Брокен-Харбор

Вскоре прибыли поисковая группа и кинолог с собакой, пополнив множество действующих лиц в нашем садовом спектакле: та баба Гоган и ее сынок перестали притворяться, что не подглядывают, и высунулись из двери, а репортеры чуть не порвали оградительную ленту, пытаясь увидеть, что происходит, – и я посчитал это за хороший знак. Вместе с остальными ребятами я склонялся над чем-то воображаемым в прихожей, выкрикивал в открытую дверь бессмысленную тарабарщину, бегал к машине, чтобы что-нибудь из нее достать. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не поискать взглядом в лабиринте домов мимолетное движение, отблеск линз, но я ни разу не поднял глаза.

Собака – лоснящаяся, мускулистая немецкая овчарка – моментально взяла след от спального мешка, но уже в конце улицы потеряла. Я велел кинологу провести ее по дому – если наш парень наблюдал за нами, я хотел внушить ему мысль, что собаку вызвали именно для этого. Потом я распорядился продолжить поиски оружия, а летунам раздал новые задания: съездить в школу Эммы – быстро, пока не закрылась, – поговорить с ее учительницей, друзьями и их родителями; съездить в детский сад Джека – с той же целью; обойти все магазины рядом со школой и выяснить, откуда взялись пакеты, которые видела Шинейд Гоган; узнать, не шел ли кто-нибудь за Дженни и нет ли у кого-то записей с камер наблюдения; съездить в больницу, куда положили Дженни, и поговорить с приехавшими родственниками; разыскать тех, кто не приехал, и объяснить им, что они должны держать рот на замке и не общаться с прессой; объездить все больницы в радиусе шестидесяти миль и расспросить про ночной урожай ножевых ранений – вдруг Спейны порезали нашего парня, когда сопротивлялись; позвонить в контору и выяснить, не обращались ли Спейны в полицию в последние полгода; позвонить в Департамент полиции Чикаго и попросить, чтобы сообщили печальную новость Иэну, брату Пэта; найти всех до единого жителей этого богом забытого места и пригрозить им всеми карами, включая тюремное заключение, если о чем-либо расскажут прессе раньше, чем нам; выяснить, видели ли они Спейнов, что-нибудь странное – или хоть что-нибудь вообще.

Мы с Ричи продолжили обыск дома. Теперь все было иначе, ведь Спейны превратились в полумиф, в такую же редкость, как сладкоголосая птица, которую никто не видел своими глазами, стали настоящими, совершенно безвинными жертвами. Раньше мы искали следы их роковых безрассудств, теперь – ошибку, которую они, сами того не подозревая, совершили: чеки покажут, кто продавал Спейнам еду, бензин, детскую одежду; поздравительные открытки сообщат, кто был на дне рождения Эммы; листовка перечислит тех, кто участвовал в собрании жильцов. Мы искали заманчивую приманку, которая привлекла к ним в дом человекообразного зверя.

Первым вышел на связь летун, которого я отправил в детский сад.

– Сэр, – доложил он, – Джек Спейн туда не ходил.

Мы переписали номер из списка, висевшего над телефонным столиком. Округлый женский почерк: “врач”, “полицейский участок”, “работа” (зачеркнуто), “Э. – школа”, “Дж. – сад”.

– Никогда?

– Нет, ходил, но до июня, когда сад закрылся на лето. Ребенок должен был вернуться осенью, но в августе Дженнифер Спейн позвонила и сказала, что он останется дома. Заведующая считает, что дело в деньгах.

Ричи наклонился к телефону – мы по-прежнему сидели на кровати Спейнов, еще глубже погрузившись в бумаги.

– Джеймс, привет, это Ричи Курран. Ты узнал имена друзей Джека?

– Ага. Три мальчика.

– Хорошо, – сказал я. – Поговори с ними и с их родителями, потом отчитайся нам.

– Можешь спросить родителей, когда они последний раз видели Джека? – добавил Ричи. – И когда последний раз водили детей поиграть к Спейнам?

– Будет сделано. Свяжусь с вами как можно скорее.

– Да уж будь добр. – Я отключил телефон. – Это ты к чему?

– По словам Фионы, вчера утром Дженни сказала ей, что Джек привел в гости друга из детского сада. Но если Джек не ходил в сад…

– Возможно, она имела в виду друга, с которым он познакомился в прошлом году.

– Но прозвучало-то не так, верно? Может, кто-то кого-то недопонял, но, как вы говорили, тут что-то не сходится. Не понимаю, зачем Фионе врать нам по такому поводу или зачем Дженни врать Фионе, но…

Но если одна из них солгала, было бы неплохо об этом узнать.

– Возможно, Фиона все выдумала, потому что вчера утром разругалась с Дженни и теперь чувствует себя виноватой. Или Дженни сочинила это, потому что не хотела признаваться Фионе, что они совсем на мели. Ричи, вот правило, если не ошибаюсь, седьмое: все лгут – убийцы, свидетели, очевидцы, потерпевшие. Все.

Один за другим отзвонились и остальные летуны. По словам парней из Чикаго, реакция Иэна Спейна была “хорошей” – стандартная смесь потрясения и горя, ничего настораживающего. Он сказал, что редко переписывался с Пэтом, но что тот не упоминал ни про слежку, ни про какие-либо конфликты. У Дженни родни тоже почти не оказалось: мать приехала в больницу, какие-то двоюродные братья и сестры жили в Ливерпуле, но на этом все. Реакция матери тоже была хорошей – вдобавок она едва не впала в истерику, когда ее не пустили к Дженни. В конце концов летуну удалось взять у нее не обладающие особой ценностью показания: Дженни мало общалась с матерью, и миссис Рафферти знала о жизни Спейнов еще меньше, чем Фиона. Летун уговаривал ее отправиться домой, но они с Фионой расположились лагерем в больнице. Что ж, по крайней мере теперь мы знали, где их найти.

Эмма в самом деле ходила в начальную школу, и учителя сказали, что она хорошая девочка из хорошей семьи: популярная, послушная, общительная, не гений, но вполне способная. Летун записал имена учителей и подруг. Никто не обращался с подозрительными ножевыми ранениями в ближайшие отделения травматологии, никто не звонил в полицию из дома Спейнов. Обход поселка ничего не дал: из двухсот пятидесяти домов только в пяти-шести десятках кто-то официально проживал, дверь открыли только человек двадцать, да и те почти ничего не знали про Спейнов. Никто не видел и не слышал ничего необычного, хотя с уверенностью сказать об этом не мог: здесь вечно гоняют лихачи, а по пустым улицам шляются полудикие подростки, ища, что бы такого поджечь или сломать.

За продуктами Дженни ездила в супермаркет в ближайшем городке. Вчера в четыре часа дня она купила там молоко, фарш, чипсы и еще что-то – вспомнить весь список девушка-кассир не смогла. Хозяева уже искали чек и записи с камер наблюдения. По словам девушки, Дженни выглядела нормально, спешила и немного нервничала, но была вежлива. Никто не пытался заговорить с Дженни и детьми, никто не вышел из магазина вслед за ними – по крайней мере, кассир ничего такого не видела. Она и запомнила-то их только потому, что Джек прыгал и пел в тележке, а когда она пробивала товары, сказал ей, что на Хэллоуин оденется большим страшным зверем.

Обыск дома принес всевозможную мелочь – фотоальбомы, адресные книжки, поздравления с помолвкой, свадьбой и рождением детей; счета от дантиста, терапевта и фармацевта. Все имена и номера телефонов отправлялись в мой блокнот. Мало-помалу список вопросов становился короче, зато список возможных контактов продолжал расти.

Ближе к вечеру позвонил человек из отдела по борьбе с компьютерными преступлениями, чтобы доложить о результатах предварительного анализа. Мы обосновались в комнате Эммы: я просматривал ее школьный портфель (множество рисунков розовым мелком, на одном тщательно выведено большими неровными буквами: “СЕГОДНЯ Я ПРИНЦЕССА”), Ричи сидел на корточках на полу, перелистывая книги сказок из ее книжного шкафа. Кровать была голой – ребята из морга унесли Эмму вместе с простыней на случай, если наш парень оставил на ткани волосы или волокна, – и теперь комната выглядела такой пустой, что от одного взгляда перехватывало дыхание. Казалось, девочку забрали тысячу лет назад и с тех пор сюда никто не заходил.

Компьютерщика звали то ли Киран, то ли Киан. Он был молод, говорил быстро и явно наслаждался полученной от нас задачей куда больше, чем поисками детского порно на жестких дисках или чем он там занимается целыми днями.

В телефонах и радионянях ничего интересного не оказалось, а вот компьютер – совсем другое дело: кто-то его почистил.

– Ну, если бы я просто включил машину, то поменялись бы все даты доступа к файлам, так? К тому же неизвестно, не установлен ли там блокиратор, который подчистую стирает все при включении. Поэтому первым делом я копирую жесткий диск.

Я включил громкую связь. Сверху доносилось противное назойливое жужжание – в воздухе, на небольшой высоте, кружил вертолет с прессой. Кому-то из летунов придется выяснить, что за телеканал, и предупредить журналистов, чтобы не пускали в эфир кадры с логовом.

– Я подключаю копию к своей машине и захожу в историю просмотров – если на диске есть что-то стоящее, то оно где-то там. Вот только у этого компьютера нет истории просмотров. Типа совсем. Ни одной страницы.

– Значит, они пользовались только электронной почтой, – сказал я, заранее зная, что ошибаюсь: Дженни делала покупки в интернет-магазинах.

– Б-з-з-з, ответ неправильный. Спасибо за участие в нашей викторине. Никто не использует интернет только ради электронной почты. Даже моя бабушка умудрилась найти сайт фанатов Вэла Дуникана[7], а у нее и компа-то никогда не было – его купил я, чтобы она поменьше депрессовала после смерти деда. Браузер можно настроить так, чтобы история удалялась при выходе, но большинство людей не заморачиваются. Обычно это делают только на компьютерах общего пользования – в интернет-кафе, например. Я все равно проверил – нет, автоматически браузер историю не стирает. Я начинаю проверять, были ли удаления истории и временных файлов, – и вуаля: в четыре часа восемь минут утра кто-то стер все вручную.

Ричи, по-прежнему сидя на корточках, поймал мой взгляд. Мы так зациклились на пункте наблюдения и проникновении в дом Спейнов, что нам даже в голову не пришло, что у нашего парня могли быть и другие, более изощренные и неочевидные способы пролезть в их жизнь. Мне вдруг показалось, что кто-то следит за мной из гардероба Эммы, и я едва сдержался, чтобы не обернуться.

– Отличная работа, – сказал я, но компьютерщик еще не закончил.

– Теперь я хочу выяснить, что еще сделал этот чувак. Ищу другие файлы, удаленные примерно в то же время, и угадайте, что всплывает? Весь файл с письмами в почтовой программе. Стерт с лица земли. В четыре часа одиннадцать минут.

Ричи делал записи, положив блокнот на кровать.

– Это их электронная почта? – спросил я.

– О да – вся электронная почта, все отправленные и полученные письма. А заодно и адреса.

– Что-нибудь еще удалено?

– Нет, это все. В компьютере полно обычного добра – фотки, документы и музыка, – но за последние двадцать четыре часа эти файлы никто не открывал и не изменял. Ваш чувак зашел в комп, удалил интернет-историю и сразу вышел.

– Наш чувак, – повторил я. – А вы уверены, что это сделали не сами хозяева?

Киран – или Киан – фыркнул:

– Абсолютно.

– Почему?

– Потому что компьютерными гениями их не назовешь. Знаете, что у них на рабочем столе? Файл под названием – нарочно не придумаешь – “Пароли”. А в нем – ни за что не догадаетесь – все их пароли: от почты, от интернет-банка, от всего. Но вот что самое отпадное: для кучи форумов, для eBay, даже для самого компьютера у них один и тот же пароль: “ЭммаДжек”. У меня сразу возникло плохое предчувствие, но я же не хочу думать о людях плохо, поэтому, прежде чем биться головой о клавиатуру, звоню Ларри и спрашиваю, нет ли у хозяев компа спиногрызов, а если есть, то как их зовут. Он отвечает – держитесь: “Эмма и Джек”.

– Скорее всего, они рассчитывали, что если компьютер сопрут, вор не будет знать имена детей и, следовательно, не сможет его включить и прочитать файл.

Компьютерщик шумно вздохнул, очевидно помещая меня в одну категорию со Спейнами.

– Да не в этом суть. Мою девушку зовут Адриана, и я скорее глаза себе выколю, чем сделаю паролем к чему-либо ее имя, потому что у меня есть стандарты. Поверьте мне на слово: бестолочи, использующие в качестве пароля имена детей, даже задницу себе нормально подтереть не могут, не говоря уже об очистке жесткого диска. Нет, это сделал кто-то другой.

– Тот, кто разбирается в компьютерах.

– Ну да. Необязательно профессионал, но человек, умеющий обращаться с компом получше, чем его хозяева.

– Сколько времени это могло занять?

– На все про все? Не много. Он выключил машину в четыре семнадцать, так что прошло меньше десяти минут.

– Парень понимал, что мы сообразим, что к чему? Или думал, что окончательно замел следы? – спросил Ричи.

Компьютерщик неопределенно хмыкнул.

– Сложно сказать. Многие думают, что мы кучка тупых дикарей, которым едва хватает мозгов, чтобы найти кнопку “Пуск”. И многие подкованы в компьютерах достаточно, чтобы вляпаться по уши в дерьмо, особенно если спешат, – а ваш чувак ведь спешил? Если бы он серьезно собирался напрочь все снести и замести следы так, чтобы никто не догадался, что машину кто-то трогал, на то есть специальные программы-удалялки, но для работы с ними нужно больше времени и смекалки. А у вашего чувака не было ни того ни другого. В общем, он наверняка знал, что мы увидим его проделки.

Однако это его не остановило. Значит, в компьютере было что-то очень важное.

– Надеюсь, вы сможете восстановить файлы? – спросил я.

– Частично – да, скорее всего, но сколько – еще вопрос. Попробую использовать программку для восстановления данных, но если чувак несколько раз записывал поверх удаленных файлов – а я бы на его месте так и сделал, – то изначальные файлы будут битыми. Они портятся даже при обычном использовании, а уж если их вдобавок специально удалить… получится каша. Но я-то с ними разберусь.

Казалось, ему не терпится приступить к работе.

– Сделайте все, что в ваших силах, – сказал я. – А мы будем держать пальцы скрещенными.

– Не беспокойтесь. Если я не справлюсь с каким-то жалким любителем с клавишей Delete, значит, мне не место в большом спорте и пора искать адскую работенку в техподдержке. Я вам что-нибудь достану. Можете на меня положиться.

– “Жалкий любитель”… – сказал Ричи, когда я убрал телефон.

Он так и не поднялся на ноги и рассеянно поглаживал фотографию на книжной полке: Фиона и какой-то парень с растрепанными каштановыми волосами, который держит на руках крошку Эмму, утопающую в кружевной крестильной сорочке. Все трое улыбаются.

– Однако подобрать пароль он сумел.

– Ага, – отозвался я. – Либо ночью, когда он попал в дом, компьютер был уже включен, либо он знал имена детей.

– Снайпер! – воскликнул Ларри, увидев нас на пороге кухни, и отскочил от окна. – Тебя-то мне и надо. Иди сюда и юношу тащи. Я вас очень, очень порадую.

– Мне как раз не помешает очень порадоваться. Что у тебя?

– А что может тебя осчастливить?

– Ларри, не дразни меня. У меня нет сил играть в угадайку. Что ты наколдовал?

– Никакого колдовства – только старая добрая удача. Ты ведь в курсе, что твои патрульные натоптали здесь, как стадо буйволов в брачный сезон?

Я погрозил ему пальцем:

– Дружище, они не мои. Если бы патрульные подчинялись мне, то на месте преступления ходили бы на цыпочках. Ты бы даже не заметил, что они здесь побывали.

– Ну, этих-то я заметил. Они, разумеется, должны были спасать потерпевшую, но, клянусь богом, ощущение такое, будто они катались по полу. Короче. Я думал, что обнаружить тут что-то, кроме следов их неуклюжих сапожищ, можно разве что чудом, но, представь себе, они ухитрились не испортить мне все место преступления. Мои славные ребятки нашли отпечатки ладоней. Три штуки. Кровавые.

– Ах вы мои сокровища, – сказал я.

Пара криминалистов кивнула мне. Их ударные темпы замедлились: работа подходила к концу, и ребята сбавили обороты, чтобы ничего не упустить. Все выглядели усталыми.

– Придержи коней, это еще не самое интересное. Жаль тебя обламывать, но твой парень был в перчатках.

– Черт. – В наше время даже самый последний недоумок знает, что нужно надевать перчатки, но мы всегда молимся, чтобы наш случай был исключением, чтобы в пылу момента преступник забыл о предосторожностях.

– Эй, не жалуйся. По крайней мере, мы нашли доказательство, что прошлой ночью в доме побывал посторонний. По-моему, это кое-что да значит.

– Это очень много значит. – Я вспомнил, как бездумно валил все на Пэта, обыскивая его спальню, и меня окатило волной отвращения к себе. – Мы не в претензии на тебя за перчатки, Ларри. Повторяю: ты сокровище.

– Еще бы. Вот, взгляни.

Первый отпечаток, след ладони с пятью кончиками пальцев, был на высоте плеч на одном из окон, выходящих на задний сад.

– Видишь узор из маленьких точечек? – спросил Ларри. – Кожа. Руки большие, кстати. Это тебе не какой-нибудь замухрышка.

Второй отпечаток находился на углу детского книжного шкафа, словно наш парень ухватился за него, чтобы не упасть. Третий – на желтом компьютерном столе, рядом со светлым прямоугольником в том месте, где стоял компьютер, словно преступник положил туда ладонь, пока неторопливо читал текст на экране.

– Вот об этом мы и хотели тебя спросить, – сказал я. – Вы сняли с компьютера какие-то отпечатки, прежде чем отправить его в лабораторию?

– Мы пытались. Казалось бы, где искать отпечатки, как не на клавиатуре? Величайшее заблуждение. Люди жмут на клавиши не всеми подушечками пальцев, а только их краешками, причем каждый раз под разными углами… Это как взять лист бумаги, напечатать на нем сто разных слов, одно поверх другого, а потом рассчитывать, что мы составим из них предложение. Наша главная надежда – это мышка, на ней есть пара частичных отпечатков, которые могут на что-то сгодиться. Остальные слишком маленькие или нечеткие, для суда не прокатят.

– А кровь – на клавиатуре или на самой мыши?

Ларри покачал головой:

– Были небольшие брызги на мониторе да пара капель сбоку от клавиатуры. На клавишах и мыши ни пятнышка. Окровавленными пальцами их никто не трогал.

– Значит, над компьютером потрудились до убийств – по крайней мере, до того, как зарезали взрослых. Железные нервы у мужика – сидеть здесь, играть с их интернет-историей, пока они спят наверху.

– Вовсе необязательно, – возразил Ричи. – Перчатки кожаные, то есть жесткие, особенно если все в крови. Может, он не смог в них печатать и снял, поэтому на пальцах не было крови…

Большинство новичков на первом выезде держат рты на замке и кивают, что бы я ни сказал. Обычно это правильное решение, но иногда я вижу, как другие напарники спорят, оттачивают друг на друге версии, поносят друг друга последними словами, и мельком чувствую что-то похожее на одиночество. Вот почему мне уже нравилось работать с Ричи.

– Значит, он сидел тут и возился с интернет-историей, пока Пэт и Дженни истекали кровью в четырех футах от него, – сказал я. – Как ни крути, нервы железные.

– Эй? – помахал нам Ларри. – Помните меня? Помните, я сказал, что отпечатки еще не самое интересное?

– Предпочитаю оставлять сладкое напоследок, – отозвался я. – Валяй, Ларри, мы с удовольствием послушаем самое интересное.

Он взял нас обоих под локоть и развернул к луже сворачивающейся крови.

– Вот тут лежал мужчина, правильно? Лицом вниз, головой в сторону двери в прихожую, ногами к окну. По словам ваших буйволов, женщина была слева от него – лежала на левом боку лицом к нему, прижавшись к его телу и положив голову ему на плечо. А здесь, всего дюймах в восемнадцати от места, где должна была находиться ее спина, мы видим это.

Он указал на кровавые брызги на полу в стиле Джексона Поллока, расходившиеся во все стороны от лужи крови.

– Отпечаток ботинка? – спросил я.

– Господи помилуй, вообще-то их тут пара сотен. Но посмотри вот на этот.

Мы с Ричи наклонились. Отпечаток был такой слабый, что я с трудом различил его на фоне мраморного узора плитки, но Ларри и его ребята видят то, чего остальные не замечают.

– Он особенный, – сказал Ларри. – Это кровавый отпечаток левой мужской кроссовки десятого или одиннадцатого размера. И, прикиньте, обувь не принадлежит ни полицейским, ни медикам – некоторым людям хватает мозгов носить бахилы – и никому из жертв.

Он так раздулся от гордости, что его комбинезон едва ли не трещал по швам. Ему и впрямь было чем гордиться.

– Ларри, кажется, я тебя люблю, – сказал я.

– Не ты один. Однако сильно не надейся. Во-первых, это только половина отпечатка – вторую стер один из твоих буйволов, – а во-вторых, если твой парень не полный идиот, то кроссовка уже на дне Ирландского моря. Но если ты каким-то образом ее раздобудешь, то будет тебе счастье: отпечаток идеален. Я бы и сам лучше не сделал. Когда снимки окажутся в лаборатории, мы сможем назвать тебе размер, а если дашь нам время, то, скорее всего, марку и модель. Найди мне саму кроссовку, и я за минуту докажу, что отпечаток оставила она.

– Спасибо, Ларри. Ты, как всегда, прав: это самое интересное.

Я поймал взгляд Ричи и двинулся к двери, но Ларри стукнул меня по руке:

– Разве я сказал, что закончил? Впрочем, данные пока что предварительные. Порядок ты знаешь: не ссылайся на меня, а то мне придется с тобой развестись. Но ты сам говорил, что тебе нужны любые сведения о том, как происходила борьба.

– Конечно. Любые пожертвования будут приняты с благодарностью.

– Похоже, ты был прав: борьба шла только здесь – зато в полную силу, по всей комнате, да вы сами видите, какой тут разгром. Однако я имею в виду то, что произошло после начала резни. Вон там, в дальнем конце, кресло-мешок, распоротое окровавленным ножом, и на стену с этой стороны, над столом, брызнула целая струя крови, а между ними мы насчитали еще по меньшей мере девять брызг. – Ларри указал на стену, и внезапно брызги бросились мне в глаза, словно кто-то расплескал яркую краску. – Часть крови, скорее всего, хлынула из руки мужчины, Купер так и говорил, что кровь из раны била фонтаном. Если он вскинул руку, защищаясь, то кровь наверняка разлетелась во все стороны. Еще несколько пятен, скорее всего, оставил ваш паренек, размахивая оружием. Эти двое тут намахались от души. Причем пятна на разных уровнях и под разными углами: ваш мальчик резал жертв и пока они отбивались, и когда лежали на полу…

Ричи дернул плечом и попытался сделать вид, что просто почесывает укус.

– На самом деле для нас это большой плюс, – почти нежно заметил Ларри. – Чем жестче борьба, тем больше остается улик – отпечатков, волос, волокон… Залитое кровью место преступления всегда лучше чистого.

Я указал на дверь в прихожую:

– А туда они добрались?

Ларри покачал головой:

– Не похоже. В радиусе четырех футов от двери ни капельки крови, ни кровавого отпечатка – только следы полицейских и медиков. Все точно так, как задумал Господь и дизайнеры.

– Здесь телефон есть? Может, беспроводной?

– Если есть, то мы его не нашли.

– Видишь, к чему я клоню? – спросил я у Ричи.

– Ага. Телефон был на столе в прихожей.

– Точно. Почему ни Патрик, ни Дженнифер даже не попытались добраться до него и позвонить в службу спасения? Как ему удалось удержать сразу обоих?

Ричи пожал плечами. Он по-прежнему разглядывал стену, пятно за пятном.

– Вы же слышали, что сказала Гоган, – дескать, среди жителей поселка у нас не лучшая репутация. Может, они считали, что это бесполезно.

Внутри моей головы вспыхнула картинка: напуганные до ужаса Пэт и Дженни Спейн – им кажется, что мы слишком далеко, что нам на них наплевать, что звонить нам бесполезно, что весь мир их бросил и остались только они двое. Со всех сторон ревущее темное море, и они в одиночку пытаются спастись от вооруженного ножом мужчины, только что задушившего их детей. Судя по тому, как Ричи стиснул зубы, ему представилось то же самое.

– Возможен и другой вариант – две отдельные схватки, – сказал я. – Наш парень делает свое дело наверху, а потом либо Пэт, либо Дженни просыпается и слышит, как он выходит. Версия с Пэтом кажется более вероятной – Дженни вряд ли пошла бы в одиночку. Он бросается за парнем, хватает его здесь, пытается задержать. Это объяснило бы и случайное орудие убийства, и ожесточенную борьбу: наш парень пытался стряхнуть с себя большого, сильного и разъяренного мужика. Шум драки будит Дженни, но, когда она спускается сюда, парень уже одолел Пэта и может без помех расправиться с ней. Все могло произойти очень быстро, на то, чтобы перепачкать комнату кровью, много времени не надо, особенно если есть нож.

– Значит, главной целью были дети, – сказал Ричи.

– Похоже на то. Детей убили аккуратно, методично, преступник действовал планомерно, и все прошло как по маслу. А вот со взрослыми – кровавая, бесконтрольная потасовка, которая легко могла закончиться совершенно иначе. Либо он вообще не рассчитывал иметь дело со взрослыми, либо для них у него тоже был план, но что-то пошло не так. В любом случае начал он с детей – а это говорит о том, что главной целью, скорее всего, были они.