Дом с неизвестными
Возвратившись из Бутырской тюрьмы, Василий рассказал товарищам о встрече с пожилым вором. Старцев просиял, вмиг заинтересовавшись сведениями об угнанной осенью 1941-го полуторке с сейфом. Мобилизовав народ, Иван Харитонович приказал разузнать все о той полуторке и ее ценном грузе.
Спустя некоторое время пронырливый Бойко прилетел из архива с пыльной папкой под мышкой. В папке хранился материал с незавершенным уголовным делом, начатым 18 октября 1941 года.
Ознакомившись с делом, «братцы-товарищи» решили перекурить и обмозговать ситуацию. Да вот беда – табачка ни у кого не осталось. Весь извели за работой, за суетой. Как-то незаметно закончились папиросы и в ящике с неприкосновенным запасом. И тогда Иван предложил прошвырнуться по ближайшим магазинам, а заодно и обсудить дерзкий бандитский налет четырехлетней давности.
– …Стало быть, пропавший мосторговский сейф с инвентарным номером «1172» – дело рук Паши Баринова, – продолжал радоваться удаче Старцев. – Считай, одним незавершенным делом меньше. И как тебе, Вася, только в голову пришло навестить этого Шуру-крестьянина?
– Хорошо, что вспомнил о нем, – довольно прогудел тот.
– А опись! Опись вы видели?! – негодовал Васильков.
Опись ювелирных изделий, украденных вместе с сейфом, едва поместилась на двадцати шести машинописных листах. Причем многие позиции в этой описи имели далеко не штучное значение. К примеру, золотых колец с одним бриллиантом в каждом в сейфе хранилось пятьдесят восемь штук. Простеньких золотых серег без камней – сто двадцать два комплекта. Золотых колец с изумрудом в описи значилось около сотни. А мужских и женских золотых часов – более двухсот штук. Плюс колье, кулоны, цепочки, броши, браслеты… Все пропавшие ювелирные изделия были изготовлены до начала войны на Московской ювелирной фабрике и переданы для реализации в Мосторг.
– Ознакомились, Саня, – похлопал его по плечу Егоров. – Золотишка там было в ценах 1941-го года – будь здоров – на сумасшедшую сумму!
Старцев негромко добавил:
– Между прочим, я недавно прочитал: танк «Т-34» в начале войны стоил двести шестьдесят тысяч. Истребитель «Як-1» – двести девяносто. Представляете, сколько техники можно было построить на это золото и отправить на фронт? А эта вошь по кличке Барон взяла и наложила на драгоценности свою грязную лапу!
– Да, гадина еще та, – согласился Васильков. – Жаль, до суда не дожил. Там бы ему все припомнили…
* * *Покинув Управление, Старцев, Васильков и Егоров зашагали по Петровке в сторону Дмитровского переулка. Там находился ближайший коммерческий магазин с незатейливым названием «Продукты» – небольшой, но с довольно приличным ассортиментом. Хлеб, молоко, консервы, овощи, спички, керосин, мыло. Два-три вида алкогольной продукции и столько же наименований дешевых папирос. Иной раз появлялись на прилавке говяжьи ребра, сливочное масло, рыба, все это долго не залеживалось – раскупалось в полчаса. Цены, конечно, кусались, но большинство москвичей заглядывали в коммерческие магазины раз в месяц, а то и реже.
Дойдя до Дмитровского переулка и повернув за угол, сыщики увидели длинную очередь, начинавшуюся у крыльца заветного магазинчика.
– Вот те раз, – проворчал Старцев.
Егоров вздохнул:
– Видать, завезли чего-то.
– Спрошу, – отвалил от компании Васильков.
– Неугомонный, – посмеялись вслед Иван с Василием.
Васильков вырос в большой и дружной московской семье, проживавшей на берегу Яузы. В школе он учился с удовольствием и с первой попытки поступил в Геологоразведочный институт. Став геологом, успел разок съездить «в поле», на Урал, после чего в июне 1941-го был призван на военную службу.
Сашка строил жизнь по правильным лекалам, потому все легко и получалось: школа, институт, любимая работа. Понадобилось защищать Родину – он готов и к этому. Прошел ускоренные офицерские курсы – и вперед. На фронте поначалу командовал взводом; получив первую боевую награду, попал в разведку. Стал членом ВКП(б), дослужился до ротного и до самой победы возглавлял дивизионных разведчиков. Закончил войну в Германии в звании майора.
Комдив долго не давал хода его рапорту с просьбой о демобилизации – все же такой огромный опыт, образование, боевые ордена. Опять же, партийность и безупречная репутация. Считай, прямая дорога в академию, а там и в полковники. Но Сашка горел желанием вернуться в родную Москву и снова заняться любимой геологией.
Сменив офицерскую форму на старый гражданский костюм, он и в самом деле отправился в Московское государственное геологическое управление. Но не судьба. Все его сотрудники находилось в эвакуации, свободных штатных единиц в наличии не имелось. Пришлось идти на ближайший завод и устраиваться учеником слесаря.
Новая работа оказалась не по душе. Привычный к свободе и риску, Сашка изнывал от однообразия. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы в один из вечеров после рабочей смены он не заглянул в пивнушку. В густом табачном дыму, среди пьяного люда, к своему величайшему удивлению, он повстречал Старцева. В тот же вечер узнал о его службе в МУРе. И тогда же услышал предложение попробовать себя в уголовном розыске.
* * *Вернувшись от хвоста длинной очереди, Васильков объявил:
– Белый хлеб подвезли. Разгружают с машины у заднего входа. Давать будут по буханке в одни руки.
– Постоим? – предложил Егоров. – И папирос прикупим, и белым хлебушком заодно разживемся.
Старцев еще раз поглядел на очередь. На вскидку возле магазина топтались человек сорок – сорок пять. Белого хлебушка, конечно, хотелось. Очень хотелось! Потому что отпускавшийся по карточкам так называемый «ржевский», или «тыловой», хлеб – темный и твердый, с подмешанными отрубями и картофелем – страсть как надоел. Однако, толкаясь в очереди, о служебных делах не поговоришь – кругом посторонние люди. Разве можно?..
– Лучше пройдемся до Пушечной, – сказал Иван Харитонович и, поудобнее перехватив трость, зашагал к Петровке.
На улице Пушечной, в квартале от площади Дзержинского, располагался другой коммерческий магазин. Он был гораздо больше, состоял из нескольких отделов и назывался «Бакалея». В нем-то уж точно получится прикупить табачку.
* * *– Значит так, братцы-товарищи. Что мы имеем по Барону и по незавершенному уголовному делу? – Старцев медленно вышагивал по Петровке, заметно припадая на больную ногу. О зажатой под мышкой тросточке он позабыл, так как был занят совершено другим.
– Имеем пропажу грузовика, датированную 16 августа, – лаконично ответил Егоров.
– Верно, – согласился Иван и дал развернутый ответ на свой же вопрос: – В день большой московской паники – 16 октября 1941 года – он выехал из Главного управления госбезопасности, загрузил сейф в Мосторге на Красной Пресне, а на товарную станцию Лефортово не прибыл. Об этом в уголовном деле имеется донесение майора милиции Мишина, отвечавшего за погрузку сейфа в спецэшелон.
– В донесении он также сообщил о звонке в Главное управление госбезопасности, – дополнил Васильков. – Но дежурный по Управлению сообщение майора воспринял спокойно, так как поток автомобилей, подвод и пеших граждан в этот день был сумасшедший. Зашевелились в Управлении только после того, как поблизости от товарной станции обнаружили два трупа.
Запнувшись больной ногой о бордюрный камень, Старцев тихо выругался и наконец вспомнил о трости.
– Так точно – два окровавленных трупа в исподнем, – сказал он. – Позднее в них опознают лейтенанта государственной безопасности Николаенко и его водителя – сержанта Карташова…
В материалах дела значилось, что ближе к вечеру на два тела с колотыми и резаными ранами наткнулись жильцы дома № 12 по Кирпичному переулку. Судя по описанию, переулок представлял собой узкую, малопроезжую улочку, по одну сторону которой тянулась стена старой маслобойки, по другую благоухали акации в палисадниках частных домишек.
– Проживающий в переулке семидесятишестилетний гражданин Спиридонов подтвердил, что во второй половине дня недалеко от его дома минут на десять останавливалась грузовая машина, – продемонстрировал отменную память Егоров.
– Полуторка. Которую на следующий день случайно обнаружил милицейский патруль на улице Пантелеевской, – закончил Васильков.
И с этим фактом Иван согласился:
– Верно. Только никакого сейфа в ее кузове уже и в помине не было…
* * *В «Бакалею» на улице Пушечная тоже стояла очередь. Правда, людей в ней толкалось раза в четыре меньше, да и те, как оказалось, нацелились в рыбный отдел, где в этот день продавали селедку и мороженую треску.
– Мамаша, будьте добреньки, – настойчиво продвигался к входу Старцев.
– Куда ж вы, сынки, без очереди-то? – Женщина не торопилась их пропускать.
– Нам, мамаша, ваша селедка без надобности. Нам бы только табачку прикупить.
– За папиросами, что ли? Тогда проходите…
У прилавка скинулись и попросили продавщицу отоварить на всю сумму. Средних лет женщина в белом халате окинула оценивающим взглядом молодых мужчин, шустро посчитала деньги и негромко объявила:
– «Южные» вчера подвезли. Будете брать?
Папиросы «Южные» ленинградской табачной фабрики имени Клары Цеткин были получше «Беломора», но и стоили подороже.
Переглянувшись с товарищами, Егоров кивнул:
– На все.
Продавщица перекинула туда-сюда несколько костяшек на счетах. Затем выудила откуда-то и положила на прилавок двенадцать запечатанных папиросных пачек.
– Спасибо! Вы сегодня неотразимы, – торопливо рассовывал папиросы по карманам Егоров.
– Да я и вчера так же выглядела, – растянула она в улыбке густо накрашенные губы.
Продавщица была не прочь поболтать с красавцем Егоровым, да Старцев легонько стукнул его тростью по ноге.
Пришлось поворотиться к выходу…
– Ей бы штраф влепить, а ты с ней любезничаешь! – ворчал Иван, спускаясь по каменному крыльцу.
– За что же ее штрафовать-то?!
– За то, что товар прячет под прилавком! Почему «Южных» нет на витрине?
Надрывая одну из добытых пачек, Василий хохотнул:
– Эк ты хватил! Да она с продажи этих «Южных» ни копейки не поимела. Просто понравились мы ей, вот и продала.
– Так нарушает ведь правила торговли!
– К каждому работнику, Ваня, милиционера не приставишь. Поэтому относись к жизни проще. Держи. И наслаждайся…
Он угостил товарищей папиросами и принялся хлопать по карманам в поисках спичек. Остановившись на углу Пушечной и Неглинной, сыщики решили спокойно перекурить.
* * *– А ты, пострел, здесь откуда? – подивился Старцев возникшему из-под земли Косте Киму.
Сыщики едва успели покурить и взять обратный курс на Петровку. И тут нá тебе – нос к носу столкнулись со взмыленным Костей.
– Из Управления, Иван Харитонович… – задыхался тот от быстрого бега.
– Что случилось? Меня опять вызывает комиссар?
– Нет, про комиссара не знаю… – уперев руки в коленки, согнулся лейтенант. Так, видать, проще было отдышаться.
– Да говори же ты наконец!
Костя выпалил:
– Мы обнаружили еще факты по незакрытому делу!
– Да ну! И чего ж вы накопали?
– Пойдемте. Расскажу по дороге…
* * *«Если накопаете что-то серьезное – немедленно докладывай», – приказал Урусов на прощание.
Руководствуясь этим приказом, Старцев отправился под вечер в начальственный кабинет. Третий раз за сегодняшний рабочий день.
– Что у тебя, Иван Харитонович? – вскинул бровь комиссар и отложил в сторону ручку.
Старцев прошел по ковровой дорожке; не доходя трех шагов до большого письменного стола, остановился.
– Товарищ комиссар, нашли кое-что интересное по Барону. Как вы просили – пришел с докладом.
– Интересно. Присаживайся.
Присев, Старцев приступил к рассказу о проделанной работе. И начал он со встречи Егорова с пожилым вором Александром Изотенко.
– Шура-крестьянин проболтался о сейфе с ювелиркой?! – оживился Урусов. – Вот это номер! Меня в 1941-м в Москве не было, но об этом громком грабеже с убийством двух сотрудников госбезопасности я наслышан. Помню, тогда по всем областям и республикам разошелся циркуляр с ориентировками на пропавшие золотые изделия из Мосторга. Насколько я помню, их следы не найдены до сих пор.
– По всему выходит, Александр Михайлович, что полуторку с тем сейфом увела банда Барона.
– Вот это поворот! Очень интересно! Ну, а что по сейфу, Иван Харитонович? Остался от него хотя бы затертый след?
– Час назад молодежь из моей группы отыскала одно упоминание о большом стальном сейфе. Предвижу ваше возражение, что сейфов в Москве великое множество. Но этот сейф находился там, где его не должно было быть – в заброшенном пятиэтажном доме по Безбожному переулку.
– Это… рядом с Аптекарским огородом?
– Так точно. К сожалению, упоминается только сейф, об инвентарном номере – ни слова. Однако это дает основание предположить, что бандиты привезли и припрятали украденный сейф именно в этом доме.
– Что за дом? Почему они выбрали его?
– Дом пострадал от бомбежки и осенью 1941-го пустовал. Вероятно, поэтому Барон использовал его как временное укрытие…
Выслушивая ответы подчиненного, Урусов делал пометки карандашом в рабочем блокноте. Он не жаловался на свою память, но так было надежнее.
На столе затрезвонил черный телефонный аппарат.
– Да, слушаю, – поднял трубку комиссар. После короткой паузы поспешил свернуть беседу: – Согласен, Федор Тимофеевич, так получится быстрее. Приступай. И… да, я сейчас занят крайне важным делом. Забеги через полчаса с бумагами – вместе посмотрим…
Положив трубку, он кивнул:
– Извини, Иван Харитонович. На чем мы остановились?.. На доме в Безбожном переулке. Кто, когда и каким образом обнаружил там украденный сейф?
– Сейф обнаружили строители. Бригада специалистов во главе с инженером Головинским прибыла в Безбожный переулок 20 октября 1941 года для обследования дома перед началом его ремонта.
– 20 октября, – повторил Урусов. – Через четыре дня после его пропажи с грузовика. С инженером встречались?
– Не успели.
– Надо обязательно встретиться и переговорить о той истории. Кстати, почему ты решил, что это именно тот сейф – из Мосторга? А вдруг его оставил кто-то из бывших жильцов?
– Дело в том, Александр Михайлович, что в заброшенном пятиэтажном доме остался еще один жирный след банды Барона. – Комиссар внимательно посмотрел на подчиненного. – Во дворе перед домом строители обнаружили большую лужу крови, а в подвале лежали два свежих трупа. Через несколько часов они были опознаны вызванными оперативниками. Первым оказался Лева Креминский тридцати лет. Второй – Ибрагим Джуварлы, тридцати трех лет. Оба в последние годы были ближайшими подручными Барона.
– Какие мысли по этому поводу?
– Нападение конкурирующей банды ради отъема богатой добычи мы отмели сразу по двум причинам. Первая: обнаруженный в квартире на третьем этаже сейф был заперт, следовательно, до ювелирных украшений злоумышленники не добрались. Вторая: Барон странным образом уцелел.
– По первой причине не соглашусь. Если сейф вскрывали грубым инструментом, тогда закрыть не смогли бы. Если орудовали ключом или отмычками, то могли и закрыть, чтоб протянуть время и запутать расследование. А по второй причине вы правы, Иван Харитонович, конкуренты достали бы Барона из-под земли, а он дожил до 1945 года.
– Именно поэтому, товарищ комиссар, мы считаем, что с подельниками расправился сам Барон, чтоб стать единоличным владельцем содержимого сейфа.
Урусов был доволен расторопностью своих подчиненных. Всего за несколько часов им удалось прилично продвинуться в нераскрытом уголовном деле. Однако вопросов оставалось еще превеликое множество.
– Кстати, а что с сейфом? – встрепенулся он. – Его, разумеется, обчистили. И где он теперь?
– С сейфом, товарищ комиссар, беда. Во время визита строителей он был целехонек, дверца заперта. Но когда сотрудники ближайшего РОМа вернулись на грузовом автомобиле, его в квартире не оказалось. Исчез.
– Ну и дела! Это ж надо быть такими растяпами! – недовольно хмыкнул Урусов. И, поглядев на часы, подытожил: – Запутанная история. В общем, так, Иван Харитонович. Настоятельно советую встретиться с инженером Головинским и отыскать тех сотрудников милиции, которые занимались сейфом после его обнаружения в Безбожном. Возможно, эти люди помогут понять, что к чему.
– Займемся, товарищ комиссар.
Глава девятая
Москва, Безбожный переулок; 17–20 октября 1941 года
Условный стук в дверь раздался глубокой ночью. Стороживший Петруха встрепенулся, подхватил керосиновую лампу, на цыпочках прошел в коридор и дважды провернул вставленный в замок ключ. Из темноты подъезда в квартиру прошмыгнул Барон с газетным свертком под мышкой.
Он был злым, уставшим и продрогшим – октябрь в Москве выдался холодный, по ночам температура снижалась почти до нуля градусов. Пройдя в большую комнату, Паша оглядел спящих подельников. Лева, не раздеваясь, дрых на диване; теплолюбивый Ибрагим закутался в какие-то тряпки на кровати. Об обжитой бандитами квартире почти никто не знал, поэтому заклеенные крест-накрест окна по заведенному правилу завешивали плотными покрывалами, не пропускавшими наружу желтый свет тлеющей лампы.
Барон подошел к лежавшему посреди комнаты сейфу, пнул его стальной бок и подергал ручку.
– Не, – качнул головой Петруха. – Мы еще с час с ним возились, покуда совсем не стемнело. Бесполезно.
Главарь вздохнул, усаживаясь на проклятую железяку.
– Голодные?
– Есть такое дело.
– Чего ж спать улеглись, не дождавшись? – Он положил рядом сверток, зашуршал газетой. – Неси стаканы, соль. И садись, пожуем…
Петруха подхватил со стола два стакана, устроился по другую сторону «стола». На развернутой помятой газете темнела буханка хлеба, источал душистый аромат нарезанный тонкими ломтями кусок сала. К этому добру Барон присовокупил бутылку водки, чеснок и несколько свежих огурцов. Все это он, подобно факиру, извлек из бездонных карманов пиджака и брюк.
Голодный Петруха жадно глядел на продукты и на то, как Барон разливает алкоголь. Это раньше, едва попав в банду, Петруха почти не употреблял спиртного. Теперь же, то ли распробовав, то ли повинуясь традициям, запросто пил и вино, и водку.
Звякнув стаканами, выпили, закусили.
– Я погляжу, ты обвыкся. Сулейку[37] пьешь запросто и дрейфить перестал, – заметил главарь. – Осталось научиться смотреть в глаза и улыбаться.
– Научусь. Слово даю, научусь, – пообещал Петруха и шлепнул ладонью по сейфу. – А как с этим? Мастер для него нашелся?
– Не застал я мастера, – сплюнул от досады на пол Барон. – Завтра поутру отправлюсь другого искать.
– Видать, мало их, мастеров-то, что так тяжко другого сыскать?
– Да не в том заминка, малец. Тут надобно с осторожностью, чтоб в доску свой был. А не то нашим салом, да нам же по сусалам…
* * *Великая московская паника заканчивалась так же неожиданно и быстро, как и начиналась. Уже на следующий день – 17 октября – заработали большинство предприятий, панические настроения стали затихать. Еще через день на маршрутные линии вышел городской транспорт, открылись станции метро, по бесконечным тоннелям забегали поезда.
19 октября во всех центральных газетах было опубликовано Постановление Государственного Комитета обороны, в котором говорилось о введении в Москве и прилегающих районах осадного положения, о введении комендантского часа, об ответственности нарушителей порядка и о расстреле на месте провокаторов, шпионов и прочих вражеских агентов.
Главные паникеры были уже далеко на востоке, в столице остались крепкие духом граждане. Жизнь пошла своим чередом. И это была первая серьезная победа в той войне. Победа над страхом.
* * *Три дня подряд Паша Баринов уходил из заброшенного дома куда-то в город на поиски спеца по взлому стальных сейфов. Кореша оставались в квартире. На них возлагалась ответственная задача по сохранности добычи.
Впрочем, и они не сидели без дела. Лева изредка совершал вылазки за продуктами и выпивкой. А Ибрагим с Петрухой пытались подручными средствами совладать с замком и толстой дверцей проклятущего металлического гроба.
Наиболее удачливым был пронырливый Лева. Одному богу известно, где ему удавалось раздобыть провизию, но каждый раз он возвращался не с пустыми руками. Пара бутылок водки или вина, буханка хлеба, консервы, сало, яйца, картошка, лук, квашеная капуста, яблоки… Половина из этого нехитрого набора обязательно оказывалась на столе обжитой квартиры.
Случился некий прогресс и у пары Ибрагим – Петруха. Отчаявшись справиться с сейфом при помощи ножей и голых рук, они прошвырнулись по пустующему дому в поисках подходящего инструмента. Среди брошенных хозяевами вещей нашлись молоток, киянка, пара стамесок, отвертка, долото. Но, увы, и этот набор не помог. Мудреный замок имел шесть расходящихся в разные стороны ригелей, что не позволяло отогнуть угол толстой дверцы. В неравной борьбе с ней сломались обе стамески и погнулась отвертка.
Три дня подряд возвращался ни с чем и главарь. Его состояние было подобно сухому пороху, по соседству с которым разгорался и искрил жаркий костерок. Он взрывался по любому поводу и успокаивался лишь после доброй порции водки.
Виной тому был, конечно же, набитый драгоценностями сейф. Он так и лежал посреди большой гостиной, издевательски поблескивая стальными бортами и дразня хранящимся в утробе золотишком.
Ситуация складывалась дурацкая. Это ж надо! Так лихо увести из-под носа гадючника завидный смак и… не суметь вспороть медведя![38] Прознай о таком конфузе другие авторитетные воры – позору случилось бы на всю Москву.
И вот наконец 19 октября Барон вернулся из города в приподнятом расположении духа. Глаза светились радостью, губы то и дело растягивались в улыбке, что было для него большой редкостью.
– Есть тяжеляк[39], ядрена рать! Гусиные лапы[40], кондуктора…[41] весь конт[42], короче, – оповестил он с порога.
Кореша воодушевились, забегали. Петруха загремел стаканами, Ибрагим принялся накрывать на стол. Лева, радостно потирая ладони, кружил возле главаря:
– Кто таков? Я его знаю?
– Фома-сандаль. Под Вано Тифлисским ходил. Слыхивал о таком?
– Как же, Вано Тифлисского знавал до погибели. За Фому ничего не скажу. А чего ж не привел-то?
– Он сегодня крепко занят. На завтра сговорились встретиться в Грохольском переулке у Аптекарского…
Весь остаток дня гуляли – пили, закусывали, дымили папиросами, травили за жизнь, кумекали, как и куда с выгодой пристроить рыжье. Петруха дважды бегал в коммерческий магазин – приносил добавку. Спать легли далеко за полночь.
* * *Ночь была холодной – температура впервые упала ниже нуля, превратив лужи в слюдяные островки. Утро 20 октября выдалось пасмурным, похмельным.
Первым поднялся Лева. Поеживаясь от холода, он слил из всех бутылок в стакан остатки водки. Набралось с один большой глоток. Жахнув эту порцию, он отправился на кухню, где стояло ведро с ледяной водой.
Вторым принял сидячее положение Ибрагим. Жадно допив припасенную с вечера воду, он отправился справлять нужду.
Третьим откинул покрывало Барон.
– Выпить чего осталось? – прохрипел он.
– Пусто, – отозвался Лева.
– Петруха! – толкнул Барон новичка, спавшего на составленных табуретах и стульях.
Тот, завернутый в телогрейку, завозился, застонал.
– Петруха, сгоняй за водкой. И пожрать чего раздобудь…
Через десять минут Петруха прикрыл за собой входную дверь и спустился по лестнице во двор. Ибрагим прибирался в комнате, Лева надолго застрял в туалете.
Ополоснув лицо, Барон подошел к кухонному окну, отодвинул край плотного покрывала, впустив в помещение холодный свет осеннего дня. Потом закурил папиросу и проводил взглядом удалявшуюся по пустынному переулку фигуру Петрухи.
Нащупав в кармане рыжие котлы[43] – предмет зависти многих блатных знакомцев, – он вынул их, открыл крышку и глянул на белый циферблат с контрастными черными римскими цифрами и такими же черными стрелками. Половина девятого. До встречи с медвежатником Фомой оставался час. Пора было действовать.
Спрятав часы, Барон достал из другого кармана выкидной нож. Острое и длинное лезвие с приглушенным щелчком выскочило из рукояти.
Осторожно ступая по деревянному полу, главарь вернулся в комнату.
Ибрагим стоял к нему спиной возле стола. Напевая под нос что-то свое, он проворно освобождал столешницу от мусора – в ведро летели пустые бутылки и консервные банки, сальная свиная шкура и яичная скорлупа…
Подкравшись сзади, Барон зажал ему рот и одновременно вонзил нож в грудь. Раз, другой, третий. Все произошло очень быстро. Ибрагим мычал и дергался лишь несколько секунд, затем рывки стали ослабевать, а утробный голос наполнился клокотанием и хрипом.
– Готов, – прошептал Паша, уложил тело на пол и быстро прошел в коридор.