Реджи застыла в дверях. У нее так сдавило в груди, что, казалось, весь воздух вышел из легких, а сердце остановилось.
«Давай же, заходи, проклятая трусиха».
– Это я, мама, – сказала Реджи. Как это странно: гадать о том, кого видит перед собой ее мать. Может быть, какая-то часть ребенка, которым была когда-то Реджи, – девочки, состоявшей из угловатых плечей и коленок, словно нелепая марионетка, выглядывала сейчас из-под темных локонов вьющихся волос и женского тела ростом в пять футов и восемь дюймов? В конце концов, возможно, она не так уж сильно изменилась. В кожаном пиджаке, джинсах и сапогах – она по-прежнему одевалась как девчонка-сорванец, которой всегда была.
Путь от двери до кровати показался ей вечностью. Сапоги Реджи скользили по навощенному полу, как по льду. Ей снова было десять лет, и она снова оказалась на пруду Рикера, где мать учила ее кататься на коньках.
Реджи приблизилась к кровати и положила дрожащую руку на плечо Веры. Там осталось очень мало плоти; Реджи ощущала узловатые кости, образующие хрупкий каркас, скреплявший мать воедино. Реджи вспомнился конструктор, с которым она играла в детстве и складывала несколько наборов, чтобы построить башню до самого потолка, – башню, которая крепилась, шаталась и в конце концов обрушивалась на пол. Руки Веры были скрыты под одеялом, и Реджи невольно смотрела туда, пытаясь представить правую руку, отрезанную у запястья. Одеяло было тонким и белым, с голубой надписью «Собственность медицинского центра UMASS». Вера согнула ноги в коленях, сделав из одеяла некое подобие шатра. Подушка под ее головой была влажной и в грязных разводах.
Взгляды матери и дочери встретились. Реджи слегка повернула голову и откинула волосы, обнажив шрамы вокруг искусственного уха. Доказательство. Вера улыбнулась и прошептала что-то неразборчивое. Реджи наклонилась ближе.
– Что ты сказала?
– Здесь тебе нужно быть осторожной. Люди не те, за кого они себя выдают. Вроде нее. – Вера покосилась на Кэролайн Уилер, стоявшую в дверях. – Она знает старину Дьявола.
Дыхание Веры было теплым и кисловатым. У нее не хватало нескольких зубов.
– Хочешь, я отошлю ее?
Вера распахнула глаза.
– Ты можешь это сделать?
Реджи улыбнулась.
– Смотри.
Она встала, подошла к Кэролайн и объяснила, что им с матерью нужно побеседовать наедине. Сотрудница социальной службы заметно нервничала. Она переводила взгляд с Реджи на Веру, потом обратно. Может быть, Реджи казалась ей недостойной доверия или даже опасной? А что если она состоит в сговоре с Нептуном?
– Хорошо, – наконец сказала Кэролайн. – Если я вам понадоблюсь, буду у дежурной медсестры.
Реджи вежливо улыбнулась, но не могла представить ситуацию, в которой ей понадобится Кэролайн Уилер. Реджи заперла бы дверь, если бы это было возможно.
– Так лучше? – спросила она, вернувшись к матери.
Ее мать. Боже… хотя Реджи находилась здесь, прикасалась к ней, ощущала ее дыхание, она до сих пор не могла в это поверить. Живая Вера. Реджи быстро подсчитала в уме и осознала, что ее матери недавно исполнилось шестьдесят лет. С запавшими чертами лица и дряблой кожей, она выглядела на все восемьдесят. Было ли это результатом раковой опухоли или многолетних невзгод? Чего стоило сломить такого человека? Превратить его в сморщенную куклу, лишь отдаленно напоминавшую прежний облик?
Судя по всему, Кэролайн Уилер считала, что разум Веры помутился и она больше не могла рассказать ничего полезного об убийце. Но она должна что-то помнить, верно? И какие бы подробности она ни вспомнила, они вряд ли будут иметь отношение к расспросам в полиции или к сотруднице социальной службы с кусочками брокколи, застрявшими в зубах.
– Я собираюсь отвезти тебя домой, мама.
– Домой?
– В «Желание Моники». Ты этого хочешь?
Мать посмотрела на нее водянистыми серыми глазами.
– Ты там живешь?
Реджи застыла. Черт побери, нет. Уже больше двадцати лет.
– Нет, – ответила она. – Но я останусь с тобой столько, сколько ты захочешь.
Реджи ясно видела это: она принесет матери чай и заварной крем, и Вера расскажет ей обо всем, что на самом деле произошло после ее похищения. Реджи получит ответы, которые не смогли получить полицейские. Она раскроет это дело как настоящий частный детектив и сделает так, чтобы этот ублюдок получил то, что ему причитается. Если бы Реджи заведовала системой правосудия, она бы распорядилась пристегнуть Нептуна к столу и дать большой кухонный тесак родственникам тех женщин, которых он убил. Око за око, рука за руку.
– М-мм… – протянула Вера с закрытыми глазами. Потом она снова широко распахнула их. – Здесь с людьми делают всякие вещи, – сказала она, понизив голос и озабоченно поглядывая на дверь. – Их забирают в подвал и вскрывают животы. А потом набивают как чучела.
Реджи смотрела на мать, не зная, что сказать. Она решила ограничиться понимающим кивком. «Да, мама, я уверена, что они так и делают».
Вера начала кашлять. Это был сырой, дребезжащий кашель. У нее заслезились глаза и вывалился язык. Она тряслась всем телом. Она то вынимала руки из-под одеяла, то совала их обратно, и Вера увидела обрубок: разрез был сделан чуть ниже костного выступа на запястье. Кожа там была бледной и глянцевитой – призрачная плоть. Если бы Реджи прищурилась, то почти смогла бы увидеть контуры отсутствующей ладони и пальцы, указывающие на нее. Мать наклонилась вперед, кашляя и тужась с такой силой, что казалось, будто у нее треснуло ребро. Рука Реджи потянулась к красной кнопке над изголовьем кровати. Следует ли вызвать медсестру? И вдруг все закончилось. Вера подвинулась в постели и так глубоко засунула в рот левую руку, что начала давиться. Потом она вынула руку и раскрыла ладонь.
– Видишь?
Реджи опустила глаза. Костяшки на пальцах матери распухли, средний и указательный пальцы пожелтели от никотина. А в морщинистой ладони лежало нечто похожее на слизистый комочек белых нитей.
Реджи поежилась и ощутила, как к горлу подступает желчь.
– Давай увезем тебя отсюда, – сказала Реджи.
Она нашла пластиковый пакет с надписью «Личные вещи пациентов» и торопливо сложила туда все, что смогла найти: больничную зубную щетку и пасту, шампунь и дезодорант, желтую пластиковую расческу и лосьон для тела. В шкафу и на вешалке не нашлось никакой одежды, кроме длинного мужского пальто из черной шерсти. Подкладка местами оторвалась или прохудилась, на левом локте была дырка.
– Это твое, мама? – спросила Реджи и сняла пальто с вешалки.
Вера кивнула.
Пальто оказалось тяжелее, чем думала Реджи, и вскоре она поняла, что подкладка из прорех пошла на маленькие самодельные карманы, нашитые в разных местах. Реджи улыбнулась при виде очередного волшебного фокуса своей матери. Это была прежняя Вера, все такая же изобретательная, даже бездомная и немного спятившая.
Реджи залезла в один кармашек и достала пустой пластиковый пакет, перетянутый десятком разноцветных резинок. Порывшись в других кармашках, она нашла спички, раскрошенную сигарету, сломанный мобильный телефон, два целлофановых пакетика с солеными крекерами, заколки для волос и почти пустой бумажник, если не считать просроченного купона на шампунь Herbal Essense. Ощупав рукава, Реджи нашла последний тайный кармашек в конце правого рукава, заколотый английской булавкой. Реджи отколола булавку и достала потрепанную ювелирную коробочку из красного бархата. Внутри лежали два обручальных кольца: женское и мужское. Реджи не была знатоком, но эти кольца не выглядели как дешевые украшения. Бездомная женщина, которая носит с собой ценные ювелирные изделия? Ерунда какая-то. Если только…
– Это твои, мама? – спросила она и достала из коробочки мужское кольцо. Оно было тяжелым и массивным; без сомнения, настоящее золото. – Ты вышла замуж? – Слова застряли на языке, и ей пришлось выдавить их.
Реджи знала, что Вера не выходила замуж за ее отца. Она даже не называла его имени и говорила, что это не имеет значения.
«Слон», – вспомнила Реджи и представила вырезанную в детстве картинку Ганеши, миролюбивого бога со слоновьей головой и призывно раскинутыми четырьмя руками.
Вера что-то прошептала в подушку, но Реджи удалось услышать лишь последнее слово: Скоро.
Повернув золотое кольцо, Реджи увидела аккуратно выгравированную надпись на внутренней стороне:
Пока смерть не разлучит нас
20 июня 1985 года
Реджи едва не выронила кольцо, как будто надпись вырвалась наружу и ужалила ее.
20 июня 1985 года.
Тот самый день, когда рука Веры оказалась на крыльце полицейского участка.
Отрывок из книги Марты С. Пэкетт «Руки Нептуна: подлинная история нераскрытых убийств в Брайтон-Фоллс»
Тридцатишестилетняя Андреа Макферлин была стильной женщиной с искусственной проседью в волосах и безупречным макияжем. Дипломированный бухгалтер, она работала в компании LaRouche&Jaimeson, где коллеги называли ее целеустремленной и добросовестной сотрудницей. Она помнила дни рождения всех, кто работал в офисе, и организовывала тайные подарки от Санта-Клауса на Рождество. В субботу, 25 мая, она отправилась в недельную бизнес-командировку, но так и не прибыла на свой рейс. Члены ее семьи и коллеги решили, что она слишком занята на конференции, поэтому не звонит, и никто не беспокоился из-за отсутствия вестей от нее. Впоследствии ее автомобиль нашли на долговременной автостоянке у аэропорта; ее чемодан по-прежнему лежал внутри.
27 мая рука с коралловым маникюром на ногтях была обнаружена на крыльце полицейского участка. Позднее было установлено, что рука принадлежала Андреа Макферлин, но лишь после того как через пять дней обнаружили ее тело.
«Сначала я не поняла, что она мертва, – сказала двадцатидевятилетняя Ребекка Хартли. Она каждое утро бегала трусцой в парке короля Филиппа и обнаружила тело Андреа Макферлин на рассвете 31 мая. – Я подумала, кто-то решил разыграть людей. Пьяные подростки в игре «Скажи или покажи» или что-то подобное. Потом я подошла ближе и все поняла».
Андреа Макферлин была обнаженной, с перевязанным запястьем, и ее усадили, прислонив спиной к центральной части фонтана.
«Ее глаза были открыты, – сказала Хартли. – Вы знаете, что мертвец может выглядеть тихо и мирно, словно он спит. Но только не она. Я никогда этого не забуду. Она сидела там, в центре фонтана, вода струилась по ее ногам, и когда я заглянула ей в глаза, то увидела чистый ужас».
Главный судмедэксперт штата Коннектикут д-р Олдос Рэмси установил, что Макферлин погибла от удушения за несколько часов до обнаружения тела. Кроме отсутствующей руки и следов от жгута на шее, других травм или признаков сексуального насилия обнаружено не было. Вокруг ее рук и ног нашли следы вязкого материала, как от клейкой ленты. Ее желудок был наполнен остатками вареного лобстера и топленого масла, съеденными за полтора-два часа до смерти.
1 июня 1985 года. Брайтон-Фоллс, Коннектикут
– Я знаю женщину, которая нашла ее.
Стоявшего за стойкой владельца кегельбана «Эйрпорт-Лэйнс» звали Дикс, и он давно дружил с Верой. Это был худой мужчина с сероватой кожей и округлым носом с отметинами от оспы, напоминавшим шары для боулинга, которые его окружали.
– Она играет по вторникам в «женской лиге», – продолжал Дикс. – Была здесь вчера вечером и все еще дрожала, как осиновый лист. Очаровательная девочка по имени Бекки. Просто крошечная, как куколка. Каждое утро около шести часов она выходит на пробежку в парке короля Филиппа. Думаю, она не скоро туда вернется.
Дикс вручил им поношенные кожаные туфли для боулинга с размерами, обозначенными пришитыми номерками на заднике: шестой размер – для Реджи, восьмой – для матери. Дядя Джордж принес свои туфли и отполированный шар.
– Эта Макферлин была совсем голая, не считая повязки на правой руке, – сказал Дикс. – Скорее всего ее задушили. Ребекка сказала, что видела синяки у нее на шее.
Вера тихо цокнула языком, подняла руку и прикоснулась к своему горлу. Джордж, явно решивший, что таких сведений более чем достаточно для тринадцатилетней девочки, обнял Реджи за плечи и увел ее от стойки к дорожке № 3.
– Погоняем шары сегодня вечером, да, Реджи? – спросил он. Дядя Джордж был низкорослым лысеющим мужчиной с заостренными чертами лица и выступающей верхней челюстью, чем-то похожий на грызуна. Он носил маленькие круглые очки, но, наверное, давно не был у офтальмолога, потому что постоянно щурился. Про себя Реджи называла его Дядюшка Мышь, но с ласковым оттенком.
– Как считаешь? – с преувеличенным энтузиазмом повторил Джордж. – Готов поспорить, у тебя врожденный талант к боулингу.
Реджи пожала плечами. На самом деле она не хотела приходить сюда. Ей хотелось остаться дома и приколачивать черепицу к крыше деревянного домика, украдкой поглядывая на Чарли и вспоминая о том, как он поцеловал ее, пусть даже и не собирался это делать по своей воле. Но мать настояла на поездке вместе с дядей Джорджем.
– Я не умею играть в кегли, – сказала Реджи. – И, кроме того, ты называла Джорджа неудачником.
Реджи любила Джорджа, но мать постоянно дразнила его, насмехалась и подтрунивала над ним за его спиной.
– Тебе пора научиться катать шары, – ответила мать. – В определенных отношениях Джорджа можно считать неудачником, но он джентльмен до мозга костей. После боулинга он отведет нас на ужин в новый стейк-хаус. Я слышала, что там готовят печеную картошку пятью разными способами! Надевай свои туфли, Реджина.
Джордж дружил с Верой со средней школы. «Он всегда был очень мил со мной, – с улыбкой говорила Вера. – Но он не герой моего романа. Увы, но любой мужчина, который проводит столько времени с кучей деревянных уток, в своем роде уже неудачник». Джордж коллекционировал макеты уток, а также изготавливал собственные экземпляры в столярной мастерской, которую оборудовал в подвале. Еще он делал деревянные скамьи и чаши. Он даже изготовил на заказ письменный стол для Реджи и большое зеркало для Веры.
В кегельбане было темно и пахло лаком и антисептиком. На покрытом пятнами ржаво-коричневом ковре валялись окурки. Небольшое фойе с баром и подсвеченной рекламой пива казалось почти уютным по сравнению с гулким, похожим на пещеру залом, где были выложены десять дорожек для боулинга. Мать сразу же направилась к бару и заказала напитки.