– «Ма-ахнатый! Шмель! На душистый! Хмель!» – надрывался магнитофон.
– Цапель серый – вах! – в камышах, – сказал бесшумно подошедший Макар. – А что это у нас цыганская дочь вытворяет?
Кристина мелко трясла обнаженными плечами перед Олегом. Вслед за плечами тряслись и близрастущие части тела.
Рита схватила лысого парня за руку и ведьмой ринулась к танцующим. К ним присоединился Григорий, и вокруг жениха двинулся разнузданный хоровод.
– «Так вперед за цыганской звездой кочевой!»
Мимо опять лениво пролетела стрела. Алевтина взвизгнула.
– Мы в гномика целились! – долетел жалобный детский голос. – Извините!
– А кто у нас гномик? – хладнокровно осведомилась Саша. Она рассудила, что если уж оказался на чаепитии у мартовского зайца, лучше принимать все как должное. – Кого ты назначил на роль жертвы?
Макар фыркнул.
– Да я им обычного садового гнома нашел. Тяжелый, подлец! И краска вся с него облупилась. Зато теперь у них есть мишень. Кстати, ты знаешь, что в местном цветнике обитает куча мифических существ?
– Почему же в цветнике? – Саша прищурилась на танцующих. – Прямо сейчас вижу кадавра, ведьму, русалку и сатира.
Илюшин молчал. Она обернулась к нему и наткнулась на странно насмешливый и теплый взгляд серых глаз.
– Ты что как смотришь? – смутилась Саша.
– И эльфа.
– Что – эльфа?
Вместо ответа он наклонился и поцеловал ее. На несколько очень долгих секунд все вокруг растворилось в летящей яблоневой листве, и музыка деликатно притихла, и пьяные голоса сатиров заглушил ветер.
– Горько! – вдруг заорали над ухом.
Саша вздрогнула, открыла глаза и обнаружила нависающую на ними щекастую красную физиономию.
– А что это вы тут целуетесь? – на удивление внятным голосом поинтересовался дядя Гриша. – Разве вы жених с невестой? – Он щелкнул пальцами. – Кстати, я уж подзабыл: кого замуж-то выдаем?
«А взгляд у него трезвый».
Эта мысль неприятно кольнула Сашу. Да нет же, он просто пьянчужка! В следующую секунду, словно подтверждая характеристику, дядя Гриша рванул на груди рубаху и надрывно выкрикнул:
– Свобода! Гибнет свобода!
– Чья? – удивился Петруша.
– Холостяцкая!
Он погрозил кулаком в небеса.
– Сириусу больше не наливать, – вполголоса сказал Макар.
– Сириуса надо бы отправить к Большому Псу!
Саша и Макар одновременно повернулись на эту реплику.
Елизавета Архиповна как ни в чем не бывало взяла двумя пальцами дольку лимона и сжевала, не морщась.
– Что это значит? – спросил Григорий.
В наступившей тишине его голос прозвучал почти испуганно.
– Да заговаривается Елизавета Архиповна, – сладким голосом заверила жена. – Перебрала малость.
Старушка взглянула на нее голубыми глазками. Ох и кусачий же это был взгляд! На месте Алевтины Саша улепетывала бы уже со всех ног, наплевав на свадьбу и чувство собственного достоинства. Было что-то такое в Елизавете Архиповне… Жутковатенькое. Как в богомоле.
«Баба-Яга!»
Старушка сложила губы в трубочку.
– Ай-яй-яй! Что же ты, Алевтина, никакого почтения к старшим не проявляешь?! – Ничего не прозвучало особенного. Но Саше показалось, что жена Григория вздрогнула. – Гришку ты за бейцы держишь, это каждая дворняга знает, – невозмутимо продолжала Елизавета Архиповна. – Кстати, как там тебе, Григорий, – не жмет? – Григорий оскалился в кривой ухмылке, но промолчал.
– А про яблочную тетку ты никому ни полсловечка, – пробормотала Елизавета Архиповна совсем уж странное.
Саша тоже решила бы, что старушка заговаривается. Но очень уж проницательно смотрела старая ведьма.
А главное, Алевтина занервничала. Выпила залпом вина из чужого бокала. Храбро закусила куском вареной колбасы и без промедления тяпнула водки.
Петруша, у которого из-под носа утянули стопку, только глазами захлопал.
– Елизавета Архиповна, ну что вы всем настроение портите, – миролюбиво укорила Нина.
Старушка тоненько захихикала:
– Э-э, мил моя! Я даже еще и не начинала!
– Хорошо ведь сидим, празднуем…
Розовое личико Елизаветы Архиповны выразило преувеличенное изумление.
– Что ж вам праздновать? Сына ты выдаешь за пиявку московскую!
«Пиявка московская» только усмехнулась. То ли Галка устала переживать, то ли дошла до стадии, когда «чем хуже, тем лучше».
– Дочь – за тамбовского болвана, – продолжала старушка с милейшей улыбкой.
– Чево?!
Тамбовский болван, он же лысый олух, угрожающе приподнялся с места.
