Единственная моя

Глава 6

Она не спала почти всю ночь. Металась на кровати, комкала в руках одеяло, закусывала край зубами, чтобы не так громко выть, а вдруг соседи услышат. Потом вскакивала и неслась на кухню.

Там, включив свет, рассеянно смотрела по сторонам, пытаясь вспомнить, зачем она здесь. То решала, что необходимо попить воды, то начинала трясущимися руками засыпать кофе в турку, наливала воду, ставила на плиту и тут же, забыв включить газ, снова возвращалась в спальню. Присаживалась на край кровати, удивленно косилась туда, где три последних года спал Саша, назвавшийся ей Степановым, но таковым вовсе не являющийся, и опять начинала подвывать.

Этого не могло быть!!! Это все неправда!!!

Это все Катькины злобные происки. Это ее выдумки! Она просто из зависти или из бабской вредности придумала такую чудовищную историю про ее Сашу.

Нет, ну как такое возможно?! Как в течение трех лет человек мог жить сразу на две семьи? Как мог управлять бизнесом, не выходя из квартиры? И главное: как мог так умело и так искренне притворяться?!

Интересно, а как зовут его настоящую жену, если она все же существует? У нее не может быть имени Жанна, не может! Он сам придумал для Жанны Образцовой такое снежное, красивое имя! Не мог же он и свою жену называть так! Не мог, точно не мог!

А если ее звали иначе, то почему он ни разу не оговорился? Он ни разу за три года не ошибся, ни разу не назвал Жанну Образцову Ниной или Таней, к примеру. Он всегда называл ее Снежанной. Или…

Или его жену именно так и звали? И он поэтому так называл Жанну?

– Господи! – стонала она, снова падая в подушки.

Ползла к тому краю кровати, где еще два дня назад мирно спал ее избранник, обнимая ее во сне. Судорожно ощупывала это место, то гладила его, то била крепко сжатыми кулаками и снова задавалась вопросом: как такое могло быть? И главное: почему именно с ней?!

Утро занялось морозное. Забрезжило за окном сизыми сумерками, указало на часах ровно семь и позвало требовательным звонком по телефону.

– Саша! – закричала она, кинувшись в гостиную к аппарату.

Про все мучительные размышления минувшей ночи она забыла мгновенно, пока щелкала голыми пятками по паркету.

Это точно он звонит, кому еще в такую рань! Он звонит ей, чтобы сказать, что с ним все в порядке. Что он по очень уважительной причине не был дома так долго. Он сейчас развеет ее страхи и…

Звонила Катька.

– Привет, – поздоровалась она хмуро и тут же, не дав ей ответить, поинтересовалась: – Не передумала?

– Насчет чего?

Она чуть не задохнулась от острой обиды на свою коллегу и немного подругу – Катю Земцову. Зачем она звонит так рано? Неужели не понимает, что Жанна ждет звонка. Не ее звонка!

– Ну… Не передумала, говорю, своего милого на чистую воду выводить?

– Не передумала, – отозвалась Жанна едва слышно, потом не удержалась и спросила с плохо скрытой злостью: – А по-твоему, должна была, да?

– Ну не знаю, – отозвалась Катька вполне миролюбиво. – Может, решила оставить все как есть. Решила дать ему возможность самостоятельно все исправить. Решила, что он побудет там немного, побудет, а потом вернется.

– Не решила.

Жанна поджала озябшие пальцы ног. Стоять босиком на паркете было холодно. И почему она не постелила тут ковер? Хотела ведь постелить. Даже выбрала в магазине на Пушкарской. Большой такой ковер сливочного цвета, с длинным пушистым ворсом. А потом вдруг передумала его покупать. Почему?

А-а-а, да! Саша воспротивился. Как же это она забыла? Он просто на дыбы встал, говорил, что, дай ей волю, она все стены коврами увешает, как в юрте.

Сволочь! Как он смел?! Как он смел так обойтись с ней?!

– Слышь, Жанка, я тут что подумала… – Катька забавно шмыгнула носом, рассмеялась некстати. – Может, он между вами график свой поменял?

– Чего-чего? – Жанна опешила, ничего не поняв. – Какой график?!

– Ну… С тобой жил по понедельникам, средам, пятницам, субботам и воскресеньям. С женой по вторникам, четвергам, редко по пятницам. А теперь он, может, наоборот, с тобой станет по вторникам, четвергам, редко по пятницам, а? Может, ты бы подождала – и он сегодня к вечеру вернется?

– Да иди ты!!! – заорала не своим голосом Жанна и бросила трубку.

Такое чудовищное предположение могла сделать только Катька. Ни одному человеку в голову такое не придет. Ни одному разумному человеку! Да и вообще…

Сейчас, после метаний минувшей ночи, все рассказанное Катькой показалось ей идиотским розыгрышем.

– Так не бывает, Катя! – первое, что сказала ей Жанна, явившись на работу с опозданием в пятнадцать минут. – Так просто-напросто не бывает!

– Бывает и не так, – спокойно возразила ей та и выразительно глянула на часы. – Чего это ты сегодня так припозднилась?

– Да во дворе на парковке какой-то гад подпер мою машину своим грузовиком, еле дождалась, когда он явится, – поделилась раздосадованная Жанна, не терпевшая опозданий. – И сигналила, и по жильцам прошлась. Нету его, хоть тресни! Хотела даже на такси ехать. Потом вспомнила о твоей затее…

– Моей?! – перебила ее с возмущением Катерина, замотала головой. – Знаешь что, дорогая, мне это вообще по барабану! Можешь сидеть и ждать своего любимого и дальше. Глядишь, сегодня к вечеру явится.

– Почему сегодня? – не сразу поняла Жанна.

– Потому что сегодня вторник! – огрызнулась Катька и полезла в стол за банкой с мармеладом. – Дура ты, Жанка! Совершенная дура!

Та не отозвалась, подсунув Катьке под руку свое блюдце. Позавтракать не успела. Кофе убежал на плиту. Молоко, купленное вчера, почему-то свернулось в кастрюльке, и каши на завтрак не вышло. Есть бутерброд с икрой сочла богопротивным занятием. Даже затошнило, честное слово!

– Чай будешь?

Катька, положив подруге четыре с верхом ложки мармелада на блюдце и три хлебца, потянулась к чайнику.

– Буду, наверное, – отозвалась та, без аппетита откусывая. – Ты на меня не сердись, Кать. Просто…

– Да понимаю я, деревянная, что ли! – тут же подхватила Катерина, наливая ей в чашку кипяток. – Жить, жить с кем-то целых три года, а потом узнать, что он тебя все эти три года обманывал!

– И главное – зачем?! – просипела Жанна со слезами на глазах. – Понять бы смысл!!!

– Смысла ей захотелось! – весело фыркнула та, облизывая ложку в мармеладе. – Откуда смыслу взяться, милая? У мужиков с этим вообще напряженка. А у богатых мужиков тем более. Он весь в работе! Весь в оборотах своих и неликвидах, ему отдушины хочется, вот он и…

– Так кто в этой ситуации отдушина: я или его жена?! С ней-то он меньше времени проводил, чем со мной!

– Теперь, наверное, вас местами поменял, – деловито предположила Катерина. – Ты знаешь, я тут читала недавно про этих богатых. Они знаешь до чего додумываются?

– До чего?

– До того, что добровольно себя в камеру тюремную сажают! – округлила она испуганно глаза. – Потом еще могут на помойке себя поселить.

– Зачем???

– Для разнообразия! Впечатлений им не хватает, видите ли! Все перепробовали, все изъездили, отпуск проводить больше неинтересно на островах, морях и океанах, вот они по тюрьмам и помойкам стали его проводить.

– И что им надо на помойке?!

– Смысл жизни они там, видимо, ищут в отбросах, – предположила Катька, подергав плечиками. – Остроты непонятной или еще чего. Может быть, потом, вернувшись домой, они в полную силу способны оценить то, что даровал им господь. Хрен их поймет, этих богатых, Жан!

– Ну а со мной он чего пытался найти, Кать? Что во мне-то ему, а?!

Она уже почти смирилась с тем, что Саша ее и не Саша вовсе, а кто-то другой. И что он сегодня проснулся с какой-то другой женщиной, у которой на него имелись все права. Что дочки у него и бизнес серьезный. И что все прожитые совместно три года он отчаянно притворялся и пытался для себя что-то найти или открыть.

Важно было понять – что именно?

– Нечего в себе копаться, – отмахнулась от нее Катерина. – Поедем сейчас, там и спросишь у него сама.

– Я?! – Она отпрянула и замотала головой. – Я не смогу!

– Ну не мне же это делать, дорогая! – возмутилась Катерина и швырнула ложку на стол. – Ты! И только ты имеешь право на это. Прямо вот зайдешь к нему и спросишь.

– Что спрошу? – Жанна вжала голову в плечи. – Почему он меня бросил? Это унизительно, Кать.

– Нет, ты спросишь у него не это. Спросишь у него: зачем?! Зачем эта козлина держала тебя возле себя три года, хотя прекрасно понимала, что будущего у вас нет?! За эти три года ты могла бы прекрасно выйти замуж и детишек родить кучу.

– Не успела бы.

– Чего не успела бы?

– Кучу детишек родить за три года невозможно, – грустно улыбнулась она ей.

– Но двоих-то успела бы? Успела! А вместо этого ты ему бутерброды с икрой делала и читала его глупую газету!

– Он сам… Сам делал бутерброды и сам читал свою глупую газету. – Жанна заплакала, спрятав лицо в воротник белого халата. – Он ведь и тут все врал, Кать! Газета была идиотской, и статьи в ней такие же, а он с упоением читал! Восторгался! Все ложь, фальшь!!! Сволочь! Какая же он…

– Вот! – Катька вскочила с места и потянула ее за локоток. – Вот это ты ему сейчас и скажешь все в лицо! И про фальшь, и про то, что он сволочь! Поехали. Ух, мы ему сейчас!..

Офис лже-Александра располагался в самом центре города, через дорогу от областной администрации. Трехэтажное здание из темного стекла и бетона, облицованного мелкой черной плиткой. Громадные входные двери, напоминающие гигантские шоколадки. Шесть елей, несколько накрытых пленкой клумб. Выложенный гранитными плитками тротуар, с которого тщательно сметался снег, дорогие машины чуть левее от центрального входа.

– Которая тут его? – спросила Жанна, когда они выбрались из машины и пошли скорым шагом к входу в здание.

– А-а-а… – Катька внимательно оглядела парковку. – Знаешь, а тут ее нет. Может, он в отъезде, потому и к тебе…

Закончить фразу Жанна ей не дала, потянула к дверям.

– Идем. Сейчас узнаем.

Просторный холл встретил их гулкой тишиной. Черно-зеркальные стены, мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Поблескивал металлический турникет, возле которого замер здоровенного роста охранник.

– Добрый день, – громко поздоровался он. – Вам помочь, девушки?

Девушки встрепенулись и поспешили к высокому парню.

– Здрасте, – расплылась Катька в масленой улыбке, приосанилась, выпячивая грудь. – Нам бы к руководству.

– А кто вас из руководства интересует? – Он все еще оставался вежливым.

– Нас? – проворковала Катька. – Нас интересует ваш хозяин.

– То есть? – будто кто сажей по лицу ему мазнул, так оно мгновенно потемнело.

– Ну… – Разговорившаяся подруга грациозным движением руки обвела кругом. – Хозяин всего этого великолепия нас интересует. Можно к нему? Кстати, как его имя-отчество?

– Что же это вы, дамочки, пришли на прием к хозяину, а даже имени его не знаете?!

Потемневший ликом охранник начал потихоньку свирепеть. Но Жанна этого не видела, потому что она стояла, глядя в упор на лестницу, и моргнуть боялась. Так и казалось, что сейчас на мраморных ступеньках появится ее Саша в растянутых на коленках спортивных штанах и с любимой газетой под мышкой. Глупо, конечно, думать было именно так, но ничего другого в голову не лезло.

А Катьку как прорвало, заливалась соловьем. И не замечала будто никаких перемен в поведении охранника.

– Потому и не знаем, миленький… – прожурчала она, двинув на него грудью, выпростав ее из шубы, – что хозяин ваш нам иначе представился. Под другим именем мы его знаем, понимаешь?

– Нет!

Здоровенный парень сделал предупредительный шаг вперед, тесня распоясавшуюся вконец Катерину назад.

– Вот и мы не знали! – не сдвинулась та с места. – Все Сашей его и Сашей звали, а он у нас кто? Как зовут-то хозяина, так и не скажешь?

– Владимир Анатольевич его зовут, что дальше?!

Пуговица его форменного костюма уперлась в Катькин правый сосок. Но та стояла насмерть и отступать не собиралась. Охранник смутился и сморщил лицо.

– Девчонки, шли бы вы отсюда, а! У нас тут из прокуратуры народу, яблоку упасть негде! Не дай бог, кто в туалет пойдет, идти мимо вас, прицепится, сами не обрадуетесь. Да и у меня проб-лемы могут быть. Шли бы вы, а!

– Да никуда мы не пойдем! – возмутилась Катька и с силой налегла на живот охранника. – Мы и так долго собирались, чтобы теперь отступать!

– Дался он вам! – простонал охранник и сделал робкий шажок назад. – Не могу я вас наверх пропустить, понимаете?

– Не понимаю! – рыкнула Катька, начав злиться, а когда она злилась, ей было плевать, кто перед ней и по какой причине служит препятствием. – Почему? Объясни, почему ты нас не можешь пропустить к этому, как его… Владимиру Анатольевичу, который долгое время был вот для нее мужем по имени Саша?! Почему, а?!

– Что, в самом деле так? – не поверил охранник, покосившись недоверчиво на Жанну, застывшую в стороне и не спускавшую глаз с мраморных ступенек лестницы, ведущей наверх.

– Так, так, не сомневайся! – встряла Катька, хотя вопрос и не ей был адресован. – Ну! Чего?

– Ох, господи! – пробормотал вполголоса охранник и потрепал себя пятерней по затылку. – Не велено мне было говорить, все в секрете пока держится, но вы, девчонки, вижу, настырные…

– Еще какие! – подтвердила Катерина, запахивая шубу.

– Ладно…

Он тут же склонился к Катькиному уху и начал что-то шептать. Долго шептал, с выражением, время от времени вбирая в себя воздух полной грудью. Жанна, как ни силилась, ничего не услышала. Но по лицу своей коллеги по работе и подруги Катьки Земцовой понимала, что новости не очень… Та и бледнела, и испариной покрывалась, и беззвучно без конца взывала к господу, а взгляд ее при этом беспрестанно ускользал от Жанны.

– Понятно теперь? – выпрямился охранник.

– Теперь понятно, – закивала Катерина, покосилась на Жанну и попросила: – Слушай, а фотки его у тебя нет? Очень мне надо дать вот ей удостовериться, что ее Саша и твой Владимир Анатольевич – одно и то же лицо.

– Фотографии?

Охранник задумался ненадолго, потом нажал на стене какую-то кнопку, заблокировав тем самым турникет. Ушел куда-то за угол, вернулся буквально через две-три минуты. И, протягивая им хлипенький журнальчик, проговорил:

– Там, на развороте, его фотография. Пару месяцев назад о нем печатали статью в этом издании, фотографировали, вот и…

Катька, не дослушав, вырвала у него из рук журнал. В два приема распахнула его посередине. Посмотрела сначала сама, покачала осуждающе головой и протянула журнал Жанне со словами:

– На вот, посмотри и убедись наконец!

Фотография была крупной. Мужчина, как две капли воды похожий на ее исчезнувшего Александра, сидел за своим рабочим столом в высоком кожаном кресле вполоборота и улыбался задорной улыбкой удачливого человека прямо в объектив.

Он, конечно, отличался от ее Саши. Чем?

Тем, что был одет в дорогой костюм, а Саша их принципиально не носил, предпочитая джинсы, ветровки, свитера. На левом запястье у него красовались часы, а Саша всегда узнавал время по мобильному, постоянно забывая часы на прикроватной тумбочке. Обручальное кольцо еще имелось, а у Саши его не было. Какие еще она нашла отличия? Осанка, взгляд, улыбка будто чужие. Но вот все остальное…

Волосы зачесаны назад и собраны резинкой в хвост так же, как и всегда. Залысины, скулы, щеки, губы, цвет глаз – все было таким знакомым и родным, что не узнать своего Сашу она просто не могла.

– Это он? – заинтересованно глянул на нее охранник. – Это ваш муж?

– Да, это он. – Она закрыла журнал. – Можно мне его забрать с собой?

– Журнал или мужа? – пошутил он, понял по Катькиному взгляду, что неудачно, и прикусил язык. – Да… Берите, конечно. Кому он теперь нужен-то?

– Все, идем, – тут же потянула ее Катька к выходу.

– А как же?.. – Жанна растерянно оглянулась на мраморные ступеньки, ведущие куда-то вверх. – Мы разве не пойдем?

– Нет, пошли, я тебе говорю!

И Катя выпихнула ее на улицу. Там, не дав и рта раскрыть, тут же потащила к машине. И, лишь когда они уселись, спросила, угрюмо свесив уголки губ:

– Ты хорошо его рассмотрела?

– В смысле портрет?

Жанна хотела завести машину, но Катька почему-то не позволила, выдернула ключи. И снова спросила:

– Ты хорошо его рассмотрела?

– Да, хорошо.

– Убедилась, что это он?

– Убедилась. – Жанна отвернула лицо к окну, чтобы подруга не видела подступающих слез. – Это он. Надо же… Как мало нужно человеку для того, чтобы изменить себя. Немного лоска, дорогой костюм и…

– Жан, погоди ты! – Катерина тяжело вздохнула. – Лицо ты на портрете хорошо рассмотрела, а что под ним написано корреспондентом, прочитала?

– Нет. Я и не смотрела, а что там?

Катька завозилась, вывернулась вся, пытаясь достать с заднего сиденья подаренный им журнал. С третьей попытки ухватила за краешек, подняла. Журнал, как заговоренный, распахнулся ровно посередине, глянув на них задорной улыбкой удачливого человека.

– На, читай внимательно! – приказала Катерина, швырнув журнал Жанне на коленки.

– Читаю. – Та послушно взяла журнал в руки, начала читать вслух: – Генеральный директор фирмы тры-ты-ты, Сырников Владимир Анатольевич. Ну и… Что??? Кто??? Господи, нет!!! Этого… Этого не может быть, Кать!!! Это же…

– Да, когда ты сидела в воскресенье в своей машине в той злополучной пробке, прямо у тебя под носом киллер убил твоего… даже не знаю, как уж теперь его называть. Вот тебе, милая, и любитель бильярда!

Глава 7

В доме сталинской постройки в отдельной квартире жила та самая девчонка, которая вдруг стала его головной болью. Его заказом, за который никто не станет ему платить.

Такую работу он не любил. Считал халтурой. Потому и не торопился.

Дома ее не было, потому что машины во дворе не оказалось. Хотя на машине мог уехать ее муж, жених, брат или сват. Он же ничего толком о ней не знает. Кто она, с кем она?

Да и не стал бы никогда узнавать, если бы не просьба, высказанная по телефону приказным тоном и с неприкрытой угрозой.

Но он все равно торопиться не станет. Так, из чистой вредности, а не потому, что ему девчонку вдруг жалко стало.

Ему вообще никого не было жалко. Никого, кроме бабки, на которую его родители спихнули свое чадо – его то есть – еще в раннем полугодовалом возрасте да так и не вспомнили ни разу. Не помогали ни словом, ни делом, ни рублем никогда.

Бабка, как могла, растила его, никогда ему ничего не запрещала. Она просто убеждала его, и он понимал.

– Мне-то что, ступай играть, – пожимала она покатыми полными плечами, обтянутыми ситцевым халатом, латаным-перелатаным сотню раз. – Только потом не ной, что на жопе заплатка у тебя и тебе совестно в школу с заплатанной жопой ходить. Мне-то что, я зашью…

Он оставался дома. Бабка была довольна. Он через день-другой отходил и оставался доволен тоже. Своей рассудительностью, сдержанностью, вежливостью. Не сорвался же, не накричал, не нагрубил. Выслушал, подумал и… согласился.

В самом деле, ходить в школу с дыркой на рукаве или брючине как-то не очень. А покупать ему три раза в год новую одежду она не могла. Денег лишних не было. Он быстро вырастал из всего, каждый год к первому сентября и так весь гардероб приходилось обновлять. Какие уж тут лыжи и горки! Да еще поесть любил. Тут бабка не скупилась. Кормила его вкусно и сытно.

– Еще голодать станем! – фыркала она, накручивая на старой мясорубке горы мясного и рыбного фарша. – Прошли те времена, когда желуди ели. Ты глянь, какой у меня справный растешь с котлеток моих да голубцов! Вырастешь – все девки станут твоими. Летом вот поедем в деревню, там на парном молоке еще сантиметров на десять вымахаешь!

Ездить в деревню он очень любил. Там ему позволялось все: купаться в речке и загорать часами, гонять в ночное лошадей, ходить в лес за грибами, а то и просто так, побродить. Никто за ним не следил, считая его очень умным и самостоятельным. Никто не заставлял полоть грядки.

– Пусть хоть лето погоняет, – вздыхала бабка, с оханьем распрямляя спину возле смородинового куста. – И так дома у окна все время сидит да книжки свои читает. Пусть погоняет…

Он гонял. В старых портках и рубахе, подаренных кем-то из соседей. Зачастую босиком, а после дождя в старых сандалиях. Сам себе напоминал переростка Нахаленка из рассказа Шолохова, но нисколько по этому поводу не переживал, даже нравилось. И всегда с замиранием сердца следил за временем, стоило наступить августу.

Летняя нега подходила к концу, торопя наступление скучных будней. А что будет дальше? Будет ли у них с бабкой на двоих еще такое бесшабашное счастливое лето?

– Вот дождусь тебя с армии, тогда и помру, – сказала она как-то, перепугав его очередным сердечным приступом до полусмерти. – Щас мне помирать нельзя. Один ты… Пропадешь…

Как сказала, так и сделала. Проводила в армию. Исправно каждый месяц отправляла ему посылки с сухарями с маком и баранками. Однажды аж приехала, скопив на дорогу и подарки денег.

– Сил нет, как соскучилась, – призналась она. – Но ты не переживай, дождусь я тебя. Я так приехала, не прощаться.

Дождалась его и через пару месяцев тихо померла в своей постели.

Он сильно переживал, очень сильно. Пробовал запить, не вышло. Организм у него оказался не приспособленным к алкоголю. Начал работать, но тоже не пошло. Что-то после пробовал покупать и перепродавать, в долги только влез. Все не то и не так шло у него без бабки. Никак не получалось у него себя найти. А потом вдруг…

День тот он хорошо помнил и будет помнить всегда. С того дня началась его карьера. Кто-то назовет ее преступной, кто-то постыдной, он считал, что не хуже многих прочих.

Чем, к примеру, лучше его неумелый хирург, отправивший на тот свет дюжину людей, на него уповающих как на бога, а? Или химик-фармацевт какой-нибудь?

Сидит себе, сволочь такая, в лаборатории. Капает из пробирки в пробирку дрянь всякую, создает лекарства. Запускает в производство, премию получает, общественное признание, ученые степени. И вдруг лет эдак через пять-шесть оказывается, что в расчетах умник этот допустил ошибочку небольшую. Так, крохотный такой просчет. Ну и что с того, что многим этот крохотный просчет боком вышел, подумаешь! Похандрили, да и померли потом с лекарства этого несколько сотен человек, так и не поняв, отчего померли. Это же сущий пустяк в масштабах страны. Да и докажи попробуй, что именно с этого лекарства человек загнулся со временем.

А он что? Он таким количеством убиенных похвастать не может. Женщин и детей не трогал никогда. Спортсменов, кстати, тоже. Уважал их потому что. А тех, кто стал его работой, уважать было не за что. По ним либо тюрьма, либо его пуля плакала. И он их не жалел.

Неужели теперь придется принцип свой нарушить и девку эту ликвидировать? Или пожалеть ее?

Да он вообще-то никого не жалел после смерти бабки. Некого было ему жалеть, потому что он жил один…

Девчонка подъехала к дому почти в восемь вечера. По-дурацки, наискосок, поставила машину на стоянке. Выбралась наружу, достала из машины сумку, журнал какой-то и, с трудом волоча ноги, поплелась к своему подъезду. Выглядела она очень уставшей.

Или подавленной? Или заболевшей?

Нет, если бы заболела, то курточку меховую застегнула бы, а она у нее нараспашку. И голова не покрыта. Скорее расстроена чем-то, даже по сторонам не смотрит. Про то, что машину на сигнализацию не поставила, вспомнила почти у самого подъезда. Обернулась, дернула пальчиками по брелоку и тут же уронила и брелок, и журнал свой, и сумку.

Конечно, не сама она это все уронила. Он помог, будто бы столкнувшись с ней случайно. Кинулся все подбирать с занесенного снегом подъездного крыльца, хорошо свет был, а то пришлось бы по локоть в снегу возиться, забормотал извинения.

– Пустое, – бесцветным голосом отозвалась она, кивая в знак благодарности.

– А журнал-то, девушка!

Он сверлил ее спину внимательным взглядом, не понимая, почему она все подобрала, а журнал оставила лежать в снегу.

– Пускай валяется, – дернула она плечами и тут же забегала пальцем по кнопкам домофона.

– Как же так? – попытался он разыграть недоумение, поднял журнал, начал листать.

И вот тут-то!..

Это вышло как-то у них одновременно. В тот момент, когда он наткнулся на крупную фотографию мужика, ставшего теперь уже его отработанным заказом, она обернулась и сделала шаг к нему.