Легенды и мифы Древнего Востока
…Хеопс в конце концов дошел до такого нечестия, по рассказам жрецов, что, нуждаясь в деньгах, отправил собственную дочь в публичный дом и приказал ей добыть некоторое количество денег – сколько именно, жрецы, впрочем, не говорили. Дочь же выполнила отцовское повеление, но задумала и себе самой поставить памятник: у каждого своего посетителя она просила подарить ей по крайней мере один камень для сооружения гробницы».
Так рассказывает о фараоне Хеопсе, со слов египетских жрецов, Геродот, добавляя, что сооружение Великой пирамиды заняло 20 лет, а возмущенный народ так ненавидел Хеопса и Хефрена, что даже старался не упоминать их имена, называя их чудовищные усыпальницы пирамидами Флитиса – по имени простого пастуха, который пас неподалеку свои стада.
Греческого путешественника часто обвиняли и обвиняют до сих пор в поверхностности и недобросовестности,24 а то, что он сообщает о Хеопсе, вызывает возмущение многих поклонников Древнего Египта. Например, французский египтолог Кристиан Жак со всем пылом восстает против подобной «извращенной и жалостливой картины».
«Надо сразу развеять глупый миф о тысячах рабов, изнуренных жарой, со спинами, исполосованными бичом, поднимающих под надзором жестокого надсмотрщика камень за камнем на кладку, – протестует писатель в своей книге «Египет великих фараонов». – …Пирамиды не могли быть построены рабами «из-под палки». Совершенство этих памятников исключает всякий подневольный, бездумный труд. …сцены в мастабах, гробницах знати, показывают не подневольных людей, а трудолюбивый и счастливый народ».
К сожалению, аргументы подобного рода не очень весомо звучат в стране, чей «трудолюбивый и счастливый народ» вымостил своими костями такое грандиозное сооружение, как Беломорканал. А ведь заключенные Беломорканала зачастую не имели даже тех примитивных инструментов, какими располагали строители Великой пирамиды: деревья валили без пил, вручную, раскачивая их канатами! Что же касается изображений «трудолюбивого и счастливого народа», вспомните рельефы, которые украшают, скажем, залы московского метрополитена – вряд ли их можно считать правдивыми иллюстрациями к жизни в стране «победившего социализма».
«Тот, кто имеет представление об эпохе строительства пирамид, знает, что их возводили гениальные мастера, знатоки своего дела, камнетесы, геометры, специалисты по подъему тяжестей», – утверждает восторженный француз.
Но нетрудно понять, что сколько бы подобных специалистов не было в Древнем Египте, без помощи тысяч простых рабочих им никогда не удалось бы соорудить пирамиду объемом 2520 000 кубических метров. Поэтому сведения Геродота, которые Кристиан Жак называет «низкой клеветой» и «сомнительными анекдотами», кажутся все-таки куда более близкими к истине, чем картина, которую рисует французский поклонник великодушных и добрых египетских фараонов: свободные счастливые люди, объединенные в рабочие отряды, радостно трудятся под руководством мудрых зодчих, вдохновляемых просвещенными гуманными владыками… Причем последние являются образцом заботливых «отцов народа» и даже войны ведут явно не для того, чтобы расширить свои владения и захватить добычу, а исключительно с целью укрепления мира в Египте и… во всем мире.
До боли знакомая картина – не хватает только соревнования между рабочими отрядами за звание ударной бригады! Кстати, всех, кто помнит о не столь далеком прошлом нашей страны, на интересные мысли могут навести названия некоторых отрядов, трудившихся на строительстве пирамиды Хеопса: одна команда называлась «Хуфу пробуждает любовь», другая – «Белая корона Хуфу могуча»… Кое о чем может рассказать также раскопанный археологами поселок строителей, живших в длинных казармах-бараках западнее Великой пирамиды. Этот поселок окружала высокая каменная стена – по мнению одних, возведенная для защиты трудящихся от песка пустыни и от хищников, а по мнению других – построенная для предотвращения побегов рабочих, в которых Хуфу так и не сумел пробудить любовь. Во всяком случае, любовь к столь почетному делу, как строительство его усыпальницы.
Но каким бы образом ни строилась Великая пирамида Хеопса, она действительно была и остается великой. Эта рукотворная гора, сложенная из 2 500 000 каменных блоков, первоначально имела высоту 146,7 метра (сейчас – 137,3 метра). Подсчитано, что внутри усыпальницы Хеопса могли бы поместиться дворцы всех ныне царствующих владык, а вес ее (около 7 млн тонн) превышает тоннаж всего военного флота США!
Сын Хуфу фараон Хафра (греки называли его Хефреном) воздвиг себе пирамиду всего на 3 метра ниже отцовской. Эти две громадины в Гизе вплоть до XIX века оставались самыми высокими созданиями человеческих рук, пока в 1880 году их не превзошли две надстроенных башни Кельнского собора, а в 1889 году – Эйфелева башня.
И все-таки о самих создателях величайших египетских пирамид известно на удивление мало. Геродот называет Хефрена таким же безжалостным правителем, каким был и его отец, а вот о фараоне Менкауре (по-гречески – Микерине), тоже построившем для себя пирамиду, греческий историк рассказывает как о добром и кротком, но несчастном правителе. Согласно преданию, Менкаура сперва потерял любимую дочь, а потом царю было предсказано, что ему осталось жить всего шесть лет. Чтобы обмануть судьбу, фараон начал проводить дни и ночи в пирах, превращая день в ночь и пытаясь таким образом приравнять шесть лет к двенадцати. Кстати, интересно звучит название одной из бригад, трудившихся на строительстве пирамиды этого царя, – «Менкаура-пьяница» (или, в более мягком переводе, – «Менкаура опьяненный»).
Также любопытен ответ богини Маат посланным к ней гонцам фараона, спросившим, отчего злодеям Хуфу и Хефрену была отпущена столь длинная жизнь, а добродетельному Менкауре – столь короткая.
– Именно потому, что фараон так добр и справедлив, я и сократила срок его жизни, – ответила богиня. – Египту суждено было претерпевать бедствия 150 лет, и Хуфу и Хафра это поняли, а Менкаура не понял.
Легенда говорит, что, тем не менее, Менкаура царствовал 18 лет (Манефон утверждает, что 63 года!), но по его пирамиде создается впечатление, что он и впрямь предчувствовал свою раннюю смерть. Фараон умер, когда пирамида была всего 20 метров высотой, ее надстраивал уже его преемник и сын Шепсескаф. Окончательная высота усыпальницы Менкауры составляла 66 метров, сейчас она на 4 метра ниже – и, конечно, ограблена, как и все остальные египетские пирамиды.
Каменные громады, призванные даровать вечную загробную жизнь лежащим в них фараонам, привели к обратному результату. Вместо того чтобы внушать благоговейный трепет грабителям могил, они поневоле наводили на мысль о бесценных кладах, хранящихся в их недрах.
Ни хитроумные ловушки, ни запутанные ходы, ни стоящая на страже статуя шакалоголового Анубиса – грозного хранителя могил – ничто не смогло послужить защитой умершим владыкам Египта. Преграды, иногда ставящие в тупик даже вооруженных современной техникой археологов, не удержали дерзких древнеегипетских воров, и порой не знаешь, возмущаться ли деяниями этих святотатцев, безвозвратно уничтоживших тысячи шедевров древней культуры (ибо грабителей, конечно, интересовало только золото, а не то, чтобы было из него сделано), или восхищаться их бесстрашием и изобретательностью? Преодолев все ловушки, пойдя на немыслимый риск, не убоявшись ни страшного наказания земных властей, ни гнева богов, отважные воры становились обладателями сокровищ, которые даже трудно себе вообразить. И, вторгнувшись в святая святых усыпальницы фараона, грабители совершали самое страшное – уничтожали мумию царя, чтобы избегнуть мести ограбленного владыки. С уничтожением мумии уничтожалось и «Ка» фараона, а это вело к бесследному исчезновению его сущности в Дуате.
Ужасней такой судьбы для древнего египтянина ничего не могло быть. И когда стало ясно, что пирамиды не способны обеспечить своим владельцам вечную жизнь на Полях Камыша, фараоны отказались от их возведения.
В Новом царстве фараонов стали хоронить уже не в Гизе, а в Долине царей, большее внимание уделяя не помпезности, а, наоборот, скрытности могил… Впрочем, и подобные меры предосторожности не смогли уберечь гробницы от разграбления, а мумии царей от поругания, уж слишком велика была награда в случае удачного грабежа! Благодаря алчности древнеегипетских воров жалкий бедняк, похороненный в песке с одной-единственной статуэткой-ушебти под боком, мог чувствовать себя в Дуате в большей безопасности, чем усыпанный сокровищами мертвый фараон.
Можно лишь гадать, какие несметные богатства содержали три великие пирамиды в Гизе до того, как в них побывали грабители. А может быть, правду говорят легенды, что, испугавшись гнева народа, Хеопс и Хефрен приказали похоронить себя в тайном месте, оставив свои огромные каменные усыпальницы пустыми? Согласно другому преданию, возмущенный народ вытащил мумии тиранов из пирамид и растерзал…
Очень трудно сказать теперь, какие из легенд, догадок, предположений, древних сказок и современных научных версий о Хеопсе, Хефрене и Менкауре истинны, а какие ложны. Кто прав – Геродот или Кристиан Жак, а может быть, ни тот, ни другой? Какими были в действительности полумифические создатели трех самых больших пирамид в оазисе Гизе?
Вереница веков скрыла от нас их подлинные лица, так же как лица тех, кто возводил единственное дошедшее до нашего времени чудо света.
Но люди и по сей день взирают на пирамиды с таким же изумлением и восхищением, с каким смотрел на них когда-то Геродот, неутомимый путешественник из Геликарнасса. И по сей день можно вспомнить древнюю пословицу: «Все на свете боится времени, но время боится пирамид»!
Древнее царство просуществовало около пятисот лет, оставив потомкам не только пирамиды, но и величественные храмовые постройки, обелиски, дороги из гранита и известняка, шедевры живописи и ваяния, поэтические молитвы, заклинания и мифы.
Однако к концу III тысячелетия до н.э. порядок, который казался таким незыблемым, рухнул: стремившиеся к самостоятельности номархи перестали подчиняться власти мемфисских фараонов, и страна раздробилась на множество враждующих друг с другом номов. Два столетия Египет раздирали смуты, пока Ментухотеп I не завоевал одну за другой все области Обеих Земель, заново воссоединив страну.
Началась эпоха Среднего царства, богатая как войнами и внутридворцовыми заговорами, так и взлетами египетской культуры. Она завершилась новой катастрофой – вторжением гиксосов, семитских племен скотоводов-кочевников. «Властители пастухов», или, как сначала их называли египтяне, «властители чужих гористых пустынных краев», процарствовали на египетском троне 108 лет, оставшись в памяти египтян длившимся целое столетие кошмаром.
Только к концу «гиксосского завоевания» в Фивах появились собственные цари, один из которых – Камос – поднял народ на борьбу с захватчиками. Войну с гиксосами победоносно завершил уже сын Камоса Яхмос I; он изгнал чужаков и стал основателем XVIII династии, с которой начинается Новое царство – эпоха наивысшего расцвета Древнего Египта.
Последователи Яхмоса расширили границы страны вплоть до Сирии, Нубии и верховьев Евфрата. Тутмос I начертал на берегах Евфрата надпись, отмечавшую рубеж его владений, но было ясно, что это еще не конец экспансии египетских фараонов. Тутмосу II уже пришлось столкнуться с восстаниями на захваченных его предками обширных территориях и с восстаниями в самом Египте. Царь успешно подавил все беспорядки и приготовился продолжить победоносные войны своих предшественников, но…
Молодой фараон безвременно «взошел на горизонт», после чего внешняя политика Египта резко изменилась – на трон вступила супруга Тутмоса II, царица Хатшепсут.
Хатшепсут – женщина-фараон
До Хатшепсут на египетском троне уже восседали женщины, но всякий раз их недолгое правление являлось прелюдией к эпохе очередного упадка. А царствование жены Тутмоса II пришлось на самый расцвет Египта и длилось более 20 лет.
Официально Хатшепсут считалась регентшей при своем малолетнем племяннике Тутмосе III, но уже через два года после смерти мужа она начала выступать как полновластный глава государства, присвоив себе всю атрибутику египетских царей. Стараясь ни в чем не уступать правителям-мужчинам, Хатшепсут стала носить мужскую одежду, надевать накладную бороду (которая, как ни странно, не портила ее женственное тонкое лицо) и велела титуловать себя так, как в Египте всегда титуловали царей, убрав женские окончания из всех своих имен.
И все-таки правление женщины-фараона сильно отличалось от правления фараонов-мужчин. При Хатшепсут египтяне не ходили в военные походы – они строили, восстанавливая разрушенные гиксосами храмы и возводя новые; они не захватывали новые территории – а путешествовали; они не склоняли новые народы под египетское ярмо – а торговали с ними.
Широко известна экспедиция в страну ладана, совершенная по воле царицы, которую вдохновил на это сам верховный фиванский бог Амон. Пять кораблей по тридцать гребцов в каждом отправились в далекий Пунт (современные исследователи помещают страну ладана на побережье нынешнего Сомали), везя для обмена оружие и бусы.
Возвращение экспедиции было похоже на первое, триумфальное, возвращение Колумба в Испанию после открытия Нового Света. Царица приняла вернувшихся путешественников в садах храма Дейр-эль-Бахри, где были высажены привезенные из Пунта драгоценные деревья ладана, и сам Амон соизволил присоединиться к празднику, дабы насладиться ароматом изысканных благовоний. Кроме ладана посланцы Хатшепсут привезли золото, эбеновое дерево, слоновую кость, забавных маленьких обезьянок. Вдохновитель экспедиции Амон мог быть доволен еще и тем, что на берегах Пунта осталась его статуя – вместе со статуями самой Хатшепсут и богини Хатхор, считавшейся владычицей Пунта.
Да, мирные начинания царицы проходили весьма успешно, зато другие аспекты ее правления были далеко не столь удачны для сохранения великодержавной мощи Египта.
Политика мира привела к тому, что многочисленные азиатские провинции, присоединенные к стране при предыдущих фараонах, воспряли духом в надежде сбросить с себя иноземную власть. Множество мелких стран и княжеств объединились в антиегипетскую коалицию, возглавляемую сильным хурритским государством Митанни. Сражаться с этой коалицией после смерти Хатшепсут пришлось Тутмосу III, самому воинственному царю за всю историю Та-Кемет.
Историческая традиция говорит о вражде Тутмоса и его тетки, о том, что после кончины женщины-фараона ее преемник повелел уничтожать изображения царицы и сбивать ее имя на памятниках, но далеко не все археологические данные подтверждают эту версию. Например, нетронутым остался храм в Дейр-эль-Бахри, по рельефам на стенах которого можно прочесть историю всего царствования Хатшепсут, в том числе и легендарного путешествия в «страну ладана», Пунт. Однако неоспоримым фактом остается то, что после смерти Хатшепсут долгий мирный период истории Египта сменился периодом наивысшей египетской экспансии, раздвинувшей границы страны от Ливии до Верхнего Евфрата.
Семнадцать военных походов Тутмоса III, прозванного впоследствии «египетским Наполеоном», сделали Египет самой могучей страной древнего мира и залили кровью все окрестные страны. Тутмос, покоривший более шестисот местностей и городов, отбыл в Дуат в возрасте 70 лет, готовясь заявить перед судом Эннеады, что он никого не убивал (так гласила надпись на его саване).
Теперь Та-Кемет внушал трепет врагам и почтение союзникам. Преемники фараона-воина Аменхотеп II и Аменхотеп III делали все, чтобы поддержать кровавый престиж своей державы, громя сирийские города и успешно отражая вылазки главных противников Египта – хеттского и митаннийского государств. Оба Аменхотепа отличались не только воинственностью, но и неслыханной личной мощью: первый из них (как гласит надпись на стеле в Карнакском храме) во время одного из сражений собственноручно проломил палицей головы семерых сирийских вождей, а второй обожал развлекаться охотой на львов и перещеголял своего предка, убив во время одной из охот сотню диких быков! Воистину, перед такими свершениями бледнеют подвиги Геракла и Гильгамеша!
Но вот на смену истребителю львов и быков Аменхотепу III пришел его сын Аменхотеп IV, явно неспособный проломить голову даже новорожденному теленку. Новый фараон и не пытался собственноручно уничтожать диких зверей, сирийцев и нубийцев – вместо этого он сделал то, на что не отваживался ни один из его могучих предков: поднял свою худосочную руку на египетских богов. Больше того – на людей, которые были могущественнее самих бессмертных, на фиванских жрецов, служителей верховного бога Амона!
Эхнатон – еретик и поэт
К тому времени фиванское жречество давно уже превратилось в своеобразное «государство в государстве». Вспомните трудный путь египтян в Дуат – и вам станет ясно, какими богатствами и каким влиянием пользовались люди, в чьих руках находилась загробная жизнь всех людей Та-Мери, от землепашца до фараона. А воинственные владыки Нового царства, хотя и расширили свои владения от моря до моря, мало-помалу утратили ореол божественности, которым обладали их предки. Царь-воин, царь-охотник, царь-полководец слишком стал похож на человека и слишком мало – на бога, в отличие от великих фараонов Древнего царства. В эпоху Джосера, Хуфу, Менкауры один только царь имел право напрямую общаться с богом, в официальных надписях иногда даже говорилось, что он превыше всех богов; а теперь жрецы осмеливались влиять на передачу власти от одного фараона к другому, ссылаясь на указание верховного фиванского божества Амона!
И Аменхотеп III решил вернуться к славным временам, когда фараон являлся для своих подданных земным богом. Но для этого ему требовалось сокрушить тех, кто стоял на пути к его единовластному могуществу – жрецов Стовратных Фив. В противовес поклонению Амону царь мало-помалу выдвинул на первый план поклонение Солнцу – Атону, изображавшемуся в виде солнечного диска со множеством лучей-рук.
До сих пор идут споры о том, был ли Аменхотеп IV искренне верующим человеком или же он создал культ Атона как средство борьбы со своими противниками-жрецами? По-моему, одно не исключает другое. А наблюдая за ходом его борьбы, трудно отделаться от мысли, что чем дольше фараон поклонялся солнечнму богу, тем большим приверженцем Атона он становился. Разве не могло случиться так, что царь-богоборец, царь-еретик, царь-поэт поддался очарованию им самим же созданного культа и стал фанатиком бога, который хотя и существовал прежде, но не обладал теми чертами, какие придал ему этот яростный солнцепоклонник? Что вдохновленный своим воображением фараон в некотором роде предвосхитил историю влюбившегося в собственное творение Пигамалиона?
Человеческая натура – причудливая вещь, и эта причудливость очень ярко воплотилась в Аменхотепе IV.
Имя Аменхотеп, что означало «Амон доволен», на пятом году царствования царь сменил на имя Эхнатон, означавшее «Полезный Атону», и провозгласил главным божеством Солнце – подателя жизни, владыку всего сущего на земле. Культы остальных богов были запрещены, многочисленные жрецы остались не у дел, утратив привычное высокое положение. Но даже те жрецы и высшие сановники, которые вслед за фараоном начали поклоняться Атону, уже не могли рассчитывать на восстановление своего былого влияния.
Культ Атона был неразрывно связан с культом самого царя; как солнце в зените возвышалось над землей, так и Эхнатон возвышался над всеми своими подданными. Фараон объявил себя возлюбленным сыном солнечного светила и потребовал не только царских, но и божественных почестей. Один лишь Эхнатон – и никто иной – мог общаться с богом, всем остальным полагалось обращаться с молитвами уже к царю. «Дозволь мне всегда насыщаться лицезрением тебя!» – льстиво просил хитрый сановник Эйя, сам будущий фараон, у Эхнатона.
Насыщаться лицезрением царя его подданные могли во время религиозных церемоний в новой столице Эхнатона – Ахетатоне (Горизонте Солнца). Фараон велел построить между Фивами и Мемфисом город с великолепным храмом Атона, с многочисленными государственными учрежденими, с кварталом ремесленников, с богатыми домами знати и, покинув логово ненавистных фиванских жрецов, навсегда перебрался в Ахетатон.
Эхнатон и его жена Нефертити, как божественная чета, вместе возглавляли торжественные церемонии, посвященные солнечному светилу; сохранились рельефные изображения грандиозных праздников, во время которых царь изливал свои милости на принявших новую веру людей, так же как Солнце-Атон изливало благостные лучи на землю.
Само собой разумеется, новая религия далеко не всем пришлась по вкусу; не только жрецы старых богов, но и большинство простых людей не захотели отречься от прежней веры. Однако культ Атона наверняка приобрел и достаточно приверженцев – кто-то искренне уверовал в солнечное божество, а кто-то соблазнился милостями фараона. Эхнатон, порвавший со старым жречеством, приблизил к себе много незнатных, «служилых», людей; недаром в ту пору были очень популярны имена, означавшие в переводе «Эхнатон меня сделал»…
К тем же, кто не пожелал уверовать в бога-Солнце, фараон был беспощаден. Земное светило могло не только даровать блага, но и опалять! Стоит вспомнить надпись в гробнице Туту: «Всякий ненавистный попадает на плаху… он подпадает мечу, огонь пожирает (его) плоть… Обращает он (Эхнатон) мощь свою против тех, кто игнорирует учение его, милости свои – к тем, кто знает его».
Безжалостный к противникам своего вероучения, но выстроивший святилище для своей матери, царицы Тэйе, которая, по-видимому, осталась верна старым богам; велевший предать пленных нубийцев мучительной казни,25 но нежно любивший жену и шестерых дочерей; поставивший внешнюю политику Египта на грань катастрофы, но создавший одно из самых поэтичных произведений древности – «Гимн Атону» – каким он был, фараон-еретик? Его личность до сих пор ставит в тупик многочисленных исследователей «периода Амарны», вызывая столько противоречивых толков, сколько не вызывает личность никакого другого фараона. Сама внешность Эхнатона, с чересчур широким тазом, выпуклым животом, выступающими грудями, странно вытянутой головой так и провоцирует на догадки одну невероятнее другой. Эхнатона называли душевнобольным человеком, эпилептиком, оскопленным пленным нубийцем, гермафродитом, больным синдромом Фрелиха и даже… женщиной!
Страсти бушуют и по сей день; их еще больше подогревает то, что мумия Эхнатона до сих пор не найдена, знаменитая гробница 55 в Долине царей, сохранившая, как полагали одно время, мумию царя-еретика, теперь считается гробницей одного из приближенных Эхнатона – Сменхкары.
Зато раскопки в городе солнца – Ахетатоне добавили много штрихов к портрету этого неординарного человека.
Эхнатону (и мастерам, которые трудились над украшением его столицы) впервые удалось преодолеть застывшие каноны древнеегипетского искусства, показав человеческие фигуры в иных ракурсах, с иными пропорциями, чем это делалось из века в век. Очень часто в «амарнском искусстве» встречаются пейзажные мотивы, отличающиеся необыкновенным реализмом. Во дворце царя пол и стены были расписаны под «живую природу»: заросли папируса, цветы, вьющаяся по полу тропинка, парящие в небе птицы…
В рельефах, посвященных семейной жизни фараона, решительно преобладает романтизм. Вновь и вновь показывается нежная любовь Эхнатона и Нефертити друг к другу и к своим дочерям. Фараон и его жена в сопровождении играющих на систре маленьких принцесс подносят цветы солнцу, протягивающему им в руках-лучах знак жизни «анх», они целуют своих детей, играют с ними, держат их на коленях… Еще никогда в египетском искусстве не встречалось таких пронзительно-трагических сцен, как оплакивание царской четой их умершей дочери. И немного в литературе Египта найдется столь ярких и талантливых произведений, как «Гимн Атону», обнаруженный в гробнице Эйи:
Великолепен, Атон, твой восход на горизонте.
Живой солнечный диск, положивший жизни начало,
Ты восходишь на восточном горизонте,
Красотою наполняя всю землю.
Ты прекрасен, велик, светозарен и высок над землею,
Лучами ты обнимаешь пределы земель, тобой сотворенных…
...................................................
Ты заходишь на западном горизонте – земля во мраке, как мертвые
Спят люди, с головою укрывшись, не видя друг друга.
Их обирают грабители, они не слышат.
Из логовищ львы выходят. Змеи жалят во мраке.
Земля безмолвствует. Творец ее за горизонтом.
Земля расцветает, когда ты восходишь на горизонте,
Мрак разгоняя лучами.
Обе земли в ликовании.
Обе земли торжествуют.