Резонанс

Солнце висело в зените и не на шутку припекало, поток встречного воздуха был горячим, в лицо летела поднятая колёсами головных машин пыль. Девушки прикрыли лица косынками; я придерживал фуражку, не позволяя ветру сорвать её с головы. После бессонной ночи на тряской дороге начало укачивать: то и дело клевал носом, несколько раз даже едва не падал с протянувшейся вдоль борта лавочки.

– Эх, а на дирижабле или пассажирском аэроплане давно бы на месте были! – мечтательно вздохнул Аркаша. – Не пришлось бы на паровозе через всю страну неделю тащиться. И это нас ещё экспрессом отправили!

– Был бы у тебя папа инженер, летал бы на дирижабле, – рассмеялся Лев, но из-за жары и усталости дружеская перебранка увяла, толком не успев начаться.

Я задремал и какое-то время даже кемарил – встрепенулся, когда над головой низко-низко прошло звено истребителей. Показалось даже, будто сумел разглядеть головы лётчиков.

– «Чайки»! – на глазок определил марку бипланов Аркадий и обратился к пулемётчику: – Беспокойно тут у вас?

Тот последний раз затянулся и выкинул окурок за борт кузова.

– Да не, у нас – тишина и спокойствие! Положено, вот и сопровождаем.

– А как же анархисты?

Боец непонятного подразделения беспечно пожал плечами.

– А что – анархисты? Где мы и где они? Тут особо охраняемая территория, не баран чихнул! Сюда никому постороннему ходу нет!

– Чего они к нам вообще привязались? – спросила Лия.

Пулемётчик даже головой покачал.

– Ну, барышня! Вы же из политически подкованных, неужто с убеждениями этих поганцев незнакомы? Каждый человек свободен ровно настолько, насколько это не ограничивает свободу других, так?

Лев при этих словах аж рот от удивления разинул. Нет, главный постулат анархистов для него откровением вовсе не стал, просто очень уж удивительно оказалось услышать подобную сентенцию из уст неотёсанного солдафона.

И сразу возник резонный вопрос: а так ли тот неотёсан?

Мне даже стало интересно, в каком подразделении он служит, но постеснялся спросить, промолчал.

– А мы тут при чём? – поинтересовалась Инга. – Какое отношение мы имеем к их свободе?

– Конкретно вы, барышня, не имеете, – с улыбкой ответил пулемётчик. – Но это пока. А вот после инициации из людей заурядных вы с товарищами перейдёте в разряд неординарных. Смекаете?

– Нет! – отрезала Инга, которую явственно покоробило обращение «барышня».

– Ну о каком равенстве прав и свобод может идти речь после обретения вами сверхспособностей? Просто так, что ли, университетские умники трубят о неминуемом наступлении диктатуры сверхлюдей?

– Чушь какая! – фыркнула Инга и отвернулась.

Дальше какое-то время ехали молча. Сонливость понемногу отступила, и я украдкой поглядывал на девушку, но вскоре утомился протирать стёкла очков от пыли, да и припекало чем дальше, тем сильнее; из-под фуражки потёк пот, гимназистская гимнастёрка на спине и под мышками стала неприятно влажной. Поток встречного воздуха нисколько не помогал, наоборот – на зубах уже так и скрипело от мелких песчинок.

Сначала ехали по степи с выжженными солнцем травами, затем за правой обочиной потянулись перелески, а с левой начали вырастать поросшие кустами холмы. Постепенно заросли становились всё гуще и гуще, а потом чуть ли не разом высокие деревья сгинули и кругом зазеленел густой молодняк.

– Шестидесятый километр, – пояснил пулемётчик. – До этого самого места от Эпицентра выброс дошёл, все деревья повалило. Но это не везде так.

Грузовики на полной скорости проскочили по мосту через узкую речушку, и тогда наш сопровождающий приподнялся с приступки и принялся всматриваться куда-то назад, но почти сразу успокоился и уселся обратно. Как выяснилось некоторое время спустя, внимание его привлёк нагонявший колонну мотоциклист. На неплохой скорости тот обошёл нас по обочине, и в глаза бросилась странная конструкция «железного коня», а именно – непривычная форма бензобака и полное отсутствие трубы глушителя. При этом мотор отнюдь не ревел, и его негромкое стрекотание полностью потерялось на фоне гула автомобильных движков.

– Да как так-то? Что за модель такая?! – не удержался я от удивлённого возгласа.

Пулемётчик самодовольно улыбнулся.

– Экспериментальная, на электрическом ходу! Шесть лошадок, между прочим!

– Да ерунда! – не поверил Лев. – Аккумулятор больше самого мотоцикла должен быть!

– Тю-ю! – протянул боец. – Нет там аккумулятора! Движок мотоциклист напрямую сверхэнергией запитывает. Для операторов шесть лошадиных сил – это плюнуть и растереть, хоть час ехать могут, хоть два! Устанет, конечно, но примерно как на велосипеде.

– Обалдеть! – только и протянул я, донельзя впечатлённый услышанным. – Вот это дело! И на бензин тратиться не надо!

Увлекавшийся мотоспортом Аркадий озадаченно покачал головой.

– А не шутишь? Никогда раньше таких не видел!

– Откуда бы? – усмехнулся пулемётчик. – Большинство операторов сверхэнергии в Новинске живёт. Даже в столице меньше, пусть и не на порядок.

– А сколько их вообще всего? – полюбопытствовал Лев.

Боец озадаченно поправил панаму.

– Вот ты спросил! Насколько знаю, в год что-то около десяти тысяч соискателей со всей страны набирается, когда больше, когда меньше. И ещё тысячу иностранцев по соглашению с Лигой Наций принимают.

Лёва задумался.

– Если нынче у нас тридцатая годовщина…

– Экий ты быстрый! – сходу прервал эти подсчёты пулемётчик, смял зубами бумажный мундштук папиросы, закурил и лишь после этого снизошёл до пояснений: – С резонансом только перед войной разобрались, а спираль и того позже проложили.

– Спираль?

– Сами скоро всё увидите! – отмахнулся боец, сплюнул табачные крошки и задумчиво глянул в небо. – Тысяч сто пятьдесят – двести, наверное, наберётся тех, кто в резонанс сумел и обучение до конца довёл. Но это не точно.

– А за границей как? – поинтересовалась Лия.

– Да кто ж этих басурман знает? – развёл руками пулемётчик. – Говорят, они там друг другу глотку готовы перегрызть, лишь бы инициацию пройти.

– Нихонские милитаристы именно поэтому и вторглись в Джунго! – блеснул эрудицией Лев. – На оккупированных территориях расположен четвёртый по мощности и третий из доступных источник сверхэнергии! В журнале «Вокруг света» об этом была статья!

Тут дорога пошла в обход высокого холма, а когда тот остался позади, автоколонна вновь выкатилась на равнину. Там, сколько хватало взгляда, зеленели небольшие рощицы, а в небе неспешно дрейфовали сразу два дирижабля. И точно не пассажирских – на обшивке ближнего отчётливо виднелась точно такая же эмблема, что и на борту броневика, а надпись гласила «ОНКОР-11».

– Почти приехали, – уверил нас боец и не обманул: уже минут через пять колонна добралась до небольшого населённого пункта с лаконичным названием «Сорок шестой километр».

– А где Эпицентр? – спросил Аркадий, с интересом оглядываясь.

– Там! – махнул пулемётчик на восток.

Я присмотрелся, но ничего необычного в указанном направлении не заметил. Если только небо чуть светлее показалось, да слегка за глазами заломило, но и только.

– Да не пяльте зенки! – одёрнул нас боец. – Ничего отсюда не увидите и не почувствуете. Кордон неспроста именно здесь поставили. На заставах у Эпицентра сутки через трое люди дежурят, иначе проблемы начинаются – у кого со здоровьем, у кого с головой. А тут нормально – жить можно.

Мы откинули задний борт и помогли спуститься девушкам, затем построились в тени ближайшего здания. Немного дальше в степи виднелись бетонные купола долговременных огневых позиций, а на некоторых крышах уставились в небо спаренные стволы зенитных установок, и я усомнился в словах сопровождающего, будто вооружённую охрану нам придали исключительно по причине заведённых руководством порядков.

Впрочем, эти мысли недолго занимали меня, очень уж сильно навалилась жара, стоило только пропасть потоку встречного воздуха, даже голова кружиться начала. Ладно хоть ещё обошлось без проволочек, и почти сразу соискателей стали вызывать из строя одного за другим.

Во всех машинах набралось человек сто, поэтому перекличка долго не продлилась, уже минут через пять я влил в себя кружку тёплой воды и оказался наделён чистой книжкой личного учёта, комплектом одежды и мешком для старых вещей.

– Инга, тут душ! – донёсся от женской раздевалки крик Лии, и я поспешил в раздевалку мужскую, да только там царило сущее столпотворение, и соискателей запускали споласкиваться чуть ли не по секундомеру. Расслабиться не получилось, но хоть освежился.

Выданные хлопчатобумажные штаны и рубаха с длинным рукавом подошли по росту, при этом оказались слишком широкими и напоминали то ли больничную пижаму, то ли тюремную робу, как её принято изображать в газетных карикатурах. Не хватало разве что вертикальных полос, да к шапочке с плоским верхом непонятно для чего пришили завязки. Надевать её не стал; как и все вышел в коридор с непокрытой головой.

В вестибюле пришлось выстоять ещё одну очередь, на этот раз – к секретарю. Тот выискивал соискателя в списке и вписывал необходимые данные в книжку личного учёта, а заодно присваивал номер, который его помощник тут же наносил на рубахи и мешки с личными вещами.

Меня обозначили как «38/4573».

Дальше все шли в фотостудию, где делали снимки анфас и профиль, а заодно снимали отпечатки. Я не на шутку встревожился, когда мне вымазали подушечки пальцев тушью и велели приложить их к соответствующим листкам учётной книжки. Вкупе со странной одеждой предчувствия возникли самые нехорошие.

– Зачем это ещё?! – возмутился рыжий парень – тот самый, который так удачно опоздал в злосчастный третий вагон. Звали его, как успел узнать, Антоном.

Седовласый старичок поднял равнодушный взгляд и вздохнул.

– Ну а как иначе, молодой человек? Вот напутаете вы с этими своими энергиями, и как потом клочья мяса опознавать без отпечатков пальцев?

Сказано это было столь равнодушным тоном, что я поверил в объяснение сразу и безоговорочно.

Как-то резко расхотелось управлять «этими своими энергиями», но удержался, не поддался панике. Оттёр пальцы от туши, перешёл в следующий кабинет и оказался на приёме у стоматолога. Тётка средних лет с удивительно мощными руками велела сесть в кресло, откинуть голову и открыть рот. Я напрягся, но приём ограничился осмотром зубов с помощью зеркальца да диктовкой какой-то абракадабры медсестре.

– Свободен!

Второй раз просить не пришлось, и я спешно покинул кабинет, а в коридоре столкнулся с Ингой и Лией. Девушкам выдали столь же бесформенные штаны и рубахи, только им ещё пришлось подворачивать рукава и штаны. Улыбнулся бы, да было не до того.

Медкомиссия! Я вдруг сообразил, что мы проходим медицинское обследование, и снял очки, растерянно протёр стёкла полой рубахи.

Могут ли отсеять соискателя уже на этом этапе – вот в чём вопрос.

Могут или нет?

Подавив невольную дрожь, я прошёл ещё пару специалистов и пристроился в конец небольшой очереди в последний кабинет с терапевтом. Следом подошли Лев и Аркадий, а вот девушки скучковались в другом конце коридора – их принимал свой специалист.

– Жарко! – сказал Аркаша и принялся обмахиваться учётной книжкой.

Лев потел ничуть не меньше товарища, но беспокоился совсем по другому поводу.

– Интересно, инициация сегодня будет? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Тридцатое июня – последний оптимальный день…

Поинтересоваться, с чего это он взял, я не успел, поскольку подошёл мой черёд идти на приём. В просторном светлом кабинете за столом сидел профессорской внешности дядечка-врач, ассистировала ему симпатичная медсестра лет двадцати на вид со светлыми волосами, подстриженными коротко, точь-в-точь как у Инги.

Обратил на это внимание, когда передавал учётную книжку врачу, а ещё подметил, что в кабинете отсутствует таблица для проверки зрения. Это как-то немного успокоило.

– Разувайтесь, – попросила медсестра, а стоило мне выполнить распоряжение и прижаться спиной к стене рядом с планкой для измерения роста, объявила: – Сто восемьдесят пять сантиметров.

После пришла очередь измерения веса. Медсестра уравновесила устройство, сдвинув гирьку по рейке с делениями, и поджала губы.

– Пятьдесят семь восемьсот, – оповестила она врача и сочла нужным добавить: – Недобор массы тела.

– Нестрашно! – благодушно улыбнулся дядечка, делая в моей учётной книжке новую запись. – Были бы кости, мясо нарастёт!

Спорить с врачом медсестра не стала и попросила:

– Раздевайтесь.

Я стянул через голову рубаху, положил её на свободный стул, затем избавился от штанов, и тогда последовало уточнение:

– Полностью, пожалуйста.

Справиться с замешательством и завязками удалось далеко не сразу, но всё же стянул чёрные ситцевые трусы и кинул их на стул к остальной одежде, оставшись в чём мать родила.

Девушка с абсолютно невозмутимым видом опустилась передо мной на колени и принялась нажимать пальцами на пах, затем отработанным движением оттянула с головки крайнюю плоть, сразу вернула ту на место и выпрямилась.

– Без особенностей, – оповестила она доктора, и тот шлёпнул в мою учётную книжку соответствующий штамп.

– Внутренние патологии?

Затейливый жест медсестры обернулся лёгким жжением в области темени, и лишь крайнее удивление позволило сохранить невозмутимость, когда начавшая опускаться волна тепла миновала пупок и ушла ниже.

– Без патологий!

И вновь к желтоватой бумаге приложился очередной штамп.

– Замечательно! А что у нас, Валечка, с особыми приметами?

Медсестра смерила меня оценивающим взглядом и начала перечислять:

– Нависающие надбровные дуги, глаза серые с оттенком зелёного, короткие мочки ушей, над левым соском – чёрное родимое пятно диаметром пять миллиметров.

Девушка опустила глаза, и я ощутил, как к щекам приливает кровь, но ничего вроде давешнего «без особенностей» не прозвучало, был отмечен вертикальный шрам над правым коленом в три сантиметра длиной, а затем меня попросили повернуться спиной. Там отметили ещё пару родимых пятен, и лишь после этого прозвучало долгожданное:

– Надевайте трусы, проходите к столу.

А стоило только выполнить распоряжение, как медсестра что-то негромко прошептала. Я вздрогнул и развернулся к ней.

– Что, простите?

– Число расслышал? – уточнил доктор.

Я собрался с мыслями и сказал:

– Шестнадцать.

Тут же девушка сказала ещё даже тише прежнего:

– Сорок восемь.

Но на этот раз я был к чему-то подобному готов и повторил число без всякого труда. Доктор шлёпнул в учётную книжку новый штампик, велел закрыть глаза и коснуться указательными пальцами кончика носа. Затем пришлось проследить за движением молоточка, после этим же молоточком меня постучали по коленям и разрешили вставать и одеваться.

– А книжка? – спросил я, прежде чем покинуть кабинет.

– Останется у нас, – объявил дядечка. – Свободен!

Я вышел в коридор, меня сменил Аркаша, а Лев удивлённо спросил:

– Ты чего такой красный?

– Сам увидишь, – сдавленно выдал я и поспешил на выход.

К Эпицентру выдвинулись уже во второй половине дня после не слишком плотного, но достаточно сытного обеда. Солнце припекало, и пришлось надеть шапочку, да ещё и затянуть на бантик завязки, чтобы ту не сорвало с головы потоком встречного воздуха.

Четверть часа спустя попался пропускной пункт с отметкой «двадцать пятый километр», сразу после него потянулись полосы распаханной земли, будто государственную границу обустроили. Приложив ладонь ко лбу козырьком, я присмотрелся, но конца контрольно-следовой полосы не разглядел. Да и кончалась ли она вовсе или замыкалась вокруг Эпицентра кольцом? Это было бы логично.

Дрейфовавшие в небесной выси дирижабли остались позади, а потом я ощутил, как понемногу начинает прогревать изнутри непонятной природы тепло. Странное воздействие ощутили и остальные; то на одной машине, то на другой кто-нибудь перегибался через борт и принимался исторгать из себя полупереваренный обед. Мне – нормально.

Мало-помалу сделалось заметно витавшее впереди марево, воздух там словно светился, и смотреть на него стало неприятно, сразу начинало печь глаза. А в остальном – степь как степь: слева ровная как стол, справа холмистая, но и там, и там с пожелтевшей словно после долгой засухи травой.

Понемногу заломило кости и закрутило суставы, пересохла глотка, словно и не пил всего четверть часа назад. Ветер сделался сухим, он будто наждаком царапал кожу и заставлял прятать в ладонях лицо. Один из наших спутников грохнулся в обморок, и Лия принялась обмахивать его, но без толку. А столбы на обочинах всё мелькали и мелькали.

Двадцать… Семнадцать… Четырнадцать…

Когда впереди замаячило несколько приземистых строений, автоколонна съехала с дороги на укатанное колёсами поле к уже стоявшим там трёхосным машинам с вытянутыми кузовами, высокими сетчатыми вставками над бортами, открытыми кабинами и непривычно объёмными бензобаками, коих у каждого автомобиля оказалось по два.

Всех, кому стало плохо в дороге, а набралось таких человек десять, и ещё двое попросились с ними, сразу по прибытии на место погрузили в один из грузовиков и отправили обратно, даже не став пытаться привести в чувство и оказать первую помощь на месте.

– Отсеялись, – сказал Лев, бледный, потный и весь какой-то несчастный.

У меня и самого состояние напоминало ломку при сильнейшем гриппе, но сдаваться я не собирался. Возможно, очень скоро придёт сожаление о своей упёртости, такое случалось со мной не раз и не два, но сейчас даже мысли не возникло отказаться от инициации. Три изначальных причины – это и без того немало, а я помимо всего прочего до сих пор находился под сильнейшим впечатлением от действий оператора сверхэнергии на вокзале Зимска и во что бы то ни стало намеревался сравняться с ним, а то и превзойти.

И плевать на головную боль. Сейчас всё решится. Прямо сейчас!

Увы, это самое «прямо сейчас» никак не наступало и не наступало. Мужчина средних лет с двумя угольниками на шевроне хоть и распределил нас по машинам, но отдать команду на отправление ему не позволил караульный у шлагбаума.

– Сейчас не их время, господин старший лейтенант! – объявил он.

– Да ещё немного и они спекутся!

– У меня приказ!

Старший лейтенант на своём настаивать не стал и пожал плечами.

– Может, оно и к лучшему, – едва слышно проворчал он и отошёл.

Пришлось ждать. От нечего делать я повертел головой по сторонам, разглядел сразу несколько затянутых маскировочной сеткой зенитных точек, топливозаправщик и броневик рядом с ним, а немного дальше – причальную мачту дирижаблей. За шлагбаумом, точнее – сразу после столба с цифрой один, дорога раздваивалась: одно ответвление шло прямиком к Эпицентру, другое резко забирало вправо и начинало огибать источник сверхэнергии по широкой дуге.

А кругом – жёлтая степь и марево раскалённого воздуха над ней. И ещё – ярко-голубое небо. Чистое-чистое, глубокое-глубокое, без единого облачка. Неожиданно понял, что подобного оттенка не видел ни разу в жизни. Даже закружилась голова…

Лёва отбежал в сторону и согнулся в приступе рвоты, мы с Аркашей подхватили его под руки и помогли выпрямиться. Мне и самому стало как-то очень нехорошо, знобило и пересохла глотка, но накатившая после взгляда в небо слабость понемногу отступала, на ногах я стоял уверенно и твёрдо.

Бросил взгляд на девушек – те укрылись от палящих лучей в тени борта и, судя по всему, чувствовали себя неплохо.

– Внимание! – повысил голос старший лейтенант. – Стройся!

Пришлось изображать подобие неровной шеренги; на занятиях по военной подготовке нам влепили бы большой и жирный кол, но сейчас никто делать замечаний не стал. Стоим – уже хорошо.

– Отказ от претензий в случае гибели у всех родные подписали? Риск не слишком высок, но смотрите – ещё есть время передумать! – заявил вдруг старший лейтенант, выждал немного и махнул рукой на восток. – Это Западный луч, прямая дорога на Эпицентр! После прохождения инициации сможете продвигаться по нему непосредственно до своего витка. А сейчас вас повезут по спирали, это займёт куда больше времени, зато интенсивность излучения станет нарастать постепенно. По прямой от стартовой позиции до центра спирали тринадцать километров, а каждый из двенадцати витков приблизит к Эпицентру лишь на километр.

– А что придётся делать? – послышался девичий голос. – Нам ничего не объяснили!

– Ничего делать не придётся! Просто постарайтесь расслабиться! – ответил старший лейтенант, бросил взгляд на наручные часы и продолжил: – На западном направлении излучение самое слабое, на восточном – наоборот. Дорога проложена таким образом, что за южную дугу достигается пик интенсивности витка, а на северной оно остаётся неизменным. Традиционно окружность разделена на квадранты и румбы, последних – тридцать два.

– Румб – это направление на морском компасе! – выкрикнул кто-то из строя.

– У моряков – направление. У нас – сектор в одиннадцать с четвертью градусов от этого румба и до следующего. Отсчёт начинается с запада и идёт против часовой стрелки. В первом румбе каждого витка интенсивность излучения наименьшая, к концу шестнадцатого она достигает своего предела.

У меня от столь сумбурных объяснений голова кругом пошла. А вот чуток оклемавшийся Лёва лишь покивал, словно эта лекция подтвердила какие-то его догадки.

– Наши способности будут как-то зависеть от того, в какой именно момент мы войдём в резонанс? – спросил вдруг Антон – тот самый рыжий счастливчик.

Старший лейтенант поколебался немного, но на показавшийся ему неудобным вопрос всё же ответил.

– Будут! И от витка, и от румба. В первую очередь – от витка.

– А какой виток самый перспективный? – подключилась к расспросам чернявая девица.

– Неважно! – отмахнулся лейтенант. – Вы в любом случае не сможете контролировать процесс инициации. Мой вам совет – просто расслабьтесь!

Совет был неплох, и я бы с превеликим удовольствием ему последовал, да только нервы едва ли не звенели от напряжения. Ещё и это тягостное ожидание непонятно чего…

– Дирижабль! – встрепенулся вдруг Аркадий.

Я обернулся и обнаружил, что к причальной мачте и в самом деле приближается небольшой аэростат, а его то ли сопровождают, то ли конвоируют два истребителя. Надпись на борту гласила: «Общество изучения сверхэнергии». Ниже было написано что-то куда мельче, разобрать слова не удалось. А вот Аркаша хоть и сощурился, но всё же прочитал:

– «Под патронажем великого князя Михаила»… – Он скривился и сплюнул под ноги. – Контра!

Я бы тоже сплюнул, да пересохло в глотке. Контра и есть.

Великий князь Михаил на протяжении двух последних десятилетий возглавлял засевших в сенате монархистов. И пусть мой папа всерьёз полагал, будто лишь нежелание этого старорежимного реликта содействовать возвращению из зарубежного изгнания своего венценосного кузена уберегло и уберегает республику от попыток реставрации монархии путём вооружённого мятежа, мне казалось правильным поставить к стенке всех реваншистов разом.

Один из транспортников укатил на взлётное поле, принял там полдюжины человек и вернулся к пропускному пункту. Проверка документов много времени не заняла, почти сразу шлагбаум дрогнул и ушёл вверх, автомобиль резко тронулся с места, быстро набрал скорость и, заложив крутой вираж, вывернул на окружную дорогу.

– По машинам! – скомандовал старший лейтенант. – Пошли! Пошли! Быстрее! Занимайте места по правому борту!

Мы подсадили Ингу и Лию, забрались следом сами и потеснились на лавке, давая возможность усесться рядом уже знакомому рыжему парню и его чернявой спутнице. Противоположную лавку заняли мужчины и женщины в возрасте от двадцати до тридцати лет в столь же невыразительно больничных одеяниях.

Нас семеро, их семеро. Очень интересно.

Я огляделся и обнаружил, что в других машинах соотношение выдерживается столь же строго. Один соискатель, один… А кто?

Инструктор? Санитар? Реаниматор? Непонятно.

Но зато стало ясно, почему инициацию проводят столь ограниченными партиями, – иначе и машин не напасёшься, и персонала никакого не хватит.

– Ну, чтоб не пятьсот вёрст! – произнёс старший в медицинской бригаде и спросил: – Все облегчились? Я серьёзно – остановок не будет, придётся по-морскому, с борта!

– А долго ехать?

– Кому как. Самое большее – двенадцать часов. Вода и сухой паёк у нас припасены, а вот удобствами машина не оборудована, примите к сведению. И никаких шуток – остановки в пути не предусмотрены.

Инга с Лией переглянулись, спустились по лесенке у заднего борта и поспешили к выстроенному немного на отшибе сараю с отхожими местами. Я бы, наверное, тоже последовал их примеру, только понял вдруг, что ноги сделались ватными и едва ли получится проделать весь этот путь и забраться обратно в кузов.