Рассказы
И наступила третья часть жизни – моё настоящее. Всё на мне. Сколько бы ни работал и как бы ни страдал от недосыпа, денег всё равно не хватает. И жалко себя. Причем самое фиговое – понимание того, что тебя больше не любят, а терпят. А терпят, потому что нужен.
И ещё хуже: ты-то всё ещё любишь. Правда, уже не знаешь, за что. И даже больше ненавидишь, чем любишь. Но от мысли, что она может быть с другим, внутри всё скручивается и хочется выть. Но как вернуть былые чувства? Неизвестно.
Совсем хреново, что не живу для себя. И этому не видно конца.
* * *Лифт не работает. Твою мать! На десятый этаж приходится подниматься пешком. Злюсь и бегу, прыгая через ступеньки. Пакет с продуктами цепляется о поручень, рвется ручка, и вниз по лестнице нехотя катится коробка с замороженными пельменями.
Злость требует выхода – я пинаю эту долбанную коробку. Коробка ударяется о стену и лопается. Пельмени с весёлым стуком рассыпаются по площадке. Этажом ниже в какой-то квартире, захлёбываясь, начинает лаять собака. Да пошла ты, тварь! Матерясь, собираю пельмени. И, уже не торопясь, бреду наверх.
Дверь открывает тёща. Ёпрст! Вот чего я не понимаю, так это почти ежедневного присутствия у себя дома тёщи. «Мама будет сидеть с малышкой, а я буду работать», – объяснила мне когда-то Таня. До малышки ещё два месяца. Но тёща уже здесь.
Подходит Таня, равнодушно чмокает в щёку, растягивая губы в улыбке:
– Устал?
Да ей же всё равно, зачем спрашивать?! Зачем изображать радость оттого, что я пришёл?
– Продукты возьми, – протягиваю пакет.
Таня заглядывает в пакет и несёт его на кухню. Да что заглядывать, ничего нового там не обнаружишь, Таня-Танечка-Танюша. Всё, как всегда: хлеб, пельмени, молоко, фрукты. Фрукты посоветовал врач. Ибо «ребёнку нужны витамины». Не вопрос. Правда, я уже подзабыл вкус пива и перешёл на более дешёвые сигареты.
– Кушать хочешь, Андрей?
Нет, блин, не хочу! Чего бы это я кушать хотел? Весь день только и делал, что жрал, а не работал. А ещё это «Андрей». Тьфу! «Милый», «любимый» отменены, как пережиток прошлого. Теперь я нейтрально-официальный «Андрей».
– Танечка, да что ты спрашиваешь, накрывай на стол! – суетится тёща. – Андрюша, вы пока мойте руки. У нас сегодня борщ! И отбивная!
Ох уж это приторно-фальшивая тёщина забота. Лучше бы она просто молчала. Борщ с отбивной – это понятно. Тёща их любит. И под видом заботы о зяте на мои же продукты готовит себе борщ и отбивную. Пока я мою руки, на кухне о чём-то шепчутся Таня с тёщей. Да ясно, о чём. Им и без меня неплохо было. В самом деле, надо было с ребятами посидеть.
– Как дела на работе? – лицемерно спрашивает тёща.
Ещё и цепляется. Ясно, хочет меня выставить в хреновом свете. А-ля твои ровесники на «Кайенах» рассекают да по ресторанам водят. А Танька еще так участливо смотрит, типа ей тоже безумно интересно, как там на работе. Ну да, с паршивой овцы хоть зарплаты клок.
– Нормально всё, – отвечаю. – Пока не увольняют.
Тёща не улавливает иронии и крестится:
– И слава Богу!
Я ем, склоняясь к тарелке, и физически ощущаю на себе их равнодушно-презрительные взгляды.
– Как борщ? Вкусно? – спрашивает жена.
Всё ясно. Я, бездушный подонок, не оценил усилия тёщи по готовке еды, и теперь меня в завуалированной форме просят похвалить «маму».
– Спасибо, всё было очень вкусно! Только борщ пересолен, а отбивная жестковата.
Вот так вам! Сидят молча, переглядываются. Понятно: хотят, чтобы я поскорее доел и освободил кухню, им же дальше надо пошушукаться. Чёрт с вами, шушукайтесь. Отодвигаю тарелку, залпом выпиваю чай и встаю из-за стола. Бросаю: «Мне ещё надо поработать». И ухожу в комнату.
Ложусь на диван и думаю, что хорошо бы поспать. Но спать нельзя. Я набрал заказов на курсовые, так что надо работать. Встаю и сажусь за стол. Компьютера нет, всё ручками, по старинке. Потом отдам – наберут и распечатают. Глаза слипаются, но усилием воли вывожу заголовок: «Инженерно-технические службы в гостиничных комплексах». Шесть страниц курсовика… Но понимаю, что уже сплю.
Сквозь сон слышу, как звонит Танькин мобильный. «Слушаю вас, Давид!». Твою мать, что еще за Давид? Прислушиваюсь, но слышно плохо: тёща моет посуду. Всё, что удается разобрать: «До завтра, Давид!». Давид… «Каражан-маражан», твою мать!
Инженерно-технические… службы… в гостиничных комплексах…
Я перетаскиваю тело на диван и снова засыпаю.
* * *В шесть тридцать разрывается будильник-мобильник. Вскакиваю, на автомате включаю чайник, бреду в ванную, умываюсь, чищу зубы, одеваюсь, выпиваю чашку растворимого кофе вприкуску с сигаретой и выбегаю из дома. В метро понимаю, что забыл зонт. И что я всё еще в постели, а времени уже семь! Опаздываю!
В ускоренном темпе проделываю то же самое, лишь сигарету закуриваю только на улице. Льёт дождь. Вспоминаю, что я забыл зонтик уже наяву, и бегом поднимаюсь на свой этаж. Пытаюсь отдышаться. В этот момент сквозь тонкую деревянную дверь различаю голоса жены и тёщи. Прислушиваюсь.
– …Да, Давид сегодня заедет.
От этих слов моментально бросает в пот. А там, за дверью, Таня внезапно начинает рыдать:
– Он меня разлюбил!
Я испытываю лёгкое чувство радости, по поводу того, что этот неведомый подлец Давид разлюбил Таньку. Так ей, поделом! Радость слегка омрачается треском прорезающихся сквозь череп рогов.
– Ну, перестань… Перестань, Танюш. Он тебя любит! – утешает Таньку тёща.
Ни фига! Я злюсь на тёщу, потому что Давид – мужик. Сказал – сделал. Раз Танька говорит, что разлюбил, значит – разлюбил.
– Я старалась, готовила, полдня на кухне проторчала, а ему не понра-а-авилось, – продолжает реветь Танька.
Ага, теперь ясно, кому борщ с отбивной готовился. Обычно мы едим пельмени. Порадовало только то, что Давиду борщ тоже не понравился.
– А я тебе говорила: дождись меня, научу, как правильно, помогу! А ты: я сама! – заметила тёща.
– Совсем меня не замечает, хмурый вечно, отвечает односложно, слова лишнего не вытянешь, – продолжает жаловаться на любовника жена.
– Так устаёт он на работе! – вступается за Давида тёща. – Он же вас обоих, а с малышкой и троих, тянет. Курсовые пишет по вечерам вместо того, чтобы с друзьями гулять.
Я удивляюсь нашей с Давидом схожести.
– Да, я знаю, мам, знаю. Только как мне объяснить ему, что всё это временно, что мы обязательно прорвёмся, что всё будет хорошо?! Мам, я его очень сильно люблю, я потерять его боюсь!
– Не переживай, Танюш. Вот дошьём костюм, сдадим последний заказ Давиду Арамовичу, да такой подарок твоему Андрюшке сделаем, что он тебе всё простит, и борщ недосоленный в том числе!
– Да, мам, я знаю. Он давно о компьютере мечтает, я же вижу.
Тут я понимаю, что я – олух. Речь идёт обо мне! Таня всё ещё меня любит! Борщ готовила не тёща для себя, а Танька! Для меня! Вспоминаю, что это у меня через неделю день рождения. И что Давид – это тёщин сосед по площадке Давид Арамович! И что тёща с женой днями-ночами шьют всякие вещи на заказ, в том числе костюм для Арамовича, этого старого хрыча, чтобы подарить мне компьютер! А ещё я понимаю, что мы прорвёмся! И всё будет… всё будет… всё будет офигенно!
Я спускаюсь вниз, выхожу на дождливую улицу и улыбаюсь небу.
Ведь всё будет…
2007
Мелочи жизни
Вечер пятницы. Невыносимо хочется курить. Вчера ещё было терпимо, но сегодня…
Сижу дома. Друзья все курят, а под пиво вообще беспрерывно смолят. Так что на сегодня – всем отбой, боюсь сорваться. Утешает мысль о том, что курение вредит здоровью.
По телевизору постоянно показывают, как кто-то курит. Какой-то супергерой смачно закуривает, затягивается и стряхивает пепел. Переключаюсь. Фотомодели за кулисами. Тоже курят, б… Переключаюсь. Футбол. Наконец-то никто не курит. Успокаиваюсь, устраиваюсь в кресле удобнее и… О, Боже! Зачем, скажите мне, зачем мне показывают тренера? Зачем он курит? Нервы не выдерживают. Вырубаю телевизор, закидываю пульт под кресло и одеваюсь, чтобы выйти на улицу за сигаретами.
– Ты куда? – спрашивает жена Юлька.
Она лет десять смолила, но из-за беременности бросила и с тех пор не курит. Нет, к решению бросить меня никто не подталкивал, сам решил, но Юлька поддерживает и не даёт сорваться. Жаль, но у меня не хватает ума оценить это. Так что просто срываюсь на неё.
– Чего за допрос? – зло ору я. – Я уже шага без контроля ступить не могу?
– Не ори, ребёнка разбудишь. Но и сам больше не спрашивай, куда я иду.
– Да мне оно на хрен не нужно, – распаляюсь я.
– Вот и отлично.
Юлька отворачивается и склоняется над книгой. Трезво оцениваю всю степень собственного слабоумия, но мне плохо и хочется, чтобы плохо было всем.
– Отлично? Да иди ты на х…, дура!
– Пойду, да не на твой! – слышу за спиной.
Хлопаю дверью и выхожу в тёмный пятничный вечер.
* * *Не выдерживаю и прямо у входа в магазин открываю пачку, крышка, закреплённая акцизной маркой, не хочет открываться, рву с мясом, вытаскиваю сигарету и закуриваю. Дым струится по моим лёгким, никотин поступает в кровь, лёгкое головокружение и долгожданное успокоение. Хорошо!
Вслед за этим приходят угрызения совести. Не сдержался, закурил, нагрубил Юльке. Дурак. Надо идти исправляться.
Докуриваю и неспешно иду домой, наслаждаясь погодой. Декабрьский снежок лезет в глаза, застревает в волосах и липнет на ресницах. Ботинки утопают в снегу. По пути покупаю букет роз для Юли.
На звонок к двери никто не подходит. В душе зарождается беспокойство. Открываю своим ключом, стряхиваю с ботинок снег и захожу домой. Темно и пусто. Дома никого нет: ни жены, ни ребёнка. В смятении, ни снимая обуви, нахожу телефон и звоню тёще.
– Тёть Марин, здравствуйте! Юлька у вас?
Без эмоций тёща холодно отвечает, что Юля завезла сына и уехала. Куда уехала? Не сообщила. Кладу трубку. В голове крутится её последняя фраза «Пойду, да не на твой!», ускоряя развитие ревности. Звоню на Юлькин сотовый, но абонент недоступен. Покрываясь холодным потом, вспоминаю, что её мобильник весь день заряжался, следовательно, она отключила его нарочно.
Ревность остужают весёлые мысли о том, что наверняка сидит Юлька с какой-нибудь из подружек, да винцо потягивает, жалуясь на меня. Ладно, хотел сегодня дома посидеть, да, видно, не судьба. Набираю Сашкин номер.
– Вы где? Бухаете? Ну, ясно, что не в театре. Ага, подъеду.
Запираю дверь и еду в кабак.
* * *Друзья уже изрядно поддатые и навеселе. Рядом сидят какие-то незнакомые девчонки.
– О, Андрюха, здорово! Садись!
Находят место, заказывают пиво и рюмку для водки. Лица раскрасневшиеся, довольные. Им-то что? Холостяки! Всю неделю работают, зато потом все уик-энды отрываются. Уже внимательнее вглядываюсь и вижу, что нет Серёги.
– А Серёга где? – спрашиваю.
– Да ему позвонил кто-то, он моментом сорвался, – удивлённо жмёт плечами Саня. – Случилось там у него что-то дома.
С Серёгой мы на штыках, всё из-за Юльки. Он меня с ней и познакомил когда-то, представлял её как свою девушку. Юльку я у него отбил, но не судите строго: любовь зла, влюбишься и в девушку друга. На нашу свадьбу Серёга не пришёл, хотя приглашали.
Вот потому-то и заколотилось у меня сердце взволнованно после Саниного сообщения. Втихаря, чтобы никто не увидел, набираю зачем-то Серёгин номер. Тщетно: абонент недоступен. Мне становится всё ясно. Правда, не легче. Единственное желание – это найти их. Но где искать? Остаётся расслабиться и получить удовольствие.
Друзьям рассказывать ничего не стал: на фиг мне их натужные сочувствия?
Пиво в горло не лезет, водка тоже. Но иного желания, кроме как напиться в хлам, у меня нет…
* * *Помню, как блевал в туалете, а какая-то б… стучала каблуком по двери и истошно вопила, требуя открыть. Помню, как мы сменили кабак. Помню, как подцепил там какую-то смазливую студентку первокурсницу, ржавшую над моими байками о том, что я холост. Позже я понял причину её веселья: моё обручальное кольцо на пальце.
Помню, как повёз её к себе. Как трахал на нашей с Юлькой кровати. Помню, что от неё шёл устойчивый запах пота, хотя она приняла душ. Помню, как она орала, когда я дал ей в глаз за отказ отсосать. Помню, как я её успокаивал, как она всё-таки сделала мне минет, капая слезами мне на колени. Помню, как я долго не мог кончить.
Помню, как мы, обнявшись, обессиленные, засыпали. Помню, как она устроилась на моем плече и крепко ко мне прижалась. Помню, как наши ноги переплелись, а я представлял, что это Юлька.
И больше всего помню Юлькины глаза, когда она увидела всё это. Помню, как она невозмутимо за волосы выкинула студентку из квартиры. А еще помню её удивление в ответ на мои бессвязные речи о мести, о ней и о Серёге.
* * *Она действительно в тот вечер была у подруги, но ночевала у родителей. Серёга действительно в тот вечер сорвался к себе домой, поскольку у его отца случился инфаркт. Она действительно отключила мобильник, потому что обиделась.
Для меня это уже неважно. Прошёл год, как мы развелись, но ни на одну другую женщину я больше не смотрю такими глазами, как на неё.
Курить я так и не бросил, напротив, курю ещё больше. А ещё я часто думаю о том, что было бы, если бы я тогда не пытался бросить курить? Или дело совсем не в этом?..
2004
Переписка
Совсем недавно, в маленьком-маленьком провинциальном городке…
А началось всё с того, что Семён Петрович Потолоков к Интернету подключился. К Интернету он, конечно, подключился уже потом, а сначала он компьютер приобрёл. А если совсем быть точным, то начало истории этой положил начальник Потолокова, Лев Гяурович Огребенко.
– Вызвал я тебя, Потолоков, вот почему. Там, наверху, – Огребенко указал перстом вверх, – решили, что надо бы нам с тобой, Потолоков, так сказать, электронно-вычислительно машинизироваться. Вывести, так сказать, нашу отчётность на новый уровень. Грядёт нам, Потолоков, полная машинизация, а потому приказываю тебе овладеть навыками машинизации в кратчайшие сроки. Не овладеешь машинизацией – ждёт тебя, Потолоков, «сокращенизация», хе-хе-хе, – сначала смущённо, а потом и в голос, засмеялся довольный каламбуром Лев Гяурович.
– Будет исполнено, – ответил озадаченный Потолоков.
Что такое компьютер, Потолоков знал смутно. И, как человек основательный, дома принялся изучать приобретённую брошюрку общества «Знание». В брошюре говорилось о том, что ЭВМ – это «приспособления, выполняющие разного рода вычисления или облегчающие этот процесс». До этого момента Потолоков всё понял, а дальше, как заклинило.
А ведь терять работу Семёну Петровичу было как-то не с руки. Всю жизнь он провёл в этом бюро. Казалось, всю жизнь знал Льва Гяуровича, когда-то просто Лёву.
По сути, жизнь у Семёна Петровича не задалась. Человеком Потолоков был бесхитростным, а потому всю жизнь его задвигали. Невесту отбил Витька Косой, залихватски умевший с открытым ртом выстукивать пальцем по щеке популярные мелодии. А на работе все должности, повышения, путёвки и премии отдавали другим.
Жил Семён Петрович просто и честно. Искренне считал, что женится и ляжет в постель только по любви. Уже и Косого-то нет, и Варвара – не юная синеглазая девица с заразительным смехом, а он так никого другого полюбить и не смог.
Так что осталась у него только работа. И потерять её значило потерять смысл жизни.
Потолоков лёг спать. Перед глазами крутились нерусские слова «байт», «процессор», «бейсик», «архитектура» и почему-то небоскрёбы. Небоскрёбы строились в ряды и прыгали друг через друга. Проворочался Потолоков на кровати всю ночь без сна и решил записаться на курсы.
* * *Курсы вела молодая привлекательная девушка Настя, годящаяся Семёну Петровичу в дочери. Говорила она бойко, и Потолоков, старательно конспектировавший лекции, чувствовал себя довольно уверенно. Писать быстро он умел и любил. Надо сказать, Семён Петрович даже гордился своим почерком.
– А теперь то, чего вы наверняка ждали с нетерпением! – весело сказала Настя. – Практика! Садимся за компьютеры.
Аудитория оживилась, все смело заняли рабочие места. Потолоков робко потоптался перед компьютером, вздохнул и сел за ЭВМ. С четвёртой попытки ему удалось включить чудо техники, от чего он пришёл в восторг и почувствовал некое волнение, сродни тому, что испытывает юноша в первую брачную ночь.
Дисплей загорелся, пробежали какие-то строчки, и появилась приветственная надпись Windows. Новый, цветастый и восхитительный мир открылся Семёну Петровичу.
* * *– Ну, что, как успехи в сфере машинизации, ха-ха-ха? – поинтересовался Огребенко.
– Осваиваем помаленьку, – поскромничал Потолоков, научившийся вчера удалять файлы и папки.
На прошлом практическом занятии вошедший в раж Семён Петрович принялся удалять поочередно все файлы, попадавшиеся ему на глаза.
«Удалить файл?» – спрашивала система. «Да!», – ничтоже сумняшеся, отвечал Потолоков, заворожённо наблюдая за тем, как рвутся документы и летят в корзину. К сожалению, папку Windows Семёну Петровичу удалить не удалось, что вызвало в нём чувство неудовлетворённости и некоторой подавленности.
– Хе-хе, – порадовался успехам подчинённого Лев Гяурович. – Ну, Потолоков, ты резину-то не тяни! Машинизация – она ж не резиновая, она неотвратима, как победа капитализма! Так что, ты, голубчик, ускорься в освоении, иначе ждёт тебя сокращение, ха-ха-ха! Месяц тебе даю!
«А до окончания курсов ещё два месяца, – понурился Семён Петрович. – Выход один – купить ЭВМ и осваивать в домашних условиях».
* * *Прошло две недели. Компьютер Семён Петрович купил в кредит. В качестве бонуса в магазине ему подарили интернет-карту, правда, не объяснив, как ею пользоваться. «Читайте на обороте», – посоветовал ему продавец-консультант.
Потолоков промучился весь вечер, но всё-таки сумел правильно подключить к компьютеру все провода. Выкурив сигарету и стерев с лица пот, он сел в кресло, нажал кнопку питания и замер в тревожном ожидании. Компьютер пикнул и включился.
Сначала Семён Петрович хотел удалить файлы, но потом резонно решил, что уж что-что, а файлы удалять он теперь умеет как никто иной. Вместо этого он стал учиться создавать файлы и папки. Иначе говоря, от разрушения Семён Петрович перешел к созиданию.
Через полчаса на рабочем столе Потолокова было много ярлыков, портфель, точечный рисунок (кривой домик с динозавром в будке), пустой архив и текстовый документ.
Весь следующий вечер Семён Петрович посвятил тому, что переименовывал файлы и ярлыки. «Свобода!» – закричали душа и сердце Потолокова, когда очередную папку он назвал «Х… моржовый», и ему за это ничего не было!
К полуночи по рабочему столу можно было судить обо всём матерном словарном запасе Семёна Петровича, а также его искренних чувствах к Огребенко Льву Гяуровичу.
Обоями рабочему столу служила собственноручно нарисованная Потолоковым картинка, изображающая обнажённого Огребенко с подписью «Лёва – хам грубый и невоспитанный пи…с!».
С чувством выполненного долга Потолоков лёг спать.
* * *К концу недели Семён Петрович решился выйти в Интернет. Выходил он туда с опаской, даром что ли его обучали избегать нежелательных файлов, заражённых вирусами, червями и троянскими конями.
Попиликав, модем успокоился, и система объявила, что «Подключение установлено». Семён Петрович открыл браузер и набрал в адресной строке единственный пока известный ему адрес: mail.ru.
Спать Потолоков ложился владельцем собственного почтового ящика potolokov_semen1956@mail.ru и подписчиком развлекательного сайта, где ему обещали каждый день – новую девушку.
Погружённый в приятные воспоминания о красивых улыбчивых девушках с эротического сайта, Семён Петрович крепко заснул.
А утром, проснувшись пораньше, даже не почистив зубы, проверил почту. В ящике были два новых письма: одно с новой девушкой, ничуть не хуже предыдущих, а второе не по-русски.
Семён Петрович возликовал! Ему два новых письма! Писем он не получал с армейских времён, и утреннее событие взволновало Потолокова. Два письма! Девушка! И от иностранца!
Вот тут-то он и пожалел о том, что плохо учил в школе немецкий. Семён Петрович распечатал письмо на принтере, и, не позавтракав, кинулся на работу.
* * *– Лев Гяурович! Отлучиться мне надо! Зарубежные товарищи письмо прислали, как успешно машинизировавшемуся, перевести надо.
– Что ты говоришь! – изумился Огребенко. – А откуда письмо-то?
– Не знаю пока, знаю, что не по-русски.
– Что же ты обратный адрес не посмотрел, Потолоков? – ещё больше удивился Огребенко.
– Так… как… не освоил я методу-то пока, как обратный адрес узнавать, – стал оправдываться Потолоков, в нетерпении перебирая ногами, как конь.
– Ну, ты, олух царя небесного! – окончательно ошалел Огребенко. – Ты что, читать не умеешь? Ясен пень, что и адрес не по-русски, но это ж и ума много не надо. Дай письмо, я скажу – откуда! УСА – Америка, Чина – Китай, Сива – это Куба, я точно знаю.
Потолоков протянул Льву Гяуровичу распечатанный лист. Тот просмотрел его и спросил:
– А конверт, конверт-то где?
– Э-э-э… Какой конверт?
– Мать моя женщина! – сообщил Лев Гяурович. – ко-он-ве-ерт, тот, куда письма кладут, на который марки клеят, на котором адрес пишут! Конверт! Ну, Потолоков, напрягись: куда конверт девал?
– Не было конверта. Так пришло, по имейлу.
– По какому, твою мать, ещё имейлу?! – стукнул кулаком по столу Огребенко. – Ты, Потолоков, я смотрю, окончательно машинизировался, простых вещей не понимаешь, а плетёшь только чушь всякую!
– Лев Гяурович, – возмутился Потолоков, – имейл – не чушь, а компьютерная почта электрическая. Как телеграф.
– А, телеграф, – успокоился Огребенко, не любивший непонятных вещей, – телеграф – это понятно. А то имейл какой-то выдумал. Ну, так и быть, валяй, переводи, посмотрим, что там тебе буржуи пишут.
С облегчённым сердцем Семен Петрович пошёл в местное бюро переводов.
Заявленная цена за перевод не понравилась ему сразу и без оговорок. Отдавать недельное жалование да при непогашенном кредите показалось ему легкомысленным. Но любопытство и утренний заряд радости и бесшабашности заставили его заплатить эти деньги. За переводом его попросили зайти вечером.
* * *«Дорогой Семён Потолоков, – несколько фамильярно сообщил неизвестный автор письма. – Для нас не являются секретом некоторые трудности в вашей половой жизни».
Семён Петрович удивился осведомленности автора письма и продолжил чтение:
«Не отчаивайтесь! Многие мужчины сталкиваются с подобными проблемами, и мы уже многим помогли! Спешим Вам сообщить, что пришёл Ваш черёд! Мы с гордостью представляем Вам уникальный, дающий стопроцентный успех, препарат „Восхождение-2000“!..»
Чтение Семён Петрович закончил с двояким чувством. Его тронуло, что где-то там, за границей, есть люди, которым близки его проблемы и которые готовы их решить.
С другой стороны, препарат стоил каких-то безумных денег.
«Займу у Огребенко», – решил Потолоков и успокоился.
* * *Огребенко денег не дал. Напротив, накричал на Семёна Петровича, будучи в похмельном состоянии после дня рождения супруги. Секретарша отпаивала шефа армянским коньяком и недовольно цыкала на Потолокова. Тот неуверенно попытался рассказать о дружбе народов и всемирной глобализации, о которой он читал в газете, но неожиданно его перебил звучный храп Огребенко, и Потолоков предпочёл уйти.
Рабочий день Потолоков провел в подавленном настроении, размышляя о собственной никчёмности. «Люди, можно сказать, навстречу мне пошли, участие проявили, а я…», – думал он, и было ему горько-прегорько от этих мыслей.
Ответ Семён Петрович писал долго. В первых строках своего письма Семён Петрович поспешил рассказать о себе, о жизни своей, о Варьке и Витьке Косом. Поблагодарил за сочувствие. Пообещал купить препарат, как только появятся деньги. Поинтересовался, как здоровье заокеанского друга. Пожелал всяческих благ. Передал горячий привет от Огребенко Льва Гяуровича. Хотел было приписать: «Жду ответа, как соловей лета» – но потом засомневался, есть ли в Америке соловьи. И написал просто: «Жду ответа, как лета. Семён Петрович Потолоков».
Бюро переводов переводило четырёхстраничное (убористым почерком) письмо Потолокова два дня. После чего Семён Петрович вынужденно сел на диету из хлеба и воды и с энтузиазмом принялся набирать на компьютере полученный текст.
Ещё через три дня письмо было отправлено. Электрической почтой.
* * *Лев Гяурович был в благостном настроении. Обещанную машинизацию, которой он слегка побаивался, перенесли на следующий год – не хватило средств.
– Ну, Потолоков, обещал я тебе машинизацию, а её не будет в этом году. Дай Бог, не будет никогда. А если и будет, тогда или осёл сдохнет, или я на пенсию выйду, ха-ха-ха!