Сотник из будущего. Эстляндия

Словно сама смерть прикоснулась к литвину. Он понял, что русские сейчас с ним не шутят и он легко может уйти за кромку.

– Да зачем нам твоё серебро, Марич? У нас и своего в избытке, – усмехнулся Будай и вытащил объёмистый и тяжёлый кошель. – Что ты ещё можешь нам предложить за свою никчемную жизнь?

– Я, я… – пробормотал литвин. – Да всё, что пожелаешь, господин. Ты ведь оставил мне её тогда, в самом первом нашем набеге, ещё и серебра с собой дал. Я и сейчас могу быть вам полезным.

– Ты? – Скривился недоверчиво русский. – Да что ты можешь знать? Ты же просто мелкая сошка в большой княжьей свите. Когда ты в ту, в нашу первую встречу мне пел, от тебя хоть какой-то ещё толк был, а наша дружина в тот раз смогла взять много крови от твоих соотечественников. А сейчас мы, похоже, просто здесь зря теряем время, – и русские шагнули к шляхтичу.

– Подождите! Я знаю много! Я вхожу в княжескую свиту Миндовга и помогал ему принимать посольство от рыцарей-крестоносцев и от Дерптского епископа. Я многое слышал из тех переговоров, и они касались нападения на Полоцк и Псков!

– Так-так-так. – С сомнением покачал головой Будай и посмотрел на Варуна. – Ты думаешь, ему можно верить, Фотич, и он сейчас нам говорит правду?

– Ну-у, я не зна-аю, – с мрачной улыбкой протянул разведчик. – Не верю, я ему что-то, друг. Вон в прошлый-то раз он наше серебро себе взял, а сказал совсем мало. Уж лучше притопить его здесь, заразу. Хотя гляди сам, если он сейчас много расскажет, так, может, и пусть пока поживёт ещё? Глядишь, и правда вдруг сможет наперёд быть полезным да ещё и серебра для себя заработает, – и достав из ножен свой кинжал, он резко сорвал пучок волос с головы собеседника и с каким-то глубокомысленным видом чиркнул по нему лезвием. Дамаск срезал их, а отшатнувшийся от неожиданности шляхтич ещё больше побледнел.

– Ну, говори, – с каким-то сожалением в голосе выдохнул Властиборович. – Только ты уж говори всё, что знаешь, и безо всякой утайки. Тебе сейчас хорошо-о-о нужно постараться, Марич.

Шляхтич судорожно кивнул и, присев на корточки, заговорил.

В их землях полным ходом шло объединение десятков больших и малых племён из балтских, русинских[3] и финно-угорских народов в одно большое межплеменное, а по сути – уже даже и в государственное объединение. Основными и самыми сильными племенами в этом «котле народов» выступали племя Литва, Аукшайты, Селы, Ятвяги, Курши, Голядь и Жемайты.

Единения между ними сейчас не было. Основными центрами силы выступали двое. Это князь Мацей, который подобрал под себя после гибели князей и старшин все рода племен Селов и Куршей. А также Миндовг, объединивший вокруг себя племена Аукшайтов, Литву, Жемайтов[4] и проживающих на их землях ещё издревле славян-русинов.

Оба лидера пытались договориться со сблизившимися между собой племенами Ятвягов и Голяди, которые сами тяготели со своей стороны к союзу с балтскими пруссами.

Между всеми этими тремя союзами племён были серьёзные противоречия, главным из которых выступало то, против кого им быть и чью же сторону силы принять. Ибо самим, в отдельности против сильных внешних врагов было им уже сейчас не выстоять.

Мацей был близок к тому, что дружить нужно с крестоносцами, и даже рассматривал саму возможность допуска на свои земли латинянских священнослужителей.

Ятвяги с Голядью держались за свои старые, исконные и языческие обряды и верования. Свою независимость они блюли жёстко и были готовы воевать до последнего и со всеми вокруг, а в первую очередь – с немецким Тевтонским орденом крестоносцев, «отъедавшим» понемножку земли у пруссов и уже присматривающимся к ним.

Князь Миндовг из всех вышеперечисленных был самым осторожным, и он старался прежде всего подобрать всех под себя без большой крови и был готов дружить со всеми теми, кто мог бы ему помочь усилиться и создать могучую независимую державу во главе с самим собой.

С Полоцком у них дружбы пока не получилось. Князь Святослав Мстиславович после Усвятского побоища отшатнулся от литвин и сам, будучи родом из ветви Смоленских Ростиславовичей, сдружился с князьями Смоленскими, Торопецкими и Владимирскими. А теперь он заключил союз и с усилившимся Новгородом. Как ни пытался Миндовг склонить его посулами к общей войне против крестоносцев, отобравших ранее у Полоцка его нижние земли по Западной Двине, но полочане пока что были непреклонны. Воевать они теперь были готовы только лишь в союзе с русскими княжествами хоть против крестоносцев, а хоть бы даже против тех же литвин.

С Мацеем никакого согласия и быть не могло, ибо он, также как и его соперник Миндовг, считал себя претендентом на всеобщую власть и делить её с молодым и амбициозным князем категорически не желал. Прямой войны между ними пока ещё не было, но всё могло измениться в самое ближайшее время, как только станет ясно, что кто-то из них оказался слабее своего конкурента.

Ну и, собственно, сами крестоносцы. Вот эта информация действительно заслуживала всей той возни, что они здесь устроили со шляхтичем. Буквально за месяц до ухода Миндовга с этим посольством в Литву в град Вильно прибыли посланники от епископа рижского Альберта, послы от Ордена меченосцев и от епископа Дерптского – Леальского – Германа.

В грамоте, переданной князю, епископ Альберт представлялся как легат[5] от самого Папы Григория IX, и он настоятельно рекомендовал принять все те предложения, что до Миндовга доведут послы. На протяжении целой седмицы велись эти непростые переговоры, но к какому-то определённому решению все эти стороны пока что ещё не пришли. Латиняне предлагали прочный мир и поддержку Миндовгу в его противостоянии с князем Мацеем. А в ближайшем времени они обещали военную помощь и против русского Полоцка, да и против других русских княжеств, если у Миндовга вдруг случится с ними конфликт. За всё это они просили пока допуск на литвинские земли своих священников и строительство на них небольших замков, в которых бы эти священники со своей небольшой прислугой и охраной проживали и откуда бы они могли проповедовать, как они выразились, «истинную веру». На следующий год Мацею предлагалось принять участие в военном походе крестоносцев на датские земли в северную Эстляндию. Местные племена язычников-эстов можно было бы хорошо пограбить, да и долю от добычи с датчан ему пообещали хорошую.

Племена Ливов и Латгалов уже изъявили своё желание выступить в этот поход, также как и псковчане, так что где-то в июне месяце можно было ждать общего сбора, назначенного под Ригой и Дерптом.

– Стоп! – вдруг рявкнул Варун, перебивая сбивчивую речь шляхтича. – При чём здесь вообще крестоносцы и наш русский Псков? Ты о чём тут речь ведёшь, а, Марич?!

Литвин испуганно пригнул голову. Он тут вообще ни при чём, но только самолично слышал, как оруженосцы из свиты рыцарей похвалялись, сколько они смогли выпить пива и медов, когда были на недавних переговорах во Пскове. Да и боярин из Пскова Никола Сырков, что только недавно встречался с его князем, так тот тоже поведал, что их высокие люди боятся прихода к ним новгородского князя Ярослава со своим войском. И что они не желают принимать участие в уже запланированном князем походе на немецкий Дерпт. Ибо видят в этом в первую очередь посягательства на свои древние вольности, коих могут лишиться с приходом такого боевитого и решительного властителя. И, дескать, уж им лучше держать руку иноземцев-латинян, потому как за ними нынче вся сила.

– Ну и дела! – только и протянул озадаченно Будай. – А ты, часом, не врёшь ли нам всё это сейчас, Марич, чтобы только вот себе цену набить, а? За такой навет можно ведь вмиг головы лишиться. Ты сам это хоть понимаешь?

– Да, конечно, я всё понимаю! – затараторил литвин. – А только так всё это и было на самом-то деле. И даже бумагу какую-то составили посланники папского легата и псковского князя Мстислава Давыдовича! В которой их замирение на времена вечные прописано.

– Однако, – одновременно протянули Андреевские ветераны. – Мы, значит, тут к новому походу готовимся на Ливонцев, а там свой русский Псков втихую за спиной с нашими врагами вовсю сговаривается. Ну и ну-у! Ладно, Марич, что ещё ты нам можешь рассказать?

Больше ничего важного от шляхтича они не услышали, так, мелкие придворные сплетни, и не более того. Разговор нужно было заканчивать, и так он уже затянулся сверх запланированного. Но уж больно интересные вещи им тут рассказывал этот литвин.

– Ладно, довольно здесь «воду лить», Марич! Самое главное, что нас интересовало, мы от тебя сейчас уже услышали, – остановил разговорившегося «собеседника» Будай. – Это тебе за интересные вести, с задатком на будущее, – и он протянул объёмистый, позвякивающий серебром кожаный кошель. – Имей в виду: если к тебе в Вильно пожалует от нас человек, то ты ему все новости, также как и нам сейчас, поведаешь. А уж он тебе за такую услугу вот к этому вот задатку и ещё столько же добавит. Узнаешь ты его по заветному слову. Он тебе скажет: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла». А ты ему на это ответишь: «Так куниц-то ныне Карела много стрелой набила, вот и сбросила она оттого свою цену в четверть». Вот так вы другу дружку и узнаете. Всё ли ты понял, Марич? Запомни же эти особые слова накрепко! – и Будай вновь медленно повторил обе заветные фразы.

– Коли будешь с нами дружить и пользу приносить, так богатым станешь. А с богатством большим и путь наверх у тебя будет гораздо легче. Ну а мы-то тебя завсегда поддержим, – и Властиборович кивнул на бочонок с оружием. – Забирай своё железо, Марич, оправься как следует и на пир шагай, он сейчас в самом разгаре там. Да на нас-то обиду не держи, мы ведь из тебя весь здесь хмель выветрили, а ты ещё и сам подзаработал неслабо при этом, – и подмигнув, русские ветераны вышли из конюшни.

Шляхтич сидел в тусклом свете жирника на унавоженном, покрытом сеном и соломой полу и разглядывал кожаный кошель. Развязав на нём тесёмку, он высыпал часть серебра из него на ладонь. Были тут дирхемы с арабской вязью, лежало несколько серебряников Ярослава Мудрого с родовым знаком Рюриковичей, виднелись в кошеле и крупные деньги. Как минимум пять коротких ромбовидных киевских гривен длиною с палец и ещё несколько рублей – половинок от длинных новгородских гривен – лежали объемной кучкой. Всё вместе в кошеле это серебро весило довольно прилично, и было оно большим богатством по нынешним меркам. Неподалеку в стойлах переступали копытами и фыркали лошади, а за стеной всё так же лил затяжной дождь. Марич вздохнул, поднял с ведра свою саблю с ножом, мотнул головой и сплюнул сквозь зубы. А жизнь-то не так уж и плоха! Ему опять повезло, и теперь есть куда расти выше в этой иерархии. Ещё немного – и он отстроит на родовых землях у Немана свой собственный замок, и тогда с ним будут считаться все те, кто сейчас смотрит на него свысока. А русские… Ну что же, пусть это будут русские, те, кто принесёт ему так нужные средства. И отряхнувшись от грязи и соломы, он отправился в сторону высокого крыльца.

– …И нашему послуху из свиты литвинского князя стало доподлинно известно, что псковский боярин Никола Сырков встречался с Миндовгом и за спиной у Новгорода вёл беседы об том, чтобы им совместно идти к союзу с Ливонцами. А также он сказал литвинам, что высокие люди Пскова вместе с их князем Мстиславом Давыдовичем не только в задуманный загодя поход на Дерпт не собираются, но даже уже какую-то совместную бумагу с латинянами подписали, которую им посланник папского легата доставил, – докладывал князю уже на следующий день Сотник.

– И что же в той бумаге написано? Твой посланник тоже о том ведает? – нахмурив брови, переспросил его недоверчиво Ярослав.

– Нет, князь, то он не ведает, ибо сам он её не читал, – признался Андрей. – Однако довёл он до моих людей, что там прописано про вечное замирение между Псковом с одной стороны и Орденом меченосцев с Ливонскими епископствами с другой.

– Не верю! Не верю я в то, что Псков осмелится от матери Руси и от Господина Великого Новгорода отойти. И что в капкан к латинянам он свою голову согласится сунуть, я тоже не верю! – Вскочил с места Всеволодович и, словно разъярённый тигр в клетке, заходил из одного конца светёлки в другой.

В комнате повисла пауза. Сидящие напротив Сотника воевода Фёдор Данилович с тиуном Якимом разом насупились и косились теперь неодобрительно на Андрея.

«Ну да, конечно, верные сподвижники князя, одной головой все они здесь привыкли уже думать. Для них есть только одно правильное мнение – Ярослава, все же остальные – изначально неверные и подлежат лишь дружному осуждению, – подумал он с досадой». Ладно, его дело было князя предупредить, а всё-таки всегда лучше все варианты наперёд просчитывать. И Андрей опять постарался убедить Всеволодовича повременить с зимним походом на Дерпт.

– Что если перед этим походом провести хорошую разведку во Пскове и попытать там своих людей, что они слышали про всё это? Есть же люди, верные Новгороду, и в свите Псковского Мстислава, да и среди высшего боярства наверняка должна быть сильная проновгородская партия.

– Ты, небось, Иванович, своих людей не хочешь отдавать в поход, тогда так и скажи нам, – усмехнулся, пристально глядя ему в глаза, воевода. – Так-то мы и без твоих трёх сотен там сами вполне справимся. Устал, должно быть, после набега на шведский замок, жена молодая опять же тебя ждёт, – и он эдак криво сощурился.

Сотник вспыхнул и хотел было надерзить Даниловичу, но тут уже вовремя вмешался сам князь:

– Тихо! Вы тут на личное-то мне не переходите! Я Ивановичу верю! Но и ты меня, Андрей, уж пойми, целых два года я готовил этот поход на наш бывший Юрьев, а теперь на немецкий Дерпт, который латиняне в настоящее осиное гнездо превратили. Ну не может наш русский Псков не понимать, что не союзники они ему, а враги лишь смертные. Наверное, лживую весть твои послухи тебе принесли, ты уж осторожнее сам с этим будь. Я же после переговоров с литвинами оставляю на Новгородском столе сыновей Фёдора с Александром, а сам уже иду на Владимирский стол. Как ранее мы и обговаривали, в декабре месяце я вернусь сюда с Переяславскими и Владимирскими полками. Вам же, – и он посмотрел на Фёдора Даниловича с Якуном, – готовить в поход местную новгородскую рать. Андрея Ивановича я с походом не неволю. Сколько он сможет, столько пусть и выставит своих людей.

«Хм, а ведь есть, проскользнул какой-то холодок у князя ко мне, – подумал Сотник. – Вот так вот нашепчет кто-нибудь про тебя “высокому начальнику”, а ты тут ему под руку своё мнение, отличное от его, выскажешь. И всё, сразу же в немилости окажешься. Ладно Ярослав, этот честной князь – воин, он привык в глаза смотреть и говорить всё то, что сам думает. А ну как какой-нибудь интриган был бы на его месте? Напоют ему, что комбриг много возомнил о себе и теперь вот к личной самостоятельности тяготеет, да ещё приплетут, что не уважает он княжью власть, что весьма плохо о ней отзывается. И всё, после очередного кубка на пиру, что тебе тут же с улыбкой преподнесут, загнёшься ты потом в страшных муках. Ну их! Домой хочу, в поместье своё! С женой и сыном побыть, с друзьями увидеться, да и хозяйством уже пора заняться…»

– На вечер у Высшего совета Господина Великого Новгорода назначена встреча с литвинским посольством. Пройдёт она на подворье у Владыки, – напомнил князь. – Но перед этим, на вчерашнем пиру, мы с Миндовгом уже порешили прежде между собой провести личную встречу. Так что с часу на час я жду его прибытия, а вам всем надлежит в ней тоже участвовать. Князь этот мне нравится, взгляд у него прямой, он его не прячет, не отводит в сторону, когда говорит. Вот и поглядим, до чего мы с ним сможем здесь договориться, прежде чем наши пустобрёхи на Большом совете будут балаболить. Всегда полезно личную приязнь иметь перед таким важным делом! – и он поучительно поднял указательный палец вверх.

Литвинов за столом переговоров было всего четверо, также как и самих русских, этикет то предписывал, и соблюдался он всегда строго и неукоснительно. Помимо самого Миндовга, напротив сидели моложавые, как и сам их князь, литвинские воеводы Радвил и Альгис. Тут же поблёскивал умными глазами и седобородый Гинтарис, отвечающий, как видно, за общие посольские дела и за связи с соседними державами. Все приветственные слова уже были сказаны, обычаи гостеприимства соблюдены, гости попотчеваны, и теперь оставалось только лишь договариваться.

– Мы хотим мира, – с небольшим акцентом произнёс Гинтарис. – У нас теперь нет повода для вражды с Новгородом и с его союзниками. Объединённой князем Миндовгом Великой Литве быть, как этого и хотел его славный отец Довгерд. Но нам противостоят племена, которые противятся нашему объединению в одну могучую державу. И ещё есть сильный враг, который угрожает и нам, и вашим Новгородским землям, – это Орден меченосцев, Тевтонский орден и вся Ливонская конфедерация. Сами мы со всеми ними пока не справимся, и нам нужна ваша поддержка. В противном случае если наши общие враги, объединившись, разобьют нас, то они потом обязательно придут и на вашу землю.

«Поэтому отдайте нам кровь своих воинов и деньги, много денег и много крови, – подумал Андрей. – Мир не меняется с веками, и опять русского Ваню будут пытаться заставить отстаивать чьи-то чужие интересы».

– Мы тоже желаем мира с тем союзом племён, что будет под рукой у Миндовга, – чётко выговорил Ярослав. – И мы сможем ему помочь в становлении его единой, сплоченной князем державы. Но где гарантии, когда это ваше новое княжество станет сильным, что оно не забудет всё наше добро и не повернёт свои копья вновь против русских земель, как это уже не раз уже было прежде?

Миндовг при этих словах русского князя нахмурился. Как видно, напоминание о не таком уж и далёком поражении до сих пор глодало его исподволь, и он, похоже, так до конца и не свыкся с этой горькой ролью побеждённого.

«Ох и не прост этот князь литвинский, ох и не прост! – думал, разглядывая его со стороны, Сотник. – На двух, а то даже и на трёх стульях он хочет сидеть. И будет уважать он всегда только лишь силу. Коли сильная Русь, значит, будет он ей союзником, ну а как ослабнет, так отъест столько от неё, сколько в его пасть поместится, и даже при этом не поморщится». И Андрей непроизвольно стукнул костяшками пальцев с надетыми по такому случаю перстнями по дубовому столу.

Миндовг перевёл взгляд на лицо Андрея, затем он оглядел его руки. На среднем пальце у Сотника блестел большой золотой перстень с изображением скачущего с мечом всадника.

– А что ты думаешь, Андрей, обо всём этом? Скажи мне честно. Я тебе верю, с тех самых пор, как подарил этот перстень, – и он кивнул на руку Сотника.

Андрей посмотрел на Ярослава. Тот чуть кивнул, и Сотник, поднявшись, по привычке одёрнул кафтан.

– Ярослав Всеволодович, Миндовг Довгердович, многоуважаемые гости и высокие люди-господа Руси. – Каждой из перечисляемых сторон Сотник сделал отдельный поклон, величая их, как и положено было по обычаю этого времени. – Простите, если я буду говорить сейчас прямо и, не желая того, вдруг сам кого-то из здесь присутствующих обижу. Русь пережила поражение от монголов при Калке, и теперь она восстанавливает свои воинские силы. Полного единства в её землях пока нет, но наши северные, центральные и северо-западные земли будут крепкими, и с годами они только лишь усилятся и устоят при ударах любых внешних врагов. А время придёт так, и вся Русь объединится, и не будет уже такой силы, которая бы её смогла стереть с земли. Я же в своём докладе перед вами исхожу прежде всего именно из этого. Из того, что Руси быть всегда, и что быть ей сильной и справедливой державой.

Великому княжеству Литовскому тоже быть, и держава эта постепенно вберёт в себя в основном все сейчас разрозненные балтские племена и народы. А князь, объединивший их, войдёт в саму историю, и о нём ещё долго потом слагать легенды будут, – и Андрей пристально посмотрел в горящие каким-то внутренним огнём глаза Миндовга. – Нашим державам суждено граничить друг с другом, и кем им быть – врагами или же соседями добрыми, – только вам, князья, и предстоит решить самим. Ибо с вас-то и пойдёт всё это и далее, в грядущие, неизведанные ещё века. И потомки наши на поле брани или в одном строю против общего врага будут стоять, или же они напротив друг друга встанут, и в этом случае кровь друг друга они потом веками лить будут. А враг у нас общий уже есть, и если мы не отнесёмся к нему со всей нашей серьёзностью, то быть для нас одной большой беде. Я говорю сейчас про тот немецкий натиск, который стальным клином идёт на восток, и во главе этого клина стоят такие военные католические ордена, как Тевтонский и Орден меченосцев. И хотя девиз последнего ордена гласит: «Помогать – защищать – исцелять», а по факту для всех их он – «Drang nach Osten», что в переводе с немецкого буквально «Натиск на Восток»!

О судьбе западных славянских народов, живущих от Лабы[6] до Одры[7] вы сами и так уже все прекрасно знаете. Где-то около полувека прошло, как нет на земле племён Лютичей, Бодричей и Лужичан. Они или уничтожены, или же утратили свою народность, покорённые, а затем и растворённые своими завоевателями. Такая же судьба сейчас ждёт и племенной союз пруссов. За него сейчас всерьёз взялся немецкий Тевтонский орден. Теперь там крестоносцы отстраивают опорные крепости и замки, занимая в них до поры до времени оборону. Они ведут латинское миссионерство, ищут слабые звенья между отдельными племенами, а потом уже начинают действовать по древнеримскому принципу – «разделяй и властвуй»! Сейчас между собой стравливаются западные пруссы: Кульмы и Помезаны, восточные Барты и Надрувы, и все они вместе и заодно с рыцарями уже воюют теперь с северными пруссами: Сембами, Погудами и Натангами. Помяните моё слово, уважаемые: пройдёт всего лишь век – и вовсе не станет такого народа, как пруссы. Его ждёт похожая с полабскими славянами судьба. А потом придёт и ваша очередь, – и Сотник кивнул в сторону послов, – а также и очередь нашего русского Пскова, а возможно, что и Полоцка. И тогда случится то, что только недавно произошло с отбитым рыцарями городом Юрьевым, носящим теперь уже немецкое название – Дерпт.

Опять же вам свежий пример от наших самых близких соседей. Семь десятков лет назад к устью Двины, там, где жили ливы, прибило бурей корабль немецких купцов из Бремена. Они провели добрый обмен с местным населением, и этот обмен оказался очень даже выгодным для самих торгашей. После того купцы договорились с ливскими вождями от Двинских родов поставить на этом самом месте торговое поселение, и они даже за это заплатили им немного серебром. Скоро рядом с первым возникло ещё одно, а потом уже и третье укреплённое городище. Архиепископ Бременский, прознав об этом, с согласия самого римского папы направил к ливам для проповеди своих священников. И очень скоро на месте этих поселений возникло уже Ливонское епископство во главе с Мейнардом, которого потом сменил епископ Бертольд. Проповеди священников большого успеха не имели, ливы активно сопротивлялись проникновению католицизма и даже силой изгнали епископа Бертольда с их земли. Вот тогда-то Папа и объявил первый крестовый поход против ливов. В 1198 году от Рождества Христова войско крестоносцев высадилось в Ливонии, разбило войско ливов и заставило их креститься огнём и мечом. На этих землях было основано много крепостей, а для защиты и натиска на восток был основан военно-религиозный Орден меченосцев. Также как и ливы, вскоре было подмято под латинян и ещё одно прибалтийское племя – латгалов. Сопротивляющиеся вожди и население здесь попросту уничтожались, а все, кто покорялся, становились по факту слугами завоевателей. Сейчас укрепившиеся ливонцы ведут свой натиск на север, где они столкнулись с сопротивлением племён эстов и Датского Эстляндского герцогства. Бьют они также и на восток, на Русь, где уже уничтожены вассальные полоцкие княжества Кукенос и Герцике, а у нашего Новгорода отбит город Юрьев, и теперь уже на очереди стоит Псков. Ну и, конечно же, давят ливонцы в последнее время на юго-восток, где балтские племена объединяются в свою единую державу, надеюсь, что под вашей рукой, князь, – и Андрей поклонился Миндовгу.

– Ты считаешь, Андрей, что у Литвы мало своих сил и мы не сможем за себя постоять против немецких рыцарей? – усмехнулся князь.

– Нет, я так не считаю. – Покачал головой Сотник. – Но их может стать гораздо меньше, если вы войдёте в союз с крестоносцами, которым не нужен такой сильный сосед, как вы. Вас непременно используют в войне с врагами ливонцев, а когда вы обескровите свои силы, то уничтожат уже и самих.

– А русским разве нужна сильная Литва? – Уставился ему прямо в глаза Миндовг. – Зачем вам, русским, нужен ещё один сильный сосед?

– Я не могу отвечать за всех русских князей, но полагаю, что ваша земля Руси не нужна, – твёрдо ответил ему Сотник. – У Руси есть где прирастать и без этого и есть от кого отбиваться и с кем ратиться, – и заметил краем глаза, как при этих его словах согласно кивнул князь Ярослав. – Не поддавайтесь, князь, на посулы латинян, не нужно вам втягиваться в их войну с эстами и с Эстляндским герцогством! Вам нужны ваши живые воины, чтобы объединить свои земли, – глядя в глаза Миндовгу, медленно проговорил Андрей.